Две теснины, три аула, жизнь в доме мюрида и наиба имама Шамиля и элегия

Именно здесь в восемнадцатом веке был наголову разбит персидский Надир-шах, позарившийся на Дагестан. В девятнадцатом веке войска Российской империи тоже испытали с Чохом большие трудности. Но это все история. А история, как известно, это такая фигня, которая давно прошла, поэтому вряд ли может быть кому-то интересна. Только если уж совсем энтузиастам, оторванным от настоящего и витающим в грезах. Таким, как мы.

Кстати, о грезах. Чох всем представляется этаким аулом-мечтой. То есть, не всем, а, по крайней мере, мне. Фотографии Чоха, которые я видел при подготовке путешествия, зацепили больше всего. Ну не может такой живописный аул быть не замечательным! Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы? Нет. Поэтому и аул с такими элегическими фотографиями не может не быть землей обетованной для усталой души поэта. Чох, каким я его видел в своем воображении, — это место, где не умолкают птицы ни днем, ни ночью, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин. Мне обязательно нужно было добраться в Чох и написать там какую-нибудь элегию. Тем более, что я так давно не писал никаких элегий. Если быть точным, никогда.

Будучи еще в Москве и планируя путешествие, я очень хотел забронировать знаменитый гостевой дом «Этнодом» в Чохе, но там не было мест. Я все равно туда написал и получил ответ, что новые комнаты строятся, и если они к нашему приезду построятся, нас будут рады принять. Верилось, конечно, с трудом. На крайняк, если мест совсем не будет, у нас был старый проверенный вариант — приехать в Чох, встретить первого встречного и рассказать ему, что нам негде жить. Может, первый встречный окажется человеком сердобольным и посоветует нам приличное (или не очень) место для ночлега. А если окажется он человеком не сердобольным, а жестокосердным, хоть таких в Дагестане и нет, придется ехать в аул Гуниб и селиться в отеле «Журавли». Вариант, конечно, мэйнстримный, но что делать.

Так вот за день до отъезда от Зайнаб, звонит мне вдруг «Этнодом». Точнее, не сам дом, а его менеджер Лена.

— Извините, Виктор, — говорит, — Вы хотели у нас остановиться, но дополнительные комнаты не успели достроиться.

— Ничего, — говорю, — это было предсказуемо. Спасибо, что позвонили.

— Но я могу Вам предложить остановиться по соседству. В доме Нахибашева. Это исторический дом.

— В доме Нахибашева? — я аж присел. — Вы не шутите?

— Не шучу, конечно. Но должна Вас предупредить, что удобства там на улице.

— Да, ничего, — говорю, — нас устраивает, — а сам думаю, как бы это наиболее деликатно с Аней согласовать. Ведь в сортир сходить с удобствами мы и в Москве можем, а вот пожить в доме Нахибашева представится ли еще когда-нибудь возможность!

Но про дом Нахибашева и согласование его с Аней расскажу позже. А пока нам пришло время покидать Большой Гоцатль. Мы тепло попрощались с Авуком и Барият (а их дочка Патимат еще спала), сфотографировались на прощание и отбыли в неизвестность.

Карадахская Теснина

Неизвестность, в которую мы отбыли, была как бы не совсем неизвестная. План-то у нас был, и назывался он Карадахская теснина.

С одной стороны, теснина как теснина, скажите вы — эка невидаль. А вот не скажите! Это такая теснина — это всем теснинам теснина! Кстати, некоторые из наших друзей-туристеровцев до того, как мы Аней попали в Карадахскую теснину, слова «теснина» вообще не знали и думали, что мы с Аней его сами придумали. Вот лохи, скажете вы, и будете правы. Кто же не знает слово «теснина»! Только Slava и Mnemon. Правда, мы и сами это слово до этого не очень-то знали, но понимали, что это что-то, где тесно.

А уж когда мы попали в саму Карадахскую теснину, смысл слова открылся для нас совершенно. Высоченные отвесные скальные стены и узкий извивающийся проход между ними. Теснина и есть! Гиды поговаривают, что русский царь проезжал когда-то здесь на карете — мы сами слышали. В смысле, слышали, как поговаривают, а не как царь проезжал. Но это не точно. В смысле, слышали точно, а проезжал не точно. Вообще, как известно, гидам можно верить не всегда, а только в самых крайних случаях. Конечно, речь не про Туристеровских гидов. Хотя иногда и про них тоже.

