Маска (Часть I)

Причина первая.

Дакар. Сенегал. Очень африканские слова.

«В Сенегале, братцы, в Сенегале, я такие видел чудеса…». Почти забытая песенка про посла, когда-то всеми любимая в брежневские студенческие времена, всплыла без характерного булькающего всплеска, ненавязчиво напомнив о себе.

Двенадцать лет авантюрно-перестроечной жизни и, оказывается, можно вот так, по-простому, вальяжно и неторопливо, с неведомым ранее, зарождающимся достоинством, пусть еще младенческим и слегка хромающим, сходить на берег нового континента.

Внутренняя суть осознает — вот оно, начало нового восприятия и восприятия не просто пейзажно-ландшафтного.

Мы становимся свидетелями рождения нового абриса, формирующего утверждение самих себя перед другими. Кокон, вылепленный маразматическим замкнутым прошлым, методично и настойчиво разгрызался массовым туристическим прорывом, хотя круиз назвать массовым можно с большой натяжкой …

____________

Михалыч прервал мой философский настрой призывом, ставшим привычным и почти обязательным в моем двадцатидневном мореходном укладе:

— До часу — нет, а после — сил нет, разливай, впереди обед.

Мишка, мой одноклассник, бок о бок с ним лет двадцать. А человека так и не знаю до конца. Только его перемены внешние отмечаю про себя. Да и как их не отметишь. Все девяти- и десятиклассницы за высоким длинноволосым красавцем бегали. Сейчас же в Михалыче килограмм 120 веса и бритая под ноль голова. Только улыбка, прежняя.

Время нашего раннего предобеденного ритуала. Два унесенных с завтрака йогурта, два апельсина и два стаканчика с «Ред Лейблом». Это наше. Вынь, да полож. Без женского пола и постоянно мельтешащих рядом детей.

— Долго швартуются, черти. Помог бы им кто.- Михалыч, высунув по плечи голову в иллюминатор, пристально всматривался в разноцветную толпу торговцев на пирсе.

— Дай глянуть-то. — Я крутился вокруг него, пытаясь тоже полюбопытствовать. Мишка, как могучий утес, в своих канареечных желтых шортах не давал такой возможности. «А вот случись чего, он и в иллюминатор не пролезет», — любовно злорадствовал я, живо представляя такую вполне голливудскую и возможную картинку. Шторм. Я в волнах. Герой весь из себя. Пену соленую сплевываю. Руками загребаю. А Михалыч в роли Винни-Пуха… Застрял в стандартном проеме. А Мишка совсем не стандартный. Видимо, буду за этот крепкий череп его вытягивать. Тяжело придется. Но я справлюсь. Я такой. Кого ж еще спасать, кроме родных да Мишки…

— Ну что ты мечешься? Не суетись, давай еще в тару расплескаем. — Михалыч, освободив проход в каюту знойному воздуху, сбежавшему из Сахары, плюхнулся на кровать, потирая зацепленное окном и начинающее краснеть ухо.

— Мих, слушай, а может, не поедем сегодня на обзорную. Жарко, — тщательно разжевывая апельсиновую корочку, я представил организованную поездку в душный город и решил вынести на обсуждение свой вариант двухдневного пребывания в Африке.

— Может, возьмем с собой мелких, да по берегу к какой-нибудь бухте дойдем, крабиков поищем, а вечером их с пивком? Да и малые в океане порезвятся, — я понимал, что предложение достаточно тривиально, но мной уже всецело завладела идея пляжного расслабона.

— Я не против. Сам знаешь.

Вот так. Без обиняков. Где бы мне, неугомонному, такой покладистости набраться?

Усадив Юльку с Лёкой, мадамов наших законных, в экскурсионный автобус с бортовой надписью «Африкан Пёрл»*(Африканская Жемчужина), мы направились из порта к пологому серо-желтому мысу, виднеющемуся в отдалении.

