Псков. День прощальный...

Хотя по прямой от центра города до монастыря порядка четырех километров, автобус туда тащится долгонько, минут 35, по самым что ни на есть типичным районам советской застройки. Ну, и на такой Псков взглянуть было интересно. Правда, лучше бы эта «экскурсия» была покороче, но, пользуясь общественным транспортом, выбирать не приходится.

На небольшой площадке у монастыря конечная остановка автобуса, мимо не проедешь. Сфоткав табличку с расписанием обратных рейсов, иду по дорожке к Каменным воротам (17-й век!), но прежде чем войти в арку, над которой надпись «Рождества Пресвятыя Богородицы Снетогорский женский монастырь», приходится заглянуть в комнатку охранника рядом, чтобы обзавестись юбкой-фартуком. Строгости здесь: в брюках на территорию ни-ни! Вроде бы в Печорах я никого в казенных юбках не видела… В Мирожском тоже не припомню. Но — надо, значит надо.

Кстати, в Печорах угорала на одну дамочку, голова которой была по-бабушкински замотана платком, зато из декольте сарафана с тонюсенькими лямками содержимое (весьма пышное) только что не вываливалось.

Во дворе первым делом вижу клумбу с цветущей лавандой в окружении прекрасно себя чувствующих туй — а они ведь капризные!

Цветников и всяческих ландшафтных затей внутри монастырских стен немало. Создавалась эта красота ныне уже покойной монахиней Анной, приехавшей из Царского Села. Конечно, территорию небольшого монастыря на окраине Пскова с великолепием тамошних парков сравнивать было бы странно, но тем не менее: вкус-то формируется окружением! Так что какая-никакая ниточка сад Снетогорской обители с дворцовыми парками Петербурга, похоже, связывает…

А в последнее лето сестры Анны не иначе как чудо в монастырском саду творилось: сил поливать цветы у нее уже не было, и, хотя, наверное, другие сестры выкроили бы для ухода за растениями время (при том, что у каждой свое послушание и сутки расписаны по минутам), делать им этого не пришлось: один день в монастыре лил дождь, а на другой — сияло солнце! Будто Божья Матерь, в честь которой построена обитель, сама ухаживала за своими цветниками…

Услышала я эту историю на экскурсии, которую вообще-то собиралась взять исключительно ради фресок Рождественского собора, а оказалось она включает и рассказ об истории монастыря с прогулкой по его территории. Что, конечно же, было кстати: попала-то я сюда экспромтом, ни о чем, кроме фресок, понятия не имея.

Народу в монастыре в то утро почти не было, стихийно образовавшаяся группка состояла всего из пяти человек, а провожатой нашей была явно воцерковленная молодая женщина, очень светлая…

Снетогорским монастырь зовется по месту своего положения на двадцатиметровой скале над рекой Великой (вид с реки, судя по фотографиям хорош, жаль не удалось полюбоваться…). А гора свое имя — Снятная или Снетная — получила в честь «фирменной» рыбки Пскова снетка, который именно сюда, в излучину реки, в больших количествах заходит по весне на нерест. (Между прочим, только здесь, в Снетогорском, узнала, что монахи вообще никогда не едят мяса, только рыбу…). Маленькая рыбка, небольшой скромный монастырь… Но, бывший духовником обители с 1994 по 9 июня 2018 года (когда отошел ко Господу) архимандрит Гермоген говорил: «Когда на большом подсвечнике собрано много маленьких свечей, то Господь этот свет видит». Говорят, по молитвам сестер обители происходит много чудесного…

Снятная гора — самая западная окраина Пскова. Что, конечно, не могло не сказаться на истории монастыря. Первое упоминание о нем в псковских летописях относится к 17 марта 1299 года, когда при нападении на обитель рыцарей Ливонского ордена меченосцев в деревянном в ту пору соборе Рождества Богородицы были сожжены укрывавшиеся там первый игумен обители Иоасаф, семнадцать иноков и вместе с ними «убогие, жены и детки»…

Причем, уже 18-го марта ливонцев из города выбил князь Довмонт (в крещении Тимофей). В монастыре есть его икона, где князь изображен с мечом в руках. Придя во Псков из Литвы он принял православие и 33 года являлся защитником города и веры, ни разу не потерпев поражения в битвах, при том, что дружина его никогда не была многочисленной. В честь каждой победы Довмонт воздвигал храм. Битвы за Снетогорский и Мирожский монастыри оказались последними в его жизни. В том же году князь умер от чумы. А все личные сбережения семьей князя Довмонта были отданы в Снетогорский монастырь, дабы там, где мученической смертью погибли иноки и миряне, построили каменный храм.

