Деревни Терского берега

Есть на свете город Умба

Где заканчивается Кандалакшский берег и начинается Терский, единого мнения у краеведов нет. Разделяющей чертой этой невидимой границы считается Умба, административный центр Терского района в устье одноименной реки. У этого поселка городского типа свой гимн даже есть с музыкой известного советского композитора Игоря Лученка. Хотя вряд ли кто-то из 4 тысяч жителей поселка знает и поёт эту песню сейчас, а вот Эдуард Хиль пел точно:

Есть на свете город Умба — это северный причал.
Лучше города, чем Умба до сих пор я не встречал.
Белой ночью, Белым морем в Умбу я вернусь опять,
И придут друзья-поморы на причал меня встречать.

Еще раньше название Умбы прозвучало, кто бы мог подумать, у Сергея Есенина, отправившегося в 1917 году в путешествие по просторам Севера с Зинаидой Райх, с которой повенчался на Вологодчине. Исследователи биографии поэта долго искали подтверждения, был ли он действительно в Умбе, желая оттуда добраться до Соловков, или занесло в Умбу только поэтическим вдохновением. И хотя письменных следов пребывания Есенина на островах так и не найдено, добраться морем из Умбы на Соловки в те годы было реально — между ними курсировали суда.

Не встревожен ласкою угрюмою
Загорелый взмах твоей руки.
Все равно — Архангельском иль Умбою
Проплывать тебе на Соловки.

С Соловецким монастырем Умба была связана не только судоходной нитью, еще исторической. Часть поселка на правом берегу реки это старинное село, о котором известно с середины 15-го века как вотчине Соловецкого монастыря, построившего в Умбе церковь (1465), до наших дней не дожившую.

Монастырь имел свою флотилию и считался крупнейшим судовладельцем Поморья, заказывая постройку судов у поморов из своих вотчин. А на это нужен был лес. Как раз с лесом никогда проблем Умба не знала. Вот и припев «гимна» о том же: «Умба-море, Умба-море, Умба-лес, Умба-сосны, Умба-сосны до небес».

Уже в 19 веке к лесным богатствам вокруг села присмотрелась компания лесопромышленника из Санкт-Петербурга Сергея Петровича Беляева. В 1898 году он построил лесопильный завод на противоположном берегу реки, следом возник и рабочий поселок Лесной, прообраз новой Умбы. Товарищество Беляева завлекало культурными мероприятиями на завод рабочую силу из старого села, но желающих находилось мало. Негоже настоящим поморам, чья жизнь напрочь связана с Белым морем, идти валить лес. Другое дело — рыба. Скамейки в Умбе и те «рыбные».

К сожалению, походить по Умбе не пришлось, да и побывали только в новой части, заглянув в магазин сувениров. Почему-то считается, что сюда обязательно нужно зайти. Спрашивается, зачем. Есть намного интересней занятие — пройти через старую Умбу пешеходной краеведческой тропой «Старинная поморская деревня Умба» длиной в 5 км, чтобы история древнейшего поселения Терского берега стала осязаемой и наглядной. С этим ощущением недосказанности и распрощалась с Умбой, и, как в песне поется, «поднимаю снова парус — Умба ты меня прости! Умба я с тобой расстанусь, чтоб опять к тебе прийти….». Это вряд ли, конечно.

Нечистая сила села Кашкаранцы

Интерес Соловецкого монастыря к Терскому берегу одной Умбой не ограничивался и простирался на сотню километров восточнее, достигнув Кашкаранцев, стоянки поморов, выходцев с новгородских земель. Оказались новгородцы здесь не случайно. Расширяясь на северо-восток, Новгородская республика добралась до побережья Белого моря, его застолбив на века. А в 15 столетии нашлись желающие потеснить свободолюбивую республику, тем паче жить-то оставалось совсем ей недолго.

Тогда, в 15 веке, владелицей кашкаранских земель была новгородская боярыня Марфа Борецкая, небезызвестная Марфа-посадница, состоявшая в оппозиции к Ивану III за желаемое сближение Новгорода с Литвой. Эту битву с московским царем Борецкая проиграла. Лишилась и земель на Белом море, и свободной жизни, передав в 1470 году свои права на тони — места для рыбной ловли основателю Соловецкого монастыря Зосиме и оказавшись в женском монастыре принудительно.

