Чародей и колдунчики
Покидали Соловки мы на третий день ближе к вечеру, часов в 16. Предстоял неблизкий путь до карельского берега — материкового урочища Соностров, самый длинный переход по Белому морю за всё время маршрута. По расчетному времени выходило больше суток, но заранее предугадать трудно, как себя поведет море.
Если море ощерится и застонет, призовет безумный ветер гнать навстречу яхте лиловые тучи с бочками небесной воды, переход растянется вдвойне. Думать об этом не очень хотелось. Пережить непогоду, как пережили на подступах к Заяцкому острову, не жаждали и подавно. Мы сгрудились наверху, подставляя обветренные лица сиявшему в небе солнцу, и провожали взглядами прощания удалявшийся всё дальше от нас знаменитый остров.
Последнее, что видели, прежде чем многострадальная земля Соловков окончательно скрылась из виду, и море со всех сторон обступило яхту, была церковь Свято-Вознесенского скита, служившая на Секирной горе маяком. Теперь из абстрактной архитектурной детали, какой маяк был на нашей экскурсии на гору в скит, он превратился в классический путеводный ориентир, каким мореплаватели прошлого видели его с моря.
С выражением бесстрашия на лицах и готовностью к морским приключениям понемногу и себя уже могли считать мореплавателями, но Диме этого явно было мало. С капитанским упорством он стремился превратить сухопутных тёток, предпочитавших земную твердь, в заядлых яхтсменок, призывая помнить об основной миссии в пути длинного перехода.
В общем-то, тётки не особо возражали, лихорадочно вспоминая, чему их учили в море. Всё же три дня сухопутной жизни в непрерывных экскурсиях на Соловках напрочь стёрли с карты памяти яхтенной науки азы.
Выглядело в теории, конечно, не всегда всё понятным. Только на практике прояснилось, что значат казавшиеся безумными короткие, как выстрелы, команды «Набей в доску! Головы! Грот пошел!». Чего не помнила голова, за что следует хвататься и куда бежать, едва звучала команда «поднять грот», вспомнили руки, погрузившись с головой в верчение ручки, в суету со шкотами или перебором тросов.
Дима подбадривал нас шутками, даже выудил из своего обширного интеллектуального запаса цитату Алексея Толстого: «Если на борту судна вы назовете трос веревкой, вас молча выбросят за борт, как безнадежно сухопутного человека». Перспектива оказаться за бортом почему-то нас лишь забавляла.
А когда завернутые с трубами-гиками два невзрачных мешка в несколько квадратных метров ткани, развернувшись со свистом во всю ширь, превратили яхту в гоночный болид, способный обогнать моторную лодку, да что лодку, может, целый корабль, стало отдавать колдовством.
Да и сам капитан в те моменты больше походил на всесильного чародея, нашаманившего магическое пробуждение паруса, нежели на дядьку-яхтсмена, занятого доведенным до автоматизма привычным делом ловить ветер и на всех парусах мчаться по Белому морю. Это ли не чистой воды морская романтика!
Стоило подуть ветру в паруса, как на большом полотнище с двух сторон затрепыхались, играючи, разноцветные веревочки-колдунчики, по-английски tell tales. Что-то было от колдовства в них, и не только по названию, завораживая взгляд, они ворожили. Лежат себе точно по горизонту, будто притворились, что спят, значит, парус установлен правильно, и воздушный поток ровно его обтекает. Малейшее изменение ветра, и колдунчики, отклоняясь, пускались в сводящий с ума шаманский пляс.
В том и состояла главная задача рулевого, чтобы с умным видом пялиться на веревочки, отмечая их поведение, и время от времени призывать расшалившихся колдунчиков к порядку нужным движением румпеля. Не мудрено, через час-другой шею клинило, а в глазах долго еще рябило от танцев взбесившихся от ветра колдунчиков.
Незаметно накатил вечер, голоса на палубе затихли, и она опустела. Только дежурный оставался на вахте, коротая недолгую ночь с пластмассовым вороном Гаврюшей. Яхта шла бесшумно, и, согретая теплом спальника, я тут же провалилась в сон, уже не замечая ни слабого плеска волн за бортом, ни размеренной, убаюкивающей младенца качки. А на море от качки присниться всякое может…
Когда двоит матрица
…Ближе к полудню показалась земля. Мимо проплыл остров с усыпляющим названием Соностров, место отнюдь не затоптанное, не жилое и немного странное. В этом районе Белого моря много странностей, когда единое множится, а множественное распадается на мелкие кусочки, оттого всё постоянно двоится.