Храм — новый Рождественский собор — был возведен всего за год. А затем несколько лет его расписывали местные, псковские мастера. Причем писали красками, сделанными на основе красных, зеленых и фиолетовых глин, которые добывали тут же, на Снятной горе. Увидеть фрески собора, так же, как и в Мирожском монастыре, можно только в хорошую погоду. К счастью в то утро переживать по этому поводу не пришлось: подозрительных туч на небе не наблюдалось.

Выглядит Рождественский собор необычно — будто из нескольких частей состоит, и это действительно так: к собору неоднократно делали пристройки; разность стилей и неопытный взгляд подметит.

Арка западного крыльца украшена ярко-зелеными поливными изразцами; в верхней ее части изразцы, увы, не сохранились.

Входя отсюда в храм, мы будто бы перемещаемся вглубь времен: минуем XVIII, XVII, XVI века — когда делались пристройки — и наконец, попадаем в древний четверик XIV века, сердце собора. Службы в этой части собора не проводят, и даже в дальнем от четверика приделе, освященном в честь Иоанна Предтечи, свечи во время еженедельной литургии зажигают только в алтаре. Дабы их тепло не повредило фрескам.

Росписи здесь, к сожалению, далеко не в таком прекрасном состоянии, как в Мирожском монастыре, сохранились они фрагментарно. На долгие века фрески вообще были скрыты от глаз людских, т. к. после нашествия войск Стефана Батория, в 1581 году, после того, как храм был осквернен (поляки устроили здесь конюшню, жгли костры, процарапывали поверх старинных росписей мерзкие надписи и рисунки), его оштукатурили и побелили.

Доставалось обители и в смутное время, в январе 1615 года в Снетогорском монастыре располагался штаб шведской армии, в течение трех месяцев осаждавшей Псков (не вышло!).

Самое же печальное, что каждый раз возрождаясь после набегов чужеземцев, ликвидирован монастырь был в 1804 году, в мирное время, оскудев — лишившись имущества и земли — после секуляризационной реформы Екатерины II. На территории его устроили загородный дом местного архиерея.

К этому времени уже никто и не помнил о том, что стены Рождественской церкви украшала когда-то великолепная роспись… Обнаружить древнюю красоту помог случай — на участке стены в 1909 году осыпалась штукатурка. И, слава Богу, нашелся кто-то, способный оценить, что же именно вдруг предстало взору! Более того, практически сразу началась в храме работа реставраторов по раскрытию фресок. Удивительно, но продолжалась она даже после того, как в 1920-м архиерейская «дача» была упразднена, превратившись в дом отдыха трудящихся.

Я фрески не фотографировала — может быть с хорошей техникой что-то путное из этого и вышло бы, но с моей получилась бы артель «напрасный труд». Вот две — из наиболее сохранившихся — для наглядности (фото из Сети):

Конечно же, как и в большинстве других храмов, росписи Рождественского собора Снетогорского монастыря это Священное писание в наиболее доступной для не всегда грамотой владеющих прихожан форме. Но с нюансами, разумеется.

Так, например, удивительна здесь картина ада — подробности невероятной. Говорят, другой такой нет нигде, кроме Ферапонтова монастыря близ Вологды. Экскурсовод обратила наше внимание на головы грешников, выглядывающие из пламени адского огня, причем, каждая голова подписана: Ирод, Иродиада, Саломея, Македоний, Арий, Несторий, Юлиан Отступник, Богомил, Диоклетиан… И даже Святополка Окаянного не забыли: «родимый» негодяй, народу более понятный. Есть на фреске и изображение сатаны, хотя канонические правила подобное не приветствовали. Восседает довольно мерзкого вида фигура на драконе со змеиным хвостом. Рядом надпись — «сотОна», чтобы уж наверняка всем всё ясно было. Имеется и черт, причем с крыльями! Но, фигура его не прорисована, внутри контура пустота, и наверняка это не случайно.

Если в Преображенский собор Мирожского монастыря еще так-сяк идти без экскурсии, то сюда — обязательно с сопровождением. Человеку не сведущему разобраться, где что изображено при далеко не идеальной сохранности фресок, мне кажется, будет сложно…

Рождественский собор, конечно же, надо и снаружи обойти по кругу — и розами полюбоваться (на ветвях плетистой прямо-таки букеты!),

и оценить лаконичную гармонию самой древней его части: лучше всего четверик видно со стороны апсиды.