В число переданных по грамоте мест попали и Кашкаранцы. Правда, историки подозревают, тут дело нечистое: «грамота» Марфы могла быть поздней подделкой соловецких монахов. Не исключено: хороши все средства, чтобы завладеть богатыми на рыбу и нерпу местами.

Став собственностью Соловецкого монастыря, Кашкаранцы сразу наполнились поверьями, как место нечистой дьявольской силы, от которой спасут только монахи. Жуткие ночные видения мучают ловцов рыбы, то древний покойник явится, то привидения, от которых нигде нет спасу. А тут как раз лодка с телом умершего от цинги инока Астерия, чей гроб излечил заболевших разом поморов, сама вернулась обратно, до Соловков не доплыв. Не иначе, как знак божий.

Разрулили ситуацию заведовавшие в Кашкаранцах рыбной ловлей всё те же монахи. Авксентием и Тарасием звали. Как только стали они молиться и всех к этому призывать, так нечистые силы с привидениями, мертвецами и прочей хтонью куда-то пропали. А когда спасители сами преставились, с почестями их захоронили — признали святыми, установили крест и у могил молились, чтобы промысел был хорошим. Казалось, наступила окончательно благодать.

У могил трех иноков, вернувшегося на лодке не забыли тоже, Соловецкие аскеты не позднее 1669 года часовню поставили, назвав ее Тихвинской в честь Тихвинской иконы Божьей Матери. Стояла целёхонькой в первозданном виде часовня без малого 200 лет, пока в 1866 году к ней не пристроили алтарь, превратив в церковь, долго затем перестраивали. Наконец, в октябре 1894 года благополучно она сгорела.

Но икона Божьей матери чудом выжила в том пожаре, как кашкаранцы верят. Мол, выжила она и в 1932 году, когда в переоборудованной под клуб более поздней церкви, той, что стоит сейчас, уже комсомол исступленно сжигал иконы и церковную утварь. Пропавшую икону случайно обнаружили в 1967-м …в заклеенном фотографиями и плакатами стенде передовиков производства, чем собственно она и была. Убедиться, что икона жива, не пришлось — церковь оказалась закрытой. Так что на фото другая икона, тоже матерь божья, из часовни преподобного Безымянного инока Кашкаранского, недалеко от Кашкаранцев.

Нечистая сила частенько давала знать о себе отвратительной погодой, напрямую влиявшей на поморскую жизнь. Словно невдомёк было кашкаранцам, что их село находится на выступающем в Белое море мысе, где всегда ветрено. Вот и день, в какой в Кашкаранцах мы оказались, нарисовался ветреный, капризный и хмурый настолько, что в этой бесовской мрачности тихое, почти безлюдное село смотрелось жутко, как дьявольский эпизод из фильма ужасов.

По-настоящему демонических эпизодов в жизни села было немало. Один из них случился в тёмную январскую ночь, почти под утро, когда кашкаранцев будит невероятный грохот, от которого в жилах стынет кровь. Выскочив из изб, жители в страхе остолбенели — на деревню со стороны моря надвигалась ледяная стена высотой до 17 метров, ломая и круша, что на ее пути оказалось. Так кашкаранцы в одну ночь 1888 года лишились 6 домов вместе с имуществом, 11 бань, 27 амбаров с припасами, не говоря уже о сараях, и 40 малых судов. И никакая икона спасти не смогла.

Что это было? Кашкаранец мог бы сказать — нечистая сила. А наш современник, доктор геологических наук Андрей Никонов, изучив сей исторический факт, твердо уверен, натиск торосов мог быть порождением подводного оползня, тот, в свою очередь, вызван землетрясением. Вот вам и нечистая сила. Кстати, землетрясения и цунами в этом районе Белого моря, по оценке ученого, уже не единожды бывали, раз в двести лет.

