Национальный парк Теодора Рузвельта (Theodore Roosevelt National Park) состоит из двух больших секций — северной и южной, находящихся на расстоянии почти в 130 км друг от друга (карта 1).
Национальный парк Теодора Рузвельта (Theodore Roosevelt National Park) состоит из двух больших секций — северной и южной, находящихся на расстоянии почти в 130 км друг от друга (карта 1).
Наиболее посещаемая — южная часть: скорее всего, потому что она расположена ближе к автостраде и большинству населенных пунктов. С нее мы и начали знакомство с парком, но посетили и его северную территорию. Про каждую из них мы расскажем отдельно, где сосредоточимся на их особенностях («фишках», как сейчас часто говорят), но начнем с того, что есть общего в обеих секциях парка. Если коротко, то это:
— сходная форма рельефа, которая называется иностранным словом бэдленд (от англ. badlands, буквально — дурные, плохие, бесплодные земли);
— пересекающая обе части парка река Малая Миссури (Little Missouri River) — приток реки Миссури;
— животные, и прежде всего, бизоны.
Как определяют это понятие словари, бэдленд — это сильно расчлененная оврагами и ущельями низкогорная местность, труднопроходимая и не пригодная для земледелия. Но с геологической точки зрения, возвышения, что видны на фотографиях — это не горы, а холмы.
Разница между ними в том, что горы образуются как результат движения тектонических плит в земной коре или вулканической деятельности, то есть неких дискретных фундаментальных геологических изменений. А бэдленды — это результат отложений и идущей постоянно эрозии.
Территория парка находится на плато Миссури, сложенного десятки миллионов лет назад из мягких осадочных пород и богатых глиной почв. Неустанно работающие вода и ветер вымывают в них разветвленные сети оврагов и каньонов, оставляя по сторонам холмы, пригорки, бугры и т. п. Именно так и выглядят бэдленды.
Другими словами, можно сказать, что создавая горные цепи, хребты и вершины, природа работает как архитектор, в то время как формирование бэдлендов — это работа скульптора, который, используя подручный осадочный материал, просто удаляет, отбрасывая в стороны, лишнюю часть породы, чтобы «вылепить» желаемый образ.
Говорят, что плохими, дурными эти земли называли и индейцы, а позже — и франко-канадские охотники, которые первыми из европейцев начали осваивать этот регион. Для индейцев Лакота эти земли были " mako-shika», что можно перевести как «плохие», а пришедшие из Канады охотники окрестили их «Les mauvaises terres à traverse», то есть «труднопроходимые». Но для современных туристов, посещающих образованные в этом регионе два национальных парка, эти ландшафты выглядят фантастически красиво и плохими их называть язык просто не поворачивается.
Человеческому глазу здесь открываются абсолютно завораживающие виды, не похожие ни на что другое. Хотя здесь нет ни высоких гор, ни остроконечных и заснеженных вершин, ни ледников, пейзажи эти по-своему прекрасны, и любуешься ты ими практически все время в одиночестве, поскольку эти территории лежат в стороне от большинства туристических маршрутов.
Северная Америка не имеет монополии на бэдленды, есть они и в других регионах мира. Но, пожалуй именно в Соединенных Штатах (и особенно — в обеих Дакотах) сосредоточены наиболее яркие «представители» бесплодных земель. Два национальных парка, упомянутые выше, это — Национальный парк Бэдлендс в штате Южная Дакота (Badlands National Park) и Национальный парк Теодора Рузвельта в Северной Дакоте. Хотя оба парка располагаются на «плохих» землях, они — разные, и нам в разное время посчастливилось побывать в обоих. В Южной Дакоте бэдленды — преимущественно бело-розовые и без какой-либо растительности на них. Почти как зефир.
В Северной Дакоте картинка иная: здесь хорошо видно, что эти холмы состоят из нескольких разноцветных слоев: охристых, серых, розоватых, красноватых и даже почти черных. И при меняющемся освещении они выглядят совсем по-разному!
Помимо этого, склоны бэдлендов в парке Рузвельта, обращенные на север, довольно зеленые (в отличие от южно-дакотских). Помимо травы, на них местами можно наблюдать и редколесье.
И еще в этом парке есть пересекающая его река — Малая Миссури (Little Missouri River — приток реки Миссури). Эта река сыграла и продолжает играть одну из главных ролей в формировании рельефа парка, водами своими пробиваясь сквозь мягкие породы, богатые глиной. Отсюда и цвет реки, которую иногда называют Little Muddy — Маленькая Грязнуля.
Мы эту Грязнулю наблюдали многократно в самых разных частях парка и даже дважды перешли ее вброд. В пределах парка Малая Миссури течет преимущественно с юга на север, соответственно, в северной секции парка она становится шире и полноводнее.
Но самое привлекательное в этом парке, пожалуй, — это возможность практически постоянно наблюдать диких животных в естественной для них среде обитания. Из крупных млекопитающих самые распространенные в обеих секциях парка — бизоны.
Когда-то они бродили миллионами в прериях Дакоты, обеспечивая пропитание и одежду местным индейцам. Но пришедшее в эти края белое население в борьбе с индейцами за эти земли к концу 19-го века бизонов практически истребило, а индейцев оттеснило в резервации.
Когда в 1947 году был основан парк Теодора Рузвельта, бизонов там не было. Их завезли 9-ю годами позже сначала в южную часть парка, а вскоре после этого — и в северную.
Сейчас в парке на обеих его территориях суммарно поддерживается численность примерно 400–600 особей. Встречаются они здесь часто, и впечатляюще смотрятся как пасущимися в прериях, так и особенно — вблизи, у дороги.
В Национальном парке Теодора Рузвельта мы провели 5 дней (из них — 3,5 дней в южной секции и 1,5 дня — в северной).
Следующий рассказ — про южную секцию парка.