***Чернобыль***
Это слово болью отзовётся в сердце каждого беларуса. И хоть теперь в нашей стране появилась ещё одна боль, про ту трагедию мирового масштаба слышали все. Вот только вопрос: слышали, но понимают ли, что произошло почти 40 лет тому назад? Ведь как могут что-то понять поколения, родившиеся после катастрофы, когда нет никакой информации, и всё искуственно предаётся забвению? Как понять, когда в Беларуси, начиная с 1995 года, начали постепенно снимать льготы с ликвидаторов и людей, переживших аварию и впоследствии переселённых. А сейчас вообще никаких льгот не осталось. Финансирование мероприятий, направленных на ликвидацию последствий Чернобыльской катастрофы, постепенно сходит на нет. Как можно осознавать весь ужас произошедшего, когда запрещают практически любые упоминания и литературу, связанную с этой тематикой? Чего только стоит пример Светланы Алексиевич. Казалось бы, — нобелевский лауреат, известная на весь мир писательница, а в своей стране она — враг. Что изменилось за эти 40 лет? Ни-че-го. Снова диссиденты, «враги» вокруг, замалчивание проблем… Получается, что те, кто героически положил своё здоровье и жизнь на борьбу с радиацией, это делали зря? Те, кто погиб в первые дни или в последующие годы не заслуживают памяти и почестей? Говорите, улицы назвали? Памятник поставили? Кино сняли? Галочку нарисовали, а дальше что?
Исходя из этого, понятно, что интересуются сейчас темой только единицы, которые самостоятельно, или в составе небольших групп изучают трагическую историю Чернобыльской катастрофы, которая произошла 26 апреля 1986 года. Мы также несколько дней своей жизни посвятили знакомству с последствиями аварии, с судьбой людей, которые боролись с бедой, а некоторым приходится и теперь держать руку на пульсе, следить за состоянием четвёртого энергоблока, окружающей среды, природы, и они будут делать это ещё долгое время.
***Хойники***
Один из наиболее потерпевших районов Беларуси. В результате аварии он потерял почти 30% своей площади, 46 из 99 населённых пунктов и половину населения. Потерял навсегда. Конечно, можно раз в пятилетку посещать «зону», как делают наши руководители, и говорить, что «в воздухе ничего не летает». Да, в воздухе не летает. Оно под ногами лежит, в стволах деревьев зажато, в сельских хатах и строениях накоплено. На этой земле нельзя будет работать, её нельзя будет возделывать ещё не 10, не 100, и, даже не 1000 лет. Один изотоп превращается в другой, другой в третий, и это будет продолжаться в некоторых случаях тысячи и сотни тысяч лет.
Когда-то ли учёные, то ли чиновники решили отселить 30-километровую зону. Чем они руководствовались при этом, непонятно. Едешь по дороге, — с одной стороны поле вспахано, с другой заросло густым кустарником и лопухами. Спрашиваешь — почему? Отвечают — с той стороны «зона», а с этой чисто. Как так может быть? Посмотрите на карту, ну какие 30 километров? Тут кое-где и 150 км будет мало. Самая дальняя отселенная деревня находится более, чем в 200 км — в Могилёвской области.
Сами Хойники представляют собой обычный беларуский районный центр. Есть старая часть, в основном состоящая из частного сектора, а есть новые микрорайоны, в которых получают кредитное жильё молодые и не очень семьи, значительная часть которых приезжает сюда из умирающих деревень.
Есть даже такси. Есть кафе, такие, на начальной стадии развития. Кофе в гостинице из пакетика. Жизнь кипит только в «Евроопте». Тут вам и суши, и кофе, и какава с чаем. Чисто, светло, тепло, можно скоротать время. Сервис на троечку, но уж как есть. Подкрепившись, отправляемся в музей. Как говорится, учить матчасть перед поездкой. В этом нам помогла книжка, написаная директором музея Валентиной Гацко. Это такой местный вариант трагедии глазами жителей района, пронизанная болью судьба своей земли, деревень, людей, которые вместе жили, работали, мечтали… Вот какую книгу нужно изучать в школе!
Но вернёмся к делу. Музей «Трагедия Чернобыля» находится в помещении бывшей усадьбы купца Авраамова, которая была построена в начале 20 века. Нужно отдать должное, выглядит усадьба на пять баллов, что приятно.
Молоденькая девушка-экскурсовод очень волновалась, и на некоторые наши вопросы ответить не смогла, но, в основном, и так всё было понятно. В залах музея знакомишься конкретно с историей Хойникского района, деревень, которые с некоторой задержкой, но всё же были отселены. «На горке каждый день садился вертолёт, из него выбегали девушки в белых халатах, насыпали песок в целлофановые пакеты, и сразу же улетали», — вспоминают жители деревни Погонное.
