В жизни часто приходится пользоваться многочисленными фильтрами и делать поправку на полуправду, полуложь. Попытка измерить минувшее время при помощи неверного метра слов — задача почти невыполнимая. Не лучше ли освободиться от них и ощутить идеальный вкус существования не отвлекаясь на органолептику.
Но не будет ли тогда жизнь фикцией, как мужская сила широкоплечего евнуха?
Вызывая в памяти образы октябрьской Бургундии, тщетно пытаюсь ухватиться за перемежающиеся тени, сгустки света, запах сухой земли и влажной травы, обсыхающей на солнце. Отстраниться от них сложно, понять еще сложней. В этой стороне есть загадка — ключевой элемент земного существования, отвлекающая от ежесекундных мыслей о насущном, рутинном, начале и конце.
Она прекрасна и безобразна, понятна и заморочена, словно разнояйцовые близнецы, один из которых зачат в гармонии, а второй в хаосе. Этим местам так не хватает густого варева многолюдья. Без него все как-то неорганично, не гармонично, но особый голубовато-охристый простор Бургундии искупает налет скуки и хандры, которые через пару недель окутают ее туманами, дождями, прохладной занавеской осени.
Часто ее города и деревни выглядят мрачно: пообносившиеся фасады, наглухо запертые двери, ассиметричные, маленькие как бойницы окна. Обветшалые крыши держатся благодаря силе взаимного притяжения черепиц, поддерживающих одна другую из чувства корпоративной солидарности.
Тогда она похожа на разорившуюся графиню в обносках. Покинутые, но еще крепкие дома, как напоминание о былой роскоши.
А иногда, выезжая из леса, вдали видишь избушку, сошедшую с иллюстраций про Красную Шапку, и осознаешь, что одиночество ей к лицу.
Мы ехали из ухоженного Сансера в направлении Буржа. А по дороге нам должна была встретиться деревенька Шавиньоль, знаменитая своими сырами, имеющими имя собственное — кротен-де шавиньоль. Нет, логистика была несколько иная. Первоначально всплыло название Шавиньоль, а потом на него, как на булавку, нанизались другие бусины: Сансер и Бурж (это к слову, как я маршруты строю).
Дорога петляла между ровными рядами виноградных лоз, опирающихся на колышки. Туго закрученными прядями они вились по пологим холмам, придавая им схожесть с головой негра.
На залитой солнцем, зализанной главной площади деревушки дремало пару явно заезжих дядечек. По «хорошей» традиции местных видно не было. И слышно не было, и вообще ничего не было. На погребках и дегустационных висели клочки бумаги с указанием телефона и просьбой звонить после 15–00. Обед, пересып, ну, а потом можно и поработать. Только вот с кем работать? Потенциальных клиентов мы не заметили.
Да и 15–00 еще не наступило. Мы шагнули в глубь села и как-то совершенно незапланировано вышли к деревенской фабрике, производящий тот самый сыр.
Неожиданно там оказалось многолюдно. Итальянская речь, немолодые люди. Экскурсия. Итальянцам до французского сыра, как евреям до мацы. Кто-то попивал кофе с коржиком в кафетерии, кто-то просто стоял и болтал. И видимо те пару дремавших на площади были из этой группы.
По большому счету это были все люди, что встретились нам в Шавиньоле. Они и продавщица в магазинчике сыров. Мелодично звякнул колокольчик на двери и втроем мы ввалились в маленькую комнатку, где на прилавке покоились пару лотков с сыром. На тарелочках лежали «пробники». Ксюха сказала, что сыру надо купить. Хотя если вы были во французском супере, то «фабричный» выбор показался бы вам невероятно скудным.
Закинув в рот кубик 1 см. на 1 см., Ксюха мечтательно закатила глазки. Закинув второй, глазки закрыла и что-то мелодично промычала, закачав в трансе головой. Я боялась, что сыр не выдержит дороги, т. к. домой мы еще не собирались, а денек был весьма теплый. Но цена вопроса 2 евро за шайбочку не оставляла места для сожаления и сомнения. Сыр прикупили и жаль, что прикупили так не много. Вкус у кротене-де шавиньоль божественный. Живописать его довольно сложно. Традиционная сырность сливалась с тонким сливочным послевкусием и ореховой отдушкой. Плесневелая не твердая корочка оттеняла зефирную мягкость сердцевинки. Да если бы еще под сансерское белое, которое мы, по глупости моей не купили.
