окончание, начало см:
Сахалин.50: запятая
Сахалин.50: линия
Сахалин.50: окружность
Сахалин. 50: Точка (невозврата)
У каждой точки выбора есть своя точка невозврата
Alex Sneg, 2010
Где находится та грань называемая точка невозврата? Как долго человек может рассуждать о том, «если бы я поступил так то и так то, то того, что произошло бы не было». Где например находится точка невозврата пули выпущенной снайпером? Наверное где-то там, где курок еще не спущен, а палец уже лежит на нем, и медленно так давит. И ты уже сам не в силах остановить его, а сигнал мозга уже идет и находится на уровне синоптической щели, аксонов и уровень гамма-аминомасляной кислоты превышает необходимую концентрацию, тоже своего рода точку невозврата. В перекрестии оптики лишь красный огонек папироски, словно инфракрасная точка дрожит и расплывается в абсолютной черноте ночи. Когда желание покурить перебороло все остальные желания это тоже своеобразная точка невозврата. Шагнул в темень ночи, за искореженную дверь и все. Точка невозврата пройдена.
Пуля снайпера пробила череп рядом с тлеющей папироской и вынесла кусок затылочной кости на выходе. Вместе с ней вынесло все что секунду назад думало, любило, страдало. Нелепая и глупая смерть на излете августовской ночи. Одной из последних ночей страшной Второй Мировой.
Перевязали голову японской двубортной накидкой, за ношение которой он не раз получал выговор. Зачем непонятно. Батальон оставшись без комбата вздрогнул и пошел месить японцев.
А капитана Леонида Смирных, навечно зачислили в списки части, присвоили Героя Советского Союза, поставили бюст, и «похоронили» в Леонидово, которое назвали в его честь. Появилась возможность осуществлять патриотическое воспитание целой воинской части расквартированной в Леонидово. Вот бюст, вот могила. Да и творить легенды занимаясь мифотворчеством. По новой версии Леонид Смирных пал смертью храбрых, пуля японского снайпера, пробила герою партийный билет и его сердце остановилось. А кроме этого переименовали Котон в поселок Смирных. Да и заодно увековечили — Леонидовский перевал, гора Леонида, речки текущие через поселки — Смирныховка, Леонидовка,
В 1990 году поисковик Александр Цыганов, нашел останки капитана которого по японской плащ-палатке на голове и опознал. Понаехали ученые мужи и долго надували щеки — не может этого быть, не может по определению. Ведь похоронили, ведь поклонялись. Кому? Образу, бюсту…Похоронили Леонида на месте куда свозят останки бойцов, во второй раз. И куда теперь идти?
Не то, что бы кто-то принижает заслуги бойцов и ветеранов, Нет. Возможно, то что сделал капитан Смирных со своим батальоном повлекло за собой падение Харамитогсого (Котонского) укрепрайона, повлияло на продвижение на юг советских частей. Ускорило Южно-Сахалинскую наступательную операцию и приблизило конец Второй мировой войны.
Батальон под командованием Смирных получил приказ обойти с тыла Харами-Тогэ. Это укрепрайон, который японцы построили на 50 параллели, он контролировал единственную дорогу связывающую север и юг Сахалина, вглубь почти на 30 км. Взять «в лоб» невозможно, или почти невозможно. Японцы подошли к созданию линии обороны как всегда, по-японски. Позаимствовали у Германии и СССР идею «распыленной фортификации» и лучшие идеи фортификации примененные на линиях Мажино и Маннергейма. Находящийся в Хандасе полицейский пост, был только первой преградой. Далее вглубь шла главная полоса сопротивления, состоящая из трех узлов сопротивления на господствующих высотах Хаппо (Длинная), Харами-Тогэ (Обзорная) и Футаго. Каждый из упомянутых узлов — это ДОТы с фланговым обстрелом.
Можно обойти, но как? С востока река Поронай: заболоченные берега, танки не переправить. Но прошли, ведь, прошли. Проползли болото, протащили боеприпасы. Обошли, ударили в тыл. Выбили японцев из здания железнодорожного вокзала, держались до последнего, несколько суток, пока не подошли части с севера. Те кто сражались против гитлеровцев уже стали спецами, но спецы брали Маока, Эсутору, Тору, брали юг острова. А здесь, порой и не нюхавшие пороха бойцы, ждавшие многие годы, своего часа. И вот час пришел.
Такие вот невеселые мысли о Советско-японской войне 1945 года пришли в голову подъезжая к поселку Смирных.
