Возвращение на материк с северных полуостровов Средний и Рыбачий стало не окончанием путешествия по Мурманской области, а продолжением знакомства с Кольским полуостровом, его природой, так или иначе связанной с Кандалакшским заливом и Белым морем. На какой бы берег мы ни приехали, всегда была рядом вода — озёрная, речная, морская с флёром русского Севера, который чувствовался во всём.
Озеро Имандра
Путь на Кандалакшский берег лежал через озеро Имандра, заполнившее узкую, 120-километровую котловину, отточенную в древности ледником. Об исчезнувшем леднике судят по удлиненному и поразительно прямому силуэту ложа с юга на север, где глетчер покоился. Это видно хорошо на любой карте. Да и само имя по одной из версий несет в себе отголоски работы ледника. Упрощенный взгляд на озеро был у местных саамов — береговую извилистую линию буднично называли они имандрой. В любом случае получилось красивое, пусть и непонятное, с загадкой, название.
Виды Имандры оказались не хуже. Ультрамариновая гладь с точностью зеркала отражала застывшие облака, широкими небрежными мазками разбросанные ветром на полотне неба. Синева всё поглотила пространство, озеро с небом в экстазе слились в один цвет, и только на горизонте черта, их разделявшая, давала шанс различить. Цвет гипнотизировал, как змея жертву, обволакивал, вихрем затягивал в глубины бездонной синевы, что кругом шла голова.
С наступлением вечера Имандра преобразилась, погрузившись в сгусток бесконечных сумерек, и отблески еще розовевшего заката калейдоскопом электрических лампочек зажглись в воде. Выглядело это еще загадочнее, заманивало магической силой, как иная церковь завлекает верующего в нее зайти. Вот они, мгновения спокойной отрешенности и очищения души от разной накопившейся скверны.
Сродни только кайф очищения бренного тела от пыльных дорог в бане турбазы, где с наслаждением плескалась столь долго, что осталась без ужина, довольствуясь какими-то остатками, чудом не съеденными разбитными попутчиками, закутившими от радости встречи с цивилизацией. Впрочем, после омовений в холодных водах ручьев Рыбачьего любая баня, даже по-черному, казалась роскошной.
Лабиринты Кандалакшского залива
20 притоков наполняют озеро Имандра, лишь одна единственная река Нива нашла из водного лабиринта выход и несет свои воды в Белое море через Кандалакшский залив. Он и стал следующим пунктом знакомства с природой Кольского полуострова. До определенной точки маршрута смогли подъехать, затем тропою в несколько километров со спусками и подъемами пришлось пройти через лес.
Тем и хороши путешествия: заодно учишь географию на практике. Вот где Кандалакшский залив и как выглядит, понятия не имела. Теперь знаю — это один из четырех заливов Белого моря, омывающий Кольский с юга, а его территорию, прилегающую к заливу, называют Кандалакшским берегом.
Параллельно постигаешь смысловые значения географических названий, откуда что берется, или проще сказать — топонимику, тогда многое становится ясным. К примеру, где лингвистические истоки Кандалакшского залива? Похоже, разночтений здесь нет — у викингов, кого же еще!
Залив, как и всё Белое море, эти самые викинги, в киношном представлении здоровенные, немытые и не чёсанные волосатые парни, называли Ганд-вик. А ведь это сочетание в современном норвежском языке — ganda vik есть не что иное, как «хороший залив». Вот где краеугольный камень залива!
Данное в старину название не затерялось в веках, трансформировалось, приняв в качестве «заливной» основы карельское «лакша» или финское «лахти», в итоге получилась Кандалакша.
Кандалакшский залив и вправду хорош с его лабиринтами неровных, изрезанных берегов, чередой перешейков и мелководья, где обитает более двухсот разновидностей птиц. Ради сохранения гаги обыкновенной, которая здесь водится, в 1932 году создан Кандалакшский заповедник.
А какие здесь плывут облака! Основоположник русского символизма Валерий Брюсов будто видел облака такими, какими их видела я, когда писал эти строки:
Облака опять поставили паруса свои.
В зыбь небес свой бег направили белые ладьи.
Тихо, плавно, без усилия, в даль без берегов
Вышла дружная флотилия сказочных пловцов.