Шавиньоль — сыр козий, да и из названия это следует: «crottin» — не больше, не меньше, а «козий помет» в переводе. Хотя сами шавиньольцы склонны скромничать, говоря, что кротен — это от названия глиняных плошек для масляных светильников обозначающихся словом «crot», схожих по форме с сыром.
Когда готовила рассказ нашла еще один адрес, где делают кротен-де шавиньоль: ферма «Сhapotons» рядом с Сансером. Вроде бы туда можно нагрянуть и без предварительной договоренности и посмотреть весь процесс. Молодой беленький 60-ти граммовый колобок пока не носит родового имени, как младшенький в семье, но чуть созреет, корочка приобретет оттенок топленых сливок, а по ребру пробьется «седина», то тут уже все титулы и грамоты его.
Он и стареет, как человек. Становится твердым и резиновым. Но если в глиняную мисочку на дно налить немного белого сансерского, положить шайбу кротена и потомить чуть-чуть в духовке, то к нему возвращается, если не молодость, но вторая жизнь.
Поинтересовались у продавщицы, можно ли попасть в их цеха по производству. Она сказала, что нет. Хотя подозреваю, что итальянские пенсионеры там были. Видимо вход по предварительному заказу и для групп.
А мы отправились наматывать круги по 2-м деревенским улицам дожидаясь заветных 3-х по-полудни, когда гипотетически должны были открыть заветный дегустационный кран.
Увиденное меня скорее удручило, чем порадовало. При всей живописности и картинности, деревня выглядела покинутой и бомжеватой.
На солнцепеке блеяли овца с ягненком, по дороге забирающейся к виноградникам плелась ежевика. Наташа говорила, что в Бургундии она вызревает до какой-то невиданной сладкости.
Часть домов, в основном у въезда в деревню и по сторонам от главной улицы были подновлены,
а чуть вглубь и уже полная заброшенность, хоть и весьма декоративная.
Но в каком бы полу-упадническом состоянии не находилось бургундское поселение, церковь там всегда ухожена. Если не стоят живые цветы, то обязательно все тщательнейшим образом выметено. Так оказалось и в Шавиньоль. Островерхая крыша в конце «главного проспекта» (вот интересно гуляют ли по ней местные, или только по необходимости перебегают от дома к дому за солью, например?) зазвала нас в церковную прохладу. На полу, у входа скромные витражи рассыпались радужными самоцветами.
Поразил, неприятно, крест у входа: весь облепленный глиняными головками младенцев и детей. Выглядело это сюрреалистически, с привкусом апокалипсиса. По спине пробежал неприятный холодок, как будто услышала оклик из потустороннего.
В три начали звонить. В одном месте не дозвонились. В другом постучали, дверь и отворилась.
Дали нам листовку, где живописался выбор, прямо скажем не великий, вин, уж не поняла данной ли винодельни, или всего аппеласьена. Но на продажу были только белые. 14 евро нам как-то жалко было платить за белое. Поэтому отговорившись желанием красного мы ушли. Больше в Сансере делать было абсолютно нечего. Загрузилившись в машину, мы поехали в Бурж.
Но про него я вам сегодня рассказывать не буду, т. к. он город большой, вроде как надо для него отдельный рассказ соорудить, поэтому расскажу про замок Шастеллюкс-сюр-Кюр, что на речке Кюр.
Поехали мы в него из замка Базош. К тому моменту все были такими голодными, что я просто благодарна девчонкам, что они не взбунтовались против моего неуемного желания увидеть и сфотографировать как можно больше. Но то, что обе они собирались расковырять и попробовать на вкус сырые каштаны, во множестве валявшиеся в парке, говорило о многом.