На самом деле, попав в Карадахскую теснину, мы тихо офигели. Мы бывали раньше в подобных местах, например, в каньоне Авакас на Кипре, но где, извините, Авакас, а где Карадахская теснина! Нет, Авакас просто нервно курит в сторонке, честное слово. Тут масштаб, высота, темнота и, конечно, теснота превзошла все мыслимые пределы. Когда входишь в теснину, как будто попадаешь в высоченный коридор без потолка. Это шок, друзья мои, это природный шок. Мы были в полном восторге и место это дико рекомендуем всем любителям теснин!

До самой теснины от дороги нужно еще пройти 800 метров вдоль речки, местами через нее перепрыгивая или перебираясь по шатким мостикам. А в самой теснине нужно временами забираться по приставным самодельным лесенкам. Во время дождя в теснине, конечно, творится трындец. Поэтому во время дождя туда не ходите. В особо дождливое время ее даже закрывают для посещения. В наше время дождь вроде как постоянно намеревался пойти, поэтому мы торопились. Но дождь так и не пошел, выходит, мы торопились напрасно. Но в мире ничего напрасного нет — выходит, не напрасно. Зато больше успели посмотреть в Гунибе, куда отправились после теснины.

Гуниб

Про аул Гуниб сказано уже столько, что и добавить нечего. Но мы все же добавим. Аул, конечно, легендарный. Прежде всего тем, что здесь имам Шамиль сдался князю Барятинскому в 1859-ом году, что ознаменовало собой конец основного этапа Кавказской войны — в Дагестане она на этом закончилась. После этого имам Шамиль жил еще долго и (не знаю, насколько счастливо) в Российской империи.

В Верхнем Гунибе находится памятная беседка, где Шамиль сдался Барятинскому. То есть, сдался он ему не в беседке, потому что беседки никакой тогда еще не было. Но на том самом месте. Мы туда не поехали — что мы беседки что ли не видели, пускай там даже и Барятинский сидел. Мы в Дамаске шагали по мостовым, по которым сам апостол Павел ходил. А тут какой-то Барятинский, сравнили тоже. В общем, не поехали. Хотя если было бы время, съездили бы, конечно.

Гуниб, на наш взгляд более знаменателен другим — своей изысканной живописностью. Его расположение в седловине горы придает ему вид сказочный и эмфатический. Главная площадь аула просторна и чиста, как и подобает районному центру. В приятном парке с шикарным видом — памятник Белым Журавлям.

Если подняться еще выше, виды еще лучше. Мы доехали до Шамилевских ворот. Кстати, Шамилевскими их велел назвать не какой-нибудь хрен с горы, а сам император Александр II. Оттуда начинается стена крепости Шамиля, но к крепости мы не полезли, хотя виды оттуда вообще классные.

Мы выбрали другой вид — точку, где Иван Айвазовский писал свою знаменитую картину «Аул Гуниб в Дагестане. Вид с восточной стороны». Для этого, как вы понимаете, сначала надо переехать не восточную сторону (хотя мне она кажется, скорее, южной), а потом взобраться на гору по серпантиновой грунтовке. Вид и правда чумовой! Аул в огромной седловине, да еще и в предгрозовом небе. Ни у кого почти такого вида нет. Только у нас и у Айвазовского.

После этого мы резко рванули в Чох, так как дождь-таки собирался, а дворники у нас-таки не работали.

Чох

Между тем мне удалось уговорить Аню на проживание двух дней в доме Нахибашева с удобствами на улице. Я выторговал это за две последующие ночи в шикарном (относительно) отеле в Дербенте, а также пустил в ход все свои таланты красноречия, убеждения, исторического нарратива и искусной манипуляции. Жена согласилась и, кстати, в последствии ни разу не пожалела.

Чох появился вдалеке на горе действительно подобный величественной крепости. Что это был за вид! Мы все никак не могли доехать до аула — раза четыре на подъезде останавливались, выходили из машины, любовались и фотографировали. Это же чудо — сплошной древний «небоскреб». Я насчитал в нем целых 29 этажей! Дом Нахибашева, в котором мы жили — самый большой дом с аркадой слева.

На главной площади нас встретила Лена из «Этнодома» с хозяином дома Нахибашева Зиявутдином. С Леной, кстати, мы потом вообще подружились, и до сих пор ей благодарны за заботливый и нетривиальный подход к туристам. «Этнодом» мы тоже всячески рекомендуем — классный гостевой дом.

