— Десять стульев из дворца! — сказал вдруг аукционист.
— Почему из дворца? — тихо ахнул Ипполит Матвеевич.
— Десять стульев из дворца! — сказал вдруг аукционист.
— Почему из дворца? — тихо ахнул Ипполит Матвеевич.
Пол-дороги от Гента в Брюссель я ехала в полупустом поезде. Где-то в середине пути народу прибыло, а ближе к Брюсселю входящие пассажиры откровенно посмуглели.
— Где я? — пронеслась мысль.
Хорошо, что большая их часть вышла у Южного вокзала, потом еще часть у Центрального, а к Северному я подъехала, если не в абсолютном безлюдстве, то с очень небольшим количеством «совагонников».
— Повезло, — подумалось мне.
Купила на завтра билет в Брюссельский аэропорт Завентем. Когда уточнила у кассира по-английски:
— А билет точно на завтра?
Он мне на нечисто русском языке ответил:
— Да, на завтра!
И показал число.
Северный вокзал (Норд) мне был нужен из-за заказанной там на одну ночь гостиницы «Hotel Le Plasa Brussels». Назавтра я улетала в Москву.
Пять звезд дешевле гентской трешки тешили самолюбие и кошелек. Выйдя на площадь перед вокзалом в гордом одиночестве, я обнаружила стоянку такси, хотя знала, что гостиница вроде совсем не далеко. Но тащить по жаре в неизвестном направлении чемодан с очередным порушенным в самолете колесом мне было совершенно не охота.
Таксист, повторив название хотела, сотворил на лице удивленную гримассу и сразу назвал цену:
— Десять евро!
Уже на мою гримассу удивления высокой и безапеляционной ценой объявил:
— Если бы ты вышла с другого выхода, то гостиницу смогла увидеть. А так 10 евро.
Ну не вылезать же и искать этот другой выход. Ладно. Поехали. Три минуты — приехали. Денег было жалковато, но все что с нами не делается, имеет свой сокрытый до времени смысл, в чем на собственном опыте я убеждаюсь все больше и больше.
Время 12 по-полудни. Температура за дверью заваливается за тридцатник тепла.
— Заселят раньше, никуда не пойду, — шевельнула извилиной шальная мыслишка.
Зашла. Раньше не заселяют. Сказали ждать 3-х. Кстати говоря, это теперь повсеместная практика? Кто знает? Раньше, вроде как, было с 2-х. Вижу в холле пару компютеров. Спросила, можно ли попользоваться. Мне выдали пароль и время на пол-часа! Потом плати! Я, конечно, сразу в Туристер полезла.
Пол-часа пролетели быстро. Сидеть в лобби, хоть и роскошном, два с лишним часа не хотелось и я взяв карту, и оставив чемодан, отправилась в город. Помимо того, что мое временное пристанище удобно расположено относительно Брюссель Норд, оно оказалось еще и пяти минутах ходьбы от Гранд Пляс, которую должен хоть раз в жизни увидеть любой, уважающий себя турист-путешественник.
Но поначалу надо было пройти по оживленной торговой rue Heuve, где посреди «продажной» ажиотажности, свежей штукатурки и стеклопакетов, я неожиданно наткнулась взглядом на старинную дверь в обрамлении потемневшего от времени камня.
Зашла. Теперь знаю (а тогда не знала. Слава Туристеру!), что это церковь посвящена Деве Марие из Финистера, чью фигуру привезли сюда из одноименного испанского города, когда Брюссель был под властью Испании. Хотя по другой версии название происходит от (Finis Terrae) — наименования района огородов в XV веке, где стояла первая часовня. Ну, а тот фасад, которого на фотографии не видно, брабантское, весьма сдержанное барокко.
Зато внутренне содержание я вам покажу.
Что меня поразило в этой довольно скромной, по сравнению с итальянским изобилием, церкви? Догадайтесь! Не колонны, не росписи и даже не витражи. Кафедра! Из тех 3- церквей, в которых я в тот день побывала, во всех были совершенно обалденные кафедры. Моисей опять с рогами (трудности перевода), и ангелочки порхают, и еще какие-то фигуры. Ну нереально красиво!
Даже обнаружила, хоть и не без труда, автора этого шедевра — Дюрэ. Погуглила на предмет кто таков, нашла лишь Франциска Жозефа Дюре, тоже скульптора, тоже занимающегося отливкой, а еще и автора фонтана Сен-Мишель в Париже. Так хотелось одного Дюра притянуть за уши к другому. Но на целый век разминулись автор кафедры и автор фонтана! Досада! Не сложился пазлик.
Если вам кафедра не интересна, все-равно зайдите. Та самая статуэтка Девы Марии, говорят, приносит удачу. Пригодится!
