Пустыня во глубине сибирских руд. Часть 2. Урочище Чарские пески

Берега реки и ручья затянуты мягкой перинкой из мхов и лишайников вперемежку с зарослями брусники. В ее недрах без труда можно найти прошлогодние ягодки, такие нежные, что при прикосновении они взрывались в руках фонтанчиком рубинового цвета.

Сегодня тепло и солнечно. Яркий день напоен запахами. Я остановилась, закрыла глаза, прислушалась к своим ощущениям, пытаясь разобраться в окруживших мой нос ароматах. Мне чудился запах опавшей хвои, разогретой жарким полуденным солнцем, древесной смолы, растекающейся по стволам корабельных сосен, медовые нотки цветов, дыхание горячих песков, источающих пары еще недавней зимы, благоухание чего-то непонятного, но волнующего и будоражущего душу.

Про свою прогулку по наледи я расскажу чуть позже, а сейчас только пески, много песка, океан песка!

Мы находились в самой настоящей пустыне — в Урочище Чарские пески. Если взглянуть на физическую карту, то без труда можно увидеть небольшое светлое пятно размером примерно 5 на 10 километров, расположенное между Кодарским и Удоканским хребтами, между долинами реки Чара и ее притоков — Верхнего и Среднего Сакукана. Но, как сказал Александр Леснянский, это самая неправильная пустыня в мире! Она находится на многолетней мерзлоте, окружена болотами и лиственничной тайгой, над которыми возвышаются заснеженные вершины Кодарского хребта. Кроме того, Чарские пески являются огромным резервуаром… воды!

Кодарский хребет:

На горизонте — Удоканский хребет:

Пески начинались за лесом, в котором стоял наш лагерь, прямо сразу, без каких-либо переходов и подготовки. Барханы словно длинные волны расположились друг за другом, от подножия Кодарского хребта в сторону Удоканского, перпендикулярно ветрам, дующим в Чарской котловине, которая, по сути, является аэродинамической трубой. И это не отдельные кучки песка, а именно гряды, достигающие максимальной высоты, как правило, в своей середине.

Происхождение пустыни

Закономерно возникает вопрос, каким образом посреди сибирской тайги возникла пустыня? Существует несколько версий, объясняющих этот феномен.

По одной версии, барханы образовались в результате выветривания скал и занесения песчинок из долины Среднего Сакукана. По другой, Чарские пески — это перемещенный фрагмент пустыни Гоби. Произошло это следующим образом. Мощный ледник «пригнал» сюда с юга огромные пласты песка. Этот ледник двигался в северном направлении до тех пор, пока не уткнулся в Кодарский хребет.

И растаял тут. Вода ушла в землю, а песок остался на поверхности.

Есть и еще версии. Но самой вероятной, как мне кажется, является гипотеза о том, что примерно 45 тысяч лет назад ледники сползали с Кодарского хребта в Чарскую котловину и перегородили ее в 50-ти километрах к северо-востоку от того места, где сейчас располагается село Чара. Образовалась гигантская чаша, которая постепенно наполнялась водой из-за таяния ледников. За несколько сот (тысяч?) лет в Чарской долине сформировалось огромное озеро. А ледники, сползающие с гор, приволокли с собой миллионы тонн песка. Древний водоем в Чарской котловине просуществовал, как считают ученые, примерно 2–3 тысячи лет. Когда ледниковый период закончился, ледяная плотина растаяла, озеро вытекло, но оставило после себя множество мелких озер и песок в таком количестве, который, закручиваясь в барханы, приобрел вид настоящей пустыни.

…

Встреча с барханами

Будильник зазвонил в 3.30. В это же время я слышу звук будильника в соседней палатке у Марины. Через несколько минут, достаточных ровно для того, чтобы вылезти из спальника, надеть штаны и ботинки, мы почти одновременно выползаем на улицу.

Небо уже посветлело, и на нем безраздельно властвует луна. Сегодня полнолуние! Пока я соображала, как вписать ее огромный оранжевый блин в пейзаж, мы дошли до ближайшего бархана. Увы, к этому времени луна потускнела на фоне все усиливавшегося света наступающего дня, а вскоре и вовсе скрылась за мощную тучу, висевшую над горизонтом.