Увенчан он византийским куполом, как сказала наша сопровождающая — формой из той страны, откуда к нам пришла вера…

В XVI веке в монастыре появились еще два храма: Никольский с трапезной и погребами и церковь Вознесения-под-колоколы (до чего же мне нравятся названия псковских церквей!).

Именно в Никольском проходят сейчас богослужения.

Внутри он очень уютный: на полах ковры, стулья с мягкими подушками стоят — видимо для пожилых монахинь. Православные службы и так-то длинные, а монастырские особенно.

Окна были открыты, легкий ветерок пролетал по залу, пение птиц из сада доносилось… Говорят, во время службы под окном Никольского храма поет соловей…

А Вознесенской церкви, увы, больше нет. Располагалась она во втором ярусе Снетогорского столпа — великолепной 63-х метровой колокольни. Основание столь высокого сооружения было восьмигранным со стенами пятиметровой толщины! Вот только руины этого восьмерика и остались после того, как в безбожные 30-е годы прошлого века красавицу Снетогорскую свечу разрушили…

Новая пора тяжелых испытаний пришлась на годы Великой Отечественной войны. 9 июля 1941 года Псков был захвачен немецкими войсками. С весны 1942 года в Снетогорском монастыре базировались штаб армии группы «Север» и отряды гестапо. В Никольском храме фашисты устроили офицерское казино. На руинах колокольни стояла зенитка. Вполне вероятно, что наличие такой удобной «точки» спасло Рождественский собор. Его не тронули. Два с лишним года обретались немцы на территории монастыря, а т. к. привыкли к комфорту, провели сюда электричество и построили водопровод. Что несомненно пригодилось после войны туберкулезному и детскому санаториям, располагавшимся здесь до того, как в 1993 году монастырь был возвращен Псковской епархии.

Как ни прискорбно, но величайшая за всю историю обители мерзость запустения случилась на Снетной горе в промежуток времени когда детский санаторий выехал, а окончательная передача церкви еще не произошла. Территория превратилась в свалку и болото, а храм Святителя Николая был наполовину разрушен. Внутри его зияла огромная яма. На стыках стен кто-то пробил перфоратором дыры — искали клады! Монастырь-то некогда слыл богатым… Нашли или нет неведомо, но первым насельницам — всего-то десяти женщинам, половина из которых пожилые — пришлось все это безобразие ликвидировать. Помощников было мало. И тем не менее, придя в невероятную разруху в июне 1993 года, уже 21 сентября — на Рождество Богородицы — праздничную службу сестры смогли провести в Никольском храме. А поначалу казалось работ по отнюдь не косметическому ремонту здесь лет на десять!

Руководила всем настоятельница, матушка Людмила. Я это имя услыхала, едва войдя в монастырский двор — какая-то женщина спросила, не знаю ли, где могила матушки? Оказалось — напротив алтарной части Рождественского собора. И это прямо-таки сад в саду… Мало того клумбы вокруг надгробия, так еще и на деревьях вазоны с желтыми и красными бегониями! А под деревьями живут ежики, белочки и прочий славный звериный народец… То есть не просто торжественно-протокольно, а с любовью все обустроено…

Двадцать два года пребывала матушка Людмила на игуменском посту. Под ее управлением монастырь преобразился, восстав из руин. Был возведен новый Восточный келейный корпус с домовой церковью преподобномученика Иоасафа, сестры могут сюда придти помолиться, не выходя на улицу.

Именно в этом храме теперь читается ночная Псалтирь (делается это только в монастырях).

Настоятельница игумения Людмила собрала на Снетной горе большую монашескую семью, до ста человек сестер. По благословению своих духовных наставников матушка принимала в обитель всех приходящих, несмотря на возраст и немощи, помня завет «никому не отказывать». Была матушка маленького росточка, но держала в руках огромное хозяйство. Не имея при этом никакого официального образования. Но иной раз куда важнее житейская мудрость и опыт. В Вознесенском соборе города Ельца, откуда матушка Людмила родом, проработала она ровно 30 лет: 12 лет — на регистрации треб, 13 лет — старостой собора, 5 лет читала и пела на клиросе.

Может быть уже и об отдыхе думалось, но призвал ее к служению во Псков митрополит Псковский и Порховский Евсевий, который знал Людмилу с юности через их общего духовника — архимандрита Исаакия, который, между прочим, звал матушку «мой Суворов».

