На выходные в Бретань. День второй: Belle vie у океана. Порник и немного Нанта

Над блестящим от росы Нантом парила предрассветная тишь. Никого на улицах и казалось во всем мире. Мне нравилось это чувство взломщика, одинокого и свободного.

На вокзал прибыла с запасом, чтобы успеть купить булок в дорогу. Возле «Пауля» кофейным дымком кучерявилсь очередь. Неспешно дошла до поезда, села и почувствовала: «Что-то не так». На бегущей строке значилась другая конечная, не Порник.

Вышла на платформу, посмотрела расписание на табло. Означенный на нем маршрут шел до единой точки, а потом двоился: одна ветка вела в пункт моего назначения, другая в неизвестный город. Опять вошла в вагон и стала пытать сидельцев. На слово «Порник» они отрицательно мотали головой. После третьей попытки дошло, что нужно резво бежать в начало поезда, т. к. именно первые вагоны, сцепленного из 2-х локомотивов состава, шли до нужной мне остановки.

Тронулись. В просвете окна мелькали поля, пастбища, старинные башни, шато, серебрились водоемы и любимая всеми путешественниками Луара.

Не смотря на то, что Франция у нас неизбежно ассоциируется с виноделием, первые настоящие виноградники я увидела только на этом направлении. Они стояли пряменько, ярко зелеными рядами, совсем не тронутые уже наступившей календарной осенью, а между ними курился туман. Природа только готовилась ваять пейзаж наступающего дня.

В Порник кончались рельсы. В прямом смысле. Они обрывались, как законченная линия, буфером перпендикуляром. Маленький чистенький вокзальчик: с кассой, автоматом с напитками и туалетом за левым углом без туалетной бумаги.

Справа от выхода уже была видна марина. Яхты отбрасывали идеальные отражения. В глубине виднелся замок: очень аккуратный, в меру сказочный и сильно картинный.

И если не знать, что он когда-то принадлежал одиозно-сказочно-реальному персонажу, то других ассоциаций и не возникало. На самом же деле, около 600 лет тому назад им владел Жиль де Ре. Кто же это такой, спросите вы? И сразу же найдете ответ в сети, что он барон и герой Столетней войны, ментор и друг Жанны Д Арк, маршал Франции и дворянин, что был богаче синьора — герцога Бретонского, а стал прообразом героя сказки Шарля Перро — «Синяя борода».

Справедливости ради стоит сказать, что свои якобы злодейства барон Монморанси-Лавалей творил в другом бретонском замке — Тиффож, но знаковое имя владельца будет окружать таинственным ореолом любую его собственность.

А начиналось все вполне замечательно. Знатнейший дворянин, фантастически богатый, присоединивший к своему состоянию не меньшее состояние единственной жены, оказался в Труа, в свите дофина Карла, объявленного бастардом собственной матерью. На дворе Столетняя война, на календаре 1420 год, когда после договора между Англией и Францией, последняя практически перестает существовать.

Через какой-то промежуток времени на исторической авансцене появляется фигура Жанны, Жиль становится ее наставником и телохранителем, а она его кумиром. Война за освобождение требует экипированной армии, которую Жиль, в связи с нищенством сюзерена, снаряжает за свой счет. И вот уже коронация в Реймсе, но народ почему-то славит Жанну, а не короля, и Жиль намекает новоиспеченному монарху, что не мешало бы, раз уже все утряслось и с престолом, и с войной, начать возвращать долги. Какое разочарование!

Итог этой истории всем известен. Короли не прощают ни украденной славы, ни крупных долгов.

Обвиненный в алхимии и жертвоприношениях дьяволу малыми ребятами, коих набралось какое-то чудовищное количество — около восьмисот, хотя в обвинительном заключении значилось не больше 50, содомии и прочих плотских грехах, Жиль де Ре, первоначально настаивавший на невиновности, под пытками, оговоренный слугами и алхимиками, под научным руководством которых он, поиздержавшийся на королевских войнах, пытался превратить золото в свинец, признался во всем, покаялся в Нантском соборе, но все-равно был отлучен о церкви, задушен гарротой и потом сожжен.

Кстати, одного из алхимиков — Франческо Прелати, осудили лишь на тюремное заключение. Из узилища тот вскоре сбежал и в отсутствии видеокамер и кредиток затерялся на просторах тогдашней Европы.

