Западная Канада и острова Хайда-Гваи (Часть 2)

Утром вдали показался берег, и вскоре мы причалили к заветным островам. На пристани нас уже встречал Билл, капитан парусника, который должен был нас завезти в самую что ни есть глушь. Парусник действительно являл собой небольшую шхуну, с двумя высокими мачтами, свёрнутыми парусами, со вторым штурвалом на корме, и с двумя крошечными каютами под рубкой, куда мы с неимоверным трудом вбили наши чемоданы, занявшие оба спальных места.

Оказалось, что с нами поплывёт ещё и девушка по имени Дженни, которая будет корабельным коком. Как и многие, когда-то приплывшие и осевшие здесь, Дженни сбежала на этот край света от суеты цивилизованной жизни. Сам же Билл начал ходить на корабле со своим отцом-капитаном ещё ребёнком. Приплыл он сюда 35 лет назад, уже на своём корабле, и больше отсюда никуда не уплывал.

***

Сейчас на двух основных островах лишь одна асфальтированная дорога, соединяющая порт и северную оконечность. Это часа два езды, короткий отрезок на карте. Остальное — полная глушь. Всё сделано из дерева — дома, магазины, мосты, даже здание аэропорта. Южная часть острова — заповедник Гваи Хаанас — это более тысячи маленьких островов, фьордов и скал, покрытых вечными ледниками гор и песчаных холодных пляжей. Туда не ведёт никакой дороги, нет транспорта, тропинок — ничего. Попасть в эти места можно только чартером, договорившись с капитаном какого-то судна или с местными владельцами гидропланов. Журнал National Geographicнедавно назвал эти острова лучшим эпическим путешествием по всей Северной Америке. На языке индейцев племени хайда, само слово хайда означает просто — человек. Хайда Гваии — острова людей, или острова на краю света, потому что индейцы верили, что именно здесь началась жизнь. Эта народность считалась самой развитой на всём западном побережье, и даже население материка боялось их искуссно сделанных огромных военных каноэ.

К моменту прибытия первых европейцев на острова цивилизация хайда достигла вершины своего развития. Различные источники называют цифры от 12 до 60 тысяч человек, живущих как минимум в 126 различных деревнях.

На пляжах стояли каноэ, каждое из цельного дерева. А далее полукругом — длинные дома. Перед каждым — по несколько 15-метровых тотемных столбов. Каждый — со сложнейшей резьбой, снизу и до самого верха. Не менее массивные и не менее украшенные столбы ставили сваями в каждый дом. Каждый вход был только через раскрытый рот какого-нибудь вырезанного животного. Большинство столбов, что остались сейчас — так называемые посмертные столбы. Изображения на брёвнах надо читать сверху вниз, каждое — целая история, или легенда. Сначала изображение клана. Их у хайда было только два: вороны и орлы. В старые времена ворон имел права брать в жены только орла и наоборот.

С приходом европейцев деревни подверглись не одной серии грабежей. Музейные экспедиции украли целые каноэ и тотемные столбы, распилив те, что были слишком большие, чтобы увезти целиком. Были вынуты даже все скелеты предков хайда, лежавшие в столбах, и костями торговали европейцы на больших столичных аукционах. Уникальные артефакты искусства индейцев оказались в музеях Лондона и Нью-Йорка.

Период отчаянья и болезней у индейцев был благодатным для европейских миссионеров. Священники обещали избавление от болезней и несчастья в обмен на предание забвению традиционных богов и принятие Христа. Не понимая значения тотемных столбов, священники требовали от самих индейцев сломать их и спустить в море. Между 1857-м и 1869-м были приняты федеральные законы о принудительном образовании индейцев в целях интеграции их в современное (британское) общество. За детьми хайда приплывали корабли, отбирали у родителей и увозили на материк. Последняя индейская школа-интернат была закрыта в Канаде только в 1996-ом году. Премьер-министр Канады извинился перед индейцами только недавно, как и Римский папа.

***

Но вернёмся к нам, ожидающим отплытия. Уже спустя час шхуна вместе с нами начала медленно лавировать между островами. Проплывали горы, горы и опять горы, заросшие высоченными кедрами, елями и соснами, с покрытыми снегом верхушками. И острова, действительно великое множество островов, совершенно завораживающих тебя внезапным появлением из ниоткуда, и через несколько мгновений исчезающих в дымке, уступая место новым грядам. Мы сидели на носу корабля, боясь нарушить словом и даже движением эту сказку. Казалось, что даже если ты будешь плыть среди такого целый год, всё равно не выйдешь из оцепенения.