Отец Исаакий, кстати, задолго предсказал матушке Людмиле, живущей в миру и не помышлявшей еще о монастыре: «через тебя очень много людей придет в монастырь». Так и вышло. Среди множества людей, ежедневно посещавших обитель, умела настоятельница распознать будущих монахов. А в монастыре точно определяла место каждого. Для сестер она была матерью, покоряла своей простотой, доступностью, искренностью и скромностью. Недаром в постриге получила имя Людмила… А крещена была Любовью…

И даже в последние свои часы настоятельница, казалось, думала о сестрах. Совсем плохо ей стало в Великую субботу, но при прощании начался такой плач, что матушка открыла глаза и прожила еще день Воскресения Христова, Светлый Понедельник и скончалась только в Светлый Вторник, 14 апреля 2015 года, на Иверскую икону Божией Матери. А Иверской поют: «Радуйся, Благая Вратарница, двери райские верным отверзающая!»…

И при жизни к матушке шли многие, прося молитв, благословения, совета и теперь продолжают идти… Всех этих подробностей о первой настоятельнице Снетогорского монастыря тогда я, конечно, не знала, и стоя у входа в «сад в саду», подойти к могиле робела.

Когда вдруг появилсь женщина явно знавшая, куда она идет и зачем, и спросила: «А вы уже были у матушки?», видимо, не желая мне помешать. Я посторонилась, пропуская ее вперед. А она, похоже, мое замешательство поняла, и, выходя, сказала: «Обязательно подойдите! Матушка всех слышит!» И правда — слышит… Не почувствовать невозможно…

При мне одна из монахинь вела «оформлять» прибывшую паломницу — хозяйство в монастыре большое, рабочие руки нужны всегда. Гостиница для паломников тут теперь прекрасная, как говорят. А две отдельные кельи выходят окнами на двадцатиметровый обрыв над Великой. Зовут их Афоном. Одна из легенд гласит, что игумен Иоасаф, основавший монастырь на Снетной горе, пришел сюда с того самого, греческого, Афона, и поселился здесь именно потому, что кручей своей гора напоминала ему родные места.

На прощанье я еще разок полюбовалась лавандой

и зашла в монастырскую чайную, которая находится напротив входной арки. Сидеть за столиком, правда, было некогда, но пироженками на обратный путь запаслась…

Пора возвращаться в город, где еще кое-что надеюсь успеть! А на небе меж тем возникла пренеприятная тучка… Которая умудрится планы мои несколько изменить…

Из автобуса выхожу у Детского парка, в котором расположены два храма из моего списка «увидеть обазятельно». И первой на пути встречается церковь святой великомученицы Анастасии Узорешительницы (в Кузнецах).

Была Анастасия знатной римлянкой, мать тайно воспитала ее в христианской вере. Став взрослой, Анастасия посещала узников-христиан, томившихся в римских темницах и ухаживала за ними. Оттого в русской традиции и зовут ее Узорешительницей.

Псковские летописи говорят, что в 1487 году во время сильного мора горожане в один день (!) возвели деревянную церковь во имя святой Анастасии, освятили ее и служили первую Божественную литургию, прося молитвенного заступничества у святой. Когда был построен на месте деревянного храм каменный доподлинно неизвестно, но в 1538 году он уже точно стоял. О нем упоминается в связи с очередным пожаром, при котором сгорело двенадцать храмов, а в церкви святой Анастасии разрушилась крыша.

Дополнение к названию «в Кузнецах» объясняется, конечно же, тем, то в давние времена находился рядом квартал ремесленников, занятых кузнечным делом.

Будучи в Пскове так уже привыкаешь видеть характерные местные звонницы у церквей, что «обычная» колокольня — а здесь именно такая — удивляет. На самом деле и у Святой Анастасии была прежде именно звонница, но из-за ветхости ее еще в 1819-м году разобрали и пристроили нынешнюю трехъярусную колокольню с крытыми лестничными всходами по бокам. Мне эти крыши над лестницами показались похожими на приопущенные крылья: вот сейчас взмахнет эта изящная «башенка» ими да и полетит!

Теперь церковь стоит вроде как на полянке в парке, а раньше фасад ее выходил на улицу, ведущую к Губернаторскому дому. Дом этот, увенчанный бельведером со шпилем, здравствует и поныне. Сейчас в нем располагается Псковская областная детская библиотека. В феврале 1990 года после смерти писателя библиотеке присвоено имя уроженца Пскова Вениамина Каверина. А в июле 1995-го перед зданием библиотеки был открыт памятник героям самого известного романа Каверина «Два капитана».

