Удомля: в поисках левитановского пейзажа

В соседнем имении Курово-Покровском проживало семейство Панафидиных (Лика была племянницей Н. П. Панафидина), очень приветливых и гостеприимных людей, с которыми у Левитана завязалась дружба. После отъезда в августе Лики и Софьи Левитан до поздней осени остался у Панафидиных. Гуляя по окрестностям, он посещал усадьбы Берново, Павловское, Мариничи, Малинники, ходил на охоту. Именно там, у Панафидиных, Левитан услышал старую легенду о берновском омуте у развалин мельницы, в котором из-за коварного помещика утопилась дочка мельника, и стал писать картину, которая потом стала известной под названием «У омута», со временем пополнившая коллекцию живописи Павла Третьякова.

Перед отъездом в благодарность за гостеприимство Левитан написал портрет Николая Павловича Панафидина, хотя портрет совсем не его жанр. А тот надоумил Левитана посетить Вышневолоцкий уезд с его великолепной природой и живописными озёрами.

Правда, необходимо уточнение: та часть бывшего Вышневолоцкого уезда, где в конце 19 века бывал Левитан, теперь называется Удомельским районом, и главная достопримечательность Удомли, которую вам назовут, — Калининская АЭС, которая — куда деваться? — безусловно, изменила ландшафт, и если бы не добрые люди (вышневолоцкие краеведы), не узнать бы тех мест, которые мы видим на левитановских полотнах, которые он здесь создал.

Даже сознавая необходимость подобных предприятий, трудно смириться с тем, что именно в этом месте нужно было соорудить АЭС, другого не нашлось! Особенно дико выглядят эти градирни на фоне единственной церкви, оставшейся от разрушенного УдомельскогоТроицкого Иоанно-Богословского монастыря на маленьком полуострове, разделяющем озёра Песьво и Удомля. Возможно, кто-то усмотрит в этой картине символ борьбы прогресса с вековой отсталостью. Для меня это больше символ наступления на нашу духовность и историческую память.

Природа удомельская небогата — холмы, поля, перелески, болота, пустоши, множество больших и малых речушек и озёр. Но вместе с тем есть в ней какая-то притягательность. Как писал Чехов, «в природе столько воздуха и экспрессии, что нет сил описать… Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал Левитан».

И не только Левитан. Если не озвучивать длинный список известных имён, а назвать только художников, выбравших эти места для весеннее-летне-осенних пленэров, голова закружится: В. К. Бялыницкий-Бируля, Н. П. Богданов-Бельский, А. В. Моравов, С. Ю. Жуковский, А. С. Степанов, А. Е. Архипов, К. А. Коровин и многие другие. На берегу озера Удомля установлен памятный камень с перечнем имён только тех, кто бывал непосредственно здесь.

Даже не ссылаясь на авторитетные источники, а просто приглядевшись к удомельским пейзажам, вы сразу обнаружите родство с мотивами многих знаменитых полотен: поляна в лесу, берег реки или озера, деревенские домики, поля, дороги…

Озёр здесь великое множество — Удомля, Песьво, Кезадра, Островенское, Лосотынь… Именно в конце 19 века начался дачный бум, и многим хотелось построить усадьбу на красивых берегах.

Появлению здесь дачных усадеб во многом способствовало то, что в 1860-х годах рядом с Удомлей прошла Виндаво-Рыбинская железная дорога (участок Бологое — Ярославль), облегчившая путь из российских столиц. Железнодорожный вокзал назывался не Удомля, а Троица, переименована в Удомлю она была лишь в 1904 году. Насколько близко дачные усадьбы находились друг к другу, можно рассмотреть на карте из музея в селе Островно, которое было конечной точкой нашего маршрута: вокруг только одного озера Островного, не самого большого из удомельских озёр, было несколько усадеб.