Однажды духовное спасение пришло неожиданно, опять-таки, через силу нечистую. Разыгравшийся на Белом море очередной шторм чуть не погубил потерпевшее крушение судно польского купца Конрада Галтера. К нему на выручку пришли кашкаранцы и, разумеется, провидение. В благодарность купец даровал деньжат на возрождение сгоревшего в 1894 году прихода. И в июле 1895 года строительство церкви началось, да настолько быстро, что через два месяца священники Варгузы, Кузомени и Кашкаранцев ее освятили. Это вряд ли помогло кашкаранцам, да и церкви тоже. В 30-е годы она стала калекой, а её возрождение наступит намного позже.

Красными глазницами оконных проёмов, словно налитых кровью нечистой неприкаянной силы, сиротливо на меня смотрело мёртвое здание школы, построенное аж в 1899 году. И тогда мне подумалось: разделив судьбу страны, село сейчас смотрится как декорации к фильму о далёкой, не совсем понятной нашему современнику жизни, прошедшей в постоянной борьбе за выживание в суровых условиях и потерпевшей полный крах, как потерпела его в своё время Марфа-посадница.

И все же жизнь в Кашкаранцах еще теплится, поддерживается силами нескольких десятков постоянно живущих и каким-то незначительным числом приезжающих из Кандалакши на лето дачников. И рыбу немного наловить можно, и по ягоды сходить. А потом «канпот» сварить и продать, как-никак доходец будет. С ощущением опустошенности и безысходности мы покинули село с нечистой силой и выдвинулись дальше в соседнюю Кузомень.

Пески времени — Кузомень

Кузомень — еще одно село Терского района с печальной судьбой на Земле Тре, как в древности называли Терский берег. Из вполне процветающего каких-то сто с лишним лет назад оно превратилось в еле сводящее концы с концами, а прилегающая местность — в первую на Кольском полуострове пустыню с наступающими на село песками. Апокалипсис в отдельно взятом месте уже наступил.

В самом названии Кузомени отразилось время, когда первыми в устье реки Варзуга недалеко от слияния с Белым морем прибыли карелы, переплывшие Кандалакшский залив. Место слыло лесным (kuusimetsää — еловый лес) и богатым на рыбу, шедшую из моря в реку на нерест.

В 16 веке люди из Варзуги поставили в Кузониме, как тогда называли нынешнюю Кузомень, свои летние стоянки — тони, а в 1674 году уже несколько семей переселились сюда на постоянку, построив деревню. Эта дата и считается годом основания Кузомени, так что скоро у села юбилей — 350 лет.

С приходом варгужан жизнь завертелась, пошла на подъем, во времена Петра I ярмарку Покровскую проводили. В 1841 году стала Кузомень центром одноименной волости, «столицей» Терского берега, куда входила Умба с Варзугой, Кашкаранцами и другой мелочью.

К концу века Кузомень в большое село превратилась, едва ли не крупнейшее на полуострове, — с почтой и телеграфом, пунктами фельдшера и полиции, библиотекой, церковно-приходской школой и сельским училищем, лесничеством, магазинами. Даже пароходами с Архангельском сообщалась. Когда видишь современное село, в эти исторические факты с трудом верится. Неужели и впрямь было такое.

А раз село большое, то и церковь должна быть, к тому ж не одна. За всю историю в Кузомени несколько деревянных церквей стояло. Самая старая — Дмитриевская 1782 года и сгоревшая в 1838-м. Через 7 лет срубили другую. Но в 1884 году её «упразднили», решив, что селу подобает иметь пятиглавый храм в «память мученической кончины» царя-освободителя Александра II, погибшего от рук террориста. И новая Дмитриевская церковь стала главной.

Еще в селе были тёплая Сретенская церковь (1863) и Покрова пресвятой Богородицы в виде корабля без печей (1902). Сейчас осталась только одна — Сретенская, и та из числа новостроя (2011), а все старые постройки утрачены навсегда.

С историей Кузомени более-менее понятно. Так почему же село захирело, если было таким богатым. Оказалось, все дело в лесе, вернее в том, что его не стало, на протяжении веков хвойный лес нещадно рубили, не давая взамен ничего. И речные пески и Белого моря двинулись на село штурмом, отвоевывая год за годом себе пространство. Помощником им стал постоянный ветер.