Михалыч уверенно вышагивал впереди, за ним, в случайно выстроенном возрастном порядке, гуськом Настя, Тема, Антон и я — замыкающий и наблюдающий. Наши отпрыски — с аква-масками в руках, отцы — с пластиковыми пакетами, заполненными нехитрым обязательным содержимым, цокающим стеклянной бутылочной трелью о ноги.

От порта вдоль берега прошагали, похоже, больше часа, а мыс как был символом и атрибутикой картинного пейзажа, так им и остался. Белесый асфальт перешел в серый гравий, вдоль дороги перекошенные лачуги с появляющимися из-за оград коричневыми облезлыми козами и иссиня-черными сенегальцами навстречу. И все что-то тащат. Кто с мешком за плечами, женщины — детей, кто-то деревянную тележку с фиолетовой капустой, или это фрукты какие-то невиданные местные. Прямо муравьиный уклад. Но все при деле. Проходят мимо, вглядываются пристально в нашу процессию. Улыбаются открыто. Нам становится жалко и обидно, что простые и доступные нам блага стоматологии до них пока не докатились. Некоторые встречные останавливаются и приветствуют, дерзким — «Кадо!» (Дай что-нибудь!). Да, это не ласкающее слух кенийское «Джамбо!». (Привет!) или «Акуна Матата!» (Всего тебе хорошего!).

— Ну, вы как, живые? — Мишка останавливается, демонстрируя нам вместо насквозь промокшей спины вспотевшую грудь и обильные ручьи, стекающие по лицу. В тени по ощущениям градусов 45 по Цельсию, да и внутри, остаточных, выпитых 45 по спиртометру (если померить). Время — самое пекло…

— Мишань, давай к воде попробуем спуск поискать. До мыса, похоже, километров 10–15. Малых жалко, им эти крабы и не в радость уже, — я смотрю вниз отвесного склона на дурманящий желанной прохладой прибой, мысленно прикидывая спуск к берегу без травматических приключений.

Пока я оценивал зачаточные альпинистские возможности нашей походной группы, на песчаной полоске у воды из-за камней появилась фигурка сына.

— Па! Здесь супер! Спускайтесь! — надрываясь, выпалил Антон и, разбежавшись, тараном врезался в набегающие волны, изрядно истосковавшись по ним в судовом бассейне. За его спортивное плавание я не переживал, и все-таки… Рядом надо быть. Инстинкт папский.

_____________________

В это же самое время экскурсионный автобус с женами нашими, остановился на центральном городском рынке. Плановый осмотр местных художественных промыслов. К слову и без прикрас — высокохудожественных и самобытных. Песчаные картины сенегальские — ну, это видеть надо, как они слой к слою, миг за мигом на свет появляются. Рукотворное чудо, воплощенное в простую деревянную рамку. Со всей страны собранный разноцветный песок в чарующее изображение бытовых сценок, портретов и пейзажей, превращается прямо на глазах. Просто и незамысловато. А взгляд прилипнет, и все…

Юлька, сразу зацепилась за это песчаное изобразительное шоу, а Лёка, чуть отстав, не смогла пройти мимо разбросанного метров на сто развала с африканскими масками. Что-то, совсем разумом неуловимое, заставило её замедлить шаг и остановиться.

Она и раньше покупала подобное. Однако стоящий прямо перед ней почти полутораметровый «краснодревый» лик мистического идола молча привораживал и умолял: «Купи, ну купи меня…». Свершившийся акт перелома женской покупательской стойкости. Последующий короткий, но обязательный торг. С начальной озвученной четырехзначной цифры обреченно в небытие слетает нолик и бумажный портрет Франклина перекочевал в длинные черные пальцы с розовыми ногтями уличного торговца.

______________________

Спуск по каменистому склону в протоптанной реальности оказался простым. Стоя с Михалычем у воды на плотном песке, с удивлением рассматриваем необычные ниши в скалистом обрыве, прикрытые иссохшими на солнце прутьями и мутными кусками полиэтиленовой пленки. Сверху эти чьи-то изыски были совершенно незаметны и искусно прятались под каменными выступами от всевозможных любопытствующих взглядов.

