Подготовка к путешествию — это почти ритуал: изучаем путеводители, разглядываем фотографии и, конечно, читаем отзывы и отчеты тех, кто уже побывал в тех местах, куда мы планируем поехать. Читаю я рассказы о Пушкинских горах и ловлю себя на мысли, что все они примерно одинаковы и все о нашем великом поэте. Был он тут с такого-то по такое-то, сослал его такой-то потому-то, написал он тут вот это, а тут жила Арина Родионовна и Александр Сергеевич про нее тоже написал, а тут он похоронен… Прочитав пяток таких отчетов, я для себя решил, что в своем рассказе о Пушкинских горах, о Пушкине постараюсь не упоминать. Не потому что плохо отношусь к его творчеству (хотя и сильной прохладцей отношусь не только к поэзии Пушкина, но и к этому жанру в принципе), а лишь потому, что не хочу в тысячный раз повторять и переписывать то, что и так отлично рассказано и изложено до меня.
Поэтому в небольшом экскурсе о Пушкинских горах, вопреки сложившейся традиции, про Довлатова будет немного, про Пушкина почти ничего, зато все остальное — про природу. Итак в Пушкинские горы мы прибыли из Изборска с короткой экскурсией по городку Остров, что находится рядом с трассой М7.
— Вы любите Пушкина? — неожиданно спросила она,
Что-то во мне дрогнуло, но я ответил:
— Люблю… «Медного всадника», прозу…
— А стихи?
— Поздние стихи очень люблю.
— А ранние?
— Ранние тоже люблю, — сдался я.
— Тут все живет и дышит Пушкиным, — сказала Галя, — буквально каждая веточка, каждая травинка. Так и ждешь, что он выйдет сейчас из-за поворота… Цилиндр, крылатка, знакомый профиль…Из повести С. Довлатова «Заповедник»
Эта цитата, пожалуй, в полной мере отражает и мое отношение к Пушкину и к его творчеству. Но не спешите закидывать автора камнями. Пушкинскую прозу я очень даже люблю.
Однако прежде чем окунуться в атмосферу этого места, с моей точки зрения, необходимо дать немного практической информации для тех, кто в этих местах не бывал. Пушкинскими горами с одной стороны называют музей-заповедник, состоящий из нескольких музейных комплексов: Михайловское, Трехгорское, Петровское и Музей «Пушкинская деревня», а также Святогорский Свято-Успенский монастырь и могила Пушкина. С другой стороны, Пушкинские горы — это поселок городского типа, который так и называется Пушкинские горы. Сам по себе поселок как поселок, пятиэтажки, магазины, больница, школа. На карте Пушкинских гор схематично выглядит все это вот так:
Однако осмотр заповедника мы начали с дома-музея Довлатова, расположенного в деревне Березино (на карте она также обозначена) и по счастливой случайности попали на только что начавшуюся экскурсию, точнее лекцию на Довлатовскую тему. Лектор — пожилая, но весьма бодрая дама буквально засыпала нас подробностями творческого пути писателя и цитатами из его рассказов. Для себя лично я почерпнул немало нового. Как и все фанаты своего дела, лектор с упоением вела свой рассказ и даже у самых стойких слушателей ко второму часу лекции похоже начали затекать ноги. Пройдемся и мы немного по дому-музею. Воспроизводить биографию писателя я здесь не буду, ибо, боюсь, в моем исполнении это окажется не вполне съедобным, зато каждую фотографию я постарался снабдить цитатой из повести «Заповедник», в которой собственно и описан дом, ставший на несколько месяцев пристанищем Сергея Донатовича и в котором создан музей писателя.
Дом Михал Иваныча производил страшное впечатление. На фоне облаков чернела покосившаяся антенна. Крыша местами провалилась, оголив неровные темные балки. Стены были небрежно обиты фанерой. Треснувшие стекла — заклеены газетной бумагой. Из бесчисленных щелей торчала грязная пакля.
В комнате хозяина стоял запах прокисшей еды. Над столом я увидел цветной портрет Мао из «Огонька». Рядом широко улыбался Гагарин. В раковине с черными кругами отбитой эмали плавали макароны. Ходики стояли. Утюг, заменявший гирю, касался пола.