Тёмная зелень деревьев, над чьими верхушками плыли медленно облака, удачно гармонировала с приглушенной синевой залива с множеством мелких островов.
Их становится больше, если приливы заливают перешейки, отрезают части суши от берега, превращая их в островки. Увидеть, как выглядит сверху местность, опять, как на Рыбачьем, помог квадрокоптер.
Мостиком узкого перешейка губы Малый Питкуль мы прошли в лес, но лес не совсем обычный. Казалось бы, что может быть такого необычного, где ярче недозревшей рябины ничего нет. Одни сосны, трава и серые камни.
Как раз в камнях и заключалось своеобразие места, вернее, в рисунке, каким они выложены — лабиринтом! Этот объект так и называется — Лабиринт.
История знает немало лабиринтов. Самый известный — из греческой мифологии с острова Крит, созданный чудотворцем Дедалом для Минотавра, чтобы в запутанных разветвлениях лабиринта вечно голодный людоед поедал своих жертв и никак не смог бы выйти наружу. Найти обратный выход с нитью Ариадны суждено было только Тесею, храбро расправившемуся с монстром.
Но это миф. А в реальности по миру не раз находили плоские запутанные коридоры, которым не менее четырех тысяч лет. Только единого мнения о предназначении нет.
Головоломки могли быть как культовым сооружением или использоваться для ритуалов, так и предназначаться для общения с душами умерших, отпугивания злых духов или врагов. Да мало ли зачем понадобились лабиринты. В наше время тоже их создают, по большей части для увеселения. Одно объединяет все лабиринты — стремление от периферии к центру, выражающее непрерывность и связь всех вещей во вселенной.
А что за лабиринт, увиденный нами, и как здесь оказался? Это воссозданный макет на основе найденных в лесу каменных остатков неясных и нечетких кругов, приписываемых разного рода гипотезами саамам, как создателям одного из древнейших лабиринтов. В общем, реплика, заманка туриста, завлекательная хотя бы тем, что напоминает кельтский спиральный узор — в разрезе яблоко.
Был такой в кельтских мифах остров потустороннего мира, усеянный яблочными садами, — Авалон (от ирландского слова abal — яблоко). Есть ли связь с мифическим Авалоном или только совпадение, но выложенные на поверхности земли камнями лабиринты на русском Севере издавна называли «вавилонами». Не исключено, что извилистый, «вавилонистый» путь по спирали, как еще намек на знаменитую библейскую башню.
На Кольском полуострове известны несколько подобных лабиринтов, но десятками они исчисляются на Соловецких островах, не в последнюю очередь благодаря археологу Николаю Николаевичу Виноградову, их исследователю. Сослали его в 1926 году на Соловки на 3 года, да так там и остался вплоть до своего расстрела спустя 11 лет. Но успел ученый написать книгу «Соловецкие лабиринты».
Литораль
Продвигаясь дальше, мы перебрались в уединенное место на берегу Кандалакшского залива, встали палаточным лагерем и наблюдали за отливами. Как известно, часть морского дна вблизи берега циклично обнажается, затем, как по часам, снова заполняется водой. Этот результат действия приливов с отливами в Кандалакшском заливе отчетливо виден.
Вода медленно ползёт, подкрадывается к берегу, заливая приливом оголенное дно. Сначала заполняет низменные участки, оставляя на потом островки возвышений. А когда это «потом» наступает, исчезают и они. Всё! Свершилось поглощение дна!
А как называют донную полосу, заметную при отливе? Обнажившаяся полоса в устах поморов грубовато звучала — лёщадь, лайда, самое непритязательное и простое — осушка. Хорошо, не утруска. Но ученые сказали: затопляемый морской водой во время прилива участок берега и осушаемый отливом будем называть возвышенно — литораль (от латинского litoralis — «береговой»). Её видели все, кто был на море, даже не зная слова, очень красивого, как красива сама литораль.
Глядя на эту часть морского дна, которая обнажается во время отлива, с трудом себе представляла, какова жизнь обитателей литорали, какие они. Оказывается, их немало, все с чудными названиями — бокоплавы-капшуки, литторины, морские желуди, пескожилы, фукусы.
