Лучшие люди построили город… А. Макаревич.
Лучшие люди построили город… А. Макаревич.
И была ночь. Лишь молодой месяц, подобно масляной церковной лампадке, заливал лакедемонскую долину ирреальным, нездешним светом. Спала истерзанная войнами земля, хоть сном и трудно было назвать состояние кратковременного забытья, что вскоре должно было вновь смениться противостоянием холодной стали и горячей крови, топотом копыт и лязгом щитов и мечей. Так всегда было, и так всегда будет. Ночь. Лишь цикады поют унылую песню свою о людях, страстно желающих мира, но вынужденных постоянно отстаивать свои дома, свои чахлые поля, жизни свои, с оружием в руках и гневом в сердце. Ночь.
Гийом II Виллардуэн не спал той ночью. Он был храбрым рыцарем и жестоким правителем, практиком, чуждым поэтики и душевных терзаний. Ветер крестовых походов занес этого сына франков далеко от родных краев, имя христово привело его к власти над этими землями на краю мира, покорными уже, но непокоренными, землями, такими бесплодными и выжжеными яростным солнцем, будто были они предместьями самого ада. Его, провозглашенного правителя княжества Ахейского, уже встречали иконами богобоязненные крестьяне, но он знал главный закон этих мест — не поворачиваться спиной. Далеко от родины — лишь на своих товарищей мог он полагаться, а числом их было — семьсот. Полегли остальные в походе, да осели стражей в покоренных селах и городах. Сил идти дальше просто не было.
Гийом II Виллардуэн был храбрым рыцарем. Ибо только храбрецам свойственно подчас принимать решения безрассудно — нелогичные, неожиданные, сбивающие с толку врагов и вызывающие восхищение потомков. Его войско, его надежная семи-сотня погибнет на равнине в честном бою, поляжет, не исполнив предназначения,- значит, нужно укрыться за крепкими стенами, нужно строить крепость. Что и было исполнено с лихорадочной поспешностью. Благо, в строительных материалах не было недостатка — разбирали развалины античной Спарты и византийской Лакедемонии. Безрассудство же, на которое даже ближайшие сподвижники пеняли Виллардуэну, заключалось в выборе места для нового форпоста — на горе Тайгет, что от Спарты в пяти километрах, на территории злейших врагов пришлых франков — славянских племен Милингов и Эзеритов. Расчет стратега оказался необыкновенно точен — крепость словно рассекала надвое непокорную территорию, ослабляя сопротивление.
В лето 1249 года. Имя крепости было — Мистрас.
… И было утро. И снова содрогалась земля от топота копыт, и снова франкское войско выжигало поля и деревни в надежде вернуть себе утерянную власть. Гийом Виллардуэн — плененный византийцами, после трех лет заключения в Константинополе, купивший себе свободу путем передачи Монемвасии, Мистраса, Иеракиона и Майны под византийскую юрисдикцию, получивший от Папы Римского освобождение от клятвы «неверным», вновь вторгся на Лаконскую равнину… Удивительно, но его войско не встречало прежнего сопротивления. Города на подходе к Мистрасу опустели, зато как изменилась сама крепость… Глаза изумленного латинянина отказывались в это верить, но тем не менее…
От развалин древней Спарты ровным счетом ничего не осталось. Будто какая-то магическая сила смела весь остававшийся пригодным материал — уроки строительства франков не прошли даром,- и дала каждому камню новую жизнь. Там, где были горные тропы — будто в одночасье (а греческие летописи того периода утверждают, что так оно и было) возникли улицы, дома, великолепные церкви. Но самое главное — вокруг поселения появилась вторая стена, опоясывающая всю гору по окружности, и надежно защищавшая своих обитателей от любых набегов. Византийские штандарты насмешливо колыхались на ветру. Перед создателем Мистраса на горе стояла не крепость, но город. Нечего было и думать о том, чтобы осаждать эту грозную махину — это Гийому было совершенно ясно. Как и то, что Мистрасом ему править больше не суждено.
Было солнечное утро 1262 года…
И был день… Ветшали, выцветали пурпурные одежды Византийской Империи, погрязшей в междусобицах, войнах и религиозных конфликтах. Сам черт не разберется в хитросплетении родственных связей византийских императорских домов. Кантакузины, Палеологи сменяли друг друга на константинопольском троне пугающе быстро и регулярно, и все за что-то цеплялись, на что-то надеялись, пытаясь сохранить и по мере сил преумножить былое царственное величие… Им уже было не до отдаленных провинций — княжеством Морея, как тогда именовались византийские владения на Пелопонессе, управляли «по остаточному принципу» нелюбимые сыновья, кузены и прочая «седьмая вода на киселе», частенько рассматривавшие дворец в Мистрасе, как ссылку на задворки Империи. Между тем, отсутствие должного внимания со стороны правящих особ, удаленность и провинциальность, играли Мистрасу добрую службу. В XIV — XV веках, во времена расцвета города, его репутация в качестве оазиса покоя окрепла необычайно: выдающиеся философы, художники, ученые, дипломаты, считали престижным жить и работать подальше от столичных распрей. Так Мистрас с течением времени становится поистине «культурным филиалом» Константинополя.