Наташка насобирала их целую сумку, при этом задумчиво описывая детали последующего приготовления:
— Вот приедем домой, разожгу камин, накидаем туда каштанов, а потом съедим.
При этом она закатывала глаза не хуже чем Ксюха при пробах кротена. Обильное слюноотделение настигло всех троих.
Замок, высящийся на скале, выглядел весьма внушительно.
— Уууу!
Заворковала я и мы плавно, в горку поехали ко входу. Рядом со стоянкой, повернувшись к лесу передом, отливал приличного вида мужик. Зачем ему это понадобилось? На территории паркового замка, в бывшем каретном сарае имеется абсолютно доступный и благоустроенный туалет.
Не буду вас утомлять годами и датами. Так чуть-чуть для порядка.
То что тут побывали римляне — это уже как бы и не обсуждается. При них тут был укрепленный форт. А сам замок, и это для Франции явление довольно редкое, с 1080 года принадлежит одному роду. Фамилию члены этой семьи носят, как вы догадываетесь, Шастеллюкс.
Самым старым строением замка, 1130 года является бышня Сен-Жан, а которая из них не знаю, может даже вот эта.
Но на тот момент нас больше интересовал даже не замок. На поляне, рядом с бывшими хозяйственными постройками, мы увидели довольно большую группу единомышленников, которые что-то пили и ели.
— Буфет, — подумали мы одновременно. И уже ринулись в гущу событий, но мгновенно осознали, что на этом празднике жизни нас не ждали, т. к. это была «тематическая» обжираловка для какой-то группы, да и она уже подошла к концу. А мы бы согласились и на буратинские «3 корочки хлеба».
Пришлось заменить их на вторую половину лозунга: «хлеба и зрелищь». В каретном сарае сидела девушка, обилечивающая желающих посмотреть замок изнутри по 10 евро с носа. До сеанса оставалось еще минут 40. Посмотрев на старинные повозки за бесплатно, пошли в замковый парк.
Гулялось там хорошо. Грели мысли о собранных Наташкой каштанах. И шуршание ломких опавших листьев заглушало бурчание в животе. У пруда паслись лошади и я все старалась их сфотографировать покрасивше. Но они на месте не стояли и вышло то что вышло.
За этими нехитрыми занятиями пол-часа пролетело незаметно. Наташа пошла дремать в машину, а мы с Ксюхой потащились приобщаться к прекрасно-историческому.
Фотографировать в замке можно было только во дворе.
Экскурсия велась на французском и мы, пытаясь понять хотя бы приблизительно о чем речь, вычленяли из иностранной речи знакомые слова. При этом я обнимая, старалась согреть сестру, т. к. на ней была лишь шифоновая кофта с коротким рукавом, а температура в замковых комнатах, не смотря на 46-ти градусную жару того лета, была стылая.
— О, фламбе, — сказала Ксюха, — наверное тут был пожар.
И точно, девчушка-экскурсовод, показала на дыру в потолке, описывая какую-то необычную кладку кирпичей, не позволившую выгореть библиотеке. Потом нам дали посмотреть фаянс, производившийся в стародавние времена в этих местах. Потом рассказали про какого-то дядечку в комнате с 5-ю портретами. И потом сказали «всё».
— Всё? — удивилась я.
— Всё! — эхом отозвалась экскурсовод.
За час в 4-х ничего из себя не представляющих комнатах за 10 евро? Сурово.
— Поэтому они и фотографировать не разрешают, — задумчиво произнесла Ксюшка. И мы поплелись с ней будить Наташку. Спускались теплые сумерки.
Прошлое Бургундии — это огромное место, где есть все. С XV века это процветающее государство с сильнейшей армией к северу от Альп. Она — это Дижон и Брюссель, Брюгге и Гент. Мемлинг и Босх — это бургундские живописцы, не смотря на то, что сейчас они идут в разделах фламандской и немецкой живописи.
А потом разруха, упадок, Габсбурги, Франция. Каковы точки соприкосновения той Бургундии и современной? И есть ли они? А если их нет, то не выдумываем ли мы их для себя сами?
