Санкт-Гильген и все-все-все

Тем не менее, почему-то именно из того мая остались у меня 2 не рассказанных дня. Думается это все от жадности.

Вот Саша Селифанов сказал, что в Санкт-Гильгене делать по вечерам нечего. Ну может оно и так, но когда ходишь целый день много километров, лазаешь по лесам и долам, то на вечернее времяпрепровождение сил уже никаких не остается. Чай, булка и спать.

В Санкт-Гильгене я жила и из него совершала все свои поездки. Моя гостиница была в 100 метрах от автобусной остановки, транспорт в Австрии ходит идеально по расписанию, поэтому все складывалось весьма удачно.

Может быть на сам город я бы потратила лишь пару часов, т. к. он игрушечно мал: набережная, церковь, фуникулер.

Но утром первого дня пребывания, за завтраком, когда я собиралась в поход к Шварцензее, что рядом с Санкт-Вольфгангом, хозяйка моей гостиницы: Анне-Лиз неожиданно спросила меня:

— А не хочешь завтра утром сходить с нами в поход вокруг города. Мы организуем группу, а потом, все вместе будем обедать в соседнем ресторане:«Gasthof zur Post».

Формат обеда был не понятен, но что-то подобное вертелось и у меня в голове: или трекинг, или прогулка на кораблике по Вольфгангзее. Ко второму варианту я склонялась больше, т. к. троп местных не знала и, естественно боялась заблудиться. Упустить предложенный вариант было большим грехом.

Поход.

С утра я успела пробежаться по просыпающемуся городу. Из лощин и междугорья выползал туман. Он был совершенно сказочным. Моему удивлению и восхищению не было предела. Все здесь было таким пухленьким, правильным, как крашеное пасхальное яйцо или залитый глазурью кулич, до которых ты дорвалась после Великого поста. Но при всей мимишности не чувствовалась фальшь или избыточная приторная сладость.

Край, окруженный водой, небом и лесом. Легкая рябь на озерной поверхности. Воздух, превратившийся в густой нектар, которым ты не просто дышишь, а вкушаешь.

В 10–30 утра в субботу группа из 2-х австриячек-гидов, где-то десятка немцев и меня русской израильтянки, тронулась в путь. Среди нас была очень пожилая женщина и пару мужчин давно пенсионного возраста. И собака — золотистый лабрадор. То что в группе были люди меня гораздо старше успокоило и воодушевило одновременно. Это сейчас я такая шустрая, перепады в 600 метров фигня вопрос, а еще полтора года назад, ощущение, что я могу подобное не осилить, присутствовало.

Утро было ясным, но парило на дождь. Команда наша растянулась и я все время отставала или топала последней, т. к. любопытнячала и фотографировала, а потом догоняла в припрыжку. Анне-Лиз постоянно оглядывалась, наверное думая:

— Нафига я позвала эту сумасшедшую русскую с фотоаппаратом!

Хотя думаю, ей был приятен мой интерес. В одном месте, где от основной дороги ответвлялась и шла вниз неширокая пешеходная тропка, она сказала:

— Сходи туда вечером. Там очень симпатичная рыбацкая деревушка.

Когда город остался за спиной, сразу напала веселая, звенящая неугомонная тишина солнечного дня последней декады мая.

Пейзаж был прост и идеален. На тонких стеблях висела земляника, былинки стояли ровным не помятым строем. Здесь царили ясность и чистота: физическая и духовная. Холодность мешалась с мягкостью, строгость с трогательностью. Мы топали по дороге и ни один человек не сошел с нее. Тогда я думала, что это потому, что мы ограничены во времени и нет возможности устроить «пикник на обочине», рассевшись на траве.

Перед тем как углубиться в лес, взгляд выхватил дом на опушке, стоящий на переплетении тропинок и шелестящих залежей. Живя в скученности одной из самых горячих точек планеты я забыла, что такое может существовать. А может и не знала. Сколькими реинкарнациями можно заслужить такое место под солнцем.

В лесу спросила у Анне-Лиз, ходит ли она за грибами? Она сказала, что нет. В таком лесу и не ходить?

Окружающее превратилось во что-то единое, не делимое, его не хотелось разбивать на детали, чтобы не утратить целостности восприятия. И при этом любопытство выхватывало то кристальный ручей, из которого я попробовала воду, то скалу с тренирующимися альпинистами, то одиночный камень, заросший мхом.

Так ни шатко ни валко дотопали до промежуточной части нашего похода. Люди пожилые, вместе Анне-Лиз отправились в Санкт-Гильген, а те кто помоложе (ну и я, конечно) вместе с Кати — второй сопровождающей, решили сделать еще кружочек. Все стоят обсуждают маршрут. Стоят на дорожке, не сходят. И тут я, понимая, что по травке пройтись никак не получается, да и вид в далеке больно соблазнителен, с тропы сошла и зашагала по траве. Краем глаза уловила, что все повернули головы в мою сторону и замолчали. И тут голос Анне-Лиз заставил меня остановиться:

— Елена, Елена, по траве ходить нельзя. Природа этого не любит.