Каким же образом имя барона де Ре стало нарицательным в сказочно-реальном мире. Когда Перро, кстати по человеческим качествам тип весьма неприятный, даром что сказочник, собирал бретонские легенды, то наткнулся на одну из них. Слушайте.

Проездом, рядом с одним из замков Жиля де Ре оказались граф Одон де Тремиак с супругой Бланш де Лерминьер (и почему у супругов разные фамилии?). Отобедав и собираясь откланяться, граф внезапно оказался заключенным в темницу, а его супруга: испуганная и дрожащая, предстала перед алтарем, где на коленях опальный маршал клялся ей в вечной любви и просил стать женой (при еще живом муже). Та для начала поломалась, но потом с радостью согласилась и в тот же миг превратилась в синего демона, и хохоча произнесла (как сейчас картинка перед глазами):

— Теперь ты в моей власти!

И борода Жиля стала синей.

— Теперь ты не будешь Жилем де Лавалем, тебя будут звать Синяя борода.

Ну в общем как-то так. Кстати, в 1992 году французские историки, желающие реабилитировать имя, как ни крути, национального героя, добились таки нового «посмертного суда» в Сенате Французской республики. Рассмотрев материалы архивов инквизиции, суд маршала полностью оправдал. Что даже где-то немного жалко. Такой сюжет распался.

Ну хватит истории, ужасов и инквизиционных костров.

В это тишайшее, прозрачное, но весьма прохладное утро, заставившее заправить майку в джинсы, чтобы не поддувало, думать об этом не хотелось.

На флагштоках красовался Веселый Роджер, уносящий в совсем другой мир: мир флибустьеров, галеонов, утонувших на дне луидоров и пиастро.

Бискайский залив, имеющий у мореходов дурную репутацию, встретил меня полным отсутствием не только видимой волны, но даже малейшего дуновения. Более того, был отлив, обнаживший берег и выбеленные временем и солнцем створки устриц, путаницу мелкой растительности и другие прочие ракушки.

Вдоль набережной теснились сувенирные лавки, кафе и ресторанчики, уже готовые принять первых 9-ти утрешних посетителей. Из буланжери, где рядом с традиционными багетами соседствовали черные, с примесью водорослей, вылетал запах свежевыпеченного хлеба и, в принципе, не за чем было тащить булки из Нанта.

Но все это перекрывал аромат моря, рыбы, мидий и совершенно явственно ощущался запах странствий. Мне и самой не терпелось идти и идти через пригород Порника Ле Порто в направлении Сен-Мишель Шеф-Шеф по тропе les Fontenis с диковатой красотой, полянами вереска и километрами пляжей с мелким, словно просеянная мука песком, проперченного белым перцем ракушечных створок.

Так можно дойти и до устья Луары, где она вливается в Бискайский залив, которые французы называют Гасконским, а испанцы Кантабрийским морем. Во времена римлян здесь жил народ — васконы. Мы их знаем, как басков, а во Франции называют гасконцы. Вот так, путешествуя, узнаешь национальную принадлежность своего любимого на все времена героя.

В тот день дальняя прогулка не входила в мои планы. Может быть когда-нибудь потом. Да и расписание поездов требует строгих временных рамок.

Никакой программы: прогулка, вкусный обед с видом, обязательная лавка с затаенными мыслями.

Пейзаж состоял из золотых созвучий, образующих симфонию совершенную в каждой детали: особняки той гармоничности дорогих поживших дач, где роскошь соседствует с простотой устройства и манер, диковатостью окружающего участка, в дальнем углу которого, зажав во рту травинку так сладко мечтается в улетающие облака.

«Пишите мне: Mr. Oulianoff, Rue Mou Desir, Villa les Roses. Pornik. France. Я там буду до 23 августа — потом в Копенгагене». Это Ленин Тышке. 1910 год.

«Много купался в море, много гонял на велосипеде — море и морской ветер он очень любил». Это уже Крупская о нем.

Я шла мимо глядящих на океан особняков, муниципальных пляжей, истоптанных чайками

и огромных яхтенных причалов, напоминающих парковки автомашин перед торговыми центрами в вечер пятницы.

