Возвращение на шлюпке к яхте с Безымянного острова Кузовов было трудным, с преодолением сопротивления течению воды, стремившейся из залива в море с тем невероятным напором, как если бы прорвало лопнувшую водопроводную трубу. Идти против течения всегда непросто.
Капитан Дима, как мог, изо всех сил противился неуемной водяной энергии, противопоставив ей силу одной лошади, налегавшей на вёсла, — ну, кто кого! Мы, с белокурой Иришей вдвоём пассажирками, сами вспотели от мысли, а вдруг Дима не справится, и шлюпку понесет в открытое море, тогда что?
Только когда шлюпка пересекла середину и направилась туда, где вода тише, смогли расслабиться, крикнув остальным пробираться по камням ближе к яхте, сократив расстояние для шлюпки.
Дима сначала двоих забросил на яхту, потом вернулся к остальным, ожидавшим своей переправы на острове. В итоге операция под кодовым названием «переправа — берег левый, берег правый» прошла успешно! Правда, с капитана, как с той лошади, что пришла взмыленной на скачках первой, сошло семь потов.
Яхта и сама не стояла на месте. Поддаваясь движению воды, она вращалась вокруг троса, тянувшегося к якорю, и выплясывала круги вальсом, словно порывалась сбежать невестой. А если течением якорь сорвет ?
— Будем ловить, не впервой, — обнадежил Дима.
— Когда впервые доставили яхту в Чупу и поставили её на прикол, без присмотра она «убежала», потащив за собой якорь, — вспоминал он. — Решила яхта прогуляться, как тот кот, что гуляет сам по себе. Этот случай подсказал дать ей имя из любимой сказки про Буратино — Базилио. Он же котик, наша яхта тоже. А имя для второй яхты уже само собой напросилось — Алиса! Воистину, как корабль назовешь, он так и поплывет, — и подмигнул нам.
Запоминающихся, разных эмоциональных моментов, смешных и острых, в такой экспедиции, как наша, всегда хватает. Сколько было удивления, сменившейся неподдельной радостью, при виде огромной охапки водорослей ламинарии, намотавшейся на якорь.
Еда сама шла к нам в руки, вернее, в руки капитана, тащившего сначала цепь, ни много ни мало 15 кг, затем весивший столько же якорь со съедобным приплодом.
На Белом море можно встретить два основных вида употребляемых в пищу бурых водорослей, богатых микроэлементами и йодом, — ламинарию, её в просторечии называют морской капустой, и фукус, известный, как «морской виноград».
Фукус попадался нам на берегу Немецкого Кузова в зоне литорали в период отлива. Продолговатые янтарные «ягодки», напоминая всем своим видом обычный виноград, так и просились в рот, что от соблазна попробовать, каковы на вкус, устоять трудно. Вкус сочных, лопающихся на языке ягодок оказался приятным — немного солоноватые, с кислинкой и привкусом йода.
Из бурых водорослей Белого моря производят агар-агар — желирующее вещество, необходимое в пищевой промышленности для производства заливного и мармеладов.
Над мармеладом колдовать не стали, зато идею второй Ирины приготовить маринованный салат из всего выловленного богатства поддержали. Главное — правильно сделать в походных условиях готовый продукт, съедобный и вкусный. И Ирина взялась за дело без лишних слов и даже помощников, сделала всё сама!
В помощь был только интернет. Из него узнали, что ламинарию необходимо не просто промыть от песка и слизи, а отварить, по одним рецептам 3 раза по 20 минут, меняя каждый раз воду, по другим — достаточно одного раза 5 минут. Второй вариант показался предпочтительней. Пока водоросли отваривались, Ирина быстренько приготовила маринад, используя по минимуму то, что оказалось под рукой: соль, сахар по вкусу, лук, чеснок и яблочный уксус.
Результат превзошел все ожидания, получилось полезно, питательно, аппетитно, с изысканной гаммой морского вкуса и вкуснее, чем в магазине. И мы уминали салат до следующего улова.