Там, в музее Южно-Сахалинской наступательной операции, нам нужно было взять местного гида, которая нас уже ждала и ехать дальше до линии.
Пока все по очереди бегали в туалет на одно очко, другие осматривали экспозиции.
Музей небольшой и здесь собрано все что относится к началу операции в 1945 года. Фотографии, находки, ордена и медали ветеранов переданные на хранение. Оружие, вещи солдат, найденные на месте боёв. Со стен смотрят лица которых уже нет — кто погиб, кто умер от ран, кто возможно жив, и еще помнит ту войну, о которой стараются не напоминать, и забыть. А быть может и удастся это сделать. Ведь все надо делать постепенно. Сначала отменить Праздник Победы над милитаристской Японией, сделать этот день Международным днем борьбы с вшами, или Днем осведомленности о Пингвинах, потом дождаться когда умрет последний ветеран, помнящий войну.
Кстати у нас недавно вручали награду участнику освобождения Маньчжурии. Вручал консул Китая, постоянно держа за руку ветерана. Китайцы помнят! Китайцы благодарны Освободителям. Для них август 1945 не пустой звук! Миллионы трупов, что после себя оставила милитаристская Япония..
И корейцы помнят. Я удивился узнав о том, что у нас помимо памятника 27 невинно погибшим корейцам, есть еще один, который мы нашли в Леонидово у мусорных куч на окраине села.
Его искали долго. Скромный обелиск погибшим корейцам, оказался справа от бюстов Смирных и Буюклы перед танком Т-34, метрах в ста, по грязной дороге, ведущей меж гаражей, с нарисованными иероглифами.
Дорогу показали местные девчонки, раскачивающиеся на качелях. Одна смутилась от вида фотоаппарата и как Нагиша прыснула, прикрыв рукой рот. Совершенно одинаковый жест у все девочек в нашей галактике. Памятник поставили на то место, где было полицейское управление.
А что касается нашего путешествия то сначала гид (она же директор музея), довезла нас до 50 параллели.
На бывшей границе стоит памятник советских времен — стрела, направление главного удара. Слева от дороги окультурена площадка где японцы и сфотографировались на память, добравшись наконец-то до места куда ехали. Фотографирование несколько затянулось, сначала взрослая часть делегации, потом студенческая с Наоки, потом все вместе. Студенческая фотография отчасти даже была режиссирована сама собой — мальчики направо, девочки налево.
Там же рядом, в сотне метров просека по которой шла граница между двумя государствами.
Осталась она от Рощинского леспромхоза, который за ней следил и подрубал поросль. Сейчас после развала Рощинского леспромхоза ее тоже подрубают, периодически, другие заинтересованные лица. Надо же что-то показывать рассказывая о том, как наши бойцы совершали героические подвиги. Бетонная тумба на просеке — место, где стоял пограничный знак, от него осталось только бетонное основание.
Мы прошлись по ней вглубь метров на 300. Здесь уже тихо, нет дороги, с машинами, и их звуков характерных. Японцы очень внимательно слушали экскурсовода.
От 50 параллели до Хандасы — 4, 25 километра. Там на берегу реки которая сейчас называется Борисовка, находился полицейский пост Хандаса. Сейчас это Рощино. Сохранился этот самый полицейский пост.
Дело в том, что полицейские на Карафуто выполняли функцию пограничников. Они то и приняли первый бой. Что-бы представить, как это было нужно сходить в музейно-мемориальный комплекс «Победа». Там есть диорама «Взятие полицейского поста «Хандаса». Трудно пришлось и нашим и японцам. В общем всем. Они бились за землю которую считали своей, «нажитую непосильным трудом», мы тоже, за то, что пришлось отдать в 1905. Зачем отдавать в 1905, когда ценой жизней тысяч бойцов, забирать в 1945?
Победили сильнейшие, такие как Смирных, простой уральский парень. Не помогли ни бетонные ДОТы, ни водные преграды, ни глубина обороны.
Экспозиция «Взятие полицейского поста «Хандаса», поражает драматизмом, вглядитесь в эти лица.
В натуре от поста «Хандаса», сохранилось мало. Пара тройка бетонных дотов, насыпь, да энергетика висящая над этим местом.
Японские девчонки на фоне березок смотрелись чужеродно, необычно, но красиво, и даже в чем то сермяжно, как на лубяных картинках. Нагиша увидев, что ее опять фотографируют, как-то по-японски прыснула и засмущалась. Сколько я ее не приучал держаться и не обращать внимание на фотосъемку так и не помогло, мило по-восточному смущалась и краснела. Подловить кадр с естественными эмоциями не удавалось, она чувствовала когда ее нашли в объектив и приготовились снять.