Причем эскиз памятника писатель успел увидеть и одобрить: «Мне кажется, этот проект прекрасно передает содержание и нравственную цель моего романа «Два капитана». Авторы проекта скульпторы Михаил Белов и Андрей Ананьев. Изображает он погибшего в полярном морском походе капитана Татаринова и отыскавшего пропавшую экспедицию Саню Григорьева.

Я, конечно, знала, что в 2002-м году в одном из залов библиотеки разместился еще и музей многими поколениями читателей любимой книги. Не так и много подобных в мире сыщется, кстати. Но вот идти-не идти сомневалась… Интересно ли? Не разрушит ли мое собственное восприятие романа? «Двух капитанов» когда-то читала и перечитывала! Решить дилемму «помогла» упомянутая подозрительная тучка. Какое-то время она не решалась солнце закрыть, бродила вокруг да около, и вдруг, как раз, когда я шла мимо тех дверей библиотеки, что вели в к музею, дождь ливанул стеной! Ну, и что оставалось делать?))

На счастье попала к самому началу экскурсии, которую для пяти человек, включая меня, провела совсем юная девушка. Экскурсия весьма желательна. Экспонаты в витринах пусть и с подписями, без сопровождения мало о чем расскажут. И сногсшибательной красоты в музее книги (если это, конечно, не что-то рукописное с роскошными иллюстрациями), которой бы можно было любоваться самостоятельно, тоже нет.

А вот послушать рассказ и о прототипах героев романа, и о том, какие именно реальные экспедиции (главным образом — Георгия Брусилова на шхуне «Святая Анна», предпринятая с целью впервые в истории пройти Северным морским путем) легли в основу приключенческой его фабулы, было интересно.

И подробностей биографии Вениамина Каверина я почти не знала. В отрочестве и на заре туманной юности, когда зачитывалась «Двумя капитанами», да и позже, когда пришла пора «Открытой книги», о биографии писателя думалось меньше всего. Правда, о том, что один из героев «Открытой книги» — Дмитрий Львов — во многом «списан» с брата Каверина Льва Зильбера, известнейшего ученого, основателя советской школы вирусологии, читала все же.

Ну, и да — Каверин это псевдоним, настоящая фамилия писателя Зильбер. А выбран псевдоним был в честь друга Пушкина лихого гусара Петра Каверина. Всего у Абеля и Анны Зильбер было шестеро детей, четыре сына и две дочери.

Все четверо сыновей стали известными людьми. Давид Зильбер был военным врачом, доктором медицинских наук, Александр же — известным композитором и дирижером. А сестра Лея вышла замуж за одноклассника Льва — Юрия Тынянова.

В одной из витрин — фотография развеселого гимназиста 2-го класса Вениамина Зильбера, который особым прилежанием, вообще говоря, не отличался.

Потому полученный им однажды похвальный лист стал в семье событием. И поводом для беспокойства, т. к. будучи неосторожно оставленным на подоконнике открытого окна, исчез, а найден был при дожевывании означенного листа козой Машкой. Причем листа роскошного, украшенного к 300-летию дома Романовых сценами из истории царской семьи.

Вот как описана печальная судьба похвального листа в автобиографической книге Каверина «Освещенные окна»: «…коза сжевала большинство царей, не пощадив даже „ныне благополучно царствующего“, как было написано в учебнике русской истории. По-видимому, она завтракала с большим аппетитом, потому что возмущенно затрясла бородой и даже попыталась меня боднуть, когда я вытащил у нее изо рта венчание Михаила на царство. Правда, Минин и Пожарский остались, и при некотором упорстве можно было разобрать, что с наградой перешел именно я. Но подписи директора и классного наставника были съедены без остатка. Отец, который был огорчен еще больше, чем я, сказал, что никому не нужно рассказывать об этой истории, потому что похвальный лист в честь дома Романовых съела коза, а это можно даже принять за оскорбительный намек по адресу царской фамилии».

За «Освещенные окна» тоже спасибо музею — не читала раньше. Может, и хорошо, т. к. прочитать о жизни во Пскове начала прошлого века, уже побывав в городе, представляя, где-что находится, было особенно интересно.

Впечатлили меня и стенды со множеством изданий «Двух капитанов», оказывается на какие только языки не был переведен роман!

Ну, и, похоже, дух романтики и приключений накрыл-таки всех присутствующих, т. к. очень уже взрослые тетеньки все как одна выстроились в очередь фоткаться у штурвального колеса, в морской фуражке, под парусом, на котором начертан был девиз: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!»