Но были и моменты не столь радужные. Только яхта покинула архипелаг Кузова и вышла в море, как погода резко испортилась, и серая пелена холодного дождя надолго накрыла небо. Ветер, разбушевавшись, мотал яхту из стороны в сторону маятником, швыряя по волнам, как ореховую скорлупку. Холод всё сильней пробирался под спасательный жилет, потом под куртку, стараясь загнать всех внутрь яхты.
Стоило спуститься вниз, как монотонные движения морских качелей тут же отразились на состоянии всего организма. Повиноваться тело отказывалось, сознание взбунтовалось и ушло срочно в астрал. Перед глазами всё плыло и колыхалось, как само неспокойное в шторм море. Казалось, мучениям не будет конца. Считается, что страдания женщин от укачивания бывают сильней, чем у мужчин. Я перестала сопротивляться нараставшим предчувствиям приближения конца света, и головокружение с осознанием жуткой дурноты неизбежно повалило меня плашмя. Последнее, что увидела перед тем, как забылась сном, — пригоршни косого дождя, остервенело бившегося в окно.
Так и проспала весь сорокакилометровый переход, длившийся три-четыре часа. Когда меня разбудили, дождя как не бывало, вода соревновалась с небом, у кого насыщенней и ярче краски, но радостней всего ощущение — теперь под ногами будет твердая почва острова Большой Заяцкий, еще одной остановки на пути к Соловкам. Кто на этом острове уже побывал, узнает знакомые места. Те, кому еще предстоит, вряд ли увидят заметные изменения. Здесь веками ничего не меняется.
В отличие от Кузовов остров Большой Заяцкий, один из шести крупных островов архипелага Соловецкие острова, посещается туристами намного чаще, и совсем пустынным назвать его никак нельзя. В старину для паломников и моряков, пережидавших непогоду на Большом Заяцком острове перед высадкой на Соловки, предназначалась деревянная «людская» изба, но она, как и многие другие постройки, до наших времен не дошла. В ходе раскопок на ее месте обнаружились фундамент, фрагменты слюдяных окон, изразцов, керамических сосудов и иной утвари.
Из 20 существовавших построек, начиная с середины 16 века, сохранилось всего несколько — «каменные палаты», поварня, погреб-ледник для хранения продуктов, церквушка и даже рукотворная гавань, первая такого рода в России. Их сразу видно с причала единым комплексом.
Возведение в закрытой бухте Заяцкого трапецевидной, тихой гавани для стоянки небольших судов относят к 16 веку. Наша яхта пришвартовалась чуть правее к современной пристани, выложенной из прямых, как стрела, досок в отличие от браницы, собиравшейся из брёвен для защиты от волн и порывов сильного ветра. Так на Русском Севере того времени называлась пристань.
Сейчас уже мало что осталось от первоначального оригинального варианта — остров потихоньку поднимается, и когда-то пятиметровый по ширине вход в гавань стал узким и мелким, забитым свалившимися в воду камнями.
С причала первым обращало на себя внимание крепкое каменное здание с окнами со стороны гавани, с другой стороны дома чернел вход. У дверного проёма маячил седовласый мужчина, явно из этих мест, с неявными признаками священнослужителя. Как оказалось, на острове он — главный, но не единственный, кто может считаться жителем этих мест.
По описи Соловецкого монастыря 1705 года на Большом Заяцком острове выстроены «палаты» для игумена Филиппа, настоятеля Соловецкого монастыря в 16 веке, будущего митрополита Московского. Потому здание нередко называли палатами Филиппа. Поначалу беспокоить белобородого не стали и двинулись осматривать другие сохранившиеся каменные раритеты.
Заглянули в сложенную из валунов с прослойками вяжущей извести, с виду симпатичную поварню, по-современному кухню, где готовили еду. Внутри помещение показалось небольшим, наполовину заполненным кирпичной печкой. Кирпич доставляли на остров с Соловецкого кирпичного завода, основанного еще при игумене Филиппе.
Известный путешественник 19 века Василий Немирович-Данченко (не путать с театральным режиссером, его братом) отмечал, что прочность соловецкого кирпича «необыкновенна, и от времени он приобретает крепость железа». А весил каждый кирпичик 16 фунтов, то есть 7 кг.