А я потихонечку продвигаюсь к Гранд Пляс. В перспективе переулка увидела площадь.
Очень светлую, неоклассическую, строгую и трогательную одновременно. На памятнике ангелы руки заламывают в печали и страдании.
Не обмануло меня первое впечатление. Площадь эта — Place des Martyrs (Мучеников) освящена в честь 400 рассстрелянных и здесь же под булыжником захороненных революцинеров, участвовавших в восстании 1830 года, благодаря которому, собственно говоря, Бельгия, как государство-монархия и было создано. Свеженькая страна совсем!
И вот уже она-красавица, башенка ратушная на горизонте в проеме домов замаячила. Пришла.
Вышла. И остолбенела.
Люди, люди, люди. Зонты, зонты, зонты. Проверка аппаратуры перед вечерним концертом. Где же ты безлюдная, умытая ночным дождем Гранд Пляс двухлетней давности?
Жара. Китайцы на велосипедах. Зачем ему велосипед на Гранд Пляс?
Запахи снеди. Отчетливо слышимые звуки жевания. Правильно, туристов надо кормить. Но не так же! Но нос, отреагировавший на запахи, быстренько отправил мэсидж желудку. А тот, в свою очередь, начал канючить на предмет:«А не пожрать ли нам чего-нибудь?»
Тут вспомнилась западноевропейская сиеста, которая грозит с 14–30 до 18–30 сухим пайком, и решено было к желудку прислушаться. Но! На дворе уже +32. А в ресторанах нет кондиционеров! Нигде! Я спрашивала!
Заглянула в один. Увидела вентилятор под потолком. Уселась у окошка. Хоть какой-то поток воздуха!
Неулыбчивые официанты носились как угорелые. Народ в основном ел мидии в кастрюльках и чипсы, родиной которых Бельгия и является! Цены не гуманные! Но гребешки с припущенными огурцами были очень хороши! И за 2 евро чаевых меня вспомнили даже тогда, когда я через какое-то время опять проходила мимо этого ресторана.
Попила, поела. По стеночке, по стеночке просочилась мимо Гранд Пляс
и отправилась в район дю Саблон.
Я людей редко в поездках снимаю. Не умею, да и стесняюсь как-то. Телевика у меня нет, а тыкать фотоаппаратом в нос… Но эти дамы просто просились на матрицу. Та что в белом платье сделала мне козу, вернее «V». Я ей в ответ тоже что-то на пальцах показала, но приличное!) А дома, когда фотографии смотрела, заметила еще рядомсидящую девчачью троицу. Определенно дамы моего поколения выглядят гораздо симпатичнее годящихся им в дочери девиц.
По дороге в Саблон мне обязательно надо было заглянуть еще в одну церковь — Нотр Дам-де-ля Шапель.
Этому строению, конечно не 900 лет, а именно столько прошло с того времени, когда на этом месте, за тогдашними городскими стенами была построена первая часовня, но тоже очень не мало. Импозантная церковь. Деталей милых в ней не мало.
Еще одна бесподобная резная кафедра.
Не могу понять из чего она сделана. То-ли деревянная, то-ли из металла отлитая. Но работа великолепная.
— Десять стульев из дворца. Ореховые. Эпохи Александра Второго. В полном порядке. Работы мебельной мастерской Гамбса. Василий, подайте один стул под рефлектор.
Но мне в-де ля Шапель было нужно не из-за них. В ней венчался и похоронен самый мой любимый художник — Питер Брейгель Старший. И жена его тоже тут покоится. Но поскольку церковь много раз перестраивалась, горела, попадала под бомбежку, то останки затерялись. Но не думаю, что это столь уж и важно, что косточки исчезли. Все же это место хранит память о великом мастере. Две его картины, одни из самых любимых: «Зимний пейзаж с конькобежцами» и «Перепись в Вифлееме» хранятся в Бельгийском музее изящных искусств. Тут на последнюю недавно смотрела и повеселилась, учитывая мои жизненные реалии. Вифлеем — это же Израиль. А перепись происходит на фоне зимнего пейзажа. Снег в Израиле в таком количестве! Насколько у людей было приблизительное осознание внешнего мира. Ну это я так, отвлеклась!
В Саблон Брюссель притворился совершеннейшим душкой в каких-то розовых оборочках, веночках и облачках.
Стало значительно чище и уютней. По большому счету, из-за засилия туристов, в глаза совершенно не бросались деклассированные элементы. Возможно из-за аномальной жары они попрятались, или я была строго сфокусирована на дороге и тех местах, которые хотела увидеть. Но как бы то ни было, бомжи содружества наций на глаза мне пока не попадались.
Нотр Дам Дю Саблон невероятно хороша. Резная. Ажурная.