Некоторое время они и не знали того масштаба беды, которая пришла к ним в дома. Если посмотреть на карту того времени, деревень на территории «зоны» было много.
А вот так выглядят карты современные. Почему отселенные деревни никак не обозначены, чем это объяснить? Чтобы люди не задавали лишних вопросов, чтоб не тревожить у них память про Чернобыль?
Новость про пожар на 4 блоке ЧАЭС передавалась из уст в уста. А жизнь шла, как обычно. Дети ходили в школу, люди работали на своих наделах, пасли коров, пили от них молоко. «В природе что-то изменилось, всё время хотелось пить и спать», — снова воспоминания. Власти на вопросы жителей отвечали неконкретно. Только 29 апреля в новостях кратко сообщили про пожар, который сразу потушили. А эвакуация началась 4 мая. «Это как раз была Пасха. Все готовились к празднику, столы были уставлены едой, но ничего не лезло в горло, на улицах был слышен плач и крик».
Как экспонат лежит книга Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва», но про саму писательницу ни слова, — нельзя…
***Зона***
Утром от гостиницы «Журавинка», где мы были единственными постояльцами, наша группа выехала в «зону». Первый КПП обозначен просто: «Заповедник». Ну, мало ли этих заповедников? Сейчас, куда ни плюнь, — заповедник.
Всё было хорошо, но немного настораживал сильный ветер. Мы не могли знать, что ещё потерпим от него сегодня. Сразу за КПП останавливаемся в отселенной деревне Бабчин. Основанная в начале 18 века, в ней до эвакуации проживало 728 человек.
В бывшем детском саду находится музей Полесского радиационно-экологического заповедника, также посвящённый аварии на ЧАЭС.
Листая страницы, видишь какие-то космические цифры урона, который был нанесён Беларуси.
К вопросу о том, какая страна пострадала больше всего — вот как пошло облако радиоактивности после взрыва. Около 80% «досталось» Беларуси.
Стоят покинутые дома, зарастают лесом, смотрят сквозь кустарник своими пустыми окнами-глазницами. С ними связаны судьбы, возможно, нескольких поколений людей. Например, с Бабчина родом известный поэт Николай Метлицкий. К сожалению, совсем недавно он ушёл из жизни.
Астыне пыл. Зрасее хмыз наузбоч —
Сальецца з цiшай ранiцы пабудка.
Гляджу на поле роднае. Як жудка!
Не сходзiць з сэрца атамная ноч.
Памерла усё… У часе адышлося.
I толькi неба — небам засталося.
(Не перевожу, думаю смысл понятен)
А вот и школа. Их, кстати, в Бабчине было две. Новая,
и старая, построенная в 19 веке.
Много людей разъехалось от этих ступеней по всему Советскому Союзу. От Калининграда до Барнаула работали бабчинцы: учёные, лётчики, инженеры, преподаватели. Да и на родине осталось много известных уроженцев деревни. Например, Вячеслав Полесский-Станкевич — драматург, председатель комитета по телевидению и радиовещанию БССР, именем которого и названа Бабчинская средняя школа. Когда распахнула свои двери новая школа, в старой организовали учебно-производственный комбинат. Учили тут профессиям, необходимым на селе: ветеринар, доярка, механизатор. Внутри всё рушится, но кирпичные стены крепкие, стоять будут ещё долго.
А мы делаем последний взгляд на Бабчин, и двигаемся дальше в центр зоны отчуждения.
Следующая остановка — бывший комбикормовый завод. Тут нам выдали дозиметры, и я сразу же начал делать замеры. 0,49 мкЗв/ч — превышение естественного фона в 3 раза. Аж мурашки по телу побежали. Но 29 апреля 1986 года в Минске фоновое значение было превышено в 9 тысяч раз, а в Гомеле в 130 тысяч раз!
Завод был одним из самых больших в этом регионе, на нём работало несколько тысяч человек. Построенный в 1980 году, прослужил он, понятно, только 6 лет.
Тем временем мы добрались до следующего КПП — это граница 30-километровой зоны отселения.
В «зоне» сейчас работают около 700 человек. Что они тут делают, — спросите вы? Это охранники, лесники, учёные, водители, другой обслуживающий персонал. Вот, например, заселили леса зубрами, они тут прижились. Работает питомник, где за ними следят, изучают, кормят. Название только у этого питомника политически опасное, идеологически неправильное, — Майдан.
Дорога ведёт нас всё глубже в «зону» через дубравы. Вот где запасы этой ценной породы, но заготавливать её нельзя. Так и умирают дубы, сохнут, и под сильным ветром с ужасным треском ломаются и падают на землю.