— Нет, чемодан вы лучше с собой не берите — до дома такая дорога, что вы и чемодан убьете, и сами умотаетесь. Возьмите с собой самое необходимое и все.

Ничего себе, подумали мы. Какая же может тогда до дома быть дорога, что даже чемодан там не пройдет? Дорога оказалась как везде в горных аулах — сначала резко вверх в гору, а потом совсем уже тропинкой к дому. С чемоданом там действительно было бы идти неудобно.

А вот и дом. О, боги, что это за дом! Не дом, а крепость! Огромный и неприступный. Мы были в полнейшем изумлении и восторге. Дом этот построил в 1872 году Закари Нахибашев, который был мюридом имама Шамиля и его наибом в Чохе. Сражался он с Шамилем плечом к плечу, а потом вместе с Шамилем перешел на службу Российской империи. Имам Шамиль сказал князю Барятинскому, указывая не Закари Чохского: «Этот человек служил мне верой и правдой. Послужит и Вам. Я в этом ручаюсь».

И у Шамиля, и позже Закари заведовал артиллерийской и инженерной частями. Строить дома ему было не в новинку. Он же построил старый гунибский мост и сыграл основную роль в строительстве Гунибской крепости. Лично императором Александром II Закари был пожалован кант инженера.

Зиявутдин пока восстановил всего две комнаты — на первом этаже, где он сейчас живет с женой Баязет и маленькой дочкой Патимат. И на втором этаже, куда он поселил нас. Наша комната была шикарна и огромна — устлана коврами, с высоченными потолками и старинными стропилами.

Туалет, признаться, был все-таки не на улице, а в доме — в отдельной комнате. Но это все же было отверстие в полу. А что? Ведь именно так, извините меня, и ходили в туалет в девятнадцатом веке. А мы чем хуже?

Вообще Зиявутдин уже почти доделал туалет и душ, и если вы у него когда-нибудь поселитесь, это все уже будет. И вы будете лишены возможности пожить, как в девятнадцатом веке, ничего не поделаешь.

Про дом мы специально сняли маленькое видео (в конце рассказа).

Ужинали мы в столовой «Этнодома». Там же мы познакомились с основателем «Этнодома» Зауром и его женой Салихат. Чудесные и интереснейшие люди!

А утром нас как раз ждала элегическая аура. За окном висел сплошной густой как кисель туман. Но не очень долго. К завтраку он начал потихоньку рассеиваться. А я предпринял поэтическую прогулку по аулу — чисто для вдохновения.

Белая атмосфера обнимала ровные каменные дома, будто пустившие корни на горном склоне. Было навязчивое чувство, что Чох был сначала спланирован от и до, расчерчен на бумаге, а потом воплощен разом одним зодчим по одному этому генеральному плану. На самом деле, конечно, каждая чохская семья строила дом, где могла. Как же тогда весь архитектурный облик получился таким стройным и гармоничным? Дело, видимо здесь во внутренней синергии чохцев, если даже не сказать, своего рода, мурмурация.

Честное слово, не так я себе представлял дагестанские аулы. Это же похоже на Европу! На Италию какую-нибудь. Пускай, немного менее ухоженную, но все равно. Хотя сравнения вещь неблагодарная. Дагестан — это Дагестан. И аулы в нем фантастические.

Я вернулся домой, а там была полная фантасмагория — туман рассеялся и открыл изумрудные террасы на склонах. Зрелище прямо из нашего окна и с нашего двора было неповторимое, что и говорить! Аня сидела во дворе, смотря на террасы и пила чай. Это был один из сильнейших дагестанских эмоциональных моментов. Знаете, из таких моментов, которые самостоятельно откладываются в памяти независимо от желания владельца этой памяти. Которые потом могут невзначай сниться. Или сидишь ты через много лет дома в кресле, пьешь чай, закрываешь глаза, и тут перед тобой возникают эти террасы как наяву. Наваждение да и только. Игры разума, ради которых стоит жить.

Гамсутль

Заброшенный аул Гамсутль — это уже легенда. Говорят, это дагестанский Мачу Пикчу. Не знаю, мы никакие Мачи Пикчи не видели. А Гамсутль видели. Он потрясающий, хоть и печальный. Люди его покинули, но со всеми это происходит рано или поздно — жизнь приходит, а потом уходит. Гамсутль как бы говорит: «Я был как вы, а вы будете как я». Что делать, всем мы тлен и в тлен возвратимся — и люди, и аулы. Конечно, наше правительство работает над тем, чтобы получить лекарство для вечной жизни, и скоро его получит, но это не точно.