Дублирование объектов в матрице заполярья — явление частое. Вот и здесь географических объектов с названием, начинающимся на «сон», не одно — множество.
Это и большой остров — Соностров, закрывающий от моря небольшую бухту. В бухте прячется материковое урочище, пристанище староверов и рыбаков, где течет речка Сонрека, — тоже называется Соностров, и даже бывшая деревня в урочище, где мы остановимся на ночлег, с тем же незамысловатым именем острова сновидений. Сон, сон, сон…
— Полундра! — громом прогремел голос продолжавшего играть роль чародея Димы, да так неожиданно, что все вздрогнули. — Рубить паруса!
А? Что? Какая полундра? Чем рубить — топором? Еще немного, и мозги закипят от раздвоения понятий и смысла. Было нам невдомёк, полундра — это не привычное предупреждение об опасности, или типа «застукали нас», а старинная команда опускать парус, производная от голландского выражения Ful under! — фал вниз! У яхтсменов больше прижилось выражение — рубить паруса, то есть опускать. Всё, приехали!
Но колдун не унимался: — Штаны на гик! Ишь, чего удумал, проказник, штаны самим нужны, побережье не южное. Оказалось, капитан называл так защитный чехол для гика, сложную конструкцию, с которой девчонки долго возились, не всякие штаны без навыка сразу напялишь.
Наступил еще один ответственный и важный этап, будет ли швартовка яхты легкой или мучением. Всё зависело от ветра, потока воды и умения правильно «закогтиться». Тут важно удачно спрыгнуть с яхты так, чтоб самому не убиться и чтобы не угробить яхту, не дав ей шанса поцеловать пристань. Это как запарковать автомобиль вплотную к стене, не повредив ни покрытие машины, ни саму стену.
Удобное расположение бухты за островом сна мореплаватели заметили давно, когда шли торговыми судами в Кандалакшский залив, прятались в проливе от ветра и бурь, заодно отсыпались. В старину с названиями особо здесь не мудрили — остров для сна и всё тут. Но с названием этим не всё так просто, оно имеет двойной смысл: корень «сон» происходит от карельского и саамского слова, означающего «болотистый».
С первого захода мы успешно пристроились к крепкому деревянному причалу, что был слева, и, вооруженные капитанским знанием, в урочище Соностров всё двоится, что-то странное происходит и водятся вурдалаки, вышли на берег. Ну, здравствуй, земля сновидений, деревня Соностров! Да где же она?
Была когда-то в урочище Соностров большая деревня, жили в ней староверы, те, кому реформы Никона пришлись не по нраву. Занимались староверы традиционным для здешних мест промыслом — охотились за белугами, нерпами и морскими зайцами, добывали водоросли, рыбачили и разводили оленей. Жизнь в урочище протекала неспешно, днем вся деревня буквально замирала, погружаясь в анабиоз послеобеденной сиесты, не иначе как для соответствия названию местности.
В советское время в деревне организовали рыболовно-оленеводческий колхоз, но он долго не протянул и исчез в конце 60-х годов прошлого столетия по распоряжению сверху, как бесперспективный и убыточный.
Оленей вырезали на мясо, людей переселили севернее, в Чупу, и из старых жителей в деревне никого не осталось. Сегодня живет здесь только одна семья Сергея Ломовцева, в гостевом доме которого мы ночевали, и, как действующая, значится мидийная ферма.
Места в этой части Лоухского района, самого большого в Карелии, болотистые, глухие и добраться сюда летом можно только со стороны Белого моря. Зимой намного сложнее, ближайший населенный пункт в 45 км, а сухопутной дороги, связывающей деревню с «большой землей», нет. Одним словом, глухомань глухоманская, в которой, как и по всему Белому морю, таится немало странностей. Еще 100 лет назад противоположный берег Белого моря исследовала экспедиция оккультиста Александра Васильевича Барченко на предмет поиска мистических знаний и древних цивилизаций. Экспедиция закончилась засекречиванием результатов поиска и расстрелом всех её участников в 1938 году.
Мы же никаких возвышенно-мистических целей не преследовали, просто гуляли, испытывая всё же непонятные ощущения чего-то странного, что окружило нас вокруг давно покинутым и заброшенным. Облезлые хижины, чуть живые, поскрипывая, покосились у пристани. На краю заросшего поля одиноко торчал инвалид-трактор.
На противоположном берегу маленького островка Тонисоар, куда в отлив можно перебраться по каменной гряде, корчилось от старости заваленное на бок судно. Жутковато, и полная безнадёга.
