В краю героев. Полуостров Рыбачий

В 1872 году экспедиция петербургских чиновников исследовала этот километровый перешеек на предмет прорытия канала, но дала отрицательный ответ. И то верно, «каналов» на Рыбачьем и так хватает. Полоса препятствий казалась нескончаемой, что достаточно получаса заплывов с непрерывной тряской, чтобы стать последним героем. Вскоре, впрочем, перестали замечать сложности передвижений по пересеченной местности, переводя их в разряд неизбежных, но весёленьких приключений.

Как рисовали картографы Рыбачий в прошлом, узнаете в коллаже: — мыс Немецкий с карты «Лапландский берег» (1839), финская карта со своими названиями (1860) и современная карта от работников парка.

Мыс Немецкий

Вся длина Рыбачего от Городецкого мыса до мыса Немецкого, первой цели нашего путешествия по Рыбачьему, — порядка 60 км, ширина и того меньше — 25 км. Наш путь намного короче, но километры порой давались с трудом. Однообразный, голый, ничем не приукрашенный ландшафт преобразился с появлением на горизонте чего-то фантастически космического, блестевшего полусферами.

А вскоре показался маяк, самый северный из действующих в России — Вайдагубский. Первый маяк, разрушенный в ходе второй мировой войны, появился на мысе в конце 19 века. Его остатки, где когда-то находился пост воинской части, выглядят вполне исторически. Новый, 29-метровый, сияющий зелененьким огоньком, построили уже после войны. Сегодня здесь проживает 4 человека, из них двое — смотрители.

При виде маяка чувства, что достигли самой северной континентальной точки европейской части России (69°57′07″ N 31°56′26″ W), почему-то у меня не возникло. Яркость дня и нереальная голубизна неба путали все карты, и лишь черневшая на подходе к морю гряда могла доказать существование этой точки. Мы двинулись вперед, не подозревая, с чем придется столкнуться.

Ощущения сразу стали ярче, особенно при виде плит, подтопленных местами водой. А уж когда преградой встали водные препятствия, ничуть не уступающие какой-нибудь уральской речке, так вовсе изнутри заёкало, как найти способ не обмочиться и выйти сухой из воды.

Плиты не лежали ровными пластами. Щетинясь гребнями, они росли из-под земли, взмывали вверх и резко обрывались, за ними шел второй слой, и всё повторялось снова. Казалось, море близко, им пахло, но это было не так. Только преодолеешь одну преграду, за ней другую, круче, и так без конца. В голову закралось сомнение, будет ли тот конец.

Наступил самый трэш, когда перед глазами выросла, не сказать, вертикальная, но все же стена с острыми, как бритва, краями, за которой скрывалось неизвестно что. Но мы упорно лезли вперед, метр за метром, приближаясь к мифической точке. Как любит говорить одна моя хорошая знакомая, была бы задница, а приключения на нее всегда найдутся!

Наконец, свою точку нашли! Дальше только море, потом Ледовитый океан и где-то там Северный Полюс. Край северной мурманской земли здесь! Сев на влажный камень с прилипшими к нему ракушками, я свесила ноги вниз. Баренцево море, осторожно накатывая волну, удивляло своим невероятным спокойствием.

Рыбачий, конечно, у черта на куличках, но люди сюда проникли давно, слишком давно, порядка 10–12 тысяч лет назад. В разных местах полуострова энтузиасты археологии находили этому подтверждения, или раскопают захоронения эпохи мезолита, или найдут странные зарубки с рисунками.

В средние века и вовсе нашествие с запада пошло, викинги сюда, как к себе домой, ездили. По свидетельству русского посла в Дании Григория Истомы, проплывавшего мимо Рыбачьего в 1496 году, видели на северном мысе охраняемый норвежский замок. Спустя век заселенности северной части полуострова изумлялись и участники экспедиции голландца Виллема Баренца. Потому не удивительно, что мыс назвали Немецким — все иноземцы в России считались немцами.