От речки внизу до Гамсутля проедет только весьма внедорожный внедорожник, поэтому мы оставили свою Антилопу Гну внизу, и пересели на старинный ГАЗик (61-ого года выпуска), который за умеренную плату довозит желающих до тропы, ведущей к Гамсутлю.

Оттуда надо еще полтора километра пилить по лесной тропе в гору. Ближе к концу пути весьма кстати — источник с ключевой водой.

Момент, когда тропинка выныривает из леса и открывает панораму заброшенного аула — это еще один культурный шок. Как будто древняя крепость на вершине горы вдруг возникает из ниоткуда. Хотя почему «как»? Это ведь в сущности и есть древняя крепость. Несколько веков назад какой-нибудь странствующий богослов-суфий после долгой дороги видел, наконец, этот же, только более оживленный, вид и, несомненно благодарил Аллаха. А простой аварец — житель Гамсутля — безусловно гордился, что ему было предначертано Аллахом жить в таком прекрасном месте.

Мы не без труда забрались на смотровую площадку над Гамсутлем — после дождя крутой склон был чрезвычайно скользок — и вот мы не вершине мира. Отсюда и Гамсутль как на ладони, и Чох на противоположной горе хорошо просматривается, а вдали различим Гуниб.

Бродили по улицам села-крепости мы не слишком долго. Все же достаточно печально смотреть на разрушающиеся чьи-то домашние очаги. Тем печальнее, что самый верхний дом в Гамсутле — дом нашего чохского хозяина Зиявутдина. Он рассказывал, что заботится о нем. Пытался даже восстанавливать. Оставлял там дрова, чай, кофе, чайник, чашки для «гостей». Туристы были благодарны — некоторые оставляли даже деньги под камушком. Пока не пришли какие-то варвары и все не разгромили. И так несколько раз.

Обратный спуск на ГАЗике был более веселым, хотя Аня постоянно почему-то боялась, что мы улетим в пропасть. Чего бояться? Столько людей до нас тут ездило, и никто вроде никуда не улетел. Ну, большинство, по крайней мере.

Салтинская теснина

Вообще-то это место известно больше как Салтинский (ударение на второй слог) водопад, но по причине засушливого лета водопад немножко высох, и от него осталась лишь небольшая струйка. Поэтому мы будем говорить о теснине.

Дорога в село Салта ведет проселочная и не очень хорошая. Зато очень красивая. Террасы, овцы и коровы, пасущиеся на сильно наклонных склонах, пирамиды холмов — все как всегда в Дагестане.

Вход в Салтинскую теснину вообще легко было бы пропустить, если бы туда не тек редкой струйкой людской поток. А сама теснина сразу сразила своей извилистостью и изогнутостью. Она гораздо миниатюрнее своей Карадахской сестры, но гораздо более изящная и ажурная.

Заканчивается она полуоткрытым полупещерным залом, в который через два отверстия — в потолке и в полу «мезонинного этажа» залы — ниспадает водопад. То есть, сейчас не ниспадает, а обычно ниспадает.

Зала эта служит лишним доказательством того, что всю природу кто-то сотворил. Не могла же вода сама все это сотворить. Ей нужен был, по крайней мере, дизайн-проект.

Вечером в Чохе мы провели приятный вечер, общаясь в столовой с Зауром, Салихат, Леной и с туристами из Москвы.

На следующее утро мы выехали в Дербент. Ах, да. Свою элегию про Чох я все же написал.

Когда над бездной тусклой красоты

Мой трудный взгляд проснулся ненароком,

Я уберегся вдруг от пустоты,

Влекомой беспощадным роком.

Зелёные террасы, бархатясь,

Сияли изумрудом под туманом.

И горы тихо вторили, смеясь

Над человеческим обманом.

В тот час предутренний аул прекрасный Чох

Открыл мне сонм и муз, и граций дружный.

Я в мире странник и по жизни лох,

Но ноты высшие и мне не чужды.

_______

Видео, которое мы сняли о доме Нахибашева в Чохе (5 минут).

Аул Чох. Дом Нахибашева.

Теги: Автопутешествия, Самостоятельные путешествия