Маска (Эпилог)

— Миха! Всё! Эксперименты прекращаем! Завтра обыкновенный человеческий пляж. Шаг влево, вправо — расстрел! — Наша компания в полном составе сидела в каюте, выстраивая планы на утро. Совещание принимало «отказной» характер.

Мы с Мишкой наотрез отказались от экскурсий вглубь острова. Жены категорично отказались составить нам пляжную компанию, сославшись на необходимость пройтись по центру и полюбопытствовать на местные безделушки. Вообще-то, мы были не против такого расклада и, в конце концов, сами тоже решили ещё от чего-нибудь отказаться. Отказались от идеи больше не покупать карибский ром.

Челночный бус — местная «газель», курсирующий из порта на Маракас Бэй, за полчаса преодолев перевал, доставил нас в заповедную зону отдыха. Вид окружающих лесов, гор и необыкновенный аромат экзотической растительности исполнял для нас функции станции переливания крови — мы отчётливо ощущали происходящее внутри обновление. Смотрели и дышали. Водопой береговых пальм, отшлифованные песчаные отмели и неокрепший маленький штормик. Полное ощущение первобытности и нетронутости.

Не успели обосноваться, Михалыч заговорщицки — ко мне:

— Санёк, ты посмотри, кто здесь! Вот тебе и девочки!

Недалеко от нашего лежбища замечаю Кристину с судовой официанткой. Замечательно! Есть повод покрасоваться, наладить плотный контакт и «правильно» провести отпущенное нам время. Идём на сближение.

— Сняли меня с уборки люксов. Один турист возмутился обслуживанием, — грустно поделилась новостью Кристина, меланхолично просыпая текущий сквозь пальцы песок.

— Хэй! Грустить не надо! Сейчас Михалыч нам краба поймает! — я совершенно не был настроен на минорные переговоры.

— Сань, кому краб нужен? Ты и лови,… если сможешь. — Мишка задел за живое. Причем при женщинах, причём при перспективных! Это что бы я краба не поймал?!

— Поймаю! Ждите.

Прихватив полотенце, я направился к скалистой границе пляжа. Почти добравшись до чёрных камней, застыл в изумлении. Метрах в пяти, чуть зарывшись в песок, притаилась серо-зелёная, бликующая малахитовыми переливами, игуана. Импозантная штучка, и размерчик вполне подходящий. Метр, с хвостиком. Это Вам не крабики «От Михалыча». Вот, действительно, достойный персонаж для покорения девичьего сердца.

Мою персону самец (или самочка?) принял за враждебного чужака, посягнувшего на его территорию. Игуана бескомпромиссно принялась доказывать, кто здесь хозяин, раздувая горло и потрясая головой с гребнем из острых чешуй. Забавные знаки устрашения на меня действия не возымели, да и по гороскопу я, всё-таки, «козерог». Решив дать бой в надежде завладеть телом противника, я осторожно делал короткие шаги ей навстречу.

Смертельной дуэли не получилось, и чья-то кровь не пролилась. «Чудище заморское», встав на лапы, со скоростью проносящейся песчаной позёмки, помчалось к камням у воды. Чего-чего, но такой прыти я совсем не ожидал.

Я — за ним, как за курицей для бульона, растопырив руки с полотенцем. Объект охоты, добежав до цели, проворно вскарабкался на выступающий в воду утёс и остановился. Путь назад ему был отрезан.

— Эээ-й, ты куда? Так нечестно!!!, — игуана сиганула в волны с трехметровой высоты уступа и, набирая скорость сильными волнообразными ударами хвоста о воду, скрылась за скалой. Они ещё и плавают? Я был уверен, что если последую за ней, то непременно её настигну. Что остановило меня от прыжка с раскалённых палящим солнцем камней? Может, по сценарию «Казуса», я обязан был отправиться за этим «недоделанным драконом» — возможным его «посланником», прыгнуть в расщелину и вдребезги разнести голову о подводные булыжники?

Я осторожничал. Остановился. Вспомнились ещё вчера произнесённые мной слова: «шаг влево, шаг вправо» и, напрочь отказавшись от дальнейших поисков членистоногих, раздосадованный и без добычи, побрёл назад.

Михалыч самозабвенно развлекал девчонок своими неиссякаемыми байками про Север, угощая их прихваченными нами вином и местными орехами. Ему не было необходимости руководствоваться расхожими статьями из «Менс Хелс» о правилах обольщения женщин на пляже. Он и так моментально обезоруживал, без новомодных приколов — открытостью, добродушием и своими 120 килограммами.

