Сахалин. Сисука, Нокоро и дальнее море Ламское*

Очарование поездом «Южно-Сахалинск — Поронайск» закончилось. Несмотря на то, что поезд шел по западному берегу залива Терпения, давая возможность лицезреть «скалы, море, чайки», вызывая понятное внимание человека с континента, ложка дегтя все же давала о себе знать. Еще почти сутки одежда пованивала специями китайско-корейской кухни, блюда которой готовились, казалось, непрестанно в течение более шести часов в каждом вагоне… Серьезно, в каждом вагоне был оборудован бар-буфет-закусочная. Наша команда, не рискуя волновать желудки экзотической «пищей для масс», питалась запасами из банок и мешков, коими были набиты наши станковые рюкзаки. Тем более, был и скрытый резон: больше съешь — легче нести. К слову сказать, мне лично из дальневосточной кухни (её сахалинской версии) понравились двустворчатые моллюски гребешки, приготовленные лично геноссе Первухиным, и тот самый квашенный в корейской заливке мега-лопух (белокопытник), о котором я писал в предшествующем очерке («мировой закусон» — сказал бы киногерой).

Итак, получив представление (из окна) о величине залива Терпения, по западному берегу которого была проложена японцами железная дорога, мы прибыли на родину знаменитого Коки Ная, по прозвищу Тайхо Коки (яп. 大鵬幸喜)- «Великого Феникса», прославившего свою вторую родину 32 Императорскими кубками в профессиональном сумо. Такого японцы не видели. Что не удивительно, — это ведь по матушке Коки японец, а по батюшке он Иван Борышко, богатырь, козак! Сын Маркияна Борышко из бывшей Полтавской губернии, где в селе Рунивщина до сих пор живут его родственники. Для современных поронайцев тема эта звучит неоднозначно, поэтому не будет развивать. Кому интересно — вот ссылка на биографии отца и сына Борышко.

Еще одну «тайну» Поронайска — касающуюся его имени, открыл мне любитель длинных рассказов Климентич — Виктор Климентьевич Микунов, краевед и историк, который стал неожиданно шестым членом команды проекта «Сиретоко. Триллиум-VI» по Комплексному экологическому мониторингу прибрежной зоны залива Терпения (и Охотского моря).

Одна из загадок Поронайска связана с тем, что на карте Ж.Б.де Анвиля Pourongai (ладно, не Парагвай!) показан на берегу Татарского пролива (на западе о. Сахалин,- примерно на месте Эсутору — Углегорска, а не на востоке). Но она хотя бы объяснима, ведь и сам остров одно время считали полуостровом, и российское правительство тщательно поддерживало эту версию-дезу, чтобы держать британцев в легком напряжении. К тому, же как выяснилось позднее, рисованные от руки карты Климентича явно были калькой с подобных средневековых карт…

Но вот как коррелируется топонимика «Поронайск» и «Сикука/Сисука»? Тайна странного имени города заключалась в переводе на русский гидронима Поронай, что с языка айнов переводится как «большая река». Город, понятно, стоит в устье Пороная, на берегу залива Терпения, именуемого ранее Тарайка-ван, где ван -залив (айн.). Причем, «большой, широкий» — на самом деле звучит как shikukka (сикукка), что дал повод японцам, правившим здесь с 1905 по 1945 гг*. назвать город Сикука (敷香)или Сисука (носил это имя до 1946 г.)**, который стал центром округа Сикука-ситё.

*По Портсмутскому мирному договору 1905 г., южная часть о. Сахалин была передана Японской империи. Граница между Россией/СССР и Японией на острове проходила по 50-й параллели. Поронайск стоял почти у самой государственной границы — на параллели 49° 13' 18».

**Не должно смущать кажущееся неправильное произношение «Сикука» при написании Shikuka (Шикука). Когда после 1990-х в городах России вошел в обиход американский (да-да, американский) фастфуд — роллы на основе традиционных японских суси, мы стали произносить часть слов-кандзи на манер англосаксов, в данном случае — «суши». Согласно киридзи — транскрипции японских слов, основанной на кириллице, и предложенной Е. Г. Спальвиным (первоначальный вариант киридзи был предложен в 1917 г. выдающимся отечественным востоковедом Е. Д. Поливановым), применяется определённая система записи японских слов (топонимов, личных имен), например, не Фуджияма, а Фудзияма, не Мицубиши (Mizubishi), а «Мицубиси», не Ширетоко, а Сиретоко… Однако мы говорим Фуджи (Fuji) вместо правильного «Фудзи» и суши вместо суси — на манер ромадзи — латинских транскриптов с японского (по системе Д. К. Хепбёрна).По разнице произношения в русском языке японских слов можно определить, когда они проникли в лексикон россиян — до или после экономических реформ 1990-х гг.