Тот кусочек брюссельского кружева, который блестел чистотой, четкостью линий и прекрасным антуражем из антикварного блошиного рынка, дивных магазинчиков: с бонбонками, которые не купила из-за того, что понимала, что до гостиницы донесу уже шоколадное фондю, с фарфоровыми чашками-тарелками, которые сама не понимаю почему не купила, т. к. чашки — это моя пусть не пламенная страсть, но так получилось, что даже вкусовая наполненность напитка ощутимо меняется в зависимости от того из какой посуды я пью.
И другие магазинки и лавчонки услаждающие взор, обоняние и…ну приятно там просто.
Да, про звук-то я забыла. Из дверей третьего за сегодня Нотр Дама лилась фортепьянная музыка. Если бы это был орган, я бы не так удивилась. Зашла. Ну я бы и так зашла бы, а на звуки «дудочки» и подавно. Не меня это «фанфарами» встречали. Была там то-ли служба какая-то специальная, то-ди просто собрание по «интересам», то-ли чевствование героев: прошлых и настоящих. Вот они из церкви выходят.
Поэтому походить по церкви не удалось. Так поснимала от входа. На меня даже вроде как укоризненно посмотрели. Но я была вся такая невозмутимая из серии «уплачено» и не смутилась. Но на очередную шедевральную кафедру внимание обратила.
Да и еще витражи там шикарные. Их 11 штук по 15 метров высотой каждый. В церкви хранится статуя Девы Марии, которая явилась некой даме — Беатрис Соткинс в 1348 году. Дева Мария в смысле явилась и повелела забрать свою статую из Антверпена и привезти в Брюссель. Тут поражает не суть явления как такового, а дата — 1348 год. Это до каких высот дошло тогдашнее архивное дело, что мы можем сейчас об этом читать и знать. Тут до четвертого колена свою родословную уже не отследить!
Самый красивый вид на Нотр Дам дю Саблон открывается с малюсенькой площади рядом, которая и называется Маленькой площадью Саблон. Но по-французски это звучит очаровательней гораздо — Пети Саблон. Такое фью-фьють.
И площадь эта стала для меня в этот Брюссель самым «фэйворит» местом, которое не смотря на мизерные размеры, примирило меня и с Гранд Пляс, и с жарой, и с тем, что не заселили в гостиницу тогда, когда я хотела. Вот она!
Не смотря, что организована она на костях, в буквальном смысле, т. к. в XIII веке здесь было больничное кладбище, там очень душевненько. Опять что не маловажно, тень от густых деревьев. Статуи ремесел на столбах забора по периметру числом 48. И фонтан журчит. Хотя миску фонтанную могли бы и почистить. Дно там илом заросло. Правда раньше место это было илистой отмелью, «Саблон» в переводе «мелкий песок». Может чтобы не забывали откуда у «саблона» что растет.
Теперь про фонтан. Это не просто там какой-то фонтан «гуси-лебеди». Это фонтан «Эгмотн и Хорн». Ламораль Эгмонт и граф Горн (Филип де Монморанси), как вы понимаете, лица действительные. Жили они во времена, когда Брюссель еще был Нидерландами, а владела им Испания. Были ли они такими уж «Мининым и Пожарским» в бельгийской истории, как их прототипы в российской, это вопрос, т. к. оба были довольно лояльны власти Филиппа II. Но то что их казнь на плахе привела к первому этапу Нидерландской революции — это факт. И фонтан, который скорее капает, чем струится в данном деле очень символичен.
А со спины они похожи скорее на парочку собутыльников эпохи мушкетеров.
— А не хлопнуть ли нам по рюмашке, граф Горн?
— Заметьте, достопочтимый Эгмонт, не я это предложил!
Из парка уходить не хотелось совсем. Но в перспективе улиц нарисовался самый одиозный и неоднозначный проект бельгийской столицы — Дворец Правосудия.
Представляете, под его портиком помещается 15-ти этажный дом! А ради его строительства снесли чуть ли не пол-квартала. Читала, что внутрь можно свободно зайти и размеры этого сооружения, окрещенного жителями «Мамонтом», чувствуются именно изнутри. Архитектор — Жозеф Пуларт, кстати говоря, сошел с ума и умер не дождавшись окончания строительства.
Я тоже уже почти умерла. А кто-то умер совсем, под Памятником героям бельгийской пехоты. Это как же надо было упиться устать, чтобы на такой жаре так неподвижно лежать. Лучше бы уж под лавочку залез.
Самой уже хотелось куда-то залезть. А лучше всего под прохладный душ и в кондиционированный номер. Сил хватило лишь на то, чтобы кинуть взгляд со смотровой на низы.
