Сахалин. 50: Окружность

Японцы раскупили всю выпечку, даже пирожки из прошлой жизни, поделились с местными псами (я сказал, через Наоки, что это потомки знаменитых Карафуто-кен, столь ценимые в Японии) не преминули воспользоваться новым туалетом и мы двинулись на тории храма Сираура дзиндзя. Счастливые японцы, облегченные туалетом и отягощенные самсой попробовали было прикорнуть, но я разбудил Наоки, а он всех остальных криками «хуанден, хуанден! ОООООООООООООО!». Простенькая конструкция госинхуэндена привела японцев в прострацию, а увиденные тории в умиление. Правда наличие строительной техники вокруг и ступеньки готовые лечь, чтобы вымостить дорогу к храму, создавали ощущение строительной площадки на которой должен появиться новый гигантский супермаркет, но это было только ощущение. Просто местные власти благоустраивали территорию. Это безобразие я снимать не стал, но вот тоже самое мы увидели в Макарове.

К тому же слово «благоустройство» я никак не мог объяснить Наоки. Тут я вспомнил, что перед этим я видел подобное в Холмске, куда я возил делегацию японцев и Наоки. На Сахалине начали благоустраивать все что связано хоть малейшим образом с периодом Карафуто, но по мелочи, точечно, вкладывая в каждый объект по крупному. Крупные же объекты оставили видимо на потом. Например бывшие целлюлозные или как их называли сами японцы «бумагоделательные заводы». Вовремя нашей поездки мы посмотрели три — Долинский, Макаровский, Поронайский. А всего заводов было девять. Они конечно устарели и разваливаются, но такого типа заводов больше ни в Японии, ни в мире не осталось. Короче не заводы, а сплошные памятники промышленной архитектуры. Понимают это пока только японцы, стремясь побывать там, что еще не исчезло. Из них я видел все заводы, и все заводы заснял на фото, кроме Углегорского. Потому как тогда, когда я побывал в Углегорске, еще и фотоаппаратов не было. Тут, я думаю, в тему будет рассказать о них.

Как я уже говорил по пути их было три и самый первый, который мы проехали был Долинский ЦБЗ. Он находится на выезде, в северной части города, слева от дороги, если ехать на Стародубское.

Было еще раннее утро и луна стоящая над развалинами подчеркивала тоскливость руин, зависнув прямо над старыми корпусами. Завод японцы начали строить в апреле 1917 на месте небольшого поселения из 10 дворов. Это было в те давние времена когда наш Вождь всех времен и народов задумывал Мировую революцию, и был это первый на Карафуто комбинат по производству целлюлозы. А это уже материал стратегический, потому как целлюлоза — это сырье для производства пороха. Планировалось в год производить 36,2 тыс. тонн целлюлозы ну и попутно 26, 4 тыс. тонны бумаги. Лес и все что с ним связано было прибыльное дело. А там, где деньги — там и конкуренты. В конечном итоге все съела компания «Одзи Сейси». Корпорация прибрала жадными лапами синдиката все девять заводов построенных на Сахалине.

А совсем-совсем первым заводом на Карафуто, построенным в 1914 году в городе Одомари (Корсаков), был завод по производству пульпы и бумаги и строил его японский предприниматель Фудзивара Гейндзиро ставший впоследствии генеральным директором корпорации, потом советником у последнего китайского императора Пу И, в стране под названием Маньчжоу-Го, потом министром чего то там в Японии. Потом его хотели судить, как военного преступника, но ничего не доказали и выпустили — отмазался. Кончилось тем, что он избежав наказания прожил счастливо и умер в окружении семьи в 1960 году.

Завод же в Одомари, исчерпав свой ресурс, а так же ресурсы окрестных лесов, проработав 30 лет, был демонтирован в 1944. Оборудование вывезли в Японию, а корпуса стали использовать как завод по расфасовке морской соли. Однако, это не понравилось нам и мы вернули его прежнее предназначение — завод под названием «завод гофротары» проработал еще больше 40 лет, делая картонные коробки для упаковки консервов, пока его не закрыли по нерентабельности.