Сохранился дом, в котором находилась начальная школа. Мародёры в своё время добрались и сюда, но неравнодушные граждане, экскурсоводы, работники заповедника, постарались восстановить антураж школы, как это было возможно. Через разбитые окна гуляет ветер, можно сделать инстаграмные фото, и на минутку представить себе тех деток, которые сидели за этими партами.
Дозиметр показывает 0,54 мкЗв/ч. За школой стоит то, что осталось от мотоциклов. Они были основным средством передвижения в сельской местности. Забирать их с собой было запрещено, поэтому то тут то там встречаются такие мотоциклктные кладбища.
Вдоль дороги ещё стоят столбы линий электропередач.
Подъехали до большого животноводческого комплекса бывшего совхоза «Победа социализма». Дозиметр начинает пищать — более 1 мкЗв/ч.
На мехдворе остались части комбайнов и прочей сельхозтехники, — то, что не смогли вывезти и сдать на металл, — очень тяжёлые. Все мелкие запчасти давно сняты и вывезены из «зоны» с целью перепродажи. Советские комбайны производства завода «Ростсельмаш».
В ветеринарном пункте бьёт в нос запах лекарств. Тут их целый склад. «Серьги» для коров. Журналы с записями 1965 года. Вот бы оказаться в том времени, и своими глазами посмотреть, как тут жили люди. На сельскую дискотеку сходить, заглянуть на свадьбу… Ну, а дозиметр продолжает бить рекорды — 1,21 мкЗв/ч. Превышение в 10 раз.
Деревня Погонное. Здание столовой.
Жилые двухэтажные многоквартирные дома.
Как-то чудовищно видеть здесь игрушки, детскую обувь, кроватки. Всё перевёрнуто вверх ногами. Когда началась эвакуация, говорили, что вскоре они вернутся, поэтому люди оставляли свои квартиры в порядке, забирая с собой только деньги и документы. «Учительская газета» на полу, пластинки для изучения песен в школе, дневник, карта мира… Тут, наверно, жила семья учителя.
Дом культуры. В актовом зале собраны элементы советского агитпропа.
Памятник воинам Великой отечественной. Какой-то примитивизм из бетона, кислотного цвета. Почему тысячи лет назад делали статуи из мрамора, да так, что не отличишь от живого человека, а сейчас аж глаз дёргается? Или технологии утеряны, или не заслужили герои войны красивых памятников?
Старая, мощёная камнем дорога 18-го века раньше вела до Киева. Сейчас она упирается в старое русло Припяти. Река изменила его буквально пару десятилетий назад. Раньше здесь был мост, но во время Великой отечественной войны его взорвали партизаны. Великий и могучий Советский Союз так и не осилил его восстановление. Некоторое время на другой берег можно было добраться с помощью парома. А с насыпи бывшего моста сейчас при благоприятной погоде можно увидеть саркофаг ЧАЭС.
На берегу брошена техника, которая принимала участие в ликвидации, — возила грузы по водному пути, — катер и баржа. Выглядят они очень фотогенично, если можно так сказать.
Дозиметр зашкаливает, 1,52 мкЗв/ч — это наибольший показатель за всю поездку.
И снова, как видите, не смогли снять и сдать на металл только самые большие и тяжёлые части, например, двигатель.
Отсюда начался наш путь назад. Я уже говорил про ветер, так вот за время поездки он набросал на дорогу несколько дубов. Повезло, что в группе было достаточно сильных мужиков, и мы общими усилиями смогли очистить дорогу. Почему в машине, которая обычно ездит по «зоне», не бьло ни бензопилы, ни хотя бы обычной двуручки, конечно, вопрос. Дело в том, что если бы мы не выехали в установленное время, нас начали бы искать. Но уже на следующий день. Связи в «зоне» нет, день в конце ноября короткий, пришлось бы ночевать.
Встретить в «зоне» животных — не проблема. Они не боятся человека, так как за столько лет отвыкли от него. Этим пользуются охотники, которые довольно близко могут подойти к животным, и которым, к сожалению, дали разрешение на охоту с беларуской стороны.
А наше путешествие подходит к своему концу в пожарной части на границе зоны отчуждения. Тут можно посмотреть на спецтехнику, полазить по ней. Кстати, две пожарные машины принимали участие в ликвидации последствий на ЧАЭС и до сих пор находятся на службе.
*** ***
Помните тех, кто, не жалея себя шёл на смерть. У них были свои планы, мечты, желания. Многие только начинали жить, у них всё было впереди. Они не отступали, не озирались, не прятались за чужие спины. Они выполняли свою работу, свои обязанности, чтобы защитить жизни миллионов во всём мире. Помните…
