«Аркадия» покидала каменные вулканические объятия архипелага, причесанная, подкрашенная матросами за время дневной стоянки, копируя женщину, тщательно сделавшую макияж и убегающую на долгожданное свидание с возлюбленным. Её любимый кавалер ждал ее за 5000 миль и звали его «Южная Америка». Нет, не точно, он же кавалер — «Южный Америк».
1
Мы провожали острова, а нас провожали стаи летучих рыб, неожиданно вылетающих рядом с бортом из волн метров на тридцать — пятьдесят.
— Даже рыбам дано летать, — обреченно нарушил кто-то всеобщее молчание пассажиров, собравшихся на корме и пристально вглядывающихся в стекающие в ночь краски вечера. Поразительная горная лава покидаемых нами островов искрилась и прощально подмигивала нам своими сказочными переливами.
___________________________
«Казус» — не исключение. Он тоже искоса подсматривал в иллюминатор.
___________________________
Мы шли по Экватору на долгожданную встречу с удивительно красивым словом Парамарибо. Мне тридцать пять, но каждый раз, проходя мимо вывешенных рядом с бюро информационных плакатов с изображением герба Суринама, сердце моё по-мальчишески замирало, глядя на двух индейцев с копьями, охраняющих стоящую у пальмы бригантину.
2
Пять дней перехода через Атлантику.
Когда мне доводится пролетать над морем или океаном, я всегда пристально вглядываюсь в крохотные белые царапины, оставляемые судами на воде. Сейчас же мы сами были частью такой царапины со своим замкнутым крошечным мирком, очерченным трехсотметровым кольцом променада.
Постоянно импульсивная и нервная Атлантика была к нам благосклонна, копируя затихшую после бурной скандальной сцены женщину. Лишь легкая зыбь на воде и вторящее в унисон океану небо — прозрачное и застывшее, с рассыпанным перистым пухом облаков.
Михалыч целыми днями пропадал на швартовочной палубе с моряками, делясь с ними приобретенными ранее познаниями в рыболовстве. В подробности я не вникал, но Миха объяснял, что процесс этот на самом деле довольно прост. На леску цеплялся десяток голых крючков, какие-то тряпочки с блестящими пластиночками и все это хозяйство забрасывалось за борт. Мой скептицизм к такому способу ловли Мишка похоронил. В один из вечеров мы, ловя завистливые взгляды пассажиров, торжественно разворачивали запеченного в фольге с пряностями и пальмовыми листьями пойманного на голый крючок тунца.
______________________________
В прокуренной 117 каюте «люкс» Максим, когда-то раскачанный тренажёрами молодой человек лет двадцати пяти, теперь же расплывшийся от неумеренного питания и впитанной за последние три года в себя лени, лежал на раскладном диване и смотрел по видаку прихваченную из Питера «Греческую смоковницу».
В номер осторожно постучали.
— Разрешите, я у Вас тут быстро приберу, а то Вы целый день в каюте? — робко спросила Кристина, в очередной раз вся внутренне напрягаясь от возможных, ставших для неё совсем уже невыносимых, ухаживаний хамоватого туриста.
Максим, хлебнув из банки пиво, присел и как-то задумчиво и пристально посмотрел на горничную. Резко поднялся, подошёл к двери, прикрыл и неожиданно порывисто обнял Кристину.
— Кристиночка, все, что хочешь, для тебя сделаю, — с этими словами он, запустив руку под пуговичную прорезь форменного сатинового халата, стал гладить ее ничем не прикрытую грудь.
— Не надо, ну, пожалуйста, — она отпрянула и побледнела.
Максим неожиданно, как-то вдруг, рухнул на колени и, крепко обняв её за бедра, прижался головой к совершенно растерявшейся девушке.
-Не уходи, денег дам.
Кристина вырвалась и неосознанно, безотчетно для самой себя, размашисто и хлёстко ударила его по щеке. Выскочила из номера, забыв в нем корзину с арсеналом моющих средств, добежала по длинному коридору до своей подсобки и уткнувшись лицом в стопки приготовленных к смене крахмальных простыней, расплакалась.
_____________________________
— Дядя Саш, а Вы кем на Новый год будете? — Настя на секунду забежала к нам в каюту похвастаться своим кружевным платьицем и вплетёнными в волосы бантами.