Не случайно говорящее имя у самого полуострова — здесь во все века был удачный промысел рыбы, причем, круглый год. Баренцево море в зимний сезон не замерзало благодаря Нордкапскому течению. Свою удачу на удочки поймали и мы. Ловилась исключительно сайда, ценная промысловая из семейства тресковых.

На этом знакомство с полуостровом Рыбачий не закончилось. Оставив Вайдагубский маяк позади, мы, свыкнувшись с суровостью полуострова, двинулись к мысу Кекурский.

Мыс Кекурский и Вайда-губа

На мыс Кекурский, если уж добрался до Рыбачьего, приедут все. Представлялось, этот мыс такой же, как первый, — изрядно плоский с протянувшимися к берегу пластами ребристых плит. Кекурский, на удивление, был иной. Как только в окне машины показались вытянутые лентой скалы, разделяющие синеву неба от земли цвета ржавчины, все буквально пооткрывали рты. К такому грандиозному зрелищу были мы не готовы. Не знаю даже, с чем сравнить. Подобное видеть приходилось разве что в колумбийских горах Эль-Кокуя. Да кто теперь этот Кокуй видит, скалы Кекурского будут ближе, роднее, вполне осязаемы и реальны.

Кекурский оказался намного фантастичнее своего соседа за счет этих огромных рифленых скал, на которые всяк, сюда приезжающий, непременно старается забраться. Забрались на них и мы: наверху открывался другой вид, масштабней, значительней, но все же не такой, каким его видят птицы. Вот бы крылья расправить, и чайкой быстрой взметнуться вверх!

Как пелось в одной песенке, в этой жизни ничего невозможного нет. В нашу разношерстную команду с самого начала внедрены были двое бравых военных из штабных — интеллигентный Олег и разухабистый Вова, прихватившие с собой квадрокоптер, ставший полноправным попутчиком. Так что часть кадров, размещенных здесь, снята автоматической бескрылой «птицей», за что ей до земли низкий поклон. Что еще снимал этот летун, не знаю, но делать снимки природных достопримечательностей не забывал.

Увидеть масштабно местность, как видят ее парящие в небе птицы, не просто интересно и занимательно, зримо ощущаешь колоссальность и монументальность малюсенькой точки на географической карте страны. Вот уж, действительно, край земли!

Название мыса на губе Вайда происходит от стоящих на оконечности многометровых столбовидных скал с широким верхом, срезанным чуть наискось, как сливочное масло ножом. Такие естественные скалы на берегу моря или больших рек в некоторых местностях обычно назывались кекурами. Интересный факт — кекуры передали свое имя не только мысу на Рыбачьем, но и мысу с противоположной стороны страны — на Чукотке. Только там он — Кекурный. Кстати, на этом снимке летун запечатлел нашу группу.

В тех регионах Сибири и Дальнего Востока, где есть кекуры, происхождение слова связывают с ненецким «хэкур» («возвышение из дерна») или якутским «кукур» («большой»). Здешним кекурам Рыбачьего приписывают финское происхождение от слова «кеко», что означает копна. Что ж, какое слово ни возьми, внешние виды соответствуют значению из них любого.

А кому не нравится топонимическая версия, для тех всегда найдется другая. Замечательный мурманский краевед и прозаик Максим Григорьевич Орешета, много лет изучавший историю полуостровов Средний и Рыбачий, как-то услышал бытующую на Рыбачем забавную легенду о неком графе Кекурском, высланном Екатериной II не далее, как на этот самый Рыбачий, будто ближе глухоманных мест не нашлось.

Тот, поселившись восточнее, на Цыпнаволоке, не растерялся. Построив домик, забаловал с местной девушкой, угощая ее выловленной им же рыбой. За это распутство, чтоб глаза не мозолил, графа услали подальше, на Вайда-губу. Немного помыкавшись, поднялся граф на одну из скал и с горя бросился вниз. Как говорится, «моменто море». Ходят слухи, мол, и сегодня можно отыскать остатки «графской» могилы.

