Рюасси Бюс.
Бюс, но не Рюасси.
Из аэропорта Шарль де Голль добраться до города можно несколькими способами разной степени замысловатости. Самый простой — такси. Отдал денежку в диапазоне от 45 до 60 евро — и катись. Самый независимый от возможных пробок — поезд-экспресс, далее уж куда надо — на метро. Ну, а нам, местом своего проживания в Париже выбравшим район Опера Гарнье, или просто Опера, идеально подходил Рюасси бюс.
Опера Гарнье, вид с тыла.
Безостановочный автобус, конечной точкой своего прибытия через час пути имеющий как раз задворки той самой Оперы, в трех минутах ходьбы от отеля. Идеально подходящий для самой-что-ни-на есть-первой маленькой экскурсии по городу — проезжающий по Монмартру, мимо знаменитого кабаре Мулен Руж…
…мимо монмартрского кладбища, наматывающий на колеса опавшую листву прелестных парижских бульваров.
Елисейские поля
Таким вот образом, немного промучившись с ожиданием багажа (как оказалось, французы немноооожечко перепутали — и наши чемоданы довольно долго крутились на транспортере с надписью «рейс номер такой-то из Софии» при отсутствии рядом хотя бы одного пассажира из Софии), мы без труда нашли остановку экспресса, заплатили прямо водителю по 9,10 евро с носу, и принялись, упираясь лбами в стекла, вертеть носами по сторонам, примеряясь и прикидывая. Увиденное радовало. Всё, кроме погоды. Погода на дворе стояла совершенно, в нашем понимании, лондонская — мелкая морось, туман. Окружающее тепло, правда, несколько примиряло нас с действительностью, и потом — ну что это за дождь? Так, мелочь, это же не навсегда, правда?
Небольшая композиция в саду Тюильри
У Парижа нет плохой погоды?
Вот тут мы немного ошиблись, переоценив запасы своего оптимизма и влияния на небесную канцелярию. Выгрузившись из бюса, дойдя до отеля, представившись, получив в ответ теплую улыбку пополам с сожалением, что мы, мол, еще рановато, и номер еще не созрел, и более того, до 14.00 и не созреет, мы решили не ломать из-за такой фигни свои планы, и отправились исполнять примерно намеченный маршрут. Налегке. Чересчур налегке. Это, кажется, называется «отрицание очевидной истины». Я даже зонтика с собой брать не стал, ограничившись бейсболкой. Видимо, такое неприятие окружающей действительности, сильно расстроило кого-то там, наверху, за что мы и были наказаны.
Вид со ступеней церкви Мадлен на обелиск Конкорд
Парижский дождь в начале ноября — подлый предатель. Он не может взять себе и просто так закончиться. Нет, начиная с крещендо, он постепенно-постепенно сходит на нет, вроде бы уже совсем прекращается, вот уже и зонтики можно закрывать, доставая из-под курток фотоаппараты, и… через 25 секунд, чертыхаясь, проделывать действия по запеленанию тушек и открытию зонтов в обратном порядке. И так многократно, доводя к вечеру эти нехитрые действия до автоматизма (под конец я даже научился, не закрывая, тащить зонтик на плече), а разум — до полного остервенения, подкрепляемого неудержимым потоком непарламентских выражений…
Дороги, которые мы выбираем, или Париж, маленький ты наш!
Вид на Латинский квартал с Нотр Дам де Пари. Объектив заливает водой
Ладно, справедливости ради, полностью дождливым выдался только один день — первый. Но и полностью солнечным тоже только один — последний. Остальные дни нашей полусырой парижской одиссеи развивались по одному и тому же сценарию. Утреннее ликование (на небе ни облачка)…
Триумфальная Арка
…сменялось обеденной преддождливой настороженностью…
Люксембургский дворец. Вид из Люксембургского сада.
…а после трех дня -большей частью бескомпромиссно лило. Каковые погодные перемены и отражены на наших фотографиях.
Некоторые места, из-за полной невозможности квалифицированного запечатления без риска расстаться с любимой техникой, приходилось посещать дважды (Нотр Дам де Пари, например).
Собор Парижской Богоматери
Сдается мне, Париж нас запомнил. Запомнил, как «тех двух сумасшедших русских, которые за неделю ни разу не воспользовались общественным транспортом». Да-да, так и есть. Наши сорокалетние уставшие от жизни ножки справились со всеми центральными округами и всеми запланированными достопримечательностями, даже не сильно напрягаясь. С перерывами на обед и ужин. Приступы малодушия накрывали нас, как правило, вечерами. Когда мы давали себе зарок — если мы проснемся, и будет дождь — вот сразу и сядем на метро. С утренним появлением солнышка это проходило, и мы говорили себе — еще чего! Париж-то маленький!