«Кузница кадров» делала свое дело и на властном поприще — уже не Константинополь назначал Мистрасу правителей, а наоборот — некоторые деспоты Мореи впоследствии становились владыками Империи.
И еще был день… Давно не видел Мистрас таких больших процессий — двух византийских сановников сопровожало две сотни всадников. Долог был их путь, и велика миссия. В золотом ларце лежало патриаршье благословение, лучшие ювелиры Константинополя выковали серебряный щит — пусть для этого поиздержавшейся столице и пришлось снять последние серебряные пластины с дверей Большого Императорского Дворца. Империя ждала от Мистраса помощи, Византия ждала своего Последнего Императора.
Константин Драгаш принял посланников в скромном монастыре Митрополия. Скромной была и церемония коронации. Понимал ли он, какую трагическую роль выпало ему играть в истории падения Второго Рима? Видел ли он всполохи пожаров, слышал ли визг янычар, идущих на приступ? Чувствовал ли, что суждено ему погибнуть с мечом в руках? Нам не дано это узнать. Константин был храбрым воином, и не мог не принять предсмертного зова своей страны. Зова надежды и отчаяния.
Коронация Константина XI Драгаша состоялась в Мистрасе в день 6 января 1449 года.
И был вечер… Солнце купало свои лучи в прохладных водах Эгейского моря, палящий зной уступал место ласковому ветру, игравшему с листвой деревьев на вершине Тайгета, обнимавшему своими прохладными руками раскаленные камни древних храмов. Время, будто насмехаясь над человеческой суетностью, над всеми войнами, что вели здесь люди за право обладать властью над рукотворным чудом Мистраса, пощадило город. На земли Пелопонесса наконец сошел долгожданный мир и покой.
Человек смотрел в долину. Все, как всегда. Внизу зажигались огни Новой Спарты. Монотонно гудели колокола Пантанассы, призывая монахинь к вечерне. Все, как всегда. Человек постоял, в раздумии оглаживая сильной крестьянской рукой стены родного дома. Стена напоминала его собственную жизнь — покосившаяся, в трещинах, но еще крепкая, а то и вечная — чем черт не шутит. Потом, словно бы утром сбрасывая покрывало ночных снов, человек вскинулся, подхватил стоявшую у дверей тощую котомку, свистнул пса — тощего, как та же котомка, и старого, как он сам — и легким молодым, пружинистым шагом пошел вниз, туда, где светились огоньки будущего, его живого города. Толкнул плечом Нафплионские ворота, привычно поморщившись от жалобного скрипа петель. Ветер аккуратно притворил за ним створки, а человек даже не обернулся. Он уже бежал, смеясь и плача одновременно, не в силах объяснить себе — почему же он ждал так долго.
И был вечер…
История города закончилась. Последний житель покинул Мистрас в 1913 году…
___________________________________________________________________________________
1.Главный вход 2.Митрополия 3.Евангелистрия 4.Церковь Св. Феодоров 5.Афендико (Одигитрия) 6.Монемвасийские ворота 7.Церковь Св. Николая 8.Дворец Палеологов 9.Нафплионские ворота 10.Верхний вход в цитадель 11.Церковь Св. Софии 12.Малый дворец 13.Цитадель 14.Mavroporta 15.Монастырь Пантанасса 16.Таксиарха 17.Дом Франгопулоса 18.Перивлепта 19.Церковь Св. Георгия 20.Krevata House 21.Мармара (Вход) 22.Aï-Yannakids 23.Дом Ласкарисов 24.Saint-Christopher 25.Руины 26.Saint-Kyriaki
Мистрас не хотел нашего появления. Или просто испытывал нас? Начнем с того, что, если бы не наводка Максима Пашкова, мы бы даже не догадались, что туда непременно нужно ехать. Путеводитель по континентальной Греции от Dorling Kidersley упоминает о существовании «города — призрака» максимум в десяти скупых строчках. Перечисление достопримечательностей — церквей и монастырей,- и вся недолга. Пара фотографий, однако, пробудила наше любопытство, — черт, если там и действительно ВОТ ТАК — это нужно увидеть. Сели, поехали. Согласно распечатанным еще в Москве картам Google, до города было около 300 километров, 4 с половиной часа пути, все по автобанам. И какая муха укусила наш навигатор, хотел бы я знать? Этот прибор решил провести нас самой короткой дорогой, на выезде из Лаккопетры обещая «прибытие к месту назначения через 140 километров». Мне бы насторожиться, а я обрадовался, и бодро вертел рулем нале-направо, следуя подсказкам электронного штурмана.