Целлюлозная фабрика «Карафуто Когё», в городе Томари, вошла в эксплуатацию второй после Одомари. И если строительство началось примерно одинаково (разница в три месяца) в 1913 году, то продукция начала выпускаться только в 1915. Отцом-Основателем завода (читай: города) стал Окава Хейдзабуро, которому благодарные жители Томари поставили бронзовый памятник при жизни. Без сомнения можно сказать, что Окава — человек, чьё имя золотыми буквами необходимо вписать не только в Историю Сахалина, но и в классику менеджмента. Начав свой 76 — летний жизненный путь рядовым механиком на заводе дядюшки, он через некоторое время стал ведущим специалистом бумажной промышленности в мире! Дальновидность Окава привела к тому, что он еще в 1911 году застолбил себе куски леса и угольные шахты на Карафуто, а в 1913 основал, подыскав партнеров «Карафуто Когё».

Однако конкуренты из «Мицуи», от которых Окава ушел в прошлом веке не дремали. То ли они, то ли по недосмотру, но завод в 1921 сгорел вместе с запасом древесины в штабелях. Потом вспыхнул завод в Маока (Холмск). Пришлось строить заново. Как говорят не было счастья, да несчастье помогло — на Сахалин пришел железобетон, и завод в Томари — первый, построенный из него целиком. Штаб-квартира компании располагалась в том-же Томари, пока не началось строительство еще одного завода в Эсутору (Углегорск). К слову сказать, завод в Углегорске просуществовал дольше всех и был закрыт только в 2002 когда работники написали окончательные заявления на бесконечные отпуска.

Строился он когда еще помнились пожары в Томариору и Маока. В 1933 «Одзи Сейси» окрепла настолько, что используя государство, как инструмент нападения поглотила все заводы, которые были на Карафуто. Окава надеясь на место в совете директоров, словно в насмешку получив статус «консультанта», захирел да и помер, протянув после этого три года. В последний год жизни Окава, жители Эсутору установили огромную памятную плиту с перечислением заслуг Отца-Основателя. Это был знак — Окава вскоре после этого почил. Памятник в Томариору во время войны отправили на переплавку на изготовление гильз к патронам, а плиту переправили в 1992 году в Японию и установили в мемориальном парке в деревне Ёконума, под Токио. А от Окава на Сахалине осталось три разрушающихся завода, дававших работу людям в советский период, да три города, развитию которых дал толчок «Бумажный король Японии» Хейдзабуро — Углегорск, Томари, и Холмск. Почему Холмск? Потому как свой второй завод в 1919 он построил здесь. Землю у муниципалитета не занял. Отсыпал территорию отвоевав у моря, там же порт построил, и получал электроэнергию не сжигая уголь, а используя электростанцию на реке Тэа, где вместе с ней построил водохранилище.

В общем по уму — и вода и энергия, два в одном флаконе + свой порт. От поставок в Японию целлюлозы отказался и первым среди «бумажников», начал экспортировать готовую продукцию — бумагу. Кстати ЦБЗ в Холмске снабжало все школы на Сахалине тетрадями, а жителей острова туалетной бумагой, а завод в Углегорске был до начала века основным поставщиком газетной бумаги для газет Сахалина. С его остановкой бумагу пришлось закупать на материке и везти ее расплачиваясь звонкой монетой втридорога.

Компания «Одзи Сейси» — основной конкурент «Карафуто Когё», перед тем как всех «сожрать» построила три своих завода. Кроме завода в Одомари, был построен завод в Тойохара, который начали строить в начале 1916, а в 1917 году завод начал производство бумаги. Торопились капиталисты, торопились. Эхо Первой Мировой докатилось и до Японии. В стране был дефицит бумаги, да и поставки оборудования из Европы прекратились.

В такой обстановке и строили усилив инженерами из Одомари и оборудованием компании «Мицубиси». Третий завод был построен в городе Нода (Чехов) между Томариору и Маока. В 1922 году он начал выдавать продукцию — целлюлозу получаемую из местного леса. Это был единственный завод на Карафуто построенный из кирпича. Корпуса такие и остались. Смотрится конечно красиво. Видимо у «Одзи», были причины «втиснутся», между заводами Окава Хейдзабуро в Томариору и Маока, чтобы хоть что то контролировать. Промышленный шпионаж тогда уже был, и никто его не отменял.