Но спустя несколько часов из оцепенения нас вывели оглушительный завывания Билла. Я подумал, что специально для нас уже в первый день из воды выпрыгнул кашалот, чтобы мы сумели сделать качественные снимки. Но оказалось всё гораздо прозаичнее. Генератор корабля, утомившись от использования себя с 1957 года (год спуска на воду), просто приказал долго жить. Призывая в свидетели всех морских богов и гадов всех пучин, Билл клятвенно уверял, что сто раз проверил судно по всем параметрам, и что генератор — самая непредсказуемая вещь на свете, после женщин. Я ему верил, Фёдор не верил никому, но надо было как-то выкручиваться. Билл начал связываться по морской рации с единственной на острове мастерской. Там пылились запчасти для судов, вплоть до корпуса ледокола, но только не генератор. По какой-то скрытой частоте он пропеленговался в магазин на материке, где пообещал заплатить всю отданную ему Фёдором сумму в обмен на старый генератор, хоть от мопеда, лишь бы кто-то доставил хотя бы к утру своим самолётом на остров. Желающих лететь к нам тоже не оказалось, и немудрено. Дело с том, что сезон выхода в океан и его проливы для всех нормальных людей начинается с середины июня. Сейчас же было 4 мая, а погода в это время в северной части Тихого океана настолько неустойчивая, меняющаяся по несколько раз на дню от штиля к ураганам, что выйти в море могло прийти в голову только сумасшедшему. Билл сумасшедшим не был, но был единственным из всех чартерных компаний на этих островах, кто поддался на мои уговоры по электронной почте. Не буду рассказывать, какие басни мне пришлось сочинять в посланиях ему изо дня в день, пока он не согласился на эту авантюру.

Самыми скромными из них были мои описания Фёдора как человека, посвятившего всю свою нелёгкую жизнь простого трудяги-россиянина исследованию по забытым пиктограммам культуры древних индейцев. Последним доводом оказалась моя провокация о якобы почти подписанном Фёдором контракте с журналом National Geographic, который уже завтра готов выслать для нас один из своих кораблей, чтобы взять на борт учёного. Фёдор, не подозревая о своём учёном статусе, мрачно пытался вникнуть в смысл нашего разговора. Капитан начал медленно, но поздно, понимать не из книг, что такое русское упрямство, нелепое и беспощадное. На мой прямой перевод, что если мы пойдём дальше с таким мотором по разработанному нами маршруту, то не будет никаких шансов вернуться назад, Фёдор кратко отвечал: «Алексей, я кита с медведем заказывал!» Я переводил, что учёного не волнует ни его собственная, ни наша судьба, ибо во имя науки он готов легко пожертвовать тем и другим. Наконец, мы пришли с капитаном к консенсусу. Он готов нас везти дальше, потом бросить якорь в одной из живописных бухт, а оттуда сколько хватит горючего возить нас на моторной лодке, которая покорно следовала за нами по кильватеру, привязанная к какому-то отростку на корме. На том и порешили.

Пропустив все невероятные красоты по обеим сторонам корабля мимо глаз и объектива, Фёдор ждал приключений. Первое из них должно было по его составленному в Москве плану начаться со встречи с медведем. Кстати сказать, чёрные медведи, которые обитают на этих островах, самые большие в мире. Когда Билл только начал расчехлять якорь, Фёдор уже сидел в моторке, невесть как спрыгнув в неё сверху. На нём было снаряжение, как у сапёра, мне на зависть. Мы понеслись по волнам в самую, как нам сказали, густонаселённую медведями бухту.

Лавируя между грядами островов, от совсем миниатюрных, как будто искусственно выращенных в Японии, состоящих из нескольких камней с развалившимися на них тюленями, до массивных скалистых гигантов, плотно заросших соснами, мы достигли вышеназванной бухты. Высунув руки в защитных рукавицах из-под толщи снаряжения, Фёдор взвёл затвор фотоаппарата и приготовился к съёмке. Медведями даже не пахло. Пахло морской капустой, океаном и тайгой. Когда Билл с разгона вплыл в каменную гряду, Фёдор, несмотря на экипировку, начал волноваться. В его плане впервые возникала брешь. По плану медведь должен был появиться и позировать нам, когда мы неторопливо дрейфуем в середине бухты.

