Сахалин. Александровское побережье: Остаться в живых — часть 3

По километражу это выглядело немного — всего 16 км, но на самом деле, учитывая скорость движения по пляжу и препятствия, в виде прижимов, выходило:

9600 метров, от места ночевки до начала скал «Гагарьи мыса» — крупнозернистого песка и гальки,

3820 метров под скалами с узкой полосой скал из галечника, скальника и валунов с 18-ю точечными прижимами,

1240 метров — на преодоление мыса Маркевича поверху, с подъемом наверх под 80–85° на 60 метров и спуском в 70–75° на 60 метров.

Оставшиеся 1200 метров по песчаному пляжу, намытому рекой Агнево, были расслабляющим дефиле, перед тем как сбросить рюкзаки.

Группа, умаявшись в первый день на перевале, просыпаться явно не хотела, но перспектива получить ведро морской воды с остатками вечерней трапезы внутрь палатки, заставила зашевелиться и сонно выползти из спальников. Некоторые, по моему совету полезли в море, смывать остатки сна с припухших физиономий (а может в туалет лень было идти). Потом лезли омыться в ледяной ручей, выходя оттуда уже преображенными и подтянутыми во всех местах. И если тушки были приведены в состояние гармонии, то голова еще просыпалась (с утра были ленивые дискуссии, в которых выяснилось, что основная функция головы — жевать), сонно поглощая гречку с тушенкой. Тем не менее, к 9.30, рюкзаки были собраны, посуда помыта и можно было отправляться по маршруту.

Пока по традиции сидели перед переходом на рюкзаках, рассказал историю заселения этих мест (прошлый вечер было лень). Основной пик пришелся на годы первых советских пятилеток. Советская власть пришла на Северный Сахалин поздно, в 1925 году, да и по Пекинскому договору, присутствие Японии выражалось в угольных концессиях. Поэтому лучшие шахты, японцы прибрали, например Макарьевскую в Дуэ. Нужно было создавать свою угольную промышленность, на основе новых месторождений угля. Самым перспективным оказался Рогатинский рудник, разрабатывающийся еще с времен каторги. Здесь и решили создать мощную агломерацию рабочих поселков связанных с добычей угля. Всего за несколько лет появились появился десяток населенных пунктов привязанных к Рогатинскому руднику. К северу от Черной речки, где мы ночевали, красивой громадой возвышается мыс Рогатый, здесь и заложили поселок, назвав его в честь 10-летия Великой Октябрьской революции — Октябрьским. И началось строительство: Октябрьское, Черная Речка (1929), Поселенка (1928), Средняя и Верхняя Медвежка (1929), Бродяжка (1930), Васькин Ключ (1930). Я просто удивляюсь, как в таких узких речных распадках можно было лепить домики, огородики и прочую инфраструктуру, не говоря уже о шахтном хозяйстве, а шахт было несколько!

Вот там за Рогатым, если перевалить этот массив, находится красивейшее озеро. Там еще в самом конце интервенции поселилось четыре китайца, основав посёлок Озерная падь. И что вы думаете, они кормили свежей зеленью, луком, чесноком и ягодой, все население этих мест. Кормили, пока НКВД однажды не арестовало их как японских шпионов и переселило в другие места не столь отдаленные, а на месте, где хибары китайские стояли, построили дом отдыха и пионерский лагерь, чтоб трудящиеся шахтеры и их дети сил набирались.

Развивалось и другое производство. В 2-х км южнее м. Рогатый в долине реки Поселенка в 1928 году основали лесоучасток с пилорамой, недалеко построили кирпичный завод, а еще чуть южнее построили рыбзавод «Красный восток» и основали поселок Черная речка.

Все это счастье закончилось в 1962, закрытием шахты в Октябрьском. Это привело к ликвидации всех остальных населенных пунктов и к 1963 году от м. Рогатого до «Гагарьих мысов» не осталось ни одного поселка. Причем закрывали быстро, было такое ощущение, что началась война и эвакуация. Люди бросали нажитое годами, дома, вещи, кошек и собак. Мне рассказывала жительница Черной речки, уже старенькая бабушка, что когда судно отошло от берега, из поселка к морю высыпали брошенные кошки и собаки и завыли, провожая своих хозяев. Почему нужно было их оставить, бабушка не сказала, пожала плечами: сказали животных на корабль не брать.

Потом она вытащила из целлофанового пакетика трясущимися руками фотографию и оставила мне ее на память. Это фотография Чернореченской семилетней школы, где она работала учителем. Не вериться, что на этом месте, где мы ночевали, мог быть поселок и кажется, что это вообще была жизнь в другом, альтернативном измерении.