Вид с Эйфелевой башни. Вдалеке — холм Монмартр и церковь Сакре Кер
Смотришь на всю эту громаду с Эйфелевки — жутко — таким огромным кажется город, а спускаешься вниз — маленький. От Опера до Лувра — 20 минут, до Елисейских полей — 45, до Мулен Руж — 15. От Сакре Кер до центра Помпиду, а это по карте казалось ой как немало, — не больше часа. И не бегом, Боже упаси, не бегом. С разглядыванием, вынюхиванием, фотографированием. Вот, собственно, и пришла пора озвучить маршруты, по которым мы с вами по-возможности будем иллюстрированно прогуливаться в дальнейшем. Может, кому-то они пригодятся в качестве будущего руководства к действию.
Итак, день первый. Ввиду раннего подъема и прилета — ненапряжный.
Знаменитая пирамида у Лувра. Не в нашем вкусе.
Опера — церковь Мадлен — площадь Конкорд — сады Тюильри — Лувр — остров Сите — обед — Нотр Дам де Пари, с непременным подъемом на крышу — тычемся носом в Сен Шапель (закрывается для входа в 16.30 — первая обида) — возвращение в отель другой дорогой с целью избавления от промокших вещей — Монмартр (район) — Мулен Руж — ужин — сон.
День второй.
Пантеон
Отель — бульвар Хаусманн и прилегающие улицы — Елисейские поля — Триумфальная арка — Virgin Megastore — Дом Инвалидов (в виду понедельника целуем замок) — музей Родена (ввиду понедельника проделываем ту же нехитрую целовательную операцию) — Монпарнас — обед — Люксембургский сад — Пантеон — Латинский квартал — остров Сен Луи — Монмартр (улица и бульвар) — ужин — сон.
День третий.
Отель — повторение пройденного (Музей Родена, дом Инвалидов — гробница Наполеона) — музей Орсэ — квартал Сен Жермен — поздний обед — Эйфелева башня — набережная Сены — авеню Монтень — Монмартр (бульвар) — жуткий ливень, вследствие чего затяжной ужин — сон.
День четвертый.
Красавица Сакре Кер
По Монмартру (район) до Сакре Кер с непременным подъемом на купол и обозреванием окрестностей, благо солнце — вниз по бульварам к центру Жоржа Помпиду — Сен Шапель (ура, и успели, и достояли, и увидели) — Нотр Дам (повторение пройденного, перефотографирование, соответственно, на крышу уже не заходили) — площадь Бастилии — бульвары — бульвары — ужин — сон.
День пятый.
По привычным уже бульварам и маленьким улицам к комплексу Трокадеро — парижский аквариум (будет, что детям рассказать-показать) — Эйфелева башня (дневной вариант) — обед — островок со Статуей Свободы № 3 (первая — в Люксембургском саду, вторая — сами-знаете-где) — бульвары Монпарнаса по более широкому кругу — затяжной прощальный ужин в совершенно потрясающем местечке неподалеку от Пантеона — случайное попадание на живое выступление забавных музыкантов, приведшее к потере сознания про причине чрезмерного злоупотребления алкоголем, ОДНАКО… — по бульвару Сен Жермен — обелиск Конкорд по касательной — Rue de la Paix — домой, спать…
День шестой.
Неподалеку от Национальной библиотеки
Абсолютное расслабление организмов. Сборы, покидание отеля, много кофе и булочек, небольшие улочки вокруг Лувра, живописные удивительно, неожиданные церкви и церквушки, уютное кафе со вкусным обедом и замечательной атмосферой «последнего прибежища негодяев»… прощальный променад по рю Реамюр…вот и всё… аэропорт — домой — сон…
Уверенность, что многие из пунктов этих маршрутов всплывут в нашем повествовании еще не раз, позволяет нам пока лишь отметить самый, на наш взгляд, скучный район Парижа. Из виденных, разумеется. Это, как ни странно, Монпарнас. Кроме забавного заведения «Гастроном № 14» — безумно дорогая русская водка и некоторое количество еды…
— вспомнить практически нечего… Так, гуляли…
Вид на Сакре Кер сквозь часы в музее Орсэ
ОЭУА.