Обстоятельства, заставившие Левитана вспомнить о рекомендации Панафидина посетить Вышневолоцкий уезд, были трагическими. В 1892 году по указу о выселении евреев из Москвы Левитан должен был выехать за черту оседлости (об этом — в рассказе Шалом, Москва, или Пять еврейских анекдотов в историческом контексте). После долгих хлопот друзей художника, благодаря связям Павла Александровича Брюллова, племянника художника Карла Брюллова, лишь к маю 1893 года удалось добиться права для Левитана проживать хоть и не в столицах, но и не за пресловутой чертой. Сейчас это странно и дико слышать: художнику, создававшему в то время один из самых пронзительных русских пейзажей — «Над вечным покоем» — и горячо любившему русскую природу, указывали на неуместность этой любви.
Как бы то ни было, Левитан летом 1893 года вместе со своей постоянной спутницей Софьей Кувшинниковой оказался на берегу Островенского озера в имении Ушаковых. Дом Ушаковых, старый, еще екатерининских времён, фрагментом остался на его картине «Весна. Белая сирень».

Конечно, дом не сохранился, он и в левитановскую пору уже был ветхим, да и других построек уже нет, но пройти по следам любимого художника всё же хотелось, и по пути в село Островно, где Левитан провел несколько лет, создав несколько шедевральных произведений и пережив одну из главных трагедий своей жизни, подарившую сюжеты нескольким произведениям Чехова, мы сделали остановки ещё в нескольких знаковых местах.
На берегу озера Удомля находилась усадьба Гарусово дворян Аракчеевых, дальних родственников графа А. А. Аракчеева.

Левитан с Кувшинниковой часто приезжали на Удомлю, и Аракчеевы сдавали им светёлку в мансарде. Сейчас дом в руинах, его деревянные части сильно повреждены, но фундамент, сложенный из камней, может прослужить ещё не одно десятилетие. Накануне перестройки в этом доме планировали открыть филиал Тверской картинной галереи — музей Левитана, однако по объективным причинам идея скончалась, едва родившись. Дом ещё подлежит восстановлению, но желающих заняться им не находится. Но, честное слово, если бы не ездить так далеко, купила бы его под дачу! Был он вот таким, как на макете в доме-музее художника Бялыницкого-Бируля, который находится неподалёку.

Во время одного из визитов в Гарусово Левитан написал картину «На озере» (1893), на которой, как говорят, можно увидеть хозяйственные постройки усадьбы.

Сейчас берег не узнать. После того как неподалёку построили Калининскую атомную электростанцию, земли вокруг озера стали раздавать её сотрудникам под дачи, и пейзаж от этого сильно пострадал. Кто ж ущемит себя любимого, если есть возможность построиться поближе к воде? Да и деревья выросли…

Есть веский повод, чтобы приехать сюда и посмотреть ещё одно место, которое нашёл Исаак Ильич, чтобы взять с него планы своей будущей картины «Над вечным покоем». Софья Кувшинникова впоследствии вспоминала: «Местность и вообще весь мотив целиком были взяты с натуры во время одной из наших поездок верхом». Пейзаж был дополнен увиденным на Островенском озере мотивом церкви и кладбища. Вот именно поэтому в своё время в Плёсе (см. рассказ Плёс на кончике кисти) я не нашла этот знаменитый вид, хоть экспозиция с церковкой на горе и претендует на музей этой картины. Конечно, вид изменился: поднялись воды озера, на горизонте маячат силуэты градирен АЭС, но горка, остров и небо всё те же!

Трудно описать чувства, которые охватывают, когда стоишь над тем самым «вечным покоем». Яркое солнце, клубящиеся облака, сильный ветер, колышущий осеннюю траву, — хочется надолго запомнить эту картинку и душевный восторг от того, что всё это видишь.

Я долго выбирала место на горке, откуда увижу всё в том самом, левитановском ракурсе — поближе, подальше, повыше. Увы, он просто не существует! Вернее, он существует лишь в воображении гениального художника. Видимо, позднее Бялыницкий-Бируля пытался найти эту точку в своей картине «Предвечная тишина (Островенское кладбище)», однако ему тоже не удалось «воспарить», он лишь зафиксировал натуру.