Это были самые длинные 140 километров в нашей путешественнической практике. Какое там 4 с половиной часа??? А все 6 не хотите? Мы проезжали безымянные горные городки, умопомрачительные пейзажи, останавливались фотографировать, сильно удивляясь, где мы, и понимая, что тех дорог, что мы сейчас видим, нет ни на одной карте, и что теперь уже без доверия к навигатору нам никуда. Через какое-то время асфальт сменила грунтовка — а мы все ползем вверх, к перевалам. Еще минут через 15 покрытие под колесами дорогой назвать мог бы разве что альпинист — колеи засыпаны немаленькими булыжниками, несколько раз мы выходили оттащить камни в сторону, и все равно оторвали к свиньям защиту картера, даром, что пластиковую. Выкинули в кусты, и все дела… Но опасения в том, что машина наша может встать в любую секунду, преследовали нас еще как минимум километров 30, пока мы вновь не выехали на твердый асфальт…
С фотографиями, сделанными по дороге, случилась и вовсе мистика — у меня они почему-то вообще не сохранились на карте памяти, а у Риты сбилась экспозиция, в результате мы имели около 100 изображений чисто — белого экрана с намеком на окружавшие нас по пути красоты… Ругаясь на чем свет стоит, повторяя «больше никогда!» и одновременно вознося молитвы за сохранность автомобиля, наконец выруливаем на автостраду, и через 15 минут колесим по улицам параллельно — перпендикулярной Спарты, отстроенной наново немцами в начале ХХ века. И этим все сказано. Ужасно пыльный и скучный город, нечего там делать.
Сегодняшний Мистрас — небольшое село у подножия Тайгета, а сам византийский город — еще парой километров по серпантину выше. Рядом с воротами нижнего города — парковка. До верхнего — еще пара километров вверх. Сказать, что туристов немного — будет оптимизмом. То ли жара тому виной, то ли общая удаленность от признанных туристических красот, то ли действительно Мистрас не всех принимает, — но во всем огромном городе мы за те четыре часа, что там гуляли, видели от силы человек 10 туристов, да пару монашек — женский монастырь Пантанасса и по сей день действующий.
Чтобы подняться к нему, требуется немалая физическая подготовка. Так и шли мы — от фонтанчика с питьевой водой до следующего, от одних развалин до других — совершенно подавленные величием замысла и умопомрачительными панорамами Лакедемонской долины внизу.
Четырех часов на этот памятник византийскому зодчеству — мало. Одни только фрески, самая молодая из которых — XV века, требуют больше времени. Но самое главное здесь, конечно, очередное ощущение в коллекцию неповторимых…
Вот опять ломаю голову, как бы ЭТО описать… Здесь совершенно определенно обитают духи предков. Наших православных предков. Казалось, еще немного, и нас закружит бездна — мыслей, чувств, стремлений целого народа,- и ничто не разделит нас, и мы станем частью этого народа, наследниками их жизней, их чаяний и традиций…
Нижний город, верхний город… А вот к крепости Виллардуэна мы не пошли. Жара, пожалейте детей — сказала нам девушка, укрывшаяся в тени под огромным плакатом — «Охраняется ЮНЕСКО». И еще очень жаль было, что не пускают сейчас в реставрируемый Дворец Деспотов, пусть и так впечатлений выше головы.
И мы все ходили, и ходили, понимая, что уже вот сюда мы вряд ли снова доберемся, и стараясь запечатлеть то, что мы видим — вот это ощущение абсолютной святости этих мест — в сердце…
А еще нам встретился попугай. Нет, вот тут увольте, ничего мистического. Просто остановились уже на выезде из Мистраса плотненько пообедать — а он там сидел в клетке, и ждал детей…
Так я до сих пор нетвердо уверен — пообедали они тогда, или нет. Уникальность пернатого зверя заключалась в несомненном даре учительства, — его-то ни одному русскому слову деткам научить не удалось, а вот я на протяжении всей обратно — автобанной дороги был вынужден поминутно вздрагивать от совершенно диких попугайских воплей с заднего сиденья… Хорошие ученики растут, ничего не скажешь…
Ну что ж. А нам теперь самое время вернуться в Афины, и начав с того самого места, на котором мысль моя совершила неконтролируемый скачок в сторону — от выхода с Агоры — продолжить прогулку по столице Греции…