Бодрый и свежий юго-западный ветер, дул взбадривая каплями соленых мелких брызг, ноги утопали в песке и гальке, группа двигалась рывками, от ручья до ручья, пока не добрались до речки с названием Бродяжка, где пара конфет на каждого восстановила силы, а последние заначенные в поездку пакетики с всякими канцерогенами закончились. Символично сожгли весь мусор, с этим связанный, посидели отдохнув минут десять. Здесь в 1930 году было организовано небольшое поселение, которому дали вот такое приятное название, а в нескольких километрах выше по течению пытались разрабатывать месторождение угля. Заселили его людьми не лучшими, что понятно из названия и просуществовало оно недолго. Кроме этого, когда последние жители этого забытого распадка свалили поближе к цивилизации (если это слово «цивилизация» подходило для того Сахалина). Здесь в одиночестве остался странный товарищ (фамилию подзабыл), который видимо решил, раз он один и даже поговорить не с кем, разведу-ка я кроликов. Причем разводить он их стал, не заморачиваясь на клетки и сарайчики. Так, на вольных хлебах. А потом вдруг, взял и умер — такое бывает. Кролики еще при жизни нарыли кругом норы, ходы и переходы, а после смерти создателя решили перебраться к нему домой — свято место пусто не бывает. Ну и стали так все жить в тесноте, да не в обиде. Он на кровати укрытый одеялом, вернее то, что от него осталось после крыс, они первые разнюхали про то, что он умер, кролики по углам, да по сусекам. Покончив с донором, крысы поняли, что наступило ответственное время регулирования численности популяции кроликов, но оно прошло, как только со стороны Черной речки пришла популяция брошенных при переселении котов и собак. Как они поняли, что в 6 км к югу, формируется пищевая пирамида, остается только догадываться. Ко всему этому присоединились большеклювые вороны и еще куча заинтересованных товарищей. На момент обнаружения этой самой экосистемы одиноким охотником, здесь уже царили свои законы и правила, существовала четкая иерархия подчиненности и подконтрольные территории. Охотник, возвращаясь по берегу со своего охотучастка, решил у дедка остановиться переночевать. Вечерело, падал снег, охотник подошел к дому… Дальше я могу себе только представить, потому как рассказ об этом я слышал не от первого лица, а от охотоведа, которому тот охотник был друг и брат. Но с тех пор охотник тот заикался и что-то у него в голове того…щелкнуло и сместилось.

Дальше пришлось включить воображение, стараясь для детишек. Представляете — говорю я им — ночь, тишина, белеет снег, скрип снегоступов, покосившаяся изба деда-отшельника со слабо освещенными низкими оконцами, а из окна желто-красноватый свет керосиновой лампы и свечей. С моря колючий ветер слабыми порывами. Охотник заглядывает в пыльное с гроздьями паутины окно и видит: на столе лампа, свечи, за столом, на лавках, под столом, на полу, на кровати, где из-под рваного одеяла блестит обглоданный череп, серая шевелящаяся масса тысяч кроликов, потряхивающих ушами. Они заняты мирной беседой, обгладывая заготовленную на зиму морковь, шевелятся усы, щеки. Глаза охотника широко раскрываются от ужаса и в тот же момент как по команде головы кроликов поворачиваются к окну и тысячи кроличьих глаз видят в окне, его перекошенное от ужаса лицо с заиндевевшей бородой. Вся серая масса, как единый организм приходит в движение, срывается потоком к входной двери…

А что было дальше? — взвизгнула дрожащим голосом девочка Юля, озирая русло Бродяжки.

Дальше уходим — сказал я и взвалил рюкзак на плечи — будь проклят тот день, когда я первый раз влез в этот рюкзак!

Это кстати, не первое поселение на этой речке. Археологи нашей экспедиции, которые шли на место базового лагеря, за месяц до группы, обнаружили на 6-метровой террасе правого берега Бродяжки следы поселения сусунайской культуры возрастом 2 тыс. лет и 29 находок (в основном керамика). Среди находок попался фрагмент со шнуровым орнаментом сусуйской культуры, который явился самой северной находкой керамики со шнуровым орнаментом этой культуры на западном побережье Сахалина. Уже в лагере Сергей Горбунов, наш археолог, показывал этот обломок детям, бережно держа пакетик в руке. Детям это мало что говорило, но значимости прибавило.