Когда же Билл высадил нас с ним на каменистый берег, густо устланный после отлива водорослями с прицепившимися к ним колониями мидий, после чего сделал крутой разворот назад и унёсся в туманную морскую даль, не проронив ни слова, мы оба поняли, что капитан оказался не таким простаком. Я начал на скорую руку обучать Фёдора премудростям поведения при встрече с косолапым. Что ни в коем случае нельзя улыбаться, так как оскал ваших зубов, даже при самом идеальном прикусе, демонстрирует вражду и готовность драться до последнего вздоха. Что надо поднимать руки вверх, чтобы казаться выше. Что надо отводить глаза и не встречаться с медведем взглядом. И так далее. Худо-ли бедно, но надо было приготовиться к выживанию в тайге. По очереди мы вспоминали, что может сыграть роль пищи из того, что нас окружает, но вскоре поняли, что роль пищи здесь явно отведена нам. Шаркая кроссовками, опутанными ламинариями и налипшими осколками панцирей и клешней крабов, мы двинулись к плотной стене леса. Меньше всего сейчас хотелось начинать плановую фотосессию с мишками-моделями.

Лес был непролазный, заросший настолько, что каждый следующий шаг должен был тщательно продумываться, дабы не попасть ногой в трясину, спрятанную под ярко-зелёным мхом, или не поскользнуться на поваленных и заросших грибами наслоившихся друг на дружку деревьев. Как дорогого гостя, я всякий раз старался пропустить Фёдора вперёд. То, что представляет здесь собой лес, я не видел нигде, и просто не верил, что вообще может быть такое. Стволы кедров можно обходить по кругу минут за пять, а пытаться найти, где кончается вершина, вообще не было возможности.

В лесу практически невозможно найти даже маленький кусочек голой земли, настолько бурно всё вокруг растёт во все стороны, одно из другого, и нельзя отделаться от ощущения, что ты воочию видишь этот бесконечный процесс заполнения новыми и новыми фантастическими, появляющимимся ниоткуда, формами и элементами жизни вокруг тебя, над и под тобой, каждое мгновение. Повсюду валуны, покрытые всеми оттенками зелени, на которых совершенно непонятно каким образом стоят вертикальные пни, останки давно упавших и пропавших под новыми образованиями деревьев, а на этих пнях пустили корни и стремятся ввысь по две-три сосны. То там, то тут пробиваются грибы, невероятных форм, размеров и окрасок. Ветки деревьев окутаны растениями, свисающими вниз как лианы, уцепившимися за любую опору, и вновь растущими вверх сами по себе. И всё это живёт, дышит, движется, совершенно теряя привычные очертания, сводя с ума мозг, привыкший раскладывать мир на части, и превращая сущее вокруг в единое и бесконечное целое, — необъятное, неподвластное определениям и непостижимое.

Мы же, как два леших, уже обросших по периметру ветками, сучьями, обрывками мхов, и начиная мимикрировать под местный камуфляж словно первогодки-хамелеоны, всё же сумели выбраться обратно к берегу. Приливы и отливы здесь по семь-восемь метров глубиной, и пока мы старались найти лазейку из леса, вода поднялась, затопив каменную косу, и быстро, на глазах, подкатывала к первому слою деревьев. Отступать можно было только к берлогам. Совершенно неожиданно среди разномастья птичьих голосов явно прорезался звукмоторки. А вскоре из тумана вынырнула и сама лодка с сидящим на корме Биллом.

А после шикарного ужина, приготовленного Дженни, мы все стали друзьями навек, как это обычно случается за душевным разговором вдали от всех цивилизаций, со стаканом красного вина в руке, с тёмными силуэтами островов со всех сторон, редкими перекличками сов в лесной глуши, полной луной в бесконечной небесной дали над нами, и неподвижной гладью воды, отражающей всё это в такой же бесконечной глубине.

***

Рано проснувшись, мы отвязали прикреплённые к палубе кайяки, спустили их на воду, и поплыли с Фёдором среди островов в неизвестность, разгоняя взмахами вёсел последние клочья утреннего тумана.