И постоянно возвращалась к мысли о том (как будто ни о чем другом и подумать было нечего): как этот, по сути, мелкий мещанин, со всеми атрибутами того племени: картами под оранжевом абажуром, походами за грибами, велосипедными прогулками и любовью к сытому, устроенному быту пришел к мысли, что другим это не нужно?

Время было соразмерно звуку шагов. Дорога, на которой появлялось все больше людей, постоянно, лестницами сбегала к воде, где собак выгуливали женщины, к которым я приближаюсь по возрасту.

И на горизонте, в мареве уже появились те странные будки с деревянным настилом над металлическими сваями, с запертой на замок дверью.

Каждый из них был оборудован четырех-угольной сетью на распорках. Такой, только меньшего размера, мальчишки ловили карасей в зеленых прудах одной из моих исторических родин в тамбовской глубинке.

Не доходя до них, зарезервировала столик в ресторане «Zagaya» на час. До обеда оставалось еще уйма времени, есть захотелось раньше. В этот день как-то было жаль, что одна, что не лежат в рюкзаке пара кусков сыра и упаковка сыровяленой ветчины, багета, того, с водорослями, соленого масла и конечно бутылки Шабли. Весь этот воображаемый пир заменила «эскарго оё ризин».

Под порогом чьей-то двери, в тени выветренных морем и ветром скал… В прочем и она пошла на ура!

Вдруг взглядом наткнулась на талию женщины хорошо за 60, которую можно легко обхватить ладонями не крупных рук. Фигура нимфы, особенный бретонский загар, молодой живот. Я стояла, открыв рот. Девиз: «не ленитесь дамы!»

Рядом с океаном время с одной стороны расширилось, а с другой сморщилось, превратилось во что-то обманчиво мягкое и тягучее, как висящие водорослями стрелки на картинах Дали.

На обратный путь до ресторана заложила 40 минут. Дошла за 15. На перпендикулярной улице пахло разогретой смолой сосен и сеном. Предобеденное солнце натыкалось на стены шато, каждое из которых имело имя собственное. Ласковые лучи просвечивали лепестки цветов и все тонуло в невесомой позолоте пыльцы.

Вокруг, словно «Танец» Матисса, кружила аура любви, а я зарисовывала ее в своей памяти.

Тут, где не юные дамы похожи на нимф, загар отливает золотом и belle vie разлито над подковой залива, я поняла, что хочу здесь пожить подольше.

В Порник даже гольфовые поля есть. Не любой городок в пару десятков тысяч жителей может себе это позволить.

Обед с божественным шампанским, во вкусе которого ни намека на дрожжи. Любимое бурато (или все же надо было взять рулеты с крабами?). Морские гребешки, где гарниром были разноцветные цветные капустки, 1 морковка и 2 стручка гороха.

Но главное атмосфера абсолютного релакса. Это самое красивое место обеда за всю мою жизнь.

Дорога обратно.

До поезда 2 часа, а еще нужно дойти до противоположного берега бухты. Там расположен центр телассотерапии, на коей специализируется регион.

Отель «Alliance Pornic Resort Hotel & Thalasso» предлагал номера за 250 евро ночь, но с видом в сад. А хотелось на океан, но по 600. Перебор.

Порник со своими прописными истинами окончательно убедил меня в мысли, что мир устроен гораздо проще и понятнее, и то что нас хотят убедить в обратном — это все от лукавого. И пусть эта истина банальная, но окружающее не станет от этого менее прекрасным.

Путешествия все меньше становятся покорением новых территорий, они превращаются в постепенное движение чувств. Каждая вариация обогощает другие, каждый новый отрывок хранит в себе усталость предыдущего фрагмента и обещание следующего. И как ни странно поездки становятся все более спонтанными.

Обратная дорога превратилась в камеру обскура. Кривой край леса бежал вдоль состава. Проход был так узок, что вездесущая ежевика царапала бока вагонов. Возникала иллюзия вогнутости пространства, временной воронки, из которой поезд стремился вырваться.

В Нант приехала рано, в 5 вечера. Было стыдно не уделить главному городу региона Земли Луары, хотя бы несколько часов.

Бледный, цвета слоновой кости город. Представить его разноцветным, кажется абсурдом, как смешать воду и масло. Несовместимость молекