Еаанбзиала, часть третья. В краю рудокопов

Итак. Дорога в край рудокопов началась с трассы и поднятой руки. Через несколько секунд взвизгнули тормоза и задним ходом подкатила тёмная Ауди.

Два брата возвращались домой из Сухуми. Заодно решили подвезти человека с рюкзаком.

— А жилье дешёвое можете помочь найти?

— Будешь жить у нашей мамы, там целый дом пустой.

У мамы оказалась невероятно высокоградусная чача и компот из фейхоа, размером с гранату.

Меня научили правильно есть мамалыгу и отправили высыпаться перед активным освоением города.

Ткварчели построили после войны со сталинским размахом — как промышленного монстра, специализирующегося на добыче коксующихся углей.

Город строили пленные немцы. Во многом отсюда — и размах стройки, и красота результата.

Здесь навсегда остались пятидесятые. Заповедник времени.

Почти все оставшееся население переехало в новые районы малоэтажной застройки. Жизнь в городе замерла.

Широкий, зеленый и совсем пустой. В немногих жилых многоэтажках — магазинчики и госструктуры.

Идешь по центру города — и вдруг наперерез с диким ржанием вылетает молодой конь. Перспектива попасть под копыта лошади посреди пятиэтажек в двадцать первом веке и напугала, и улыбнула.

Дом правительства отреставрировали с фасада, но с тыльной стороны- забор и выбитые окна.

В самом-самом центре — парк и станция канатной дороги.

Единственный вагончик останется висеть над стадионом школы до тех пор, пока не перегниет трос.

Трос уходит на ту сторону реки, к монстру местных гор — невероятной по масштабу для столь отдаленных мест Ткварчельской ГРЭС.

Сегодня на ГРЭС приходится топать пешком по бесконечным змейкам лесенок.

Шахты Ткварчели, в которые я так стремился попасть, требовали огромного количества энергии. Добыча угля велась передовыми для середины века методами, и вплоть до 1980-х годов объемы выработки и протяженность тоннелей только наращивались.

Беда лишь в том, что коксовые угли ткварчельских гор никак не подходят для топки котлов. Энергетический уголь для ГРЭС возили и с Украины, и даже с Кузбасса. А вот кокс успешно сжигался неподалеку, на металлургическом комбинате в Зугдиди.

Промышленный гигант королевства гномов и сегодня вызывает трепет. Слишком уж велика станция, и слишком давит она гулкой пустотой своих стен.

Когда-то в Ткварчели ходили пассажирские поезда. С моста через пути можно разглядеть крышу небольшого вокзала, почти напротив входа на станцию.

Цветной металл и мелкие детали вывезли еще в девяностые. Сегодня активно распиливают крупный чермет — отовсюду звучат песни болгарок и периодически из оконных проемов вылетают снопы искр.

В машинном зале еще стоит почти идеально сохранившаяся турбина. Второй генератор полуразобран.

От прогулки по станции остаются странные ощущения — в ней нет того звенящего одиночества и пустоты, накрывающей в Припяти и иных умерших городах.

Кажется, станция умерла — и это нормально, покоиться посреди прекрасных гор, на берегу игривой речки. Она просто была и просто ушла. Никаких сожалений.

В одном из цехов был обнаружен маленький злобный орк.

Станция не сильно пострадала во время вооруженного конфликта — разве что основная труба, простреленная снарядом, нуждалась в ремонте. Погубила ГРЭС элементарная невостребованность — Зугдиди остался по ту сторону несуществующей границы, и гномы покинули свои копи.

На трубу можно залезть ради панорамных видов города, но прогнившая лестница не вселила оптимизма — предпочел наземное ознакомление.

Сегодня большая часть лестниц уже спилена, на крыши зданий не попасть. А там, где проходы еще возможны, гулять страшновато.

Хорошо сохранившееся здание — здесь принимали уголь — еще видны остатки мельниц.

По каналу конвейера топливоподачи подняться наверх, туда, где когда-то размещалось управление станцией.

Пара препятствий с элементами паркура — и доступ к панорамному виду сооружения.

Единственно действующий узел на станции — ОРУ, через которое до сих пор идет энергоснабжение окрестных поселений. Поговорил с охранниками — удивительно осведомленными в плане технических особенностей электроснабжения. Получил представление о системе энергообеспечения всей Абхазии.

Искренне удивился тому, что огромная ЛЭП высоковольтного масштаба никогда не передавала напряжение выше 32 кВт (редкий вид СН2, не используемый сегодня, но популярный в промышленности 50-х-70-х годов).

Ржавые опоры ЛЭП уходили в горы. Если идти по ним, найдешь заветные шахты даже без помощи местных жителей. Но — очень хотелось иметь проводника, знающего тайные ходы и способного рассказать про былую жизнь подземелий.

За ужином спросил у братьев о наличии знакомых, способных рассказать и показать.

— Есть такой человек, завтра познакомим. Мы с ним, кстати, утром на охоту едем. Присоединишься?

Разве можно не присоединиться? Спать под теплым одеялом вместо того, чтобы бродить с ружьем по горам в компании бывших горняков и настоящих живых гномов? Никогда!

Задолго до рассвета Ауди доползла до поселка в предгорьях. Лишь в одном доме поселка горел свет. У входа стоял боевой военный УАЗик.

Подтолкнули, потряслись часок. Замерли на вершине лысого холма. Встречать рассвет.

УАЗик прокурили до состояния коптилки. Я вышел на улицу и просто встал лицом к восходящему солнцу. Простоял час — даже не заметил.

Зимой с Кубани в горы Грузии прилетают застигнутые снегами стаи диких голубей. Огромных, как бройлерный цыпленок, и необыкновенно вкусных.

Я очень жалею, что не сохранились снимки самой охоты и довольных добытчиков. Это было прекрасно.

Остался один «охотничий» натюрморт с подстреленным на спор дятлом.

После забега на Афон ноги выли и категорически отказывались резво прыгать по скользким от палой листвы склонам ущелий. Мои же попутчики, напротив, несмотря на тяжелые сапоги и прокуренные легкие при появлении очередной стаи птиц проявляли фантастическую резвость.

Абхазы — крайне азартные люди. Разогретые первыми выстрелами, готовы палить по всему, что движется. Последний залп был дан почти в центре Твкарчели по сидящему на ветке недосягаемого для выстрела (с другой стороны реки) дерева орлу.

Я думал, после охоты поедем в шахты. Но когда УАЗик вернулся на базу, на кухне у мамы хозяина уже дымился котел с доходящей мамалыгой…

Обычный для Абхазии дом — двухэтажный и довольно большой, хотя зимой такие дома не топят и живут в кухоньках-пристройках.

В этом доме мне предложили остаться. И я был за. Там такой воздух, такая тишина…горы, поднимающиеся от дальнего угла забора и пролетающие одиночные голуби, за которыми по огородам с воплями носятся подогретые чёрным вином охотники.

Но — братья решили, что их гость — это их гость и постояльца маме необходимо вернуть. Ничего, я еще приеду в эти края!

И был стол, и были тосты. Стоя, подолгу, на абхазском с редким переводом.

Я им говорил — язык сложный, это не фарси, который ты понимаешь интуитивно и не памирский, так похожий на русский. Я хоббит, а вы — гномы, я требую перевода. Иногда милостиво переводили.

Однажды и с меня попросили тост. Но я не умею так долго и красиво. Я предложил за настоящую Абхазию и настоящих людей. Люди одобрили.

И где-то под вечер мне сказали — завтра в шахты. А я завтра не могу. Я засыпаю, и должен проснуться недалеко от аэропорта. Самолет не станет ждать.

В следующий раз.

Это был сон. Прекрасный новогодний сон, привидевшийся где-то на скамейке сочинского парка.

Всем Еаанбзиала!

Теги: Самостоятельные путешествия