Наземный ледник-погреб из валунов, заросших сверху дерном, по размеру оказался и того меньше, без излишеств и скрытых подземных ходов. В старину такие ледники набивали льдом для сохранности скоропортящихся продуктов.
Из построек оставалось посетить маленькую деревянную церковь, куда сразу не пошли, чтобы не толпиться с какой-то группой, прибывшей на остров раньше, но дверь после 17 часов оказалась закрытой. Неужели облом? И Дима пошел в «палату» уламывать «главного», чтобы запустил нас в церковь.
Попалось мне как-то упоминание в интернете, что первое церковное сооружение появилось на Большом Заяцком острове в 1691 году, куда перевезли с Соловецкого острова часовню Иоанна Предтечи 1672 года постройки. Её на Соловках прозвали Таборской из-за стрельцов, расположившихся вокруг монастыря табором во время восьмилетней осады и отпевавших в часовне своих умерших.
Перестраивалась ли та часовня в церковь, или отстроилась заново, имеются расхождения, но ныне стоящую на острове церковь Андрея Первозванного связывают с именем Петра I, побывавшего дважды на Соловках, в том числе в августе 1702-го на Большом Заяцком острове, и отдавшего распоряжение насчет церкви. Именно эта дата считается годом основания Андреевской церкви с заметным смешением стилей.
Стариной так и веяло от этого скромного деревянного строения, выраставшего грибом за грудой хаотично разбросанных камней и валунов. Даже сохранилось окошко с покрытием из слюды вместо стекла.
Не прошло и пяти минут, как благообразный батюшка «сдался» и с причитаниями, что он устал, а трудовой день закончился, все-таки дверь нам в церквушку открыл. В тесном помещении царила темнота, исчезнувшая от пламени зажженных свечей.
Свет озарил простое, гармоничное убранство храма — иконостас с резной дверью и старинными полотнами в нижнем ярусе, расшитыми камнями и золотыми нитями.
Батюшка оглядел нас, как бы примериваясь, о чем нам поведать, и начал неторопливый рассказ. В тишине комнаты его голос звучал зычно, но монотонность повествования о житие святого Андрея меня почти усыпила, захотелось на воздух продолжить гуляние. У острова так много тайн, правда, разгадать их вряд ли когда получится.
Вот, к примеру, отчего происходят те или иные наименования. Большой — понятно: островов Заяцких два, один больше другого. А само название — Заяцкий? Неужели водятся зайцы? Не исключено, хотя ни одного зайца или заячьих следов нам не попалось. Но зайцы бывают не только сухопутными, еще и морскими. Один из видов беломорских тюленей, подплывающих к берегу острова, так и называется — морской заяц. С тюленями тоже получился облом.
А вот третья версия, высказанная узником Соловецкого лагеря, религиозным философом и ученым Павлом Флоренским насчет яиц, запала в душу: «…ездили в монашеские времена, давно, за яйцами и потому острова, где гнездилась гага, назывались Заяицкими; впоследствии это название переделали в Заяцкие». И материальное подтверждение этой версии нашлось.
Правда, не совсем гага, а здоровая птица, устроившая вдали на кочке гнездо. Она внимательно, если не сказать, немного нервно осматривала округу, нет ли поблизости монахов. Явно опасалась за яйца! Водятся на острове поморники, огромные птицы с размахом крыльев 1,3 метра! Они и сами не прочь похитить чужие с яйцами кладки.
Хоть и называется остров Большим, но по площади не больше 1,5 кв. км, и пройти окружность по ровному деревянному настилу не составит никакого труда. Так предохраняется от вытаптывания низкорослая реликтовая растительность, в основном из мха и лишайника. Вдали виднелась возвышенность, то ли самая высокая точка Заяцких островов — гора Сигнальная 31 метр высотой, то ли вторая вершина — Сопки, и обе усеяны валунами.
Но мы пошли не к горе, а к древним каменным лабиринтам, чем еще остров и знаменит. Количество лабиринтов варьируется, кто-то насчитает с десяток, кто больше. И не мудрено. Камни заросли так, что рисунок лабиринтов не везде считывается. И чем больше диаметр лабиринтов — от трех до 20 метров, тем спиралевидные контуры проступают ярче.