Боже мой, как мне стало стыдно! Давно я не испытывала этого чувства в такой превосходной степени. Я конечно раз 5 извинилась. На что хозяйка моего постоялого двора кротко ответила:

— Ничего, ничего. Это обычное дело.

Иногда ты видишь перед собой нечто идеальное и здесь у тебя есть выбор: либо в своем несовершенстве и убожестве начинаешь гармонию ненавидеть и исподволь или явно разрушать, либо покорившись, всеми силами стараешься приблизиться и сохранить. Австрияки нашли этот баланс. Они безмерно любят свой озерный край, но также трепетны в нелюбви к тем, кто нарушает их гармоничное существование.

Потом мы опять куда-то шли. Дорога скорее ползла вверх, чем опускалась вниз. В последний день той поездки, когда я отправилась пешком в Фушль, через вершину Моцартблик, я поняла, что уже проходила здесь с группой.

На фотографии, что ниже, видно сколько мы прошли. Начался маршрут у левого угла озера и через холмы и лес, огибая подкову берега, вышли с противоположной стороны, отуда где сделан снимок.

Это там же. Красивый домик, глаз не оторвать.

Обед.

Обед прошел в теплой и дружественной обстановке, особенно если учесть, что ни одного слова по-немецки я не понимала. Принесли огромные блюда с сырами и колбасами, каждого спросили, кто что хочет пить. На мои пол-лится пива мужчины сказали:

— Оооо!!!

Тогда я еще ела и сыр, и колбасу. На десерт подали кайзершмарн. Этот вкус я помню с Вены, но там, в Шенбурне, где я его первый раз попробовала, он мне показался ужасной гадостью. А здесь — вкуснее вкусного. Потом предложили совершенно дивное легкое белое вино Мускатель и кофе. В заключении трапезы я спросила Анне-Лиз:

— А сколько нужно заплатить?

— 10 евро, если 20, то это очень щедро!

Если сравнить с азербайджанскими ценами — просто благотворительность. Пол-дня водить нас по горам и долам, а потом накормить и напоить за смешную сумму. Я была впечатлена и растрогана неожиданным гостеприимством казавшейся ранее скупой нацией.

В какой-то момент в ресторане стали появляться женщины в вечерних платьях и мужчины в смокингах.

— Свадьба? — спросила я Анне-Лиз.

— Нет, в Санкт-Гильгене находится престижная школа экономики и маркетинга. Сегодня у них выпускной вечер.

Вдруг подул сильный ветер, под его напором зримо спружинили большие окна террасы. Кати, оказалось, что она здесь работает, поспешила их закрыть, а я посчитала момент подходящим, чтобы откланяться.

Немного передохнув и прихватив на всякий случай зонтик, я отправилась в ту самую деревушку, на которую мне указала Анне-Лиз. Перед этим немного прогулялась по нетуристическим улицам Санкт-Гильгена,

дивясь домовитости и квинтэссенции уюта.

Кстати, такими осиновыми чешуйками, как крыша этой башенки, покрыты, ну не многие-многие, но некоторые городские дома. Тогда как ни в Санкт-Вольфганге, ни в Мондзее и Фушле я таких не встречала.

Деревушка.

Не знаю, какие там живут рыбаки, может когда-то жили, но Brunnwinkt так покоен и игрушечен, словно иллюстрация к пособию проживания в раю.

И тут полил дождь. Он заходил на бреющем под мой зонт с разных сторон, наверное чуя, что я задумала не то чтобы каверзу, но мини-приключение.

Видите на фотографии справа от дома поляну с салатного цвета травой. Я заприметила на нем людей с фотоаппаратами.

— О, смотровая. Мне туда надо.

Но когда я подошла ближе, то не обнаружила ни лестницы, ни на худой конец тропинки. Раз по верху нельзя, то надо обойти. Неладное я почувствовала, когда предполагаемый обход пришелся на чужой участок за тем домом. Но не было ни таблички, ни забора и я с чистой совестью пошла дальше. Когда уже вышла к подножию холма, мне на встречу выскочил пожилой мужчина с ужасом в глазах и вопросом сначала на немецком, а потом на английском:

— Вы что здесь делаете?

Я залепетала, что типа не знала, и прайвет не написано, но одну фоту тайком все же сделала. Не ахти какая, но все-таки воспоминание.

В общем я извинялась, извинялась и мужик вроде уже помягчал, но тут меня дернуло сказать:

— Вам надо билеты продавать.

— Какие билеты? — опять засерьезнел дядька.

— А на такой вид, — удивилась я на перемену в его настроении.

И лишь потом, когда пошла вдоль озера, я поняла, что вместо «продавать», сказала ему «покупать». Представляю, как у него внутри все перевернулась. Приперлась какая-то фря, влезла в святая-святых, да еще и билеты покупать предлагает.