К «Гагарьим мысам» вышли около 14.00, как раз на начало отлива. Участок проходится только по отливу, желательно только по полному отливу, при отсутствии волнений на море и нагонной волны. Его начало в 1 км к югу от р. Васькин Ключ, конец участка — южная оконечность м. Маркевича. Это сплошная полоса отвесных скал и обрывов с высотами от 10 до 50 м. Угол стенки обрывов от 85 до 100°. Ширина пляжной полосы, обнажающейся при полном отливе от 0,1 до 5 — 10 м. Скальные обрывы после продолжительных дождей, осыпаются то здесь, то там, можно видеть свежие осыпи и камнепады. Старались щемиться подальше от отвесных скал — падение нескольких тонн камней не сулило радужных перспектив. Впечатлений у детишек от этой грандиозности хватало. Их дополняли сидящие гагары (откуда и название мысов), бакланы с упоением гадившие на головы и бомбардирующие группу мелкими камнями. Получив заверение о том, что получить порцию дерьма на голову — это к счастью, ребятишки заржали, а я объявил конкурс на самое большое количество попаданий (получившему — конфета, за каждые 10 попаданий). Нужно сказать, что никто без приза не ушел, кто-то даже получил несколько конфет. Позже я узнал, что некоторые ушлые детишки специально искали свежак на камнях и мазали плечи и голову. Короче развели меня по пОлной.

Через каждые 200–300 метров встречались потоки воды текущие сверху. Грунтовые воды и ручьи скатывались по отвесным стенкам обрыва, капали, лились, струились и все это в сочетании с гадящими бакланами, осыпающими обрывами и ревущим морем создавало незабываемую симфонию.

На этом участке практически на всем протяжении встречаются волноприбойные чаши. Море за десятки лет монотонной работы выбивает у подножья скал карманы, гроты с нависающим козырьком. Потом это рушится, разбивается, истирается в гальку, песок, и разносится по всему побережью к северу. Потом все повторяется, и так сотни и тысячи лет — монотонные гидравлические удары. Если ты под эти скалы зашел, то уже нужно до конца — замоет.

Единственное место, где можно подняться на обрывистый берег «Гагарьих Мысов» — это распадок ручья Ревун. Он находится в 3 км к северу от р. Васькин Ключ. Приличный ручей обрывается в море красивым водопадом высотой около 7 м. Ширина струи водопада от 2 до 3 м в зависимости от сезона года. Нивхам казалось, что шум воды, это разговор духов, поэтому у них он назывался «Чхаруф», что можно перевести как «место обитания морских духов».

Подъем на водопад возможен справа по натянутому канату. С него, если прижало, можно выйти по заброшенной лесовозной дороге через ручей Ревун, далее через его левый приток на водораздел, спуститься по ручью Мельничному к р. Агнево в 3 км выше устья. Нужно сказать, что этот обходной участок не менее труден в прохождении, чем мыс Маркевича. Заброшенная дорога уже в 2000 году превратилась в раздвоенно-параллельное русло ручья, по которому нужно подниматься на высоту примерно 300 метров над уровнем моря и спускаться. Огромные полчища комаров и гнуса приятно дополняют обходные 10 км.

Сам же мыс Маркевича представляет собой полосу вдающихся в море причудливо изрезанных скал. Высота стенки обрыва до 60 м с углами наклона от 60 до 90°. Протяженность всего около 150 м. Но для прохождения мыса по низу необходимо сочетание полного отлива, малой воды, полного безветрия, либо отгонных явлений. В этом случае можно пройти его вброд с глубинами от 0,8 до 1,0 м. Так как сочетание этих факторов встречается достаточно редко, проход через мыс лучше осуществить поверху. Для этого следует от каменистого русла последнего ручья (перед северной оконечностью мыса), подняться по нему вверх до старой набитой тропы, по которой и двигаться на юг. Это старая конная тропа, была пробита еще нивхами для сообщения севера с югом, а возможно даже и маньчжурами. Много людей повидала тропа, и маньчжур, и каторжан, и комсомольцев, и японцев. Спуск с южной оконечности мыса Маркевича вначале по гребню, в самом конце по обрыву. Тут необходима самостраховка и закрытая одежда.

Здесь, в 2000 году я в шортах, влез в заросли ипритки — будь она неладна, потом полгода мучился незаживающими ожогами. Основной ареал ипритки — Курилы, но она локально встречается по западному побережью, в том числе и на мысе Маркевича.