Вид незамысловатых береговых скворечников почему-то вызывал у меня аналогию со свитыми птеродактилями гнездами на скалах в период мезозоя

— И что это за байда такая?- Мишка, так же как и я, недоуменно рассматривал уродливые сооружения.

— Меня спрашиваешь? Извини, мы люди не местные и справок не даем,- хотелось отшутиться, но предчувствие тревоги от нашего местонахождения на незнакомом берегу в корне раздавило мой «искрометный» юмор.

Стало совсем не по себе, когда у одного из «гнездышек», вверху, метрах в пятидесяти от нас, отодвинулась в сторону соломенная заслонка, и нам предстал выползший из своего убежища долговязый гуталиновый абориген.

Он уставился на нашу компанию, растревожившую его покой и присел у рукотворной каменной берлоги на корточки в позе древнегреческого мыслителя. Следом за ним, сдвигая свои легкие надгробия, нам стали являться и его соседи. Да…, дружная компания.

Добро пожаловать! Или посторонним…

Мы оказались в гостях у местного «бомонда» с названием «Дакарский бомжатник». Все происходящее напомнило представление в римском Колизее. Вверху — пока безмолвные, воодушевленные предстоящим спектаклем зрители, а на песчаной арене — «группа изнеженных белых европейцев, в охоте на крабиков».

Первая восставшая «ласточка без крыльев» стала неспешно спускаться вниз. Высокий мускулистый сенегалец в линялых джинсах и стеганной болониевой куртке, надетой на голый торс, проскакав по камням, остановился рядом с кучкой наших разбросанных вещей. Через какое-то время к нему присоединился пухлый сосед в рваном бубу*, (национальное одеяние африканцев — легкие разноцветные штаны и просторный сатиновый палантин сверху).

— Аржан!*(деньги, франц.) — долговязый произнес слово отчетливо, внятно и спокойно.

_____________

Лёка сидела в автобусном кресле, зажав между ног приобретенную, как ей казалось почти за бесценок, маску.

— Смотри, смешная какая! Сколько таких видела, все страшные. Ужас. А эта, забавная, словно подмигивает с издевкой. — Юлька, с любопытством разглядывала Лёкину покупку. — Представляешь, и я не удержалась, сразу шесть песчаных картин купила. Две большие нам с Мишкой в квартиру, а остальные на подарки. Классно, да?

Лёка, кинув взгляд на обмотанную скотчем стопку картин, промолчала, но все же, ответно утвердительно кивнула головой. Ей овладевало спонтанное желание как можно скорей оказаться в каюте на судне рядом со своими.

______________

Антон, безопасным кругом обойдя долговязого гостя, срывающимся голосом шепнул:

— Па, у него нож сзади в руках.

Я оторопел, но как-то без излишней публичности. Внутренне для себя стал прописывать возможно предстоящий сценарий. Бросил вполголоса новость Мишке.

— Быстро наверх. Повторять не буду.- Михалыч произнес эту, адресованную детям, фразу остервенело и категорично, никому не оставив никаких шансов на раздумья и осмысление ситуации.

В первый момент я совершенно не въехал в смысл обращения стоящего с расставленными ногами и спрятанными за спиной руками чернокожего чудака. Да и само слово «Аржан» — новое для слуха. Послышалось-то «Нарзан!». Во, думаю, дела. Какой «Нарзан»! Пить, что-ль хочет? Мигом позже карабкающийся наверх по склону Антон крикнул: «Папа, „аржан“- это деньги!».

После моего вполне достоверного изображения из себя туриста-придурка, с биением кулаками по груди и радостными возгласами: «Россия! Матрешка! Африка! Ура!» ожидаемого радушного приёма от наших гостей не последовало. Принимаем безоговорочное решение поскорей ретироваться с этого места.