Время пролетело, и мы, выполнив все пункты пляжного устава, принялись паковать вещи.

— Саша, щелкни меня на пальме. А я попробую наверх залезть, — передавая свой фотоаппарат, попросила Кристина и с ловкостью, достойной собирателя кокосов, стала забираться вверх по наростам сухого ствола.

Фотосессия мной была проведена как заправским художником, этаким непревзойдённым «мэтром» эротического снимка. Я просто обязан был себя реабилитировать за фиаско с экзотической живностью.

— А как мне назад? — Кристина попала в стандартную ловушку древних законов лазания по деревьям. Наверх элементарно, а вот вниз…

— Прыгай, словлю!

________________________________

В 337, двадцатисантиметровая трещина, идущая из угла рта маски, беззвучно лопнула. Раскрывшаяся щель залилась дневным светом, ещё сильнее подчёркивая и без того уродливый дефект. «Казус» чуть дёрнулся и застыл.

________________________________

Мне не удалось поймать местную игуану, а вот обольстительную игуану в обличье красивой и молодой особы я-то уж точно поймаю. Кристина была правильного телосложения, нет, не эффектная модель, но была во всём её облике женская интрига — волнующая и притягательная. Обняв мохнатый ствол, она затравлено смотрела на меня, напоминая беспомощного мяукающего котёнка на ветке тополя.

— Прыгай, прыгай и ничего не бойся. — В приказном порядке скомандовал я. Внимательно наблюдающий за нами Михалыч едва удерживался от едких комментариев и колкостей. Кристина зажмурила глаза и, оттолкнувшись от символа «райского наслаждения», полетела мне навстречу. С четырёхметровой высоты мне на руки свалилось упругое полуобнажённое женское тело.

Моя ступня, опирающаяся на присыпанный песком корень от пальмы, резко вывернулась. Соскочив с твёрдой опоры, нога провалилась в тёплую мякоть берегового кварца. Издав нечленораздельный звук, похожий на стон, исторгнутый то ли восторгом, то ли болью, я стал тем счастливцем, которому на мгновение довелось увидеть собственную вывернутую пятку, стоя на ногах.

Я опускал на землю Кристину, понимая, что произошедший казус исполнил глиссандо, переводящее меня в другую тональность — болевую. Зубные муки показались слабым отголоском, лишь жалким подобием накатившей обжигающей волны.

— Миха, мне очень больно. Не отходи. Очень больно…- я, что было сил, вцепился в Мишкино плечо и не мог разжать пальцев.

— Санёк, ты садись…., я быстро. — Михалыч с проворностью измайловской белки куда-то испарился. Уже через миг он силком вливал в меня принесённый ром. Я прихлёбывал местный продукт, словно молоко, заливая пульсирующие болевые приливы.

— Минут через десять бус будет. — Миха, глядя на разбухающую на глазах ногу, понял — я не просто оступился. — Эх, Саня, Саня…

Воспетый в приключенческих романах, легендарный карибский напиток безоговорочно выполнил предназначенную ему миссию. Я ничего не чувствовал. Ни ног, ни рук, ни головы и рассудка. Меня загрузили в прибывший точно по расписанию челнок.

— Остров! Люблю тебя!!!- орал я, почти все телом высунувшись из бокового окна буса и приветственно размахивал полотенцем растущим вдоль серпантина дороги пальмам. Мой коэффициент умственного развития с помощью введённого внутрь алкогольного препарата к этому времени был значительно понижен. Было пьяно и безумно красиво вокруг. Я не учёл только одного, да собственно был и не в состоянии что-либо учитывать, — правила передвижения автотранспорта на острове были привиты англичанами.

Пребывая в полной уверенности, что обочина справа, я был, мягко говоря, удивлён, когда в очередном повороте, «лоб в лоб» со мной, одномоментно, вырос встречный бус-челнок. Заторможенная реакция организма просто ударила по тормозам. Я оцепенел. На полном ходу встречный автобус круто вывернул влево, уходя от моей половины тела, заскрежетал боком по полосатой зебре металлического отбойника вдоль дорожной петли и, вздрогнув белым корпусом, затаился над обрывом.

— О шит! Самбади! Тэйкит хим! — наш водитель сменил не сходящую с лица улыбку на злобу и раздражение.