Тучка, обеспечив мне «правильное» направление движения, слава Богу, излишний запас воды израсходовала, и пусть и повисела еще какое-то время над Детским парком, но исключительно для фактурности неба над еще одним древним храмом — Василия Великого на горке (XV век, и ЮНЕСКОвская тбаличка рядом).

Мощный красавец и действительно на горке. Причем полное ощущение, что из горки этой он будто бы вырастает: основание храма точно ее рельеф повторяет. Барабаны под главками и апсиды украшены традиционным псковским ожерельем «поребрик-бегунок-поребрик».

Старинная звонница и здесь не сохранилась, а выстроенная в XIX веке вместо нее колокольня, право слово, несколько из «другой оперы»…

Вот вид на храм со стороны горки — абсолютная гармония…

Через дорогу от Василия Великого еще один храм из псковской десятки ЮНЕСКО — Николы со Усохи. Псковичи верны себе: название идет от расположения храма на местности.

Вот только в жизни бы я не догадалась, что «усоха» это … болото! Уверена была, что как раз кусочек чего-то сухого. Стоял же Василий Великий на горке-островке среди болота. Николу, ясное дело, тоже не прямо в топи (еще одно псковское название болота «всос» — велик и могуч родимый язык, что и говорить!) выстроили, болото прежде осушили. Увековечив его, однако, в имени храма.

Удивилась, узнав, что в XVI веке, когда Никола со Усохи был заново отстроен после пожара, стал он вторым по величине храмом города после Троицкого собора. Троицкий же такая махина! Оказалось, к настоящему времени Никола аж на два метра врос в землю. Ну, коли так, пожалуй и мог с собором сравниться. И, кстати, входя в храм, действительно спускаешься по ступенькам вниз. Не на два метра, конечно, но тем не менее.

Купола Николы со Усохи сейчас крыты осиновым лемехом, а изначально украшала их темно-зеленая поливная черепица. Нарядно было… Хотя, пожалуй, крохотной главке часовни «Неугасимой свечи», примыкающей к церкви с юго-восточной стороны, скромный лемех больше подходит. Когда-то в полукруглую нишу часовни был вписан лик Николая Чудотворца, перед которым постоянно теплилась лампадка и горели свечи.

Звонница здесь классическая, псковская. Правда, пока без колоколов. А когда-то звонили здесь при помощи шестов — очепов, ибо уж очень высоко колокола висели.

По преданию главный колокол храма в 1570-м году спас горожан от большой беды. Устроив жестокую расправу в Новгороде, Иван Грозный во главе огромного опричного войска прибыл во Псков, чтобы такой же участи подвергнуть жителей и этого города. Однако когда царь со свитой ехал по Великой улице, большой колокол Николы со Усохи ударил так громко, что царский конь шарахнулся в сторону. Разгневанный Иван IV приказал колокол снять и отрубить ему язык и уши. Каков же был ужас палачей-исполнителей, когда из ушей колокола хлынула кровь! Суеверный Грозный «знак» прочитал, и псковичи избежали массовых казней.

Иду по улице Великой (ныне Советской, а жаль…) и я. Мимо классического здания бывшей семинарии,

доходного дома Епифанова (узоры из красного кирпича на нем хороши!),

бросаю взгляд на белокаменные палаты Меньшиковых (которым явно не помешало бы внимание реставраторов)

и, свернув на Детскую, спускаюсь к реке.

Попрощаться с городом мне хочется именно здесь, на набережной… Копилка впечатлений уже явно переполнена, но как не обратить внимание на яркий купол и шатровое завершение колокольни церкви Преполовения Пятидесятницы?

Любоваться ими, правда, пришлось из-за забора — калитка была заперта — потревожив при этом послеобеденный сон симпатичной кошечки. Взглядом она меня наградила соответственным)))

А через дорогу от церкви — изысканный особняк в стиле модерн: дом Лавриновского, бывшего губернским предводителем дворянства в начале прошлого века. На аттике парадного входа родовой герб и дата строительства: 1908. Овальные окна, обилие растительного декора, кованые решетки …

В красивом месте нынче во Пскове люди женятся: в доме предводителя дворянства теперь Дворец бракосочетания.

Ну, теперь уже точно — всё! Любуюсь в последний раз панорамой Мирожского монастыря и благодарю Псков за невероятно интересные четыре дня…

Мне здесь было хорошо…

Теги: Культурно-познавательный туризм, Самостоятельные путешествия