Что это такое — плыть в этих местах — наверное, как и всё остальное, описать в словах нельзя. В этом нужно быть, и всё тут. Оказалось, что я только сейчас впервые и навсегда открыл для себя ещё один новый мир. А ещё вернее сказать, что открывать этот мир уже было не для кого. Сначала ты видишь каждую частицу из мириадов деревьев, каждый кусочек скалы, каждую каплю воды, стекающую с весла. Потом контуры начинают теряться, и ты становишься всё меньше и меньше. Заросшие елями до небес горы, вырастающие из моря ввысь скалы, шапки снега на ледниках, проплывающие миражи островов, заполняющая всё пространство вокруг вода и несущиеся по низкому небу облака становятся всем, не оставляя тебе никакой возможности для возникновения хотя бы одной мысли о том, что ты являешься чем-то самостоятельным в этом вечном танце природы-жизни. А далее ты просто растворяешься без остатка среди гор, ледников, островов, неба и моря, и становишься такой же бесконечностью, изменяющейся каждое мгновение, переливающейся из одной иллюзорной формы в другую, и потерявшейся в самой себе без следа.

***

События этих дней трудно вспоминать, так как слишком много вмещается в каждый небольшой временной отрезок. Конечно, потерпев фиаско в первый раз с медведем, несколько раз пришлось с Фёдором садиться в моторку и гнать из одной бухты в другую. Через несколько заходов мы стали экспертами по медвежьей части. Каждый раз, высадившись на берег, мы, оглядевшись и приложив палец к губам, показывая друг дружке, что надо бы потише, так как медведь в этот час особо злой, профессиональными жестами рэйнджеров сигналили, кто из нас должен зайти с подветренной стороны, а кто будет прикрывать на случай внезапной атаки. По дороге в чащу мы срывали чью-то налипшую шерсть с деревьев, поднимали с земли птичьи перья, показывали друг другу нечто похожее на следы, принюхивались к кучам на пути, кивали и многозначительно поцокивали языками, что должно было означать трусливое бегство косолапого за пару минут до нашего появления. Тот факт, что самый большой в мире медведь пугается до смерти и удирает всякий раз, стоит нам вплыть в его владения, утешал нас вполне.

Мы уплывали искать заброшенные деревни, смотреть, что творится на разных островах, и просто гуляли по берегам. Затем снова уплывали на кайяках, пересекая под углами заливы от острова к острову, завороженно глядя на опускающееся в ледник солнце и на отражающееся в воде небо невероятных цветов заката, то просто стояли, подплыв вплотную к тёмно-зелёным скалам и глядя на переплетения прилипших к ним корней, превращающихся по мере скольжения взгляда вверх в высоченные деревья.

А поздно ночью, когда мы остались на корме только вдвоём с Биллом, и болтали о том о сём, я стал свидетелем совершенно необычного явления. Билл провёл сверху по воде веслом, и вода взорвалась в черноте белоснежными мириадами брызг, и такой же невероятный снежный хоровод закрутился-завертелся в воде. Это были фосфоресцирующие микроорганизмы, которые даже от лёгкого прикосновения начинают ярко светиться, флюорисцируя в воде. Стоит ли говорить, что я в ту же секунду вскочил в кайяк, и уплыл в черноту моря. И опять светила из-под купола неба полная луна, и опять чернели громады гор, и опять проплывали тени нереальных островов, но теперь меня окружало белоснежное пульсирующее сияние. Оно начиналось прямо за кормой, бурля и переливаясь ярким светом, медленно начинало угасать метров через 10, и клубилось белоснежной метелью по обе стороны кайяка, вспыхивая каждый раз, когда весло погружалось в воду, и разлетаясь миллионами жуков-светляков в стороны от поднятой лопасти весла.

***

По рации предсказали, что через день будет ураганная погода у целого ряда островов, где дрейфовал наш корабль, и весь следующий день мы возвращались домой. У длинных причалов, утыканных небольшими рыбацкими суднами, парусными шхунами и барками, стоял громадный, по сравнению с окружающими его, корабль. На борту было чётко написано — National Geographic. Билл ошалело глядел на Фёдора, враз оценив его ценность для науки. К огромному сожалению, мы не смогли пройти именно тот маршрут, который был запланирован Фёдором, и опять же всё из-за того, что не сезон, и никто не мог помочь изменить погоду. Но говоря честно, я сейчас не представляю, что могло бы быть ещё лучше того, что было.