Соседняя комната выглядела еще безобразнее. Середина потолка угрожающе нависала. Две металлические кровати были завалены тряпьем и смердящими овчинами. Повсюду белели окурки и яичная скорлупа. Откровенно говоря, я немного растерялся. Сказать бы честно: «Мне это не подходит…» Но, очевидно, я все-таки интеллигент. И я произнес нечто лирическое: — Окна выходят на юг?
История создания этого музея тоже весьма оригинальна, так как музей появился совершенно случайно, в том смысле, что сохранился этот дом в том виде, в котором его описал Довлатов в 1977 году, исключительно в результате стечения обстоятельств. Судите сами. В 1993 году дом был приобретен москвичкой Верой Хализевой, которая на самом деле до поры до времени и не подозревала о том, какова история приобретенного ей обветшалого сооружения. Цель покупки сводилась исключительно к использованию дома для проведения летних дней на природе.
— О том, что это дом, в котором жил Довлатов, мы узнали на второй год после того, как сняли его, — рассказывает Вера Сергеевна. — Однажды с дочерью вернулись из леса и ужинали вместе с хозяйкой Евдокией только что собранными грибами, под водочку. Дочь и говорит: «Тут так хорошо пьется. Не бывал ли здесь писатель Сергей Довлатов?». «Сережка-то? Да он здесь жил!». Оказалось, что наша хозяйка — сестра того самого Михал Иваныча Сорокина. Только на самом деле его звали Иван Федорович Федоров. А со временем мы купили дом у его вдовы Елизаветы — Лизки из «Заповедника».
Из интервью В. С. Хазиевой Российской газете
Вера Сергеевна по мере сил и возможностей старалась сохранить прежний нетронутый облик дома и «колоритного» внутреннего убранства. Однако время брало свое и без посторонней помощи хозяйка никак не могла сохранить жилище писателя в аутентичном виде и было принято решение дом продать, но продать не просто людям, желающим приобрести полуразрушенный дом с участком, а тем, кто проникнется идеей создания музея писателя. И такие люди нашлись. Дом в деревне Березино приобрели четыре единомышленника: Юрий Волкотруб, Анатолий Секерин, Игорь Гаврюшкин и Алексей Власов. Они обещали не только сохранить хибару в ее нынешнем виде, но и создать здесь музей писателя. И слово свое сдержали, что на самом деле было весьма и весьма непросто.
Сохранить скажем дворянскую усадьбу в первозданном виде, конечно, сложно, но в этой задаче все более или менее понятно — обновление, ретуш, замена. Куда сложнее сохранить дом в состоянии разрешения при этом не дав ему разрушиться окончательно. Зафиксировать определенную стадию разрушения означает остановить время, нельзя ничего обновлять или менять, потому что будет утеряна сама основа музея, его идея. Но новоиспеченным владельцам решить задачу сохранения дома Довлатова в первозданном виде удалось с блеском. Конечно, повсюду видны металлические опоры и швеллеры, не позволяющие обрушиться конструкции (а как иначе?) , но в целом дом выглядит таким, каким он описан Довлатовым в «Заповеднике», в нем сохранена атмосфера и аура, если хотите.
К стене кнопками прикреплена фотография Сергея Довлатова в «Михайловском», сделанная в 1977 году Валерием Карповым. В «Заповеднике» он Валерий Марков — колоритный фотограф-пропойца и «злостный нарушитель общественного покоя». Карпов умер в 2007 году.
Полуразрушенные строения, как правило, навевают на человека тоску, но в этом музее все с точностью наоборот. Смотришь на бензопилу Михал Иваныча и с улыбкой вспоминаешь строчки из «Заповедника»:
….Я в лесничестве работаю — дружбист!
— Кто? — не понял я.
— Бензопила у меня… «Дружба»… Хуяк — и червонец в кармане.
— Дружбист, — ворчала тетка, — с винищем дружишь… До смерти не опейся…
Это все-таки фантастический писательский талант — находить что-то вполне светлое в невзрачной, на первый взгляд, жизни обычных людей — жуткие бытовые условия, пьянство… Но Довлатов, в свойственной ему ироничной и в тоже время очень легкой манере без излишней мрачности повествует о жизни работников и жителей заповедника. Прослушав лекцию и походив по участку, окражающему музей, направляемся в Музей «Пушкинская деревня» в деревню Бугрово. Но об этом в следующей статье, где мы также расскажем о том, где остановиться в Пушкинских горах (отели, апартаменты и гостиницы) и вкусно (или не очень) пообедать.