Я потом ржала про себя минут… много. Даже сейчас, когда вспоминаю, как он выпрынул мне на встречу с выпученными глазами в несерьезных коротеньких ледерхозе (шорты-национальная одежда), физиономия расплывается в улыбке.

Я еще раз встретила его с теми двумя фотографами. Если бы взгляды могли испепелять, от меня осталась бы маленькая кучка обуглившихся останков.

Но не смотря на обуревавшее меня чувство стыда: надо же, за один день два раза так опростоволоситься да еще у всех на виду, прогулка по берегу Вольфгангзее была славной.

Я обогнула гору Furberg, и вышла к гостинице с рестораном, и пристанью.

Долго искала, как же туда заезжают, но потом поймала взглядом проезжающую верхом машину. Еще немного потолкалась на берегу и отправилась во всояси.

Уже темнело. Яхтсмены спускали паруса и упаковывали снасти.

Укладывалась на ночлег пара лебедей.

Все явственнее слышался звук прибоя: то шелестящий, то густой, как приготовления в оркестровой яме. Кружевная легкая пена озерной волны. Гравий под ногами. Светляк на травинке. Я беру его в руку и брюшко гаснет, жучок притворяется мертвым. Выпускаю и жду. За пару минут, что я наблюдаю за ним, зеленоватый свет, как раскачегаривающаяся печурка, начинает оживать. Вот уж правда «ночь нежна», а еще она тиха и душиста.

Внезапно нестройная русская матерная речь резанула ухо. Один из тех смокинговых выпускников, наотмечавшийся по самое не могу, падая, чуть не сшиб меня с ног. Хорошо что его подхватили собутыльники сотоварищи, чуть более прямостоящие. С ними была девушка, сменившая вечерний туалет на мини-юбку и, уж не знаю при каких обстоятельстках, драные, в крупную дырку колготки.

Если вы думаете, что на этом мое знакомство с Санкт-Гильгеном закончилось, то вы ошибаетесь. Вечером того же дня, опять же отловив меня на ресепшен, а комната моя была рядом с ней, Анне-Лиз и говорит:

— Приходи завтра во Французскую церковь. Я буду петь Моцарта.

Поотнекивалась, аргументируя запланированной на завтра поездкой в Мондзее, на что получила резонный ответ:

— Автобус в Мондзее в 12–30, а служба до обеда. Ты все успеешь.

На том и порешили.

Город.

Если память мне не изменяет, служба была назначена на 10. Перед ней я еще разик прошлась по немногочисленным улицам. Отловила китайцев, ожидающих корабль на пристани, попросила меня сфотографировали. Хоть какая-то от них польза.

В церковь я заходила накануне и пока она была пуста сделала фотографию ее весьма скромного убранства.

Храм в 1300 году освятили в честь отшельника из прованса св. Эгидия. Был он защитником пастухов, блаженных и охотников, а нрава весьма кровожадного, иначе как можно интерпритировать эту фреску.

Ну там ягод насобирал бы что ли, корешков каких. Зачем же животинку тиранить, да еще в рану пером тыкать. Церковь конечно много раз перестраивалась, но сохранились и фрагменты 1425 года. Крыльцо и фундамент.

Во внутреннем дворе очень веселое кладбище, похожее на легкую музыку Моцарта, который хоть и не местное все, как в Зальцбурге, но образ тиражируют и конфетки с сувенирами продают.

Моцартплац имеется

и памятник стоит честь по чести, но самого Моцарта тут не было никогда.

В доме, который в Санкт-Гильгене величают домом Моцарта, родилась его мать — Анна Мария, и после замужества жила сестра — Мария Анна.

Ну в общем, как я и анонсировала, про сам город это все. Больше ничего выдающегося и наверное, там и правда скучновато.

Но он такой легкий, необременительный, залюбленный, вылизанный, что я бы с удовольствием просто там пожила.

Гуляла вдоль озера, наконец-то поднялась на фуникулере и прокатилась на кораблике. В прошлую поездку до этих развлечений руки не дошли, вернее ноги. Или посидеть в кондитерской, никуда не торопясь.

Да, а что там с утренней службой? Была я на службе. Все пришли нарядные. Анне-Лиз в синей чесучевой юбке и зеленоватой в мелкую клеточку жилетке поверх белоснежной блузки. Торжественная, сосредоточенная. Народу набилось полная церковь. В основном люди пожилые, но было несколько молодых пар с детьми. И почти все в национальных костюмах. Пел хор вдохновенно, хотя и немного фальшивил, особенно мужские голоса.

Произнеся воскресную проповедь, священник сказал, чтобы все пожали друг-другу руки. Я поручкалась с прихожанами, которые хоть и посматривали на меня с неким удивлением, но на теплоте и крепости рукопожатия это не отразилось. Потом я приняла причастие, пусть и другая конфессия, но Бог един, а все остальное о лукавого.

Теги: Самостоятельные путешествия