Чтобы не терять последний день, мы договорились с Биллом, что он нас провезёт на своём автобусе по самым интересным уголкам северного острова Грэхэм, куда без местного сопровождающего не попасть. Заезжая по дороге в ряд мест по своим делам, Билл рассказывал знакомым, указывая на нас, что вот это и есть те сумасшедшие русские, которые втравили его в авантюру. Русских в этих местах ещё не видели.

По дороге мы остановились на ночь в крохотном мотеле «Золотая ель», который содержал также сбежавший на острова много лет назад швед. Утром, когда швед-перебежчик и его жена готовили нам, единственным постояльцам мотеля, завтрак, на экране телевизора в небольшой столовой комнате показали кадры с чёрным медведем. Прислушавшись, мы узнали, что вчера очередной раз медведь здесь напал на человека, с трагическим исходом.

Два слова о золотой ели, в честь которой назван мотель. По старинной легенде, давным-давно мальчик и дедушка решили пойти искать новую жизнь, и дедушка строго-настрого приказал мальчику не обрачиваться назад. Мальчик же обернулся, и тут же превратился в ель. Только не простую, а золотую. И до 1997 года в центре острова Грэхэм действительно росла большая ель, и было ей к тому времени 500 лет, и была она действительно золотой. Этот золотой цвет иголок ставил в тупик биологов всего мира. Сколько было попыток вырастить от этой золотой ели клонов — всегда получались обычные зелёные ёлки. А 22 января 1997-го года некто Грант Хадвин, «не островитянин», как не забывают напоминать на островах, подошёл к единственной в мире золотой ели с бензопилой, и в знак протеста против вырубки лесов её спилил. Грант должен был предстать перед судом, и решил добраться до островов своим ходом, на кайяке через пролив. Это было ему разрешено, и с тех пор больше его никто и никогда не видел, а разбитый кайяк нашли потом на одном из маленьких островов. Для хайда смерть золотой ели была особенной трагедией. Каким-то одним им известным способом, после 80 попыток, биологи Университета Британской Колумбии, смогли получить живой золотой отросток от павшего дерева. Этот единственный выживший отросточек был возвращён на острова. Сейчас он стоит в главном городском парке, в железной решётке, окутанной со всех сторон колючей проволокой. Говорят, что через щели можно рассмотреть, что маленькая ёлочка действительно золотая.

Съехав с единственного на острове того самого асфальтированного шоссе, мы долго петляли по извилистой размокшей дороге, кое-как посыпанной гравием. Билл взял с собой своего пса, который прыгал как сумасшедший по нам и нашим вещам, оглушительно завывая. Билл рассказывал очередную байку о том, что пёс просто боится веток деревьев, когда они стучат по окнам и корпусу машины, и что это для него то же самое, что для ребёнка увидеть великана. Не вдаваясь в логику повествования, я послушно переводил всю эту белиберду Фёдору, который закрывался на переднем сиденье от пса моими вещами. Временами пёс кидался под педали, визжа каждый раз, когда Билл его вдавливал то в газ, то в тормоз.

Потом мы свернули и с этой дороги, въехав прямо в таёжный лес, куда вела еле заметная глазу колея. Колея также окончилась, и мы пешком углубились в леса. Если нам казалось, что на островах, где мы были, деревья непостижимо большой высоты, то здесь неба просто не было видно. Каждая ветка любого дерева представляла собой диковинную скульптуру, изогнувшуюся, связанную-перевязвнную, растущую каждый момент туда, куда только ей хочется. Наконец мы вышли на берег горной реки. Как раз напротив нас через воду и было то место, где росла в течение 500 лет золотая ель.

Отдав дань молчанием и добравшись до автобуса, мы поехали смотреть следующую историческую достопримечательность. Добираться туда было ещё сложнее, а вернее, просто невозможно без местного провожатого, так как опять надо было идти в непонятном направлении через полностью заросшую тайгу. Это был огромный ствол дерева, из которого в те страшные годы гонений и мора последние в этой деревне хайда начали создавать каноэ. На смену умершим приходили живые, и продолжали их дело. Пока не умер последний хайда. На стволе явно видно, как вырубали корму и киль лодки.