С «долговязым», все так же методично издающим требовательное «Аржан!», пытаемся взглядом не пересекаться. Бессмысленно. Глаза сенегальца — обкуренные и с мутной поволокой. Дети уже наверху. К нашему облегчению, чернокожие зрители на склоне их не тронули. Это хорошо. Осталось разрешить задачу — или сразу уходить, или попытаться забрать нашу одежду, на которой стоит «сладкая парочка». Решили пытаться.

Подходим, нагибаемся. Вот радость! Склонили свои обнаженные спины перед господами. Собираем вещи, а в висках бешеная пульсация. Смоляные аборигены замерли, словно застывшие идолы. Мишкины же желтые шорты оказались под босой ногой «пухлого». Михалыч секунду раздумывает и неожиданно резко выдергивает штанины из-под его грязных ступней. «Пухлый», не устояв, отмечает пятой точкой песок. «Долговязый» вздрогнув, выходит из своей «аржанной» медитации, изворачивается и рукой с зажатой отполированной заточкой неуклюже тычет в спину сидящего на одном колене Михи. Мишка тяжело поднимается, прижимая обсыпанные песком шорты к боку. Пальцы в крови.

— Уходим отсюда, Саня, уходим!

Я ощущаю всю нелепость происходящего и мгновенное головокружение, словно тебя подвели к краю бездны. Безумное желание заорать, разорвать. Но в тот момент, когда осознаёшь, что вот-вот потеряешь над собой контроль, разум вытесняет смятение. Бесишься и понимаешь: встречная агрессия бессмысленна и опасна. Да и малые ещё сверху кричат, к себе подзывая.

Идем вдоль бетонного парапета резвой иноходью...

(фото из интернета)

Дети в видимом отдалении бегут впереди. Мишка, похоже, бодрячком, только бледный чуть.

У меня в голове крик молчаливый: «Вот же придурок, ну, меня бы тыркнул! Что помешало? Моя ж идея „крабовая“». Ко мне прилепилось стандартное: «На его месте должен был быть я!».

— Миха, Миха, мы уже пришли, …вон труба «Аркадии» торчит.

— Санёк, а помнишь Амдерму? — Мишка, пыхтя и отдуваясь, спрашивает так спокойно.

Как же мне не помнить. Новороссийская мореходка. Безоговорочное Мишкино распределение к Северному полюсу. У нас на балконе до сих пор висит привезенный им на мой День рождения забавный коллаж с круглолицым шаманом у огня, исполняющим ритуальный танец с бубном, в унтах, сделанных из волосков натуральной оленьей шерсти и язычков костра, выклеенных из красных бутылочных осколков. Да и у Лёки где-то в шкафах до сих пор хранится стопка телеграмм с его традиционным и лаконичным: «Помню. Скоро буду. Обнимаю. Ждите».

Михалыч вышагивает, прижимая одной рукой шорты к боку, второй постоянно смахивает выступающую на лице влагу.

— Сань, знаешь, мы как-то с метеоточки на базу в поселок с механиком нашим Игорем возвращались на вездеходе.- Мишка чуть тормознул, раскатисто выдохнул.

— Так у нас из трака костыль вылетел. Ну, мы на место железяку эту с ним решили ставить. Да и выхода не было другого. Градусов 40 за бортом. Рукавицы посбрасывали и сцепку стали на место вбивать. Быстро сделали. Только руки совсем чужими стали. Игорек бушлат с себя сбросил, меня тоже заставил, канистру достал и облил соляркой свои и мои руки по локоть. Дал мне зажигалку и без компромиссов всяких, без пафоса этого сраного сказал: «Поджигай». Я, ничего не понимая, просьбу выполнил. А он тщательно растер огнем руки и потом их в снег засунул. Ну, я все в точности повторил. На коже и следов не осталось…- Михалыч замолчал.

— Саня, ты не дергайся и не суетись, прошу тебя, — тихо добавил и ускорил шаг.