Теперь Кузомень утопает в песках времени, да так утопает, что уже ничего не вернуть, ни леса, ни прежней добротной жизни. Время Кузомени утекло, как ускользает песок сквозь пальцы.

Когда-то одна из церквей стояла рядом со старинным погостом. Теперь ни церкви, ни, в сущности, погоста, погребенного песками. И народ стал разбегаться. Для начала волость упразднили в 1927 году, и Кузомень потеряла властную силу. Потом колхозы укрупнять стали, а добили Кузомень уже в наше время, лишив ее в 2012 году медицинского пункта. Заболел — звони в Варзугу, консультируйся, всё равно врач не приедет. Или придется больному самому добираться до Варзуги 24 км и то летом, в распутицу и зимой не судьба, если трактор не успел укатать дороги. Так что помирайте, граждане, на своём песчаном погосте.

Приказала долго жить и средняя школа. Нет, здание с проёмами пустых окон стоит, чуть покосившись. Дежавю.

— Да, было у нас всё, теперь ничего нету, людей и тех почти не осталось, работать негде, всех же в магазин не возьмут. Вот, туристы стали ездить на пески, смотреть на наших лошадок, привлекает их село чем-то, — это говорит местная знаменитость «баб Люд», в некоторых репортажах упоминание о ней не раз встречала. «Баб Люд» по грибы собралась, мимо проходила, когда мы у школы и церкви крутились, пытаясь выискать хоть один кадр с цветочками. Нашла!

Слово за слово, и крепкая, еще не старая женщина в тяжёлых, не по ноге сапогах, с корзинкой в руке всё выложила про житье-бытье в Кузомени, что в душе накипело. Ругала власти, всех подряд, почем свет стоит, но оптимизма всё же не теряла. Приводить цитаты не буду, матерные они.

Суть одна — кругом сплошные запреты. Главный насчет рыбы — лов сетями запрещен, на удочку много не поймаешь, да и то удить только на отведенном участке, в сезон нереста за покупку лицензии. Даже сетку на щуку, поедающую икру сёмги, нельзя ставить. Совсем жизни не стало.

На фоне сгущающегося тучами неба и пикирующих с разных сторон птиц ее спич производил угнетающее впечатление. Кто-то пошутил: "— А линейку не забыли прихватить размеры грибов замерять?". Баб Люд в сердцах махнула рукой, как ножом срезала гриб, и широким шагом пошла к реке. Там ее знакомец ждал перевезти на другой берег, где грибы водятся.

Под впечатлением услышанного я попятилась назад и уперлась в дощатый забор. Через его прорези, как сквозь решетку, смотрели на меня глаза хмурым, насупленным взором. Это наша Родина, мать, говорили они. И возразить им не смогла.

Но добила меня другая картинка. Навстречу понуро шел пёс, понимая, что лучше уже никогда не будет. Срочно надо найти позитив.

Баба Люда не случайно про лошадок говорила. Это еще одна достопримечательность Кузомени. Лошади дикие, к себе не подпускают, по себе сами пасутся, щипля хилую травку, еду выпрашивают у жителей, те помогают пережить зиму. Под свою опеку взяла лошадей одна семейная пара - Яков и Наталья, собирая средства на их прокорм. Потому к туристам здесь относятся уважительно, вдруг чем-то помогут. Лошади, действительно, красивые. По наводке бабы Люды нашли их на краю села.

Откуда взялись лошадки, версий слышала много. Баба Люда утверждала, что это потомки колхозных, привезенных в 80-х годах из Якутии. Когда колхоз развалился, лошади стали бесхозными, одичали, как и их необузданное потомство. По другой версии лошади из коренных жителей полуострова, мол, всегда тут водились и вообще неизвестной породы. В общем-то, какая разница, откуда родом, теперь это точно жители Кузомени.

Лошадками достопримечательности Кузомени не заканчиваются, совсем рядом с селом река Варзуга впадает в Белое море. Вот уж где царство ослепляющего песка. Он простирается далеко, почти до горизонта, скрывая блестевшую вдали полоску морской воды.