— Самим собой, Настенька. Самим собой. Вдруг еще от себя отвыкну. В туземца превращусь, одичаю и тебя в качестве ужина приготовлю! — Малое создание, заигрывая, рассмеялось и упорхнуло, а я подумал, что действительно соскучился по московскому офисному виду, постоянно пребывая в африканском одеянии или без него. Висевший в шкафу на плечиках костюм будил во мне приглушённое скрытое желание знойным вечером при полном параде взять и появиться на палубе. Может, мне, таким образом, хотелось отдать дань невидимой линии раздела полушарий?
На календаре был Старый Новый год. И предстоящая карнавальная ночь.
Перед зеркалом, вдевая серебряную заколку в галстук, я посмотрел на скучающего «Казуса». Он казался каким-то совершенно затихшим, унылым и обреченным. По привычке обратился к нему:
— Ну что, дурилка деревянная, скучаешь? Праздник сегодня, да тебе с вашими черными духами нас и не понять. — Проговорил и вдруг задумался, вспомнив русичей, поклонявшихся огню, ветру и повелителю грома с молнией Перуну. Спасибо княгине Ольге, ведь все иначе могло бы сложиться. И висели бы сейчас дома у меня вместо образа Богоматери в комнате какие-нибудь каббалистические знаки или, в более приличном варианте, осиновая маска бородатого «Дядьки Черномора».
Торжественный ужин. Свечи. Обгоревшие физиономии мужиков в белых рубашках. Декольтированные и благоухающие южными французскими и итальянскими ароматами женщины. Всё проходило достаточно традиционно, за исключением совершенно незнакомого неба над головой и пяти миль от ватерлинии до земли накрытой океаном.
Танцы на палубе. Искусственная ёлка. Обливающийся потом под своим ватным нарядом Дед Мороз и шампанское.
Потом все стихло и на условной сцене появился Артем — во фраке, белоснежной рубашке с приподнятым воротничком, обхваченным маленькой черной бабочкой. В руках он держал длинный футляр, напоминающий чертежный тубус. Тема без лишней суеты поклонился, отрыл футляр и достал из него черный лакированный кларнет.
3
Выдержал паузу, глубоко вздохнул и заиграл. Мы вслушивались в пронзительные звуки инструмента в детских руках. Не профессиональные пальцы ставили мелодии подножки, и она иногда оступалась на доли секунды. Зато сейчас, окончив консерваторию, Артем стал настоящим виртуозом, сполна расплатившись перед композиторами за свои прошлые промахи с нотами.
Тогда же никто этого не замечал и не слышал, да и не хотел замечать и слышать детских промахов. Слушали глазами. А перед ними была только трогательная щуплая фигурка маленького человека во фраке, с кларнетом, посреди океана…
И тут пошёл снег…
Ночной свет палубных прожекторов наполнился белыми парящими точками, лениво планирующими на нас. Казалось, все незнакомые звезды на небе ожили и стали к нам приближаться для установления дружественных связей. Мы протягивали невероятному событию ладони навстречу. Снежинки падали и замирали. На несколько секунд задерживались на плечах, волосах и смешно и беспомощно лопались. А Темка играл и играл.…
2
3
Мы продолжали танцевать, стрелять шампанским и старались не переводить взгляды на матросов, уносящих с верхней палубы насосы и баки с жидким снежным имитатором.
Рассветом нас должен был встречать Парамарибо.
3
Утро. Полное безмолвие и отсутствие моторного шума, который стал настолько привычным, что без него моментально у всех пропадал сон. Могу ошибаться, но человек двести высыпали на борт. Удивленные вопросы. Идиотские вопросы. Вопросы.
— Что случилось, почему стали?
— На мель сели!
— Какая мель, бензин закончился. Вон всю Атлантику прошли, не рассчитали горючку!
В утренней дымке едва заметные призывные очертания Южной Америки. Смотрим за борт вниз. Во дела!
— Мих, а ты ночью слышал что-нибудь? — под водой совершенно отчетливо просматривается мутное, грязно-желтое дно. «Аркадия» словно не дышала.
— Па.а, ты мне марку Гвианы купишь? — подошедший Тёма приставал к отцу со своими первыми утренними словами, мечтая стать обладателем редких художественных марок, выпущенных в Суринаме.
— Куплю, Темыч, куплю, — похоже, мой «морской волк» был шокирован увиденным не меньше моего. Мишка смотрел вниз и напряженно думал. Думалось непросто. Новогодняя ночь даже на Экваторе не проходит бесследно и без последствий — Не, не, Тём, подожди, ты марку лучше сейчас у мамы попроси.
— Сань, думаю капитан тоже человек. Мож, посидели со старпомом ночью, за жизнь поговорили, ну и «тогой», — это было самое простое, что мог Миха предположить в те минуты. — Во, вляпались!