Забравшись следом за графом на очередную возвышенность, замечаешь без особых усилий непривычный рисунок зазубренных с уступами соседних сланцевых скал. Обычно ведь как — горизонтальное расположение пластов камня различной степени шероховатости, во всяком случае, у нас, на Урале, создает картину огромного блинного торта. Здесь принцип другой — вертикальный, с изломом прямых линий, словно волны морские, оставив свой след, отпечатались на скале дивным изгибом.

Камень формирует всю площадь скалы, но жизнь пробивается и здесь, цепляясь хрупкими корешками за расщелинки и укореняясь в них крепко. Сантиметр за сантиметром растение заполняет собой углубления, расползается, перекрашивая черноту и серость камня в изумрудную свежесть зелени, которая, к тому же, цветет.

Вот так лежишь себе беззаботно, свесив голову вниз со стометровой скалы, не подозревая, что ей 800–900 миллионов лет, а взгляд упирается в море. Сверху отлично виден берег, заполненный плитами и каменной крошкой, сточенными ветрами и волной.

Отделяет мыс Кекурский с его отвесными скалами от пологого мыса Немецкий украшение северо-западной оконечности полуострова Рыбачий — очаровательная бухта со своими легендами и историей, в местных широтах привычно называемая губой.

Имя у губы очень красивое — Вайда, в нём отражена суть здешней жизни в прежние времена. «Вайда» в переводе с финского означает «менять». А менять, то есть торговать иностранным и русским купцам, прибывавшим в бухту судами на торг, было, разумеется, чем. Сохранились сведения из 16 века о торгах на всём полуострове в Петров день. Несмотря на удаленность полуострова, на нём всегда были поселения — становища, колонии и фактории. Вайда в этом числе.

Интересные воспоминания своего посещения губы Вайды в 1873 году, положенные в основу книги «Страна холода», оставил путешественник и писатель Немирович-Данченко. Нет, не Владимир Иванович, который со Станиславским, а его старший брат — Василий Иванович. Интересующимся этой темой советую почитать.

«Обогнув мыс Кекур, пароход вошел в губу Вайду, составляющую NW конец Рыбачьего полуострова. Пологие берега образовали большой вогнутый овал, по краям которого широкою полосою лежит пена и выброшенная морем тура. Все перед нами покрыто зеленью до самого горизонта, где материк несколько всхолмливается. Направо в ложбине пасется многочисленное стадо, налево тянется ряд построек, которые бы заняли почетное место в любом северорусском городе.

— Что это такое?.. спросил я.

— Колония Вайда…»

История колонии с величавым мысом действительно интересная, стоит немного о ней рассказать. Принятое в 1860 году с высочайшего дозволения Александра II Положение о возможности переселения норвежцев на Кольский полуостров с предоставлением льгот от налогов и рекрутской повинности открыл иностранным колонистам и путь на Рыбачий. Упрощенно называть колонистов стали по-свойски — «коляне».

Колян привлекал полуостров не своими красотами, а открывавшейся возможностью разбогатеть на дарах моря. С 1864 года на побережье Вайда-губы закрепились норвежцы, затем финны, развернувшие строительство своих станов, коих с каждым годом становилось всё больше. Уже к 1909 году в поселении работало 16 рыбопромышленных станов, три жиротопни, из которых две запущены на пару. Вайда-губа стала одной из самых богатых на полуострове и главным становищем онежан-поморов, прозванных почему-то «баронами». Что-то героическое в их жизни было.

Как описывал путешествие на Рыбачий неизвестный «блогер» 19 века, опубликовав свои записки в «Русском вестнике» (1876), норвежские колонисты осторожны в отличие от поморов. Норвеги выходили в море на устойчивых ёлах, ловили лесой, двигая её из стороны в сторону, пока рыба не захватит крючок. Поморы действовали по-другому — уходили далеко на шняках, закидывали ярус — толстые веревки с крючками, и, встав на якорь, ложились спать. Пускай рыбка сама ловится. Так можно и проспать синеватую полосу вдоль горизонта, предвестника бури. От бури спасения нет.