С песков начали знакомство с Кузоменью, песками завершили. Скроют ли они Кузомень или наступление остановится, сие неведомо, жизнь пока продолжается. И кто-то, уезжая отсюда, возможно, скажет банальной рифмой: Кузоменьские пески — не уедешь без тоски. Но для тех, кому Кузомень малая родина, какой бы она ни была, эти пески — самое дорогое и памятное.

Беломорские рогульки Оленицы

Все-таки разные селения в Терском районе, несмотря на внешнюю схожесть. Если гармоничная Варзуга славится храмами, депрессивная Кузомень — песками, суеверные Кашкаранцы — нечистой силой, то веселенькое село с красивым названием Оленица обладает редкими богатствами. Туда мы заехали на обратном пути и сильно удивились, побродив по селу.

Судя по названию, когда-то в этих местах бродили стада оленей, давшие название реке и селению, ведь оленицей называют самку оленя. Сохранились сведения 1871 года, что жившие в Оленице поморы содержали не только крупный рогатый скот, но и стадо в 117 оленей. Вместо живых оленей мы нашли только их деревянное воплощение.

Показалось, Оленица значительно моложе тех сёл, что видели раньше, хотя начиналась она, как и другие, с летнего поселения ловцов сёмги в 16 веке, затем отстроилась и стала селом с населением 297 человек, с почтовой станцией, школой. Правда, слишком старые дома в глаза не бросались, разве что попался на пути один покосившийся, нежилой с уже знакомой конфигурацией мезонина, словно маленький домик стоит на большом. К каждому дому прилагается небольшой участочек с огородиком.

Многие дома отличались добротностью и ухоженностью, даже если они совсем небольшие, а по их оформлению становилась понятна жизненная платформа их владельцев, нисколько не скрывающих свои предпочтения. В отдельных случаях смотрелось, конечно, забавно, если не сказать, абсурдно, как у любителя усато-бородатых учеников Маркса. На дом его оппонента не взглянуть без смеха сквозь слезы. Каков поп, таков и приход, говорят в таких случаях. Главное, учиться в этом доме всегда готовы.

Другие предлагают жить дружно. Большинство все-таки старается обходить острые углы, пребывая в нейтралитете и разрисовывая свои постройки незатейливо с художеством, словно, приглашая зайти. Как тут не вспомнить — «Заходи, если что».

И чем дальше продвигались по селу, тем больше глаза округлялись при виде деревянных резных фигур, расставленных повсюду. Их было великое множество, даже целый корабль у причала готов был к отплытию в ожидании пассажирки, дочитывающей интересную книжку.

А вот и тот, кто украшает фигурками свое село, один из немногих жителей Оленицы — Сергей, фамилию не запомнила. Он и рассказал про богатства своего села — причудливые камешки, которые в народе называют беломорскими рогульками.

С виду это серый камешек с рожками, между которых налипло что-то вроде цемента. Если распилить рогульку металлическим диском, то откроется особенный узор, который лучше виден, если намочить рогульку.

Научное название рогулек — псевдоморфозы кальцита по икаиту. Впервые это странное образование нашли в Гренландии около фьорда Икка. Есть и другое определение — глендонит по названию района Гленденбрук в Западной Австралии, где их тоже находили. Образуются рогульки в песчаном дне на границе речных и морских вод при определенных условиях, когда одно вещество заменяется другим.

Как раз рядом с Оленицей река впадает в Белое море. Почему здесь на песчаном дне находят рогульки, остается загадкой. Вероятно, это связано с характером отливов, уходящих на километр, поэтому рогульки ищут на литорали в отлив. А может выбросить их после шторма волной. Копать вроде как нельзя, если только найдешь случайным образом, забрать можно. Месторождение беломорского глендонита пока на официальном уровне никого не заинтересовало, зато заинтересовало «черных» копателей, прознавших про интересное явление Оленицы на Белом море.

Вот так путешествие по Оленице оказалось не просто забавным, но и познавательным. До свидания, Оленица. Именно ты вселила надежду. Покуда есть на свете увлеченные, влюбленные в свой край люди, Терский берег жить будет!

Теги: Автопутешествия, Культурно-познавательный туризм