Спустились и прошли Маркевича без проблем. Слева по ходу движения склон песчаников, забитый отпечатками рыб. Смотреть не стали, народ устал, всем хотелось побыстрей дойти и свалиться. Эти слои образовались в миоцене, от великого замора, что случился здесь в неогеновый период. Видимо на границе суши и моря существовал огромный вулкан в виде трещины, откуда изливалась лава, по крайней мере, здесь полно туфопесчаников и алевролитов с пепловыми слоями, а чуть дальше базальтовые купола. Наверняка, это самый богатый в России разрез миоценовых рыб — экспедиция краеведческого музея насобирала здесь около 30 видов рыб, часто целые скелеты, да и кроме рыб, кучу всякой живности погибшей в этот же момент. Всего таких вот развалов миоценовых рыб по всей России по пальцам пересчитать.

Так как второй день выдался тяжелым, народ уже не пришлось разгонять по палаткам. Сразу после ужина расползлись и угомонившись заснули. А я еще долго сидел на старых бревнах, их здесь по берегу лежит очень много, еще с 30-х годов от леспромхоза остались. Смотрел на темнеющее небо и на силуэт более темного мыса Маркевича. Попыхивал сигареткой и пытался посчитать, сколько я на него уже раз глядел. Выходило в районе 15–17 раз, начиная с 1989 года, когда первый раз отправился по Александровскому берегу.

Сам же мыс названный так в честь ссыльного Макаревича, героя-партизана 1905 года — это место опасное во всех отношениях. Я проходил его раз пятнадцать, и все эти переходы были страшноватые сами по себе независимо от того, снизу ты его проходишь или сверху. При этом два раза я находился просто на волосок от гибели, один раз, в 1989, полчаса висел на тридцатиметровом обрыве, над камнями, о которых внизу бились равнодушные волны, и краем глаза наблюдая разбитый станкач «Ермак», который успеть сбросить с плеч. В тот раз я нашел все же опору под ногами и выбрался, цепляясь трясущимися руками наверх.

Второй раз, в 2001, форсируя мыс внизу опять в одиночку. Все было бы может и хорошо, если бы не шторм, три часа ночи, наполненный водой 100-литровый рюкзак и намертво застрявшая меж камней нога. Можно было по шуму и белому в черноте ночи буруну догадаться, что сзади подходит волна, которая через секунду врежет по спине, накрывает с головой, норовя ударить об отвесную скалу, но застрявший ботинок не дает это сделать, нога в коленном суставе, вот-вот оторвется…

В общем как в песне-страшилке: «Славно ему бы лежать на песке, если б не дырка в правом виске». Тогда, отплевываясь от воды с водорослями и погружаясь с головой в воду, я клял себя, за авантюру ночного перехода, в которую сам себя втянул, не смотря на сорокалетний возраст, туристический опыт и прочее. И опять же Маркевич меня отпустил! Я извернулся и под водой разрезал ножом шнурок, затянувший в узел, нога выскользнула из ботинка, получил удар об скалу плечом и уже поплыл, огибая последнюю каменную оконечность, как Чапаев, махая одной рукой. Волны приподняли меня и вышвырнули на пляж за мысом вместе с рюкзаком, из которого вытекала вода, в одном ботинке, в порванной на плече курке, из которой сочилась кровь. В голове вертелось: «Славно ему бы лежать на песке…" и еще композиция «И Ленин такой молодой» (до сих пор не понимаю, почему она появилась из подсозания).

Побережье не прощает такого снисходительного отношения к себе, оно требует уважения и неких процедур. В этом я убедился по полной, пройти «Гагарьи мыса» ночью, в легкий шторм, при неполном отливе, без фонарика и в одиночку было полной авантюрой. Я нащупал в кармане непромокаемый пакет с пачкой сигарет и резервной зажигалкой, закурил и, наверное, только тогда понял, что жизнь штука, прям хорошая, блин. Потом, когда небо стало сереть, меня «задавила жаба», я полез вытаскивать ботинок. Долго его искал — и ногами и руками. Выдернул его из камней как-то легко, выбравшись на пляж, долго стоял, тряся ботинком в сторону Маркевича. Как Хрущев на трибуне. В общем было и остается, что вспомнить про Маркевича.

А реальный Маркевич кстати, был хорошим подрывником, да и просто весельчаком по жизни. Когда японцы в 1905 году, шли по Сусунайской долине на север, в сторону Дубков, он перед их носом подорвал все мосты по тракту, а потом видимо сидел в кустах и хихикал тихонько, глядя на мокнущих японцев. Мелочь — а приятно….

Теги: Экстремальный отдых, Самостоятельные путешествия, Отдых с детьми, Культурно-познавательный туризм