Заканчивая повествование о местных индейцах, хочется вплести в их многолетний реквием несколько мажорных нот. На сегодняшний день хайда добились права голоса, к которому не просто стали прислушиваться, а который стал решающим во всех вопросах, связанных с их потрясающими любое воображение островами. Плюс у них теперь своя независимая конституция. Всего один пример из множества за последние годы: не так давно на главном острове была найдена очень крупная золотая жила, которая могла бы вызвать новый Клондайк. В этот же день начался ажиотаж, а на следующий уже бурили шахту. А теперь представьте себе — хайда настояли на том, чтобы шахту замуровали, и чтобы никогда это золото не покинуло своего места. Любой, даже не прагматичный ум, спросит — почему бы им не продавать золото на благо самих себя? Да потому, отвечают они, что человека и так окружает гораздо, во многие разы, больше того, что ему нужно для жизни и развития. Вот и всё.

Наша последняя цель — самая северная точка острова, Роуз Спит, и уже через час мы бредём по дикому песчаному пляжу к набегающему из пролива Диксона вечернему приливу. Билл рассказывает теперь о том, что на этот берег что ни день выбрасывает этим приливом всё то, что отлив унёс от берегов Японии. Не так давно сюда принесло даже прицеп для машины с закреплённым в нём мотоциклом Harley Davidson, вернее тем, что от него осталось. По облупившемуся номеру нашли японского владельца, и предложили ему забрать потерю. Владелец отказался, и компания Harley взяла его себе, очистив от поселившихся на нём устриц и раковин, и выставив в одном из своих павильонов.

Клубятся тучи, горы с двух сторон утопают в облаках, как в дыму, ветер кидает волны на берег. Мы всматриваемся в необъятную вселенную океана, а она — в нас. И передать это чувство какими-то ни было словами, как и множество раз до этого, не удаётся никому, даже Биллу, который уже давно молчит, и вместе с нами глядит в бесконечную даль.

Уже совсем вечером мы прибыли в порт, откуда должны были опять плыть двое суток до острова Ванкувер, и откуда нам предстоит теперь путь по Скалистым горам. Мы обнялись с Биллом, клятвенно пообещав ему добраться на следующий год до островов, чтобы совершить полный вояж теперь до самой южной их оконечности. Билл стучал себя в грудь, рвал тельняшку, и обещал за оставшееся время собрать все виды медведей и китов вместе, выпустив их из вольеров в момент второго пришествия Фёдора на землю хайда. А я настолько пропах в автобусе псиной от ежесекундно прыгающего ко мне на руки от страха перед ветками капитанского любимца, что местный индеец, проверяющий билеты при входе на паром, с неподдельным изумлением уставился на меня, когда я сказал ему своё имя и протянул водительские права. Вероятно, он не ожидал от меня ничего, кроме лая.

Смотрите слайд-шоу — острова Хайда Гваии

ДЕНЬ 12, 13

И опять мы двое суток проводим на пароме, плывущему теперь на юг по внутреннему проливу. Снова закаты и рассветы, снова сумасшедше красивые горы, то чёткие, как на цветной гравюре, то размытые, как акварель на мокрой бумаге. Конечно, весь этот путь надо проводить на открытой палубе, просто сидеть и смотреть, забыв обо всём. Но сейчас это сложно, ветер порой такой, что сшибает с ног, и швыряет солёные брызги аж до самых верхних палуб. Но зато в этот раз мы не ночью, а днём проходили часа два цепь высоченных гор, с которых, прямо с ледников, прорезая во всех направлениях скалы, устремлялись вниз десятки водопадов с каждой горы. Если подземная река вырывалась откуда-то из расселины среди камней до середины горы, то вниз падали каскады, образуя многочисленные малые и большие водопады. А большинство из них начиналось от вечных ледников, и до середины горы они сами состояли изо льда, сверкая и переливаясь, скованные, на солнце, но потом, внезапно вырвавшись из ледового плена, обрушивались всей своею мощью, разбиваясь о выступы скал, к нам в океан.