Стоя у расцарапанного искалеченного автобуса, водители о чем-то договаривались между собой, карикатурно жестикулируя и поочерёдно сплёвывая себе под ноги.

Миха втянул «восторженного инвалида» в салон, но я не сдавался и в знак протеста ограничению своей свободы и независимости, выразившейся в сильной Мишкиной руке, припечатавшей меня к сиденью, обречённо и протяжно затянул «По Дону гуляет…».

________________________________

— А-аа, это вы…

Складывалось впечатление, что Андрей совершенно не удивился появившемуся в дверях судового госпиталя Михалычу со мной на плечах.

— Зови капеллана! — торжественно и радостно произнес я, пытаясь самостоятельно уложиться на кушетку.

— У-уу, блин, сильно! — Андрей не скрывал удивления, позабыв про врачебный этикет.

— Похоже на разрыв связок лодыжки и повреждение суставной сумки. Типичный обширный отек с кровоизлиянием. Сломал или вывихнул. Снимок надо делать. Обязательно, — замолчал, думая о чем-то своём, Гиппократовском, и добавил, — через два часа отход. Ну что, оставлять тебя здесь? Или до утра терпим?

— А то! Терпим.

Я даже не задумался над этим вопросом. Абсурд полный! Как оставить? Куда оставить? Меня оставить? Обалдели что ли?! Нога ногой, я ж еще и в ожидании инкубационного периода после водопада. Ну, нельзя же так! Боль снова стала накатывать рваными импульсами.

— Михаил, вот, держите. — Андрей выдал последнее произведение в области хайте-ка — лёгкие дюралевые костыли, — Я ему сильное обезболивающее сейчас введу, проводите его до каюты. А я минут через десять подойду.

Обняв Миху за шею, я, упираясь руками в стены, одноного прыгал по ковровой дорожке в каюту.

— Санёк, а ты читал, что Эмпедокл помер от сломанной ноги? — Михалыч, зная мой интерес к греческой философии, поддерживал тонус своими обрывочными познаниями.

— Это ты к чему? — шутки я прекратил воспринимать после взгляда вниз. Ставшая лиловой часть тела выглядела удручающе и к юмору не располагала. Да и мысль о возможной бесповоротной утрате столь необходимой конечности затаилась в голове. Однако мой исторический конёк был пришпорен.

— Да-а, Михалыч, не быть мне эпикурейцем.

— Это в каком смысле?

— Мих, они полагали, что жить надо ради удовольствий, но под удовольствием понимали отсутствие умственной и физической боли, а не пьянство, оргии и развлечения с женщинами, мальчиками и рыбами.

— А рыбы-то тут причем? — Мишка был явно озадачен.

— А я знаю? У Эпикура именно так и написано! — сам задумался, и вдруг меня осенило.

— Михалыч, где крабы там и рыбы, где рыбы там и крабы, где крабы… — точно не уверен, вслух ли я произносил эти слова. Сознание плавно уплывало, стометровые палубные коридоры начинали причудливо извиваться и трансформироваться в бесконечный лабиринт. Я отключался…

_________________________

…Кристина работала «автоматом для льда» — каждые двадцать минут улетая в бар и возвращаясь с ведерком новых замороженных кубиков для 337 номера, в котором Лёка следила за непрерывностью охлаждения упакованной в пакет и подвязанной вверх брючным ремнём злополучной ноги.

_________________________

Проваленное медициной в небытие моё тело погрузилось в мир грёз и фантазий. Тонкая игла с транквилизаторами отправила организм в потустороннее и бесформенное пространство. В мой внутренний хаос.

К лицу намертво прирастала маска. Маска духа из параллельного мира. Лицо того, кого никто никогда не видел, но в чьё существование верили. Я срывал её с лица, корчась от ужаса и боли. Возникающие из ниоткуда чернокожие партнёры моего неистового и примитивного танца конвульсий смеялись и рыдали вместе со мной.

Крик «Аржан!» многоголосым непрекращающимся эхом преследовал и не затихал. Брошенная в песок окровавленная заточка, шеренги марширующих корейцев по безжизненному каменному плато, нагая девушка в одеянии из пальмовых листьев — картины чередовались одна за другой, исчезали и вновь появлялись.