Внедрили колонисты и необходимую для повседневности инфраструктуру. Заболел на промысле — вот тебе больничка Красного Креста. Устала душа от непрерывной однообразной работы — двери часовни Печенгского монастыря для благословения всегда открыты. А чтобы от остального мира не отрываться, учредили коляне почтово-телеграфную контору, получавшую корреспонденцию дважды в месяц независимо, какой на дворе сезон. А уж как любили отдохнуть с кружкой норвежского рома, да так, что в поголовном пьянстве участвовали все — поморы, норвежцы, и, разумеется, финны.

В истории Вайды был даже свой «вайдагубский король». Так колонисты окрестили Леонарда Пильфельда, переселившегося в 1878 году в Вайда-губу из норвежского города Вадсё. Норвежец был смекалистый, с предпринимательской жилкой. Через двадцать лет жизни на Рыбачем его шесть собственных судов бороздили море, а жиротопни с наемными рабочими выдавали тысячи пудов акульего жира в год. Не только обзавелся «король» внушительным хозяйством-факторией, но и женился, правда, не на колянке, а взял пригожую девушку из Архангельска.

Но счастье долгим не бывает. События гражданской войны, начавшейся в взбунтовавшейся России, не обошли стороной и Вайду-губу. В 1918-м немецкая подводная лодка, тихо подкравшись лазутчиком, торпедировала каботажный пароход, обстреляла телеграф, заодно топила в бухте норвежские парусники, чтобы им неповадно было.

В двадцатом подоспел договор между Финляндией и Россией, поделивший поселок напополам. Первый пограничный столб поставили ближе к мысу Кекурскому, и почти вся Вайда-губа стала финской. Правда, особо поселян эта делёжка не напрягала. Как и раньше, они пересекали условную черту, свободно перемещаясь по местности.

Всё изменилось спустя годы с началом пограничных конфликтов и эскалации новой войны. В 1939-м здесь появился пограничный пост Озерковского погранотряда, а, когда через год по новому договору поселение полностью перешло к Советам, скандинавы оставили дома, хозяйственные постройки, скот, плавно перетекшие в хозяйства воинских советских частей по принципу «всякое добро не должно быть бесхозным».

И хотя в роковых сороковых активных боев вблизи Вайда-губы не велось, время от времени выныривали из морских глубин, сверкая перископами, немецкие подводные лодки, а тишину Кекурских скал нарушали низко пролетающие самолеты. Но это здесь, в других местах шли бои. По всему Рыбачьему там, где обелиски, сотни захоронений сложивших головы героев. Одним из защитников Рыбачьего был Николай Букин. Подозреваю, его имя никому не известно. Зато поколению постарше известны строки его стихотворения «Не жить мне без моря». Читаешь, и слышишь прекрасную мелодию, знакомую с детства:

Прощайте скалистые горы, на подвиг Отчизна зовет!

Мы вышли в открытое море, в суровый и дальний поход.

А волны и стонут, и плачут, и плещут на борт корабля…

Растаял в далёком тумане Рыбачий, родимая наша земля.

Перед нами Рыбачий еще не растаял, мы попрощались со скалистыми горами мыса Кекурского, губой Вайда и отбыли восточнее — к губе Скорбеевская, где провели весь следующий день.

Губа Скорбеевская

Проехали, наверное, с полчаса-час, когда появились дома с глазницами пустых окон, — всё, что осталось от гарнизона в поселке «Мыс Скорбеевский», покинутого военными в 1996 году. С тех пор стоит поселок в безмолвии, пугая проезжающих мимо, как пугает любая залежалая мертвечина. На протяжении многих десятилетий полуостров Рыбачий был территорией ответственности военных, оставивших здесь заметный, печальный след.