Сменив паромы в одном из портов, мы добрались ещё через сутки до севера острова Ванкувер, где нас ждала наша машина, и рванули на юг, опять через весь остров, чтобы переплыть окончательно на материк. Я думал, что точно не увижу больше никогда в жизни такой красивой дороги среди гор, как на острове Ванкувер. Но не тут-то было. Когда мы уже переплыли с машиной залив, выбрались далеко от городов и населённых мест, и начали гнать через новые горные цепи, выставив GPS на солнечную долину Оканаган, то перед нами начали открываться такие места, что даже флегматичный Фёдор, всегда умеющий найти лучший аналог любому пейзажу или явлению, вытащив его из памяти о прошлых поездках по самым экзотическим странам мира, опустил стекло, высунулся из машины по пояс, и начал бешено нажимать затвор камеры, вертя ею во все стороны.

Действительно, это было что-то невообразимое. Каждый крутой поворот горной дороги открывал такие панорамы, которых не могли себе представить создатели «Аватара». И самое обидное, что не было никакой возможности выйти из машины — мы ехали по самому краю безо всякой обочины, и справа от нас, без намёка на защитный бордюр, зияла то одна то другая пропасть. Поросшие лесами горы теперь были на расстоянии вытянутой из машины руки, а с их вершин прямо к подножию дороги низвергались водопад за водопадом, образуя бурлящую и кипящую реку, которая летела вдоль нашего пути с нами наперегонки. И возникали вновь и вновь, чередуясь, вертикальные скалы, белоснежные ледники и бездны крутых ущелий.

А вскоре настал звёздный час Фёдора. Он увидел обещанного ему чёрного медведя. Мы натужно взбирались на высокий перевал, когда заметили первое пятно земли, куда можно было съехать, и без риска для жизни выйти из машины. И там преспокойно копался мишка. В который раз обманув Фёдора, что ему ничего не грозит, я заставил его выйти из машины, и Фёдор наконец-то сделал свои лучшие кадры. Счастью его предела не было, а я в который раз понял, каких пустяков порой не хватает людям, чтобы в корне поменять своё отношение к отдельно взятой стране и её народу.

Переполненный любви ко всему вокруг, Фёдор теперь ехал и мечтал, что завтра утром мы окажемся в долине Оканаган — стране черешен, груш, яблок, персиков и виноградников, которые произрастают круглый год, а самое главное — вознаградим себя после холодов купанием в озере Оканаган, которое, кстати, является побратимом Лох Нессу, поскольку в нём тоже уже давно проживает древняя рептилия по имени Огопого, время от времени всплывающая для освежения легенды о себе самой. Первые наблюдения белых людей за змеем датированы 1872 годом, а последний раз о чуде-юде сообщали в 2009 году. У индейцев же были обязательные условия для пересекающих озеро — надо взять с собой в плавание какую-нибудь зверушку, и выбросить её, как бы не было жалко, прямо на середине водоёма, чтобы появился шанс вернуться домой.

В предвкушении тёплого пляжа, каким-то образом развернувшись, Фёдор залез в задний отсек машины и на всякий случай прямо сейчас достал из чемодана плавки и полотенце. Дорога взбиралась всё выше и выше, и вдруг, практически без перехода, вокруг нас всё оказалось в снегу, вообще всё, без исключения. Я посмотрел на цифры температуры за стеклом и ахнул. Только что, минут двадцать назад, когда мы щёлкали косолапого, было градуса 22 по Цельсию. Сейчас же показывало 6 градусов. Через пять минут стало 3, потом 0, потом резко пошло в минус. На нас опускалась ночь, и вести машину по такой дороге в темноте было удовольствием, сравнимым лишь с игрой в русскую рулетку. А ещё через минут пять, когда мы почти уже достигли вершины перевала, завихрилась снежная метель, из которой на мгновение возник деревянный указатель до следующего пункта на карте — 180 км. Но в этих местах пункт на карте вовсе не означает, что там кто-то проживает или готовит ночлег для путников. Это просто точка на карте, которая если и зовётся «Клюющий орёл», то только потому, что в этой точке когда-то всего-навсего орёл заклевал туриста. Но внезапно по ходу машины среди тёмных гор загорелись по форме домиков и крыш рождественские огоньки, и уже через пару минут мы вбегали в фойе совершенно непонятно откуда выросшего комфортного альпийского отеля. Это стало финальным крещендо очередного дня путешествия.

Читать дальше

Теги: Отдых с детьми, Культурно-познавательный туризм, Круиз, Автопутешествия