— Чего «тогой»? Мишань? Неужели сели? — мою фразу перебил рупор судового радио, призывающий всех собраться в музыкальном салоне.
Нет. Не сели мы на мель. Но можем. Если зайдём в дельтовое устье Гран-Рио и пройдём пару миль к порту.
— Мощный отлив с перепадом в десять метров не даёт никакой возможности пройти двадцать километров до Парамарибо. Риск очевиден. Кто не верит, может прыгнуть за борт и промерить глубину собственными силами, — с таким обращением обратился наш командор к присутствующим в музсалоне пассажирам.
Вот те раз. А как же быть со столь желанным проникновением в песню Алёны Свиридовой — «Парамарибо, город удивительной страны»?
Антоха попытался поделиться с нами своими познаниями на тему приливов и отливов. И где он этого понабрался? От отца наверное. Кто ж, как не отец…
— Па, во время равноденствия приливы с отливами особенно сильные, когда Солнце и Луна сходятся на одном меридиане, их двойное влияние увеличивает силу притяжения… — Тохе не дали продолжить. Начался спонтанный симпозиум, переходящий в словесную потасовку.
— Дайте Южную Америку!
— Да этот Суринам — болото с постоянными ливнями!
— Нас лишают целого Континента!!!!!-
— Ну, зайдем мы в этот Парамарибо, рискнем графиком дальнейшим. Да там ещё полгода назад амнистию устроили, так из тюрьмы Санто-Бома всех выпустили. Вам это надо? — капитан был категоричен и в тоже время благосклонен. — Там же нет ничего — Президентский дворец, ремесленный рынок да форт.
— Вы нас не убедили!!!
— Команду на рею!!!
— Нет, конечно, есть возможность спускать боты и идти по устью Гран-Рио.
Однако перспектива 10–15 миль плыть в ботах по мутной реке с крокодилами и змеями навстречу «второму Дакару» ни мне, ни Михе не улыбалась, да, похоже и никто из присутствующих не принял это предложение с подобающим энтузиазмом.
Даешь Тринидад! Стоим два дня! Все… Перелом!
Через сутки нас встретит у устья реки Ориноко остров, бывший для Робинзона Крузо недосягаемым материком.
2
______________________________
«Казус» встрепенулся, словно приоткрыл и без того открытые глазницы. Происходило то, что должно было происходить. Именно так. По его плану. Впервые за последние несколько дней маска улыбнулась. Наконец-то «Казус» дождался своего часа.
______________________________
Сбывалась мечта наяву прикоснуться к далёкому детству, стать ногами на землю о которой грезил с книжкой под подушкой, и самому почувствовать себя Робинзоном.
Хотя можно быть Робинзоном и без острова, и без Пятницы и без шкур на плечах.
Подпрыгивающий Пятница, овечья шкура и сказочно красивый остров — простые символы. Состояние человека совершенно не зависит от символов. Вглядитесь в идущих рядом с вами. Где-нибудь в суетливой толпе перехода метро Вы отыщете оставленного, бесконечно одинокого и утратившего последние надежды на перемены в своей каждодневной обыденности.
Мы проходили залив Пария, разглядывая открытый Колумбом остров и каждый строил свои предположения о том, что скрывает плотное покрывало сельвы, наброшенное на хвост горного хребта Венесуэлы.
— Ну что, Санек? Воевать будем с «карибами»? — Мишка в полной боеготовности.
— Англичане уже навоевались. Хватит. Ты камеру подзаряди, да напомни мне пленок прямо в порту купить.- На этот раз мы решили объединиться семьями (в простом понимании этого слова) и ехать на обзорную экскурсию по Порт-оф-Спейну с посещением, так называемого, «фаунистического резервата».
Я был наслышан о бережном отношении островитян к сохранности уникальной дикой природы Карибского архипелага и подтверждение этому мы нашли с первого шага, едва ступив на пирс в порту. Антон, чуть отойдя от собирающихся группами туристов, окликнул меня.
— Па, ты глянь что делается! — в метрах сорока от кормы «Аркадии», прямо у бетонного отлива ходуном ходили стайки рыб. Дело не в том, что это редкость, мальки есть везде. Меня поразили размеры и разноцветье плавающих особей под два-три килограмма весом.
Любоваться увиденным времени не было. Автобус и вперёд.
Милый, сохранивший облик и традиции, бывший колониальный городок, разноцветный, приглаженный, подстриженный и вот — национальный парк — заповедник.