«О чем им, нашим потомкам, расскажут развалины военных городков, котлованы от ракетных установок, окопы, многочисленные мусорные свалки? Время неумолимо идет вперед. Меняются приоритеты, ценности, обычаи, военные доктрины. Неизменной остается земля, где все это происходит». Это написал в своей книге о полуострове Рыбачий в 1998 году Максим Григорьевич Орешета, подслушавший легенду о Кекурском. Вопросы и сегодня остаются те же…

Место для стоянки на берегу живописного залива Баренцева моря — губы Скорбеевская выбрано не случайно. Здесь протекает речка Скорбеевская, спускающаяся к морю водопадами, и с пресной водой не должно возникать проблем. Почему бы не раскинуть палатки в красивом уголке северной природы с лугами, полными ягод и съедобных грибов.

Но, прежде чем, идти их искать, нужно обустроиться — найти подходящее место для палатки, причем, такое, чтобы её не снесло. Всё побережье Баренцева моря подвержено сильным северным ветрам, а губы Скорбеевской в особенности. До поры до времени силу ветра на себе не испытывали и наивно приступили к установке палаток, кто где, на незащищенной открытой местности.

Первым же порывом ветра стало сносить одну за другой, озадачив серьезно каждого. Но не Леху, нашего гида, по жизни работающего в МЧС. Хитрый жук, следуя железному принципу «спасение утопающих — дело рук самих утопающих», сразу застолбил место в укрытии на возвышенности, окруженной каменной, естественной стеной, и поставил посередине палатку так, чтобы больше никто не пришел. Слава доблестному МЧС!

Но в расчет Лёхи закралась небольшая ошибочка. Две бесхитростные бабоньки, логично рассудив, что правоустанавливающих документов на застолбленный участок у Лёхи нет, героически с флангов двинулись на штурм и в лучших традициях Рыбачьего пристроили свою палатку рядом, впритык к стене. За ними подтянулись другие. Лёха капитулировал и ретировался вместе со своими пожитками, наградив тёток испепеляющим взглядом.

Ну вот, с напарницей обустроились, теперь можно к морю пройтись. Из нашей отвоеванной у МЧС цитадели оно смотрелось еле видимой голубенькой ленточкой.

Спуск к берегу устлан инсталляциями камней с полосатым узором и галькой округлых форм. Долгая предстоит работа морю, чтобы все камни перетереть в песок. Обычно какой-нибудь интересный экземпляр камушка с разных мест привожу домой, но тут как-то желания не возникло — красивые, большие не под силу поднять, а забивать мелкими кругляшками рюкзак не очень толково. Лучше просто сфотографировать.

Интересной была и композиция выступающих из воды небольших скал. С наступлением прилива они почти скроются под водой.

И пока момент этот не наступил, пройти можно к очередному краю по целой гряде черно-серых плит, неуверенно изображая из себя скалолаза. Черноту камня и серость гальки местами разбавляли кроваво-красные водоросли, оттого картинка с нависшей над морем мглою приобретала зловещий окрас. Виды превосходные, на мой взгляд, хотя слишком устрашающие на ночь глядя.

На очередном краю, казалось, ничего не изменилось — всё те же каменные «брёвна», как попало, сваленные друг на друга. Взору открывалась бухта с тонкой полосой противоположной земли и мысом Большой Скорбеевский. Отлив погрузил в тишину всё пространство, не слышен плеск воды, в выемках и расщелинах застывшей зеркалом. В 19 веке про такое состояние Баренцева моря местные говорили — «море остеклеет». Всё изменилось часа через два, когда пришло время прилива, и хлынувшая откуда-то вода оживилась, стремительно накрывая темневшие «брёвна».

Наши рыбаки отнюдь не торопились покидать не поддававшийся воде форпост, вытаскивая рыбку за рыбкой. Уже в 16 веке губа Скорбеевская была местом промысловой ловли купца Скарвиева с единственным становищем Скарвиево, состоявшим из построенных на скорую руку нескольких избушек с погребами для засолки и хранения рыбы. Со временем губа стала называться его именем с некоторыми изменениями, превратившись в итоге в Скорбеевскую.