— Хватит на меня сегодня столичных бельгийских красот, — сказала я самой себе и отправилась в обратный путь по тем же вешкам, по которым шла сюда, т. к. бытует в народе такое суеверие, что «самая короткая дорога — знакомая». Наверное можно было как-то добраться на общественном транспорте, но в Брюсселе этот вопрос я не изучила. А зря.
В дороге нового почти ничего не встретила. Кроме этого неприличного предложения на одной из городских стен.
Зашла в супер маленький по дороге. Надо было на завтрак купить что-нибудь, т. к. вылет был ранний и в 6 утра мне никто бы его не подал. Ходила я в комнате 5 на 5 метров неспешно. Благо там был кондиционер. Товары незнакомые, этикетки заграничные, сразу и не поймешь что к чему. Кассир, нахождение которого в темной комнате выдали бы только зубы и глаза нетерпеливо подергивал ногой, давая понять, что мне уже пора на выход. В результате я стала ходить еще медленней.
Ну все в конце-концов закончилось. Снедь уложена в пакет. Идти осталось совсем чуть-чуть. Народ немного схлынул. Стали заметны милые детали.
Из приоткрытой двери вдруг стрельнула глазами маленькая девочка. Ну чисто «дитя подземелья».
И вот уже почти расслабленно, на выдохе я подгребаю к гостинице. И тут на углу площади Мучеников мужик, который уже родился загорелым, отливает в простенке между домов. Вы не забыли какие там учреждения на этой площади?
Судя по всему он там не первый, и не единственный, и не первый день. Хотелось достать пистолет. Но я лишь перестала дышать и рванула «как на пятьсот».
Василий так грубо потащил стул, что Ипполит Матвеевич подскочил.
Финишная прямая и зеленый свежий газон мне в помощь.
Но в трех метрах от входа вижу молодую цыганку с тремя ползающими по расстеленому одеялу младенцами и спешащую ко мне её товарку с тощими русыми косицами.
У Ипполита Матвеевича заходила нижняя челюсть.
Опустив глаза я, как в шорах, доскакала до гостиницы.
Оазис прохлады, обитых бархатом кресел и псевдо китайских ваз империи Цин убаюкал мою нервную систему. А шелковистость отличного хлопкового постельного белья нежила организм.
Ну его этот Брюссель. Столько контрастов. Учитывая все прибывающих иноверцев и их отличающиеся от аборигенов интересы боюсь, что не останется ни только Дворца — столицы объединенной Европы, так еще и кресла из неё все по одиночке быстренько уйдут с молотка.
Покидая ранним утром пять звезд, я обратила внимание на уже сильно потертые ковры, пообтесавшуюся краску по углам, выцветшие скатерти. В этом был своеобразный шарм обветшалого, но еще стильного жилища. Где-то надо было чуть подкрасить, а где-то подтянуть болты. Капитального ремонта не требовалось. Пока. Жаль что хозяева этого дома не торопятся этим заняться. Как бы эта шикарная на вид лестница не стала роковой дорогой вниз.
Утро было прохладным и свежим. Времени у меня было с запасом и помятуя слова вчерашнего таксиста, я пошла к вокзалу пешком. Мимо небоскребов я волочила свой непослушный, хромоногий чемодан. Он упирался и громко кряхтел по асфальту.
Но настроение было хорошим. Я летела домой, к маме. И пейзаж меня радовал… первые 3 минуты. Потом я увидела цыган и цыганок, обсуждавших планы на день в открытых кафе и знакомый по подворотне площади Мучеников запах опять накрыл меня с головой. В десяти метрах я увидела вход в вокзал. Хорошо, что вчера Брюссель начался с парадного входа в такси.
Поезд до Завентема шел меньше 10 минут. Билет у меня, не смотря на 6–30 утра проверили. Билет этот храните, как зеницу ока, по нему будете проходить турникеты в аэропорту. Жидкость придется выкинуть, так что воду всю выпейте. Причем проверка жидкостей производится 2 раза. А автоматы с водой в этом промежутке стоят. Не покупайте. Так как придется выкинуть свежекупленную бутылочку опять. Выпить же сразу все не выпьете.
Дьюти фри в Завентеме душевный. Особенно много французских вин. Пару бутылок Бордо я прикупила, но так и не попробовала, т. к. из-за температурных московских аномалий мы с маманькой налегали на коньяк. Кроме вина я везла с собой грозовые тучи.
Брюссельский аэропорт мне понравился. Брюссель…скорее нет, чем да. Но не думаю, что после 2-х коротких визитов имею право выносить окончательный вердикт такому неоднозначному городу даже перед самой собой. Возможно будет и третий раз. Тем более что в Бельгию я однозначно собираюсь ещё.
— Двести рублей, гарнитур ореховый дворцовый из десяти предметов. Двести рублей — три, в четвертом ряду справа.
Рука с молоточком повисла над кафедрой.