Но деревня всё же не была безлюдная и пустая. Из разных щелей повылазили «вурдалаки», как наш капитан в шутку назвал работников мидийной фермы, все одинаковы с лица, словно двое из ларца, с удивлением вылезших на лоб бровей: кто такие, с чем пожаловали, не с проверкой ли. Эти нас явно не ждали.
С конца 80-х годов появилось в урочище хозяйство по разведению мидий, говорят, единственное в России. Ферма работала исправно, даже в «лихие» 90-е, но, по ощущениям очевидцев и соглядатаев, со сменой очередного хозяина лет 7–8 назад работа больше стала походить на деятельное создание её имитации. Люди вроде как есть, чем-то заняты, а реального толка от их занятости никакого. Только мы и видели, как лодка с одинаковыми мужичками, демонстрируя видимость бурной работы, сновала туда-сюда с одного берега на другой, словно мужички развлекались, убивая ненавистное им время.
Весть о прибытии яхты быстрее ветра разнеслась по берегу и достигла ушей главного в урочище «вурдалака», зарядившего нам за стоянку пять тыщ с пустыми обещаниями рассказать о ферме и попробовать мидии. Мол, ждите. Обещанного, как известно, три года ждут. Ага, держи карман шире, не очень-то и хотелось, еще не забыли, как наелись до пупка мидий на Соловках. Ждать ничего не стали, перешвартовали яхту на соседний причал за символические 100 рублей и двинулись изучать достопримечательности урочища Соностров.
В дебрях урочища Соностров
Какие такие достопримечательности могут быть в урочище, если всё в запустении. А вот и не скажите, они все-таки есть! Это и деревянная часовенка, и кладбище староверов, и скромная красота северной природы — скалы, лес, озера и бурная река с водопадиком. Да и просто поле нескошенной травы с немудрёными цветочками, а не болтанка до умопомрачения в море, смотрелось прекрасно, как обыкновенное чудо!
Первым делом мы зашли в действующую часовню Успения Пресвятой Богородицы. Эта небольшая из сруба постройка напоминала деревенскую избу. Когда поставили на возвышенности рядом с берегом часовенку, толком никто не знает, даже в епархии, приблизительно лет 12 назад. Внутри тесно, простенько, на стенах иконы.
А затем отправились в лес. Гидом в дебри урочища был наш капитан. Не раз бывавший в урочище, он знал, какие тропы ведут к водопаду. Утонувший в тишине ароматный лес был с виду обычный.
Нависая сплошной стеной, упирались в небо смолистые сосны, дыбились из недр шершавые камни, и близость северных широт привносила в его сущность характерные для севера черты — мягко похрустывая под ногами, ягель покрывал землю плотным серебристым ковром.
Несмотря на удаленность от «цивилизации» район урочища населен был с давних времен, и научные экспедиции, начиная с прошлого века, находили в лесах урочища стоянки жителей каменного века. Не трудно представить, с какими опасностями они могли сталкиваться в этих забытых богом краях. Дикие звери здесь не редкость, глядеть нужно в оба, не притаился ли косолапый за дальним кустом, не продирается ли сквозь чащобу к водопою сохатый, не за тем ли деревом прячется ползучий гад, поджидая свою невинную жертву.
— Такого добра здесь хватает, но даже змеи и те на севере добрые, — заметил наш капитан, вовремя узрев гадючку, лениво скользившую по траве рядом с нашей тропой.
Почувствовав исходившее от нас тепло, змея приподнялась в сонном раздумье, не напасть ли или поискать добычу помельче, те же птичьи яйца, к примеру, частенько встречавшиеся на нашем пути.
Сквозь деревья показалась Сонрека с множеством протоков-соединений с озерами. Свое начало река берет в Юлозере за 29 км от Белого моря и впадает в море, пересекая урочище. Хотя считается река маловодной, заходят в нее семга, горбуша, сиг и озерная кумжа. Поначалу река текла лениво, на ходу засыпая.
Стряхнув с себя оцепенение и внезапно проснувшись, через сотню метров она превращалась в беспокойную, бьющуюся в истерике о пороги фурию. Если кому вздумается сплавиться по Сонреке, это будет невероятный экстрим с острыми ощущениями плавания по стиральной доске, и большей частью придется тащить плавсредство на себе или волоком.
То, что мы увидели, водопадами назвать было трудно, скорее серией водопадиков со жгутиками воды, образованных перепадами порогов от полутора до двух метров, при желании можно и освежиться, сравнивая хлёсткость жгутиков с душем Шарко.
Сонрека привела нас к озеру с несколько странным названием Сонвыг, заболоченному водоему, окруженному со всех сторон лесом. Тихая гладь озера словно уснула, ни плеска воды, ни пения птиц, одна убаюкивающая тишина природной идиллии.