Навстречу нам — все те же обитатели задворок столицы со своим намеченным маршрутом, своей поклажей и своей, только им известной, конечной целью прибытия. То же призывное «Кадо!» при сближении с нами. Помощи у них просить бесполезно, они лишь отобрать могут.

Дакар навечно врезал в свою память времена, когда из него, крупного западного африканского порта, отправляли в Европу и Америку чернокожих рабов. На корабли, как рыбу в трюм, навалом грузили людей в цепях. Грузили белые. Ненависть за их жуткое прошлое впиталась сенегальцам в кровь. И уж если схватил тебя местный, то свою цепкую хватку не разожмет, пока денег взамен не получит. И каким бы ты не был приветливым да благожелательным, все равно ты для него «расистом» останешься.

Подходя к порту, смотрю на покрытые мхом черные камни и избитые ветром и временем сухие измученные деревья на отвесном склоне. Справа — Океан. Слева — грязные, пьяные, обкуренные и бездомные сенегальцы, вдоль улиц сидят, стоят, спят, нужду тут же справляют.

А ведь Марабу, главы религиозных движений, в школах Коран их заставляют заучивать, да милостыню с детства вымаливать. Проповедуют, что главное во имя Ислама — непомерный труд. Что же происходит? Гордость от мысли, что мы вышагиваем по новому материку, что вот, наконец, добрались сюда, перебивает острое чувство униженности и скованности. Будто у меня с Михалычем, как у рабов цепи на руках.

Так чужды этому миру наши с Мишкой «Я», такие они ничтожные и незаметные в этой изуродованной действительности.

____________________

Поднимаемся по трапу. Андрей, судовой врач, на месте. Мишке здорово повезло. Касательный прокол кожи и слегка задета жировая ткань. Морской лекарь вкатил ему от столбняка и еще от чего-то. Скобку сделал, да джина бутылку подарил за наше знакомство.

Устроившись в открытом, палубном баре, долго не раздумывая, мы приступили к раскрытию загадочной тайны названия можжевелового спиртного — «Beefeater». Ну и все же, почему джин — «Пожиратель говядины»? Головоломка! Головоломка опустошалась, одновременно ломая наш рассудок и не поддаваясь разгадке.

Лёка с Юлькой, поднявшись на борт, застали нас за этим замечательным релаксационным занятием и сразу стали требовательно вопрошать: «Ну и где крабы?».

Мишка молчал и улыбался, а я, как обычно, отшучивался и нес всякую чушь. Хотели «крабовую» историю от них утаить, да не получилось. К вечеру нас дети сдали. Ну, дети же.

Я засмотрелся на лик купленного африканского идола, поставленного к барной стойке.

— Это от нечисти всякой — «оберег», — торжественно объяснила Лёка, — рожица, правда, у него какая-то уж больно хитроватая.

Внимательно вглядываясь в покрытую красно-черной краской жуликоватую маску, театрально обратился к ней с вопросом:

— Дружище, ты дух дружелюбный или враждебный?- уродливо растянутое вверх трагическое лицо с прорезанными глазами и приподнятыми в усмешке губами безмолвствовало. — Молчишь, «казус африканский»? Во, во, так и буду теперь звать тебя «Казусом».

На память пришел обычай одного африканского племени в Камеруне. При рождении ребенку очень плотно забинтовывают голову и снимают повязку только по прошествии трех лет. Череп за это время принимает особенную, удлиненную форму. Таким способом аборигены не только тело меняют, но и становятся ближе к параллельному миру своих почитаемых божеств, веруя, что обретают чувство абсолютной защищенности.

Сразу подумалось: а вдруг наложенный на Мишку бинт при снятии тоже тело его изменит? Опять явит нам стройный торс и шашечный пресс, каким он был у него в десятом классе. Чуда не произошло.

«Казуса» мы с Лёкой бережно зацепили на крюке над моей кроватью. Ценное приобретение.

Сто баксов, все-таки…

(Продолжение следует)

Теги: Круиз