Но уже и этой церкви нет в Островно. На её месте в 2000 году поставили часовню в честь Димитрия Солунского.

Когда бываешь в местах, связанных с именем любимого художника, невольно сравниваешь то, что изображено на его произведениях, с тем, что он когда-то видел и запечатлел на своих полотнах. Больше ста лет прошло, многое изменилось, но каким-то десятым чувством ощущаешь родство этих пейзажей.

Село Островно встретило нас поистине левитановским видом. Закончился мелкий, моросящий дождик, и в небе повисла радуга, будто подтверждая — да, правильно, здесь он был, это краски с его палитры!

В беззаботной дачной жизни были сплошные удовольствия: прогулки, чтение, беседы, чаепития, музицирование, пленэры… Однако именно в это время Левитан пережил трагедию, силу которой оценить мог только он сам.
В июле 1894 года в соседнее имение Горка приехала хозяйка, Анна Николаевна Турчанинова с дочерьми, и Левитан почувствовал, что влюбился! Как человек порядочный, он наверняка переживал, что из двух женщин нужно будет выбрать одну, и выбор будет тяжёлым, потому что новая любовь становилась всё сильнее. Софья догадалась, что любовь закончилась: Левитан надолго уходил на прогулки один, стал малоразговорчив, ну, в общем, дал понять…

Софья Петровна, видимо, трезво оценила длящуюся уже восемь лет «связь без брака», разницу в возрасте (она была старше Левитана на 12 лет), достоинства более молодой соперницы и уехала, чтобы больше не встретиться с бывшим возлюбленным никогда. Однако, как свидетельствует их общая знакомая, переводчица и драматург Татьяна Щепкина-Куперник, «воспоминание о Левитане навсегда осталось для нее самым дорогим в жизни, и написанные ею после его смерти страницы о нем — необыкновенно трогательны и прекрасны: она не дала никакой личной обиде вкрасться в свои воспоминания о нём».

Левитан перебрался в Горку, имение Турчаниновых. Хозяйка имения устроила для художника мастерскую из бывшей бани — на ручье, при впадении его в озеро. Турчаниновский дом с мезонином, двухэтажный, обшитый и окрашенный в жёлтый цвет, впоследствии был изображён на картине Левитана «Осень. Усадьба» (1894).

Усадьба, конечно, не сохранилась, но в Островно есть дом приблизительно того же времени постройки, и его мог видеть Левитан (на втором плане).

А ещё в Островно сохранилась школа, основанная ещё в 1870 году (в 1898 году было построено ныне существующее здание). Турчаниновы официально были её попечителями, так что, вполне вероятно, что Анна Турчанинова бывала здесь, и не исключено, что с ней бывал и Исаак Ильич.

В правом крыле этого здания организован небольшой музей, посвящённый истории села и его знаменитым жителям, как постоянным, так и временным, в том числе Турчаниновым и Левитану.
А еще я на несколько минут отвлекусь от истории Левитана, чтобы сказать несколько слов о пребывании в Островно художника Николая Петровича Богданова-Бельского в непосредственной связи с этой школой. В Островно он создал около 400 картин, среди которых «Новые хозяева» (усадьба Ушаковых, 1913), «Деревенские друзья» (1912–1913), «У перевоза» (1915), «Дети на уроке» (1918) и многие другие. В островенской школе у художника была любимая парта, за ней он рисовал ребят. Дети так её и называли: «Николая Петровича парта».

В 1895 году Левитан приехал в Горку в марте и полностью с натуры, без предварительных этюдов, за несколько сеансов написал картину «Март». Это тоже двор и угол турчаниновского дома и лошадь Турчаниновых Дианка.