Когда через час-полтора со стола смели ужин до последней крошки, наступило время зрелищ с милитаристским уклоном. Разудалый штабной Вова, никогда не выпускавший из рук спиртное, обрывая гитарные струны, огласил округу воем, что-то там про атомную бомбу, изрядно напугав притихших в ведре рыб и вогнав трезвую часть группы в смятение. Да еще к тому же белые ночи не давали сомкнуть глаз. Заснули в результате с трудом.

Утро нового дня, подозрительно тихое, располагало к прогулке, и все, кто еще мог, разбрелись по скорбеевским угодям на тихую охоту в поисках грибов-ягод, красивых ракурсов, а заодно и себя в этом удаленном уголке мира, про который техник маяка Цыпнаволока Борис Нивин написал задушевные строки:

Я буду часами бродить в тех мирах, тень счастья в ладони ловя.

Покоем и волей одарит Рыбачий, родимая наша земля.

Издали Скорбеевская бухточка смотрелась не так пугающе, как вблизи, со светлой «пляжной» полоской, огибающей берег, а на зеленеющие сочно луга так и просились пасторальные коровки. Знатоки утверждают, с конца 19 века на здешние пастбища нередко забредали вайдагубские бурёнки. Что и говорить, губа была у коров не дура.

Грибы в скорбеевских лугах искать легко. Они, как скалистые великаны, возвышались над ковром плотной низкой растительности, с виду похожей на хвойный лес. И все, как на подбор, — белые, красноголовики, подберезовики, хотя берез здесь нет, и никаких поганок. Время морошки с черникой еще не прошло — на Рыбачьем ягоды созревают позже, чем в Карелии, где их сезон уже завершён.

И такая безмятежность вокруг, что хотелось навзничь лечь на пружинящий ковёр, ни о чём не думать, только слушать в дрёме, как звенит в ушах колокольчик: если сердце снов захочет, ляг в траве, и над тобой, вдруг заплачет, захохочет колокольчик голубой…

Тишину скорбеевских лугов и угодий нарушал лишь шум самых северных на полуострове водопадов речки Скорбеевской с чистой и прозрачной водой. Вода незамысловатыми каскадами, ниспадающими с валунов и каменных плит, прямиком устремлялась в море.

Там, в устье реки с пологим и песчаным берегом, когда-то была семужья тоня́, как издревле на севере называли места рыбной ловли неводом. Позднее у нас будет возможность познакомиться с бытом поморской тони в историко-этнографическом музее «Тоня Тетрина» на Терском берегу Белого моря. А пока можно только представить, какая жизнь протекала раньше в этом, теперь безлюдном, месте.

Наше путешествие по полуострову подходило к концу. Рыбачий напоследок еще раз показал, не так он прост. Когда полоска на горизонте стала синей, разбушевавшийся ветер сломал две палатки и пригнал тучи, из которых разом хлынула вода. Нужно быть героями, чтобы выдержать этот шквал. Мы выдержали, а как же иначе, ведь мы — на Рыбачьем! В награду, переливаясь разноцветными красками, в небе проявилась дуга. Хороший знак, теперь можно собираться в обратный путь.

Итак, подводя итоги, задаёмся вопросом: стоит ли ехать на полуостров Рыбачий, проделав столь долгий, трудный путь. Несомненно! Каждому Рыбачий откроет ту дверь, в которую постучишься. И бояться не нужно ни дорог-направлений, ни ветра с дождем, ни других препятствий и трудностей, ведь на Рыбачий приезжают герои, вернее, так — Рыбачий делает из людей героев, со знаком плюс ли минус, ему решать. Так что, кто последует моему примеру, напутствие короткое — удачи всем на Рыбачьем! И как желали поморы в старину: «дай вам Бог здоровья и по́ветерь», то есть попутного ветра. Рыбачий, слов из песни не выкинешь, встретит всех с радостью!

Хоть волны и стонут, и плачут, и плещут на борт корабля…

Но радостно встретит героев Рыбачий, родимая наша земля.

Теги: Автопутешествия, Экстремальный отдых