4
На входной центральной аллее кучкуются, предлагающие свои услуги, доморощенные «гиды», напоминающие частных извозчиков у Курского вокзала. Только вместо «Такси, такси!» они наперебой выкрикивали «Найтив шоу! Найтив шоу!».
— Миха, может сами здесь разберёмся, что к чему, как-то глупо с группой три часа выхаживать по парку? — меня моментально все поддержали: и дети, сразу побежавшие по песчаным дорожкам в заросли, и жены.
Влажно и душно. Мы сняли майки, купили с арбы, превращенной в передвижной магазинчик, здоровенных кокосов украшенных трубочкой с традиционными с зонтиками, а Михалыч, не удержавшись от восторженных од и панегириков Карибскому рому, приобрёл ещё два литровых бутыля местного напитка.
— Так и будешь с пакетом таскаться? Да на обратном пути взяли бы.
— Санёк, ничего, запас карман не тяготит. Так, на всякий случай. Вдруг этот с арбой уедет. Бегай потом.
Мы неспешно стали углубляться в глубину сада, а за нами неотступно стал следовать один из местных «гидов».
— Ай эм зе бест! Тен доллар! Ай эм зе бест! Тен доллар!
Нам он почему-то сразу понравился. Высокий, жилистый, кудрявая шевелюра обтянута вязаной красной шапкой, клокастая смешная борода и синяя майка с надписью «Тринидад» под изображением летучей мыши. «Гид» постоянно пританцовывал, улыбался и напевал. Его движения были пластичны и просты, однако моя попытка скопировать национальные «па» не увенчалась даже приблизительным успехом.
3
— Ю шайнинг лайк зе стар! — обращение колоритного «танцора» к Лёке нас сразило, определив наше решение и выбор. Лучше с ним, озорным и добродушным местным спутником, чем в типовом коллективе и без него.
И началось! «Гид» распустил крылья. Он парил. Хватал меня или Антона за руку и бегом направлялся к всевозможным интересным уголкам и аллейкам парка. Он действительно много знал, а самое главное трепетно любил то, что знал. Цветы, кусты, камни. Показывая очередное дерево, он нежно его обнимал с неподдельной искрящейся влагой на глазах. Честно скажу, такой сентиментальности я давно не встречал.
— Лук, Лук, «Рейнбоу триз!»- обёрнутая вытянутой спиралью по уходящему далеко вверх стволу, радуга.
4
— Настиа, Настиа! Синсейтив грасс!- он даже запомнил и выучил наши имена за какой-то первый час, проведенный совместно.
Настя сидела на пушистой сочной зелени травы, а «гид» нежно проводил ладонью по кончикам лепестков, застилающих землю. Такое я видел только в фильмах, где используется эффект убыстренной съёмки. Лепестки на секунду задумывались и, свернувшись в трубочки, наклонялись к земле, спрятавшись от прикосновений. Живая трава! Мне захотелось приподняться над землей. Как можно здесь ходить! Вот здесь действительно уместна табличка «По газонам…».
Так перебежками, с познавательными остановками, мы очутились рядом с небольшим водопадом. На отполированной черной трехметровой скале — ядовито-рыжая вертикальная дорожка, омываемая струями. И метровый ручей внизу, убегающий в заросли.
Наш «природовед» с детьми и девчонками, встретив основную экскурсионную группу застрял у кустов над которыми замерли в невесомости несколько колибри.
Мы же с Михой отошли и, присвистнув от красоты водопада, решили увековечить дивное место фотоснимком. Не обращая внимания на натянутую вдоль ручья веревочку с повешенными табличками, я, осторожно перескакивая по поросшим коричневым мхом камням, допрыгал скалы.
— Миха! Лови кадр! — я подобрал два булыжника, и, жонглируя ими, подставил плечи падающей прохладной воде. — Снимай быстрей!
6
Михалыч снять успел. И я успел подбросить камни. И водопад успел омыть меня. Все успелось. Из не успевших был только наш «гид». Душераздирающее «НОООУУУУ! ДАНДЖЕР!» долетело до нас с минутным запозданием. Он упустил контроль.
Чертовы таблички! Я на них и в Москве-то не обращаю внимания.
А на ней просто и ясно было написано: «BIOHAZARD! DANGER!» («Бактериологическая опасность»). Даже веревочки натянули для таких вот, как я.
Посмотреть на «исторического» купальщика подошел весь автобус.
Михалыч непроизвольно (а может, и вполне осознанно) сделал шаг в сторону, подальше от стекающих с меня капель.
Что делать-то? Заработать тропический шистоматоз от заползших под кожу маленьких и пронырливых простейших организмов и дожидаться результата? А циркария будет бегать под кожей из «угла в угол»?