В августе 1945 года Сахалин был возвращён в состав СССР, как впрочем и Тисима -Курилы.*** Кому интересно, раритетные сюжетные исторические фотографии авторства фотокорреспондента Григория Соколова (газета «Советский Сахалин), иллюстрирующие события августа 1945 года в районе Поронайска, выложены в ЖЖ «Фото-история».

*** Курилы (Тисима) с 1875 по 1945 гг. были японскими, Все острова к северу от Урупа были получены во владение Японией со времен Санкт-Петербургского договора 1875 года, в обмен на официальный отказ Японии от территориальных претензий на остров Сахалин. До этого — с 1855 по 1875гг. и Курилы и Сахалин находились в совместном, росийско-японском владении.

Вернемся, однако, в 1 августа 2005-го… Нас разместили в гостевом помещении здания администрации Поронайского заповедника. Я не стал тратить драгоценное пространство флэш-карты «Никона» на виды интерьера сего помещения. Привожу пару кадров, говорящих за себя. Если передать общий тон впечатлений, то ложные трудности в виде ряда «толчков», куда, судя по виду, справляли нужду еще первые каторжане острова, а после сразу передали здание (в 1988 г.) заповеднику, вызывали у членов команды лишь юмористические версии. Одна лишь Татьяна по скромности своей никак не комментировала помещение типа «кухня-коридор-туалет».

В конце концов, я пролетел более пяти тысяч километров не для того, чтобы расстраиваться из того, что я видел не раз в балках Ямала и не только…

Климентич, найдя во мне терпеливого и вежливого слушателя, жаждущего новых знаний, сбегав наверх, приволок книгу, посвященную истории Поронайска и района, страницу из которой я «щелкнул». После чего он из братских чувств пытался накормить членов команды странными поронайскими грибами, внешне похожими на перезрелые то ли маслята, то ли моховики. В моей памяти еще жил некий нейронный блок опыта, полученного в 2000-м после сыропоедания Amanita muscaria, а экспериментировать над своей точкой сборкой восприятия в данной ситуации было просто неуместно… Несмотря на привлекательный запах, среди нас не нашлось столь голодного Максима Каммерера, кто бы рискнул завтра не пойти в маршрут… А вообще, фунгофильство — вещь заразная:).

Как я понял по напряженному состоянию начальника экспедиции С. М. Первухина, Климентича нам «направили» в нагрузку от администрации Поронайского заповедника, на землях которого мы и должны были провести мониторинг, а это не входило в планы руководителя СРОО «ТТК Пилигрим». К тому же у местного краеведа не было ни палатки, ни турпайка… Зато, кроме (согласно штампу) «видавшего виды» рюкзака, Виктор Климентьевич носил с собой сумку типа кофр с кино-фотоаппаратом (?), пакет и рулон полиэтилена, который, как выяснилось позднее, заменял отважным сахалинским ученым не только спальный мешок, но и палатку по причине непромокаемости, а также недоступности ее приобретения по причине отсутствия доходов у научных работников.

Но Климентич оказался не самым главным поводом для нервного выкуривания ценных в походе сигарет. По причине начавшейся путины, все плавсредства (включая обещанное нам заповедником по договору — для транспортировки сорокакилограммовых рюкзаков) направлены на путину…. Казалось бы, какое дело особо охраняемой природной территории, коей является заповедник, до промысла лосося? Однако такова реальность, и дело есть. Самое прямое и важное. Важнее науки и того текста, что спустя 12 лет напишет С. А. Новопашин и С. М. Первухин. Для фиксации фактов незаконного лова рыбы в зоне заповедника и прочих нарушений в нашем отряде находился Александр Прикащев, человек при табельном оружии, хотя ничем не выдавал своего майорского звания, но был открыт, весел и целеустремлен.

Короче, как уже описал форс-мажорную ситуацию начальник отряда С. Первухин в своем рассказе «Полуостров Терпения: путешествие под знаком «Сиретоко», поронайская сторона договора отказала нам в сопровождении рюкзаков нам плавсредствах типа «лодка» / «кунгас», поэтому пришлось менять план передвижения по полуострову Терпения: схему маршрутов и время, а соответственно и формат мониторинга.

В итоге, утром 2 августа за нами пришел «Газон», и, мы, покидав в него рюкзаки, двинулись к устью реке Поронай.