Картина яркая, жизнерадостная — преддверие, ожидание весны. Несомненный творческий успех!
Однако в личной жизни Левитана следующее лето было ознаменовано ещё одной любовной трагедией.
Он, конечно, был очарователен: красив, образован, талантлив, поэтому неудивительно, что в него влюблялись даже очень юные девушки. С одной стороны, это лестно, но, с другой стороны, как быть, если в доме, где ты живёшь, тебя одновременно любят мать и дочь? И самое главное — на что решиться? И надо ли решаться? Такое «несчастье» случилось с Левитаном: старшая дочь Анны Турчаниновой Варвара полюбила художника, и это вылилось в её непримиримый конфликт с матерью. Кроме того, Варвара устроила сцену ревности, требовала от Левитана бросить мать, грозила покончить с собой. Левитан оказался в ужасной ситуации, а когда понял, как глубоко погряз во всех этих страстях, не придумал ничего лучше, как стреляться. Дрогнула ли рука, или он решил напугать дам и инсценировал попытку самоубийства, никто доподлинно не знает. Пуля прошла через кожные покровы и не задела черепа. Спасать его приехал Антон Чехов. Варвару срочно и навсегда отправили к отцу в Петербург, несмотря на то что дачный сезон был в разгаре.

Чехов приехал в Горку после того, как получил письмо от Турчаниновой, которая писала: «Я не знакома с Вами, многоуважаемый Антон Васильевич (так в письме. — Турчанинова ошиблась в отчестве), обращаюсь к Вам с большой просьбой по настоянию врача, пользующего Исаака Ильича. Левитан страдает сильнейшей меланхолией, доводящей его до ужасного состояния. В минуту отчаяния он желал покончить с жизнью 21 июня. К счастью, его удалось спасти. Теперь рана уже не опасна, но за Левитаном необходим тщательный, сердечный и дружеский уход. Зная из разговоров, как Вы дружны и близки Левитану, я решаюсь написать Вам, прося немедленно приехать к больному. От Вашего приезда зависит жизнь человека. Вы один можете спасти его и вывести из полного равнодушия к жизни, а временами бешеного желания покончить с собой. Исаак Ильич писал Вам, но не получил ответа. Пожалейте несчастного. Будьте добры немедленно ответить мне, я вышлю за Вами лошадей».
Чехов хорошо был знаком с привычками Левитана, знал о его склонности к театральным жестам, и в том числе к имитации самоубийства: это довольно часто было поводом для шуток друзей художника. Вот и Чехов, отдавая дань этой традиции, подписал весной этого же года (!) Левитану книгу «Сахалин» словами: «Милому Левиташе даю сию книгу на случай, если он совершит убийство из ревности и попадёт на оный остров. А. Чехов». Однако после телеграммы Турчаниновой Чехов, не откладывая, выехал в Горку.

В Горке его встретил Левитан с чёрной повязкой на голове, которую тут же при объяснении с дамами сорвал с себя и бросил на пол. Затем он взял ружьё и вышел к озеру. Возвратился к своей даме с убитой им чайкой, которую бросил к её ногам.
Наверно, в этом и заключалась трагедия: не найдя в себе силы начать новую жизнь с Варей, Левитан сделал свой выбор, и это, несмотря на шутки приятелей о привычке к инсценировкам, действительно далось Левитану нелегко. Эту душевную драму почувствовал и Чехов.
Можно предположить, именно об этом говорит и эпизод с убитой чайкой, что на каком-то этапе Левитан (вдруг!) подумал про отношения с Варей: а почему бы и нет? Почему бы не перестать скитаться, быть любовником у замужних, старших по возрасту и положению в обществе женщин? Вот шанс вырваться из порочного круга, зажить обычной жизнью семьянина. То, что Левитан просто не готов был, вероятно, к такой роли, это одно. Но на возможную и вероятную просьбу к Анне Николаевне благословить брак с Варей («Отпусти!») он, конечно же, получил бы примерно тот же ответ, который получил в пьесе и Тригорин от Аркадиной: «Ты с ума сошёл!». Слабая, больше для очищения совести, попытка побега не удалась. Но очередной удар по самолюбию и истерическая разрядка со стрельбой в себя и чайку — разбитое сердце, рухнувшие надежды. Тем не менее, до самой смерти Левитан питал к Анне Николаевне самые нежные чувства, в письмах звал её «женушка Анка» и умер на её руках.