Все заводы закрылись в период 90-х, предварительно подергавшись в судорогах, агонизируя. Мы в нашем путешествии, издали посмотрели на завод в Долинске и Поронайске и походили со студентами по целлюлозному заводу в Макарове (Сирутору). К Макарову подъехали часов в 12 дня. Покрутились немного по городу и на выезде заехали на территорию завода.

Тут то Наоки и показал себя истинным педагогом и исследователем. Махнув рукой типа: «За мной!», он словно в атаку, пошел на корпуса полузасыпанного глиной завода. Следом дружной колонной пошли педагоги. Я выкуривая сигарету отстал, и когда настиг японцев, было уже поздно.

Практически все японцы попали в грязищу сверху присыпанную какой-то дрянью синего цвета. А Наоки вошел в раж, он рассказывал так эмоционально, что мне казалось, что я стал понимать японский язык. Прыгая по развалинам мы добрались до совершенно пустого, длинного и высокого цеха. Наоки бегал по нему, неистово размахивая руками и звук «ООО-ААА!» раздавался то в одном, то в другом углу.

Руководитель делегации с сопровождении Дмитрия заплутали и мы долго их вызванивали пытаясь сказать о том, что «ехать надо». В конце концов они появились преследуемые стаей потомков Карафуто-кен.

Что за синюю дрянь рассыпали по территории завода мы так и не поняли, но все кто попал в грязь припорошенную ею получили перекрасившуюся обувь. Особенно пострадали тряпочные кроссовки. У русской студентки из Иркутска которая училась в японском университете Ямагата и приехала с группой возглавляемой Наоки на «практику», они были тряпочными и изначально белыми. Стали синими. Наоки сказал по-японски о том, что синий цвет — красивый цвет.

Но большая часть женской половины группы точку зрения Наоки не разделило, пытаясь оттереть синюшность. Так и поехали все дальше в синей обуви.

Угольные шахты для ЦБЗ открыли в 1924, завод в Сирутору построили в 1925 году, и он стал самым большим заводом «Одзи Сейси», на то время. В тоже время эта же компания провело железную дорогу из Отиай, соединив два завода. Завод выпускал газетную бумагу и целлюлозу. Заводы «наступали» на север. Мощности увеличивались, объемы тоже. Но самый крупный завод построили в 1935 в Сикука — это сейчас Поронайск.

Целлюлозный завод «Нихон Дзинкэн Парпу», дочерней компании «Одзи Сейси» в Сикука был построен самым последним в 1935 году и выпускал шелковую и крафт-пульпу. Помимо того, что это был самый последний построенный завод, он был еще и самый крупный на Карафуто. «Движение заводов» на север остановилось, лесные ресурсы заканчивались, а впереди на севере, был почти нетронутый край древесных ресурсов и возможностей, над которым (к великому сожалению) развивалось красное знамя с золотым серпом и молотом, а не белое полотнище с восходящим светилом.

В Поронайск мы приехали около 14.00, голодные и уставшие.

Шел восьмой час нашей поездки. Позвонив из Гастелло в Поронайск, где связь появилась, после нескольких предприятий общепита вышли на ресторан «Бриз». Вариантов больше не было.

Там нам пообещали накормить «чем осталось из того, что бог послал», работники предприятия питания подмели все сусеки и выдали нам на толпу из двадцати с лишнем голодных и озверевших все свое меню, но понемногу — пять порций пельменей, тринадцать борща, четыре порции кальмара, двенадцать салатов из капусты, шесть котлет, три свеклы и т. д. Все было вкусно, японцы благодарили общепит, а Нагиша сфотографировалась на память с суровой, по-матерински любящей клиентов, работницей «Бриза» которая словно бы пришла с разносом из сурового советского прошлого вместе с рестораном.

Сделав из этого подобие «шведского стола», все по-братски поделив, мы быстро все смели и отправились искать памятник Коки Найя (он же Иван Маркиянович Боришко, он же Тайхо Коки).

Нашли мы его на задворках администрации, но так получилось — по легенде на этом месте находился дом, где жила семья Боришко.