Она как старомодный чужак среди молодых выскочек с хорошим образованием, но плохими манерами. Тот, кому когда-то чем-то были обязаны, но в услугах уже не нуждаются. Разве что, в качестве повара и винодела.
«Без Бургундии французы, несомненно, до сих пор ели бы с локтями на столе». Отсюда пошли салфетки, бокалы и столовые приборы. То французское благородство, элегантность в неспешности, не пышная, а изящная красота — это Бургундия. Эта Франция - мои детские грёзы, где за поворотом, на холме замок, в долине несуетная деревня, где слышно мычание, а не человеческие голоса.
Деревня у стен замка Шастеллюкс-сюр-Кюр.
Но если так пойдет дальше, кто будет обихаживать эти тучные поля?
И выпестывать виноградники?
Или все перекупят дальневосточные нувориши, как замок Жевре Шамбертен с прилегающими к нему знаменитейшими Бургундскими виноградниками.
Готовясь к той поездке я не только перечитала, но и пересмотрела все ролики, что смогла обнаружить в сети. К примеру:
— Молодой человек открыл кинотеатр и разъезжает по округе, раздавая флаеры, зазывая зрителей.
— Импозантный дядечка реконструирует замок, может родовой. Был несказанно раз 2-м заехавшим посетительницам.
— Развивается мелкий бизнес: непривлекательная внешне молодка варит суп из латука в большой кастрюле, разливая его в стеклянные банки. Его продают в магазине с десятком наименований продуктов.
— Несколько семей отреставрировали старинный постоялый двор с намерением там поселиться и мэр округи — сильно пенсионного возраста человек торжественно вручает им табличку с названием.
Такая буря в стакане воды. Немного жалкая, милая в своей миниатюрности, но совершенно бесполезная в глобальном масштабе. А может пусть все остается так как есть? «Клондайк» уже всеми забытой несуетности посреди общего сумасшествия.
Как-то по дороге в Осёр мы зашли в церковь св. Павла XIII века. По-моему там даже никакого жилья не было поблизости.
Внутри стенды с описанием еще недавней разрухи, когда на крыше росли деревья, а фасад был весь в выбоинах времени. В зале царила дребезжащая пустота, как в первые минуты творения,
только поскрипывал песок под ротанговым покрытием, заменяющем плиты пола.
Молится ли кто в этой церкви? И кто ее реставрирует, и главное для кого? И откуда эта беспечность в открытых настежь дверях, граничащая с глупостью. Или это по смиренному умолчанию оптимистичная доброта молящегося и просящего?
Или это любовь — истинная религия, которую никакие идолы современности заменить не смогут? Не мечта ли это каждого из нас, когда тебя не высмеют, не изгадят за доверчивость и простоту. Чем упорнее мы к этому стремимся, тем больше это становится миражом. И где эта граница между страхом и рассудком?
Бургундия живет в целительной ауре забвения. Зыбкой, ускользающей, призрачной.
Церковь в деревне Кюнси-ле-Варзи.
Она манит меня, становясь с течением времени все привлекательней в своей романтичной загадочности, и отчасти еще и потому, что так не похожа на те реалии, в которых я живу на сегодняшний момент.
Пейзаж современности меняется с невероятной скоростью. Попав в знакомое по воспоминаниям нескольколетней давности место, можешь его не узнать. И редко встретишь натуру, не претерпевшую изменений за десятилетия, да что там десятилетия — века.
Мне невероятно повезло, что благодаря Наташе удалось поездить по такой бургундской глубинке, до которой я даже не мечтала когда-нибудь добраться. Но есть у меня еще одна задумка и мечта (осталось только денег накопить, т. к. удовольствие это совсем не дешевое) — арендовать лодку и поплыть по Бургундскому каналу. Мало того, что этот путь обещает быть невероятно живописным, так еще практически полная оторванность от внешнего мира послужит плавучим убежищем, где можно отдаться течению мысли неспешной, пусть и на короткое время.
Как беззвучно вращается мир, если ты погружен в раздумья и одинок.
Теги:
Самостоятельные путешествия