Еще на Рыбачьем обратила внимание на крохотные известковые наросты на камнях, напоминающие бутон или жёлудь. Это домики их строителей и владельцев — ракообразных балянусов (balanus — жёлудь), их еще называют морской жёлудь, с домашне-сидячим образом жизни. При малой воде рачок закрывает створки и ждет, когда вода придет снова. Как только пришла, дверцу приоткроет и, высунув лапку-«усоножку», будет загребать в «кулачок» воду, фильтруя ее, и отправлять еду в рот.
Уж не знаю, как, но целых восемь лет своей жизни Чарльз Дарвин потратил на то, чтобы изучить жизнь «жёлудевых» едоков. Видимо, потратил не зря. Теперь известно, как эти жёлуди размножаются, не выходя из дома. Всё очень просто, стоит только дотянуться своим длинным хоботком до соседнего домика, впрыснуть «парфюм» и дело готово. Природа придумала выход и для тех, кто живет хуторком, чураясь соседей, — запасла в полости домика хитиновый ящичек яичек для самостоятельного «опыления».
Или вот бокоплавы, похожие на креветку, известные любителям рыбной ловли в разных местах как морская блоха, мормыш или бармаш. Пловцов боком найти не смогли, в силу этого фотографию не представлю. Зато нашли пескожила — червяка длиной до 20 см с антеннками, тоже, как наживка, знакомого рыбакам.
Способность пескожила прекращать дыхание на время отлива, но не погибать при этом, внезапно заинтересовала французских биологов, обнаруживших у червя потайной кислородный баллончик. А нельзя ли использовать кислородные свойства в борьбе с ковидом, задались вопросом ученые. И две французские больницы настроились использовать кровь червей морских пескожилов для спасения своих пациентов. Чем закончились эксперименты, не известно.
А у нас эксперимент закончился тем, что выуженный из песка напуганный пескожил, не птица ли это, срочно забурился обратно. Только его и видели. Питается червяк песочком, извлекая из него литторин-улиток, частички бурых водорослей — фукуса, нужного не только ему. Свойства водорослей Белого моря использовали уже другие ученые из Мурманского биологического института, разработав биофильтры, очищающие морскую воду от нефтяных загрязнений.
Мои доморощенные научные изыскания сменились художественными — а не внести ли свой вклад в искусство, создав инсталляцию «Красное и Белое». Есть такая сеть винных магазинов, родом с Южного Урала, сменившая провинциальную прописку столичной. Пришлось у дринкающих выпросить еще не тронутый реквизит с клятвенным обещанием вернуть в целости обратно. В общем, все остались довольны: я творческим процессом, ребята — уморительным с их точки зрения действом со стороны.
Вечер на Белом море — благодатное время, время наблюдать за движением воды, когда полоса литорали выглядит эффектней в розовых закатных тонах. Кого не страшили все эти блохи морские с прожорами пескожилами, пошли смело купаться.
Колвица
У Кандалакшского залива есть своя семикилометровая губа-заливчик, один из немногих фьордов Белого моря; в него речка впадает, а она, в свою очередь, через 9 километров вытекает из озера. И у всех на троих одно имя — Колвица.
В устье реки стоит село, тоже Колвица. Датой основания постоянного поселения считается 1894 год, когда с противоположного карельского берега прибыли на лодках братья Архиповы с семьями, хотя и до них в колвицких местах промышлял народ. Нашлись летописные упоминания 16-го века о возделывании здесь угодий и солеварении крестьянами Кандалакшской волости и Пречистенским монастырем. Как монастырь упразднили в 1742-м, так солеварение заглохло.
В 1909-м в Колвице уже насчитывался 21 двор с полутораста жителями, в основном карелами. Годы борьбы с Антантой загнали несогласных в леса, скроив из них партизан. Со сменой власти вышедших из лесов запихали в колхоз «Красный Север». Новоиспеченные колхозники по привычке называли свое товарищество по-фински «Punainen pohjoinen», звучавшее несколько дерзко — Пунайнен Похъёйнен, а занимались тем же, над чем корпели и раньше — заготавливали лес, разводили оленей, практиковали рыболовство, охоту.