Я лёжал на снежной вершине. На месте ступни, клацая, шевелилась багровая крабовая клешня. Моя кожа на теле пузырилась и лопалась от вспышек восходящего над экватором светила. Из зияющих ран выползали мохнатые ржавые личинки. Шевелящиеся коконы падали в снег, застывали и раскалывались как хрусталики, как живая плоть, опущенная в жидкий азот, являя на свет разноцветных гигантских бабочек с головами игуан. Месиво из видений сливалось в бесконечную, колышущуюся, подобно желе, воронку, выплёскивая из неё меня квазаром, уносящимся в темноту по концентрическим спиралям. Мир останавливался…

Лёка в задумчивости сидела и смотрела на противоположную стену. «Казус» притих. Усиливающаяся качка отбросила поставленные у дверей каюты костыли на пол. Металлический перезвон заставил Лёку всем телом вздрогнуть так, словно рухнула стальная балка Крымского моста. Она подумала минуту, затем встала, осторожно сняла с крюка маску и тихо вышла.

Мокрый пронизывающий ветер выхватывал полутораметровый этнический «шедевр» из Лёкиных пальцев. Она подошла к лееру, посмотрела вниз и занесла «Казуса» за борт.

— До-сви-да-ни-я!- по слогам произнесла она и с лёгким поклоном головы разжала ладони.

Налетевший шквал подхватил плоскую планирующую деревяшку, словно лист бумаги, протащил вдоль судна и, ударив «Казуса» о распорную межпалубную переборку, забросил на корму, к швартовочным снастям.

— Кто бы сомневался… — почти про себя произнесла Лёка и по скользким лестничным ступеням побежала вниз.

Маска вздрагивала от порывов ветра на уложенных кольцами канатах. Лёка взяла «Казуса» в руки. Нижняя часть рта идола от удара откололась. Обезображенный африканский сувенир умоляюще взирал на неё своими глазницами со скатывающимися с них каплями дождя. Подойдя к флагштоку с хлопающим полотнищем, она искоса посмотрела на пенный след от судовых винтов. Отбросив мокрую прядь волос с лица, крепко упёрлась ногой в ватервейс, размахнулась и, стиснув зубы, со всей силы швырнула «Казуса» в волны.

Очнувшись, я не сразу заметил отсутствие над головой деревянного изваяния. Лишь через пару минут, обводя взглядом каюту и приходя в себя, пересохшими губами произнёс, глядя на осиротевший крючок на стене:

— «Казус» где?

— Нет больше «Казуса», Па… — Лека замолчала и, отвернувшись к иллюминатору, чуть слышно добавила. — И казусов больше не будет, правда?

Я молчал…

Мои детские мечты. «Робинзон», да «Остров сокровищ». Мои ночные подподушечные Библии. Я спускался по трапу «Аркадии» на вожделенный берег Крузо на одной ноге. Миха за мной с костылями в руках, Лёка замыкала. Я достоверно играл роль «Долговязого Джона Сильвера» по прозвищу «Окорок», а остров Тобаго достоверно исполнял роль «Острова». Наш сценарист, режиссер и продюсер — изуродованный «Казус», бултыхался где-то в океане, милях в десяти от нас.

На причале небольшого порта с красивым названием Скарборо ждала, вызванная дирекцией, машина с красной полосой и надписью «AMBULANCE».

Остатки ночного дождя, догоняющие тучу-вожака, судорожно намочили пирс и моментально заискрившуюся каплями листву пальм, растущих прямо из бетонной площадки причала…

Повсюду дождь, он льет на сад,

На синий лес вдали,

На наши зонтики, а там —

В морях — на корабли.

Вместо P. S.

У меня — хронический артроз. У Михалыча — рубец на боку.

Временами я не в состоянии сделать шаг, но мне кажется, что никогда больше я не буду так счастлив, как в те дни. И капитал у меня накоплен. Нет, не пиастры, сугубо мой капитал. Зрительный.

Тобаго не стало точкой. Впереди нас ждали новые удивительные места и события. Правда, происходили они без «Казуса». Но это — совсем другие истории.

Писалось под:

Siddharta Spirit of Budda Bar

2003 г.

(Стихотв. Р. Стивенсон)

____________________________________________

Ниже некоторые отсканированные кадры, не попавшие в текст:

Лека, а над ней моя нога в гипсе))

Попробуйте найдите на этом кадре Кристину))

Михалыч, Лека и Юлька

Дети и наша белоснежная «Аркадия»

Искренне Ваш…

…

Теги: Круиз