И финал жизни Левитана, и финал «Чайки» — смерть Треплёва — тоже одного порядка явления. Оба пали заложниками своих претензий к жизни. И Чехов, по существу, выступил в «Чайке» пророком для своего друга. Как врач, как тонкий знаток человеческих душ, он понимал, что больное сердце Левитана не выдержит такого накала страстей, в которые он себя регулярно ввергал.
В какой-то степени можно предположить, что какими-то общими впечатлениями пребывание Чехова в Горке отозвалось и в пьесе «Три сестры» (ведь действительно три!) А сама Горка спустя несколько лет повторит судьбу усадьбы из «Вишнёвого сада».
Немало следов пребывания Чехова в Удомле осталось и в его небольшом рассказе «Дом с мезонином» (1896 г.), который Антон Павлович сел писать сразу после окончания работы над «Чайкой», что уже наводит на мысль об общих впечатлениях, лежащих в основе обоих произведений. Одним из прототипов его героини Мисюсь считают младшую дочь Анны Турчаниновой.

Если 1895 год в Островно начинался жизнеутверждающей картиной весны, то его окончание связано с ещё одним шедевром Левитана, картиной «Золотая осень». Мы приехали на место, где он увидел эту картину в природе — мост через реку Съежа у её впадения в озеро Островенское в полукилометре от усадьбы Горка.

И да — не удивляйтесь, что нет здесь тех золотых берёз, к которым мы привыкли на полотне Левитана, я это сделала уже за всех. 125 лет прошло с тех пор, конечно, картинка изменилась, но само ощущение присутствия здесь Левитана, стоящего на мостике и делающего набросок этого неповторимого изгиба реки, греет душу. Ты будто стоишь внутри картины, на берегу узкой речушки, среди начинающих желтеть деревьев — так трансформируется вокруг тебя пространство.

Вот такая получилась недлинная поездка по левитановским местам недалеко от мало кому известной Удомли. Но сколько незабываемых впечатлений, прежде всего от природы, которую так тонко чувствовал великий художник!

В итоге напомню, что удомельский период Левитана оказался высшим взлетом в его творчестве. «Над вечным покоем», «Март», «Весна. Большая вода», «Ненюфары», «Долина реки осенью», «Золотая осень» и другие полотна принесли ему мировое признание. В декабре 1897 года Мюнхенский «Gecession» избрал его академиком, в марте следующего года это звание присвоила ему и Российская Академия художеств, с августа того же года он стал преподавать в классе пейзажа в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Но жить ему оствалось совсем мало. Еще в марте 1897 года Чехов установил у него тяжёлое заболевание: Левитан страдал тяжёлой неврастенией, осложнённой расширением аорты, пороком сердца, ревматическим миокардитом. На этюдах в конце апреля 1900 года он сильно простудился и слёг. В начале мая из Петербурга к нему приехала Анна Николаевна Турчанинова. Она ухаживала за больным, у нее на руках он и умер 4 августа в 8 часов 35 минут, не дожив 22 дня до своего 40-летия. В мастерской его осталось около 40 неоконченных картин и 300 этюдов.

* * *

Огромную благодарность за организацию интересного маршрута, прекрасную экскурсию и предоставленные материалы хочу выразить учредителю и редактору краеведческого альманаха «Удомельская старина», автору многочисленных публикаций по истории, краеведению, общественно-политической ситуации, деятельности военных клубов в районной, областной и российской прессе Дмитрию Леонидовичу Подушкову и вышневолоцкому краеведу Денису Ивлеву.

Теги: Культурно-познавательный туризм