О моём состоянии в тот момент можно прочитать в любом справочнике по психоневрозам.
— Санёк, а вдруг тут вирус лихорадки «Эбола»,- Миха таким «шутливым» способом пытался вывести меня из ступора. «Эбола»! Крохотная амеба из реки Конго, унесшая сотни жизней. Искупался и через две недели кровь из носа и «полный вперёд» — смерть от шока.
— Сань, отсель до Штатов рукой подать! Мы тебя американцам продадим. Сам знаешь, с деньгами у нас напряг, пусть испытывают на тебе вместо приматов боевые вирусы. Сэкономят на обезьянах. Ты ведь любишь животных? — меня бил озноб и захлестывала полная неразбериха в сознании, которое стало наполняться демоническими картинами ужасов с африканским оттенком. На мгновение мелькнул лик «Казуса». И голос Михи — откуда-то из другого мира. Ну, да. Кристально чистого мира. А со мной-то что делать? Скудные познания в медицине подсказывали только одно — надо немедленно продезинфицироваться.
— Бери пакет, пошли в кусты! — я обрёл прежнюю выдержку. Миха сразу меня понял. Забравшись в заросли, я скинул с себя всё, что было, встал на четвереньки и скомандовал:
— Лей!
Мишка, с полуслова вникнув в ситуацию, уже свинтил пробку с бутылки 47-градусного рома и, как хирург перед операцией, промывал свои руки.
— Бери трусы и не жалей жидкости! Отмывай!
Вы видели, как мать заботливо моет своё дитя, стоящее в ванночке?
Я на четырёх точках в одеянии Адама и Михалыч, пыхтя и отдуваясь, на коленях, любовно склонившись надо мной. Тонкая, чуть липкая струя, растекающаяся по спине, была в те минуты для меня единственным спасительным нектаром и возможным шансом полноценной жизни в будущем.
— Санёк, ты ж белый человек, «почти «европеец», а на них, в отличие от чернокожих, к счастью, смертоносная лихорадка почти не распространяется.
Слово «почти» я в тот момент люто возненавидел.
— Да ты посмотри на меня! — на мне после экваториального загара от белого человека осталась только всем известная часть тела, да торчащие из травы пятки, — Не, Миха, не убедительно.
Из зарослей появились Лёка с Антоном. Стоят, смотрят, как вкопанные.
— Может помочь?
— Ма, очень тебя прошу, оставьте нас вдвоем! — Нет, мне не было стыдно. Была вселенская досада за произошедшее и физическая боль в виде кусающегося рома в «отдельных местах».
Михалыч, войдя в роль спасителя человечества, словно банщик, работающий мочалкой в помывочном отделении, методично растирал меня, пытаясь успокаивать:
— Сань, мы с капитаном договоримся, он тебя в холодильное отделение поместит. Я точно знаю, что микробов можно глубоким холодом убить. Поэтому у нас в России и нет этой заразы.
— Это тебе что, Амдерма навеяла? Ты тщательней меня обтирай, тщательней.
Мишкина операция по санобработке «пораженного» подошла к концу. Он, может быть и продолжал бы ещё, но содержимое двух бутылок было полностью израсходовано.
Мы появились из зарослей. Наши экскурсанты смотрели на меня, как на прокаженного и обреченного человека с уже начинающей разрушаться матрицей ДНК.
Попрощавшись, дали десять долларов нашему гиду. Я, все же, напоследок высказал ему просьбу поставить через пару недель в городском соборе свечи за мой упокой.
7
3
Ставший уже родным Андрей на судне, на «всякий пожарный», вкатил мне в седалище антибиотики со словами «За дурной головой -….», впрочем, продолжение вы знаете.
__________________________________
В 337 «Казус» злорадно хохотал. Возможно, если бы не упирающийся нижний край маски в мою постель, то полутораметровая деревяшка от переполняющих ее чувств ходуном раскачивалась бы на крючке.
Для присутствующего в этот момент рядом стороннего наблюдателя стало бы заметно как маска судорожно дрожала. Но посторонний принял бы эти колебания за дрожь судовых стен, исходящую из моторного отделения судна где на полную мощность заработал дизель, отвечающий за работу системы кондиционирования.
От вибрации угол рта маски лопнул чуть вздёрнутой вверх линией и прочертил трещину в злобном зверином оскале вниз.
Терпение «Казуса» лопнуло.
Косвенно и прямо.
Продолжение следует…
П. С. Еще раз спасибо Артему (Мнемону) за фотокадры с Антильских островов.