Кстати, современные хозяйства Кольского полуострова сохраняют добрые традиции прошлого и сегодня, веря, как в чудо, их усилия не напрасны, обязательно приведут к коммунизму. Только почему-то старания до сих пор в зачаточном состоянии, судя по названию одного из хозяйств.
Закат Колвицы пришелся на 60-е годы — колхозники устремились вслед за центральной усадьбой, переехавшей в другой населенный пункт, и стало бесперспективным село. Теперь Колвицу населяют одни дачники, но без дела они не сидят, рыбы в реке столько — отдыхать некогда.
Нас интересовали на реке Колвица не косяки рыб, а водопад. К нему ведет эколого-краеведческая тропа примерно с километр через небольшую часовенку Николая Чудотворца в лесу.
А уже затем прямиком в чащобу леса с крутым спуском к ручью и таким же крутым подъемом. В итоге справились все, кто бы на ногах как ни стоял. Это про себя я — прежний переход по лесу сказался на одном колене не лучшим образом, но, как говорит народная мудрость, лучше хромать, чем сиднем сидеть.
Чередование спокойных плёсов с порогами разной категории сложности превратило реку Колвица в излюбленное место для сплавов. Самым сложным считается пройти мощный порог протяженностью до ста метров и водопады, а их несколько на реке по числу протоков. Один образован 5-метровым водосливом разрушенной плотины мини-ГЭС, работавшей с 1949 года 13 лет. Другой водопад придуман природой. К нему и пришли.
Мыслимо ли, лавируя меж камней с торчащими неровными краями, пролететь по бурлящей, как кипяток, воде и ринуться вниз с шестиметровой высоты в осатаневший бурный поток, заглушавший наши голоса. Это как падать в черный, бездонный колодец, не видя дна. Водопад с гранитными скалами в памяти таким и остался — кричащим от ужаса падения в яму.
И название у водопада подходящее — Черный падун (67° 05ʹ 00ʺ с.ш., 33° 00ʹ 45ʺ в.д.). До условной линии Полярного круга нас отделял всего один градус.
Аметистовые берега
От этой условной линии уже недалеко до заброшенного месторождения аметистов на Белом море, на той же 66-й параллели (66° 17ʹ 46ʺ, 36° 23ʹ 24ʺ). Опознать место легко по торчащему из воды огромному камню — скале Парус на мысе Корабль. На парус, в общем-то, не сильно похоже, скорее, на огромный дом, терпящий наводнение. Территория, где находится скала, получила статус регионального памятника природы (1989) с соответствующими критериями природоохранной зоны.
Давненько поморы заметили — на берегу что-то сверкает, и с 16 века начались активные разработки самоцветных жил, выходивших к поверхности. Извлечение полудрагоценных камней продолжалось вплоть до середины 20-го века, в том числе с применением взрывчатки. Остается только гадать, как изначально могла выглядеть местность.
Наши потуги найти мало—мальски сто́ящие камушки, сверкающие на солнце, хладнокровно запечатлел квадрокоптер, но таких уже не найти — всё ценное собрано подчистую. Считается, что собирать и вывозить камни отсюда нельзя.
Покопаться все равно интересно, хотя бы для того, чтобы полюбоваться и сфотографировать отдельные камушки бывшего месторождения, относящегося к штокверковому типу, когда горная порода пронизана густой сетью жил. По оценке специалистов аметистовая жила площадью 20×5 метров и мощностью до 20 см и выходит здесь на поверхность. Кроме аметиста в породах мыса найти можно совсем небольшие экземпляры флюорита, полевого шпата, мусковита, кварца.
Поскольку место, где стоит Парус, относится к природоохранным, мы поставили палатки на другом ближайшем участке каменистого берега, такого же пригоревшего, как забытый в печи пирог, по ощущениям более живописного.
Попытки найти среди красно-коричевых камней с фиолетовыми вкраплениями и прожилками что-то похожее на аметистовые щетки и там оказались не совсем успешными, зато какое удовольствие от самого процесса поиска. В общем, тем в путешествии и занималась, что ничем не занималась, а всякой ерундой, припадая периодически к земле.
Так с аметистов началось наше знакомство еще с одной частью Кольского полуострова — с Терским берегом Белого моря, а продолжится в его деревнях. Об истории Терского берега, Земли Тре, в следующий раз.