К странностям в урочище, что всё начинается со слова «сон», понемногу привыкли, но необычное окончание в названии озера всё же вызывало вопросы, что за таинственный такой «выг». Есть, к примеру, в Карелии река с именем Выг, еще озеро — Выгозеро.
По контурам на карте у нашего озера вырисовывался аппендикс-отросток, напоминающий выгиб. Впрочем, не исключено, что слово «выг» досталось в наследство от саамов, у которых оно означает «мощный», или заимствовано у норвегов, у них выг это впадина. Одним словом, мощное болото-впадина этот Сонвыг!
А Сонрека бежит дальше и соединяется протоками с озером Попово, но пройти к нему напрямую, пробираясь через дебри, мы не рискнули. Мало ли кто из косолапых мог нам встретиться, да и протоптанных троп, по сути, в лесу нет.
Добирались до озера, спрятавшегося глубоко в лесу, обогнув по воде на лодке часть материковой суши. В этой импровизированной экскурсии основным гидом был старинный приятель нашего капитана — Сергей Ломовцев, в прошлом крепкий фермер и бригадир мидийной фермы в начале 2000-х, давший нам ночлег в своем гостевом домике. На его же пристань перекочевали яхту.
На берегу нас встречала хозяйка здешних болот — сорока-кулик с красным клювом…
А в объеденном лишайником лесу, неприветливом и мрачном, — молчаливые исполины-камни. В этой части леса сохранились остатки заросшего ягелем и брусничником старого кладбища живших когда-то в деревне староверов. Туда и направились.
Лес с покосившимися крестами, большей частью поваленными, воспринимался как нечто, чего давно на земле нет. Если бы не кресты, посеревшие от времени, догадаться, что в этом месте есть кладбище, совсем невозможно.
Кресты на могилах старообрядцы обрамляли миниатюрными крышами, оттого кресты становились похожими на домики. У староверов принято считать, что под крышей такого строения усопший сможет спрятаться от любых неприятностей потустороннего мира или господнего гнева.
И еще один интересный артефакт показал Сергей недалеко от кладбища. На стволе толстенной сосны в два обхвата выдолблена выемка для крепления иконы. Самой иконы, конечно, нет, зато видно, как она крепилась на дощечку, вставленную в дупло. И никакой церкви не надо — помолился за упокой души в лесу и пошел себе восвояси… к поповскому озеру.
Озеро Попово, конечная наша цель, оказалось заболоченным, с кровавым оттенком, отчего смотрелось мрачнее, чем предыдущее, с декорациями из фильма ужасов, неприкаянным от своей хмурости и сонливости, где явно место всем видимым и невидимым на земле вурдалакам.
Заколдованный сон Беломорья. Послесловие
На том знакомство с урочищем закончилось, но не закончилось знакомство с приветливой семьей Ломовцевых, их фазендой. Вечером нам предстояла приятная истома от горячей деревенской spa-баньки, с веником и намазыванием всех частей телес ламинарией. Чем и хороша эта водоросль, что ее можно не только есть.
Глава семейства Сергей, что водил нас на кладбище, давно отошел от дел, принимает туристов-гостей, занимается рыбалкой, охотой, своим хозяйством и огородом, помогают ему в этом его супруга и летом кровь с молоком внуки. Огородик простенький, с фигурками-оберегами, один уж шибко был похож на самого гостеприимного хозяина.
А урочище и впрямь оказалось не просто странным, а заколдованным. При повторной швартовке на пристань Сергея наша рулевая Нина, замешкавшись, неудачно спрыгнула с яхты, ударившись ногой о проржавленный причал. Уже потом дома выяснилось, результатом неудачного прыжка стал перелом какого-то мышелка.
Сначала Нина ничего не заметила, ходила, прихрамывая, к водопадикам, а после баньки нога распухла так, что не могла на нее ступить. Пришлось включить смекалку, как доставить Нину в гостевой домик, а на следующий день к яхте. Вот тут-то и помог огород Сергея, там обнаружилась садовая тачка, на неё Нину и взгромоздили. Где такую странность еще увидишь, как не в урочище сна. Рикшу на Соностров вызывали?
Таким урочище и запомнилось, с одной стороны странным, мрачноватым и немного сонным, с другой — неожиданным, драматическим, где-то даже веселеньким. А, может, это всё-таки сон?
Впереди у нас новые приключения в одном из красивейших мест Белого моря — в солнечной Калифорнии, как называют акваторию возле островов Кишкин и Большой Андронин. И будет это точно не сон…
Продолжение следует…
Теги:
Круиз, Культурно-познавательный туризм, Экстремальный отдых