Далее: паромом на левый берег реки, и — к озеру Невскому, штурмуя полуразобранный мост с рельсами под узкоколейку через протоку Промысловую. Высадив нас на каком-то небольшом, резко вдающимся озеро мыске, Газон уехал. Мы же в два захода на лодке прошли по озеру лагунного типа, обжитого чайками, и прибыли на кордон «Нева».Там мы пили чай, бродили по Невской косе, отделяющей залив Терпения от озера, ждали…

Прибыл ГТТ, старый добрый 8-тонный гусеничный транспортер-тягач, в котором я когда-то буквально жил — более трех месяцев на Полярном Урале в далеком 1983-м… ГТ-Т, развивая по литорали залива под 50 км/час, «мухой» доставил нас до кордона Владимирово — на месте бывшего поселения айнов и японцев Нокоро.

На кордоне нас встретили добрые, хмельного облика и запаха, люди, среди которых выделялись похожий на киношного ирландца здоровенный мужик и второй, в кителе «природоохранных войск» и выцветшей бордовой бандане на голове. Последнего все звали Иванычем, и он был похоже, за главного на кордоне. Эти добрые люди накормили нас борщом, пытались напоить крепким пивом «ДВ», но я лично опрокинул стопку водки. После ужина, уже в потемках кто хотел, сходил в баньку, и — всем спать. Мне выделили койко-место в каком неплохо обустроенном балке, завешанном мешочками с крупами (способ сохранения продуктов от грызунов).

Утром 3 августа, получив от Иваныча «Газон» и карабин с шестью патронами (доставшийся, понятное дело, командиру отряда), мы двинулись от берега залива Терпения на северо-восток — к выходу на берег Охотского моря. Пункт назначения, с которого начинался собственно пеший маршрут — озеро Слоновое. Лесная дорога шла через поселок Соболиное (Кадооя, яп.), где мы подсадили некоего (еще одного!) доброго и давно хмельного человека, который за 1.5 литровый баллон пива вызвался быть штурманом.

Преодолев с полсотни километров, мы встали на Слоновом, стоянку на котором подробно описал Первухин в рассказе «Полуостров Терпения: личный слон Беллинсгаузена». Весь световой день я наслаждался видами гор, окаймляющими сей райский уголок, заплывами, приготовлением обеда и перманентного чая. Тут следует сказать, что Климентич, как настоящий следопыт со стажем, тут же показал мне ботанический раритет Сахалина — краснику, именуемую аборигенным пиплом клоповкой или клоповником. На деле это вид ягодного кустарничка, входящий в род Вакциниум наряду с черникой, клюквой, брусникой, голубикой… Тут же Климентич нарвал листьев и ягод клоповки, заправив черный чай. Далее последовал рассказ о том, как некогда чехи пытались создать новый энергетический напиток на основе клоповки, но не хватило элементарно объемов… Не знаю, где врёт социальная мифология сахалинцев, но в Южно-Сахалинске, надо сказать, повсеместно на рынке предлагают краснику в сахаре, сироп из неё же (не дешевый надо отметить), а местные мужички с похмура, идя на работу, несут 1,5 литровые баллоны с напитком «Красника» местного производства (ибо он снимает давление, витаминизирует и творит прочие чудеса с организмом).

Вечером ходили в гости к стоящему в километре по берегу передвижному экологическому лагерю — детищу энтузиаста Виктора Маралева, с кем имели честь сделать общее фото на следующее утро, 4 августа. Пример редкого типа пассионария-бизнесмена, живущего «не прибыли ради», но «за державу».

Утром же выступили в сторону Охотского моря, отстоящего от Слонового в трех километрах. Шли по дороге, раскатанной лесовозами так, что с трудом верилось, что где рядом (в 45 км) заповедник (Поронайский) — особо охраняемая природная территория.

Я шел замыкающим, пытаясь не столько запечатлеть «Никоном» виды природы или разрухи, сколько войти с непривычки в ритм движения, ибо расслабился и давно не таскал за спиной палатки, паек и прочие туристские атрибуты. Рыбацкий стан у устья речки Борисовки встретил мощным морским запахом, смешанным с ароматом вяленой рыбы (юколы) и дыма.

Не сказать, что хотелось, есть, но время второго завтрака подступало…Добрые, и, на сей раз, трезвые люди посадили нас на стол под навесом, испекли белых пушистых хлебов, заварили чай, и поставили в центр стола тазик с красной икрой. Тут сомнения «покушать или нет» испарились. Жизнь удалась. Во второй раз. Первый — когда в детстве, в конце 1960 — начале 1970-х батя добывал на Тавде черную — стерляжью икру, рискуя снастями, лодкой и финансами, и мы с младшим братом наедались ею до следующего сезона…

Почти покончив с икрой (заначку с остатками прихватил до следующего привала), попрощавшись с хозяином стана, и по традиции, сделав групповой фотоснимок, мы вышли на литораль Охотского моря. Было 4 августа 2005 года, 7 часов 27 минут по уральскому времени (13:27 по сахалинскому).

Продолжение следует

Теги: Самостоятельные путешествия