Я забралась на вершину большого бархана и стала ожидать рассвета. Мне понравилось это место — красивый гребень с острыми, как бритва, краями. «Останусь здесь, никуда дальше не пойду», — решила я тогда.

Где должно взойти солнце, было понятно давно — подсказал явно выраженный розово-красноватый отрезок горизонта. Но плотная нависшая именно в этом месте туча убивала все надежды на красивый рассвет. И точно. В такую же тучу, которая поглотила луну, выкатилось и солнце. Никаким красивым рассветным цветом не пахло. Наш народ, который рассредоточился по ближайшим барханам, медленно и печально потянулся на выход из пустыни, в лагерь. Я тоже подумала, что надо собираться в обратный путь, но замешкалась — то ли молнию на рюкзаке заело, то ли рук не хватало, чтобы все фотографическое имущество рассовать по карманам, то ли Марину поджидала. Одно только знаю точно — пока я копошилась, солнце нашло прореху в облаках и бросило луч света на пески. И тут же пустыня вспыхнула янтарным цветом, заиграла рябь на барханах, на гранях и гребнях.

Один луч, через несколько минут еще один, и еще, и еще… Песков сыпучих пламенное море!

И только тогда, когда побелел свет солнца, когда исчезли тени на барханах, я решила вернуться в лагерь. А там уже ждал завтрак — геркулесовая каша с изюмом, сдобренная дымком от костра, с абрикосовым джемом, вприкуску с бутербродом с салом. Вкусно!!!!

…

После ужина Сергей радостно сказал:

— Девчата, завтра вы можете пойти вон туда, — и махнул рукой куда-то в сторону барханов.

— Это справа или слева от дороги?

— Я вам лучше на месте покажу, — был ответ.

Само собой, на поиски места «вон туда» я отправилась одна. Под тяжестью фоторюкзака моя спина пару раз ойкнула. Я не стала с ней спорить и решила: «Не пойду далеко, поброжу где-нибудь поблизости, цветочками полюбуюсь». Ноги сами понесли меня в нужном направлении. На взгорочке прямо над наледью почти напротив нашего лагеря я давно приметила роскошную лужайку прострелов. Отсюда они отлично смотрелись на фоне льда, песков и заснеженного Кодара. С детства обожаю эти цветы с мохнатыми ножками, нежными сиренево-голубыми лепестками и ярко-желтыми тычинками. Прострелы (иначе их называют сон-трава, а местное население — ургульками) цветут, даже если температура воздуха нулевая. Внутри цветка температура +8 °С, а чашечка цветка — это вогнутое зеркальце, которое собирает солнечное тепло.

С портретами каждого цветочка я справилась довольно быстро. Возвращаться в лагерь было рано. Пришлось осмотреться — нет ли еще чего-нибудь красивого и интересного поблизости. Рядом оказался высокий бархан без признаков чьих-либо следов на крутом склоне. И лишь сбоку, со стороны гребня чуть угадывался полузанесенный песком небольшой «шрам», оставленный чьими-то ногами. По этим следам я без труда забралась на верх бархана и тут же нос к носу столкнулась с туристами из соседней группы. Мы их называли селфистами за любовь к собственным изображениям. Сейчас эти ребята устроили здесь фотосессию с девочкой в ярко-малиновой курточке. На мой взгляд, процесс несколько затянулся. И мне опять пришлось осматривать окрестности, куда бы податься подальше от этой шумной компании.

Куда бы я ни бросила взгляд, повсюду были барханы, похожие на замершие волны. И они тянутся до самого горизонта, почти до самих гор.

И все же я наметила себе путь отхода от селфистов. Для этого мне пришлось спуститься в ложбинку между цепочками барханов. Здесь, в низинке, растут небольшие кустики, еще не очнувшиеся после зимней спячки.

Тут же на глаза попались полузанесенные следы двух человек. Чтобы не оставлять дополнительных шрамов на песке, я пошла по этим следам, совершенно забыв про тяжеленный рюкзак. Следы привели меня сначала к подножию следующего высокого бархана, а потом закрасовались и на склоне. Мне пришлось лезть по ним на гребень, чтобы не портить окружающую обстановку.