При всей нашей склонности к прикладной лингвистике, французский язык нам за шесть дней не покорился ни на вот столечко, оставшись загадкой. Бонжур и мерси — не в счет. Зато сам легендарный французский прононс натолкнул на забавную гипотезу о его, французского языка, происхождении… Согласно этой стройной теории, доминировавшие в незапамятные времена на данной части европейской территории древние римляне, будучи народом изощренно жестоким, при столкновении с предками французов — галлами, прежде всего выбивали им зубы. Мало того, что все, так еще и всем без исключения. Воинам, старикам, женщинам, детям и кошкам. И, кстати, выбивали регулярно, на протяжении нескольких поколений. Может, чтобы не кусались, а может, чтобы не коверкали своими варварскими глотками священную латынь. Как бы то ни было, цель была достигнута — через 200 лет ни один даже самый умудренный галльский старик не мог вспомнить, к чему же всё это великолепие согласных в древнем римском алфавите, а дети, с полным набором действующих резцов и клыков, совершенно спокойно понимали мамино «Ая, ии ать» («Вася, иди жрать»), и не представляли, что можно говорить по-другому.
Парижанин
Как водится, перегиб в одном месте порождает перекос в другом. Французы, столкнувшись с тотальным непониманием своей, с позволения сказать, речи, со стороны ближних и дальних соседей, не расстроились, а вовсе даже наоборот- уверовали в свою исключительность. Испытывая при этом неодолимую генетическую потребность как-то отомстить бывшим своим мучителям-дантистам в римских тогах, они (опять все поголовно) обнаружили в себе трудно объяснимую тягу к развитию мелкой моторики, выразившейся в стремлении как можно более извращенно исковеркать написание своего лексического багажа глубоко чуждыми им латинскими буквами. Ну ведь других-то не было, а все богатство выразительных латинских средств нужно куда-то девать… Юный француз в школе принужден был часами выписывать какие-нибудь «aeouix» для обозначения звука «а», взращивая при этом в себе, пусть подсознательно, знаменитую французскую гордость и упертость.
Шутки, конечно, шутками. Но по приезду мы всерьез стали заложниками комплекса вины перед дочерью, которая с нашей собственной подачи выбрала себе французский в качестве второго языка. Это ж форменный кошмар! Нет, что написано пером во многих случаях очень даже кореллируется с итальянским — «манж» и «манджаре» означает кушать, «бон суар» — та же «бона сера» (добрый вечер). Поэтому читать меню было гораздо приятнее, чем слушать официанта. Вот одна история. Понравился нам французский аперитив — кир. Наверное, по аналогии со словом «кирять», вполне привычном русскому менталитету. И вот сидим в бистро, подходит фициянт, ну, а я, самонадеянный такой, полагая в себе способности к языкам, возьми ему да и скажи — «Силь ву пле (всплыла незабвенная Татьяна Пельтцер в „Формуле любви“), дю кир совиньон».
Немая сцена. Ептыть. На лице халдея — вежливое непонимание. Повторяю медленно, как для дебилов — «Дююю (пауза) кирррр (грассирую, так его растак, произнося нечно среднее между „р“ и „г“) совиньон (не ему, в самом деле меня учить, как название этого благословенного сорта винограда произносится)». Ноль эрекции реакции… Смотрит на меня официант серьезно, как на умалишенного. В отчаянии тычу в меню, в соответствующую строчку. Тот так понимающе — «Аааа, киииир совиньон!» Вот же гадость какая! Ну вот не заметил я разницы между его и своим произношением, хоть плачь. Тонко простебал француз некультурного иностранца, просто на удивление. То-то было весело, то-то хорошо! Жене, поди, вечером расскажет! Ай, ладно.
Вот еще коротенькое наблюдение, вдогонку. Стою у кафе, курю. Слава богу, не во всех кафе Парижа на улицу курильщиков выгоняют, благодарение теплому еще времени года. В иных бистро эдакую номинальную веранду накрывают, ставят обогреватели. Вроде и не на улице, но уж точно не внутри — а значит, всеобщая-обязательная-некурительная повинность идет лесом, и кури, сколько влезет. Пользуйся гибкостью законодательства. Ну да не о том. Стою, курю, значит. Мимо проходит милая, ухоженная дама в годах и элегантном пальто. Беседуя, видимо, по телефону. И, поравнявшись со мной, в сердцах, видимо, громко так и отчетливо произносит: «БББЛЛЛЮЮЮЭ!» О, мон дье, куда только всё очарование подевалось! А ведь матушка моя в относительной молодости любила Мирей Матье со всеми сопутствующим «блюэ» и «пердю». Не, ну его, язык этот ноздреватый, тем более, что с непониманием английского мы почти и не сталкивались…
По всему городу празднуют 50-тилетие Астерикса
А кстати, о значении слова, вынесенного в подзаголовок, все догадались? Мы, честно говоря, догнали, что означают эти звуки, день эдак на третий. «Оэуа», или еще проще, «ауа» значит «оревуар», или вежливо говоря, «до свидания». Шоб я так жил, как они говорят — страстно, да неразборчиво!
Статуя свободы №3
Продолжение следует…