Первое серьезное научное исследование лабиринтов Большого Заяцкого острова с конца 20-х годов прошлого века проводил советский историк и этнограф Николай Николаевич Виноградов, бывший узник Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОНа). У него судьба подобна тем лабиринтам, какие он нашел на острове сам, — с тупиками. По Виноградову лабиринты и каменные курганы здешних островов — это часть одной древней культуры, распространенной некогда на севере Европы несколько тысячелетий назад.
Приходилось мне видеть на Кольском полуострове каменный лабиринт, но эти «спирали» вне конкуренции. Во-первых, это просто красиво. А вот что в действительности подразумевали древние «ландшафтные дизайнеры», выкладывая затейливо эти круги, так до сих пор остается загадкой-вопросом, может, выход в астрал?
Наша «рулевая» Нина решила это проверить, не подозревая, что за ней следят (!) с другого края острова, и смело ринулась в лабиринт. Нашла ли свой астрал, не известно, зато подхватила… клеща, успевшего вонзиться в ногу! А нам говорили, что на Соловецких островах клещей нет. Значит, врали. Нина обнаружит своего, классически осоловевшим, только на яхте. Видать, настигло возмездие из потустороннего мира. И это только начало…
Местами лабиринты чередовались полупустыми кругами или обширной россыпью камней, где явно уже копались. Это всё напомнило мне заброшенную стройплощадку.
Некоторую ясность в очередную загадку внес наш капитан, неоднократно бывавший в этих местах с детства, тогда никаких мостков еще не было, да и насыпи выглядели совсем по-другому.
На сей раз он был очень серьезен, видать, проникся нахлынувшими воспоминаниями из детства:
— Это — разворошённые курганы, в них что-то искали. Раньше были они намного выше, как стройные конусообразные горки. Во многих местах курганы считаются могильниками, но в заяцких насыпях остатков реальных захоронений не находили. Если что и было, нашли до нас.
Уединение, пустынность и простор — вот главные составляющие этого острова сегодня!
Впрочем, так было во все времена, даже тогда, когда в Андреевском ските, откуда до берега Большого Соловецкого острова всего ничего, каких-то 5 км, устроили штрафной изолятор для заключенных женщин.
На обратном пути к пристани встретили второго местного жителя, дядю Диму, как он представился, разложившего для продажи сушеную ламинарию. Этим он здесь промышляет. Знай он, сколько этой ламинарии у нас на яхте, далеко не сушеной, обзавидовался и всю превратил бы в деньги.
Дядя Дима сразу отчитал Нину за посягательство на тысячелетние лабиринты (во зрение!), не подозревая, что она теперь не одна, в симбиозе, и окажется у врача только назавтра. Та не подозревала того же, никак не ощущая клеща, и смущенно потупилась с подопечным в ноге. Зимой на острове дядя Дима не живет, приезжает летом, составляя компанию угрюмому священнику, правда, живет не с ним, а в своей сараюшке, в стороне.
— Вот вы и оставайтесь здесь, чтобы ему повеселей было, уж очень ему нужна попадья!
— Да? Как мило! А разве он не монах? — Одна за другой мы еле отвертелись от заманчивого предложения "свахи" стать наконец-то попадьями. Хотя, кто его знает, такого шанса в другой раз точно не будет.
Дядя Дима проводил нас на пристань. Ему явно не хватало общения. Мы попрощались с ним, Андреевским скитом и отчалили, мечтая об ужине, не заставшем себя долго ждать.
Яхта шла ровно, без всплесков, рассекая морскую гладь, и совсем подзабылась пережитая днем трагическая драма качки. Вытянутая полоса острова с еле заметными неровностями удалялась от нас всё дальше, ярко освещаясь вечерним солнцем. Ни малейшего намёка на сумерки, тем более, на скорую ночь. Ночи на Белом море в июне, как известно, белые!
Прощай, еще один остров на нашем пути — Большой Заяцкий, окутанный мифами и загадками! Возможно, когда-нибудь их разгадают. А у нас впереди Большой Соловецкий остров с темневшими вдали куполами!