Как я лезла — отдельное приключение! Верхний сухой песчаный слой сползал вместе со мной. Особенно трудно было на последних метрах. Мне не хватало дыхания, хотелось остановиться, передохнуть, отдышаться, но при этом терялись бы драгоценные с трудом набранные сантиметры высоты. Пришлось плюхнуться на коленки и, опираясь на штатив, глубоко забуривая его в песок, ползти на гребень бархана. И мне удалось забраться на самый верх и даже встать в полный рост! И там я чудом удержала равновесие под мощным порывом ветра. Пока меня не сдуло обратно вниз, села на гребень и свесила ножки по разным склонам бархана.

При слабом ветре через гребень бархана песчинки пересыпались по одной с тихим шорохом. И я с интересом наблюдала то за одной песчинкой, то за другой — куда они покатятся, какой за собой оставляют след. Но каждый раз песчинка быстро терялась среди своих близняшек. А я снова и снова слушала их движение и пыталась проследить за этой неуловимой глазом игрой мельчайших крупинок мироздания.

Когда же налетал ураганный ветер, то мне казалось, что гребень бархана «дымится», и я уже не видела, где кончается бархан и где начинается струя летящего песка.

Сидя на гребне, я размечталась: «Вот здесь и надо встречать закат. Солнце будет садиться в распадок прямо напротив меня, да и бархан выглядит безукоризненно. Так что все складывается прекрасно!». В моем замечательном плане было только одно «но» — до заката оставалось больше 3-х часов. «Не, не высижу здесь так долго. Или замерзну, или меня сдует ветер, ну или заката не будет, что тоже вполне вероятно». Что же делать? И я решила — если смогла залезь сюда один раз, значит, смогу и второй. И, не вставая на ноги, прямо на пятой точке сползла по склону вниз, примерно вот так:

высыпала по полкило песка из каждого ботинка и пошагала по уже знакомым мне следам дальше вдоль цепочки барханов, надеясь вернуться сюда ближе к закату.

Идя от одной громадной кучи песка к другой, незаметно для себя я дошла до края цепочки барханов. Их высота постепенно сошла на нет. Чуть дальше пустыню сменял лесок, за которым вдали возвышался Удоканский хребет.

Я вздохнула с сожалением: дальше идти не имело смысла. Повернула назад. Обратно шла по своим следам, которые уже не везде были четкими, а порой едва угадывались, занесенные песком.

Солнце закатилось за огромную черную тучу, нависшую как раз над облюбованным мной распадком, что означало — красивого заката можно не ждать. Поэтому на присмотренный бархан второй раз лезть мне не пришлось. Проходя мимо него, я с удовлетворением отметила — траншея, которую я пропахала своей пятой точкой, едва заметна. Еще немного времени — и пустыня наведет порядок среди песчинок, восстановит свою непорочную красоту.

Я возвращалась тем же путем, которым шла ранее. Оглянувшись напоследок, заметила, каким ярким светом сияли заснеженные вершины Удоканского хребта в лучах заходящего солнца, не видимого мне отсюда. «И все-таки есть сегодня красивый закат», — отметила я про себя с удовлетворением. Постояла на взгорочке, пока сияние не потухло, и с чувством глубокой благодарности спине, смирившейся со своей участью, поплелась в лагерь. О том, что хотела ограничиться только встречей с цветочками вблизи лагеря, я вспомнила лишь тогда, когда укладывалась спать.

Барханы и дюны — это одно и то же или нет?

Как-то вечером у нас разгорелся разговор о том, чем дюны отличаются от барханов. Или все же это одно и то же, но по-разному называемое?

В итоге обсуждения этого вопроса мы пришли к следующим выводам:

1. Барханы и дюны — это не одно и то же.
2. Барханы находятся в пустыне, а дюны на побережье.
3. На барханах нет растительности, а на дюнах есть.
4. Барханы выпуклой стороной обращены в сторону дующего на них ветра, а дюн обращены в сторону ветра вогнутой стороной.
5. Ветер постоянно передвигает песчинки, поэтому барханы и дюны постоянно двигаются. Однако барханы передвигаются быстрее дюн, поскольку отсутствие растительности не препятствует движению песка. За год бархан может преодолеть около сотни метров, а дюна примерно два десятка метров.

Продолжение:

Пустыня во глубине сибирских руд. Часть 3. Приключения на наледи

Теги: Экстремальный отдых