Между тем она была единственной из группы студентов, которая не сдерживала эмоций. Она очень переживала и это было написано у нее на лице. Я смотрел на нее в объектив и думал, о том что она сейчас может думать, стоя на линии 50 параллели. Не мог же я подойти и спросить об этом. Я не знал японского, она русского. Да и не удобно. Привлечь к этому Наоки с его «ООООООООО!», я естественно не мог, это бы выглядело глупо. Только один раз я подловил, как мне показалось, выражение ее лица полное внутреннего переживания. И все, в следующую минуту оно исчезло, а Нагиша переключилась на другое — мимо ее пролетела бабочка, она радостно вскрикнула, привлекая внимание других студенток, показывая на удаляющийся силуэт насекомого. Я смотрел в электронный видоискатель объектива, на ее лицо, обретающее резкость, палец лежал на спусковой кнопке, появлялись в картинке зеленые квадратики резкости перескакивающие с одной части лица на другую, и когда я ловил нужный кадр, раздавался характерный металлический звук. Точка невозврата еще одного мгновения. Кем ты будешь девочка, лет так через 20–40, когда меня уже не будет в этой жизни? Кем ты станешь в Японии, которая обгонит по численности Россию, лет через 10 и на островах станет тесно? Вспомнишь ли ты этот теплый сентябрьский день, и как ты смешно говорила «Баботька», пытаясь заучить слово «Бабочка» по-русски, лет так через 70, если этот тренд с долголетием японцев будет продолжаться?
Ее лицо в видоискателе расплывалось теряя резкость, мы переезжали от места к месту, от памятника к памятнику и эта детская внутренняя растерянность все больше и больше овладевала ей. В самом конце когда мы свернули к Памятнику погибшим на Сахалине и Курильских островах Нагиша уже превратилась в незаметную тень, и казалось вот-вот еще немного и она исчезнет.
Я украдкой наблюдал за ней, а она забилась как мышка в самый край бетонной белой лодки-памятника, а потом и вовсе ушла в автобус на свое место и сидела там закрыв глаза. По всему было видно, что ей это путешествие с памятниками надоело и мне окончательно стало жалко японскую девочку. Перехватив мой взгляд она поняла, что я понял, грустно улыбнулась и в этой улыбке мелькнуло тысяча оттенков — извинение за то что устала, и благодарность за мое сочувствие, и много-много всего. Подумалось о том, что стереотип который мы навязали сами себе «о невыразительных выражениях японских лиц» ошибочен изначально. По легенде-мифу души погибших воинов грузятся на вот такие лодки, как на транспорты и отправляются в хорошее место, где для них почет и уважение.
Ну, а в наших русских легендах и облачка достаточно. На исходе дня я увидел единственное облачко плывущее в голубизне неба. На нем удобно примостился Адмирал Макаров держащий табличку с надписью «Помни войну», рядом сидел Басё, придерживая картонную папку с иероглифами, Миядзава Кэндзо натянул шляпу на уши шляпу чтобы не сваливалась, сзади на втором плане стоял капитан Смирных перевязанный японской плащ-палаткой с беломориной в зубах и опирался на плечо Басё. Все улыбались, приветливо махая правой рукой и растворяясь в сентябрьском дне.
Оторвавшись от видоискателя фотоаппарата и оглянувшись, я увидел девушку стоящую рядом. Нагиша было серьезна и сосредоточена. Одета в блузку с вышитыми на ней красными цветами с зелеными листьями.
— Теперь ты понял? — спросила она на чистом русском, без акцента.
— Что? — спросил я уже догадываясь какой будет ответ.
— У каждого свой мир. Там, наверху — она загадочно улыбнулась, заслоняясь он солнца рукой, как козырьком, глядя на растворяющиеся фигуры на облаке: разница в отношении, к тем, кто погиб — потом опустила взгляд и что-то прошептала по-японски, грустно улыбнулась и скрылась в цветах на обочине.
Я долго смотрел на удаляющую фигуру, пока стебли цветов ее не заслонили, вошел в автобус. Там было сумрачно и тихо. Нагиша сидела на своем месте прикрыв глаза в зеленой блузке и в чем-то темно-синем поверх. За автобусом шуршали и в такт уходящему раскачивались стебли желтых сентябрьских цветов.
Теги:
Самостоятельные путешествия, Культурно-познавательный туризм