То, что получилось от совместного брака украинца и японки гордо стояло расправив могучий живот плечи сиротливо возвышаясь над бывшим пустырем. Впрочем, мне так показалось, что японцев Коки интересовал как факт присутствия японского на Сахалине. Ниц они не падали, фигуру со свисающим животом, стоя на коленях не обнимали. Местных жителей великий борец сумо, 48 -й ёкадзуна видимо не интересовал вообще. Во-первых никто не знал где стоит ёкадзуна (это я про продавцов на рынке неподалеку), во-вторых в сквере никого не было, даже мамаши с колясками не сидели, и в третьих никто не знал, что за звание такое — ёкадзуна, конкретно.

А между прочим история Коки, очень интересна, и поучительна для поронайцев. 1945 год, стал переломным для семьи Маркияна, отца Коки. В 1945 году семья распалась — мать Коки, с другими детьми отправили на историческую родину — в Японию, Максимилиан остался служить в СССР в отделе СМЕРШ переводчиком с японского. Видимо не так перевел, перепутал иероглифы — получил 10 лет за антисоветскую деятельность. Вышел после смерти Вождя, долго мыкался пока не устроился сторожем в областной краеведческий музей. Здесь и получил воспаление легких — продуло. Прочитав эти строки задумался, глядя на раму окна кабинета в цоколе краеведческого музея: «…а ведь правда дует…». От окна шли потоки холодного воздуха. Хорошо борцам сумо их никогда не продует, не доберётся холодный ветер в складки жировых тканей до легких. Не умрут они от пневмонии. Вот и Украина вдруг стала любить сумо — на родине деда Коки в школе ввели занятия по сумо, и орден «За заслуги» перед Украиной 3 степени вручили, парализованному, но еще живому. Да и в Поронайске памятник поставили уже после смерти. Все остальные поставлены при жизни. Мы кстати чуть-чуть разминулись с внуком Коки — он в это время тоже был в Поронайске.

Я обошел десять прилавков, но лишь один из продавцов сумел мне сказать, что: «…около бюста головы кого-то стоящего рядом с Домом пионеров, подальше за зданием стоит». «Бюст головы» оказался посвящен Пермякову Владимиру Васильевичу, Герою Советского Союза, а площадь где рынок находится, названа его именем.

До сегодняшнего дня я не знал кто такой Пермяков В.В. И только готовя материал заинтересовался «а кто такой Пермяков?». Залез в Википедию и выяснил, что Пермяков В.В. личность вполне героическая. В штабе не отсиживался. Представляете, как можно было в раж войти, и уничтожить танком в котором сидишь телеграф, радиоузел, аэродром, 37 автомашин, 18 повозок, 3 самолёта, около 50 солдат и офицеров гитлеровской армии, а также захватить железнодорожный эшелон. Оказывается можно, что Пермяков и сделал в бою за город Иновроцлав в Польше, за что Героя и получил. Вот такие подвиги творил, а потом уехал в Поронайск, ловил рыбу, работал слесарем на Поронайском ЦБЗ и умер в 1995 году в возрасте семидесяти одного года. Короче плодотворным оказался город Поронайск на героев, один Герой СССР, другой Герой Японии.

Я в Поронайске уже давно не был — лет так 10 и город меня поразил чистотой.

На сколько я его помню, всегда был пылен, темен, грязен и вонюч. Воняло в основном от ЦБЗ, когда он работал, от речки Вонючки (народное название, в которую тоже видимо сбрасывали отходы), так то она Черная именуется на карте. Она кстати такая же осталось.

И как-то Поронайск уже назвать как раньше язык не поворачивается — Провоняйском, чистенько и аккуратненько. Правда в основном видимо в центре и по центральным улицам. На площади разбили сквер, поставили огромную бабочку на не менее огромном яблоке (видимо компания Apple денежку на это подсунула).

Да и сельскохозяйственный рынок порадовал. Японцев особенно, они купили мёд и сало у моих знакомых фермеров-западЕнцев, которых местная администрация пригласила аж из Южно-Сахалинска. И зачем японцам сало спрашивается? Думаю, наверное, чтобы стать таким как Коки…

А наш автобус мчал дальше, до линии, неумолимо превращающейся в окружность оставалось совсем немного. Вот такая вот история с ЦБЗ на Сахалине

Окончание следует

Теги: Культурно-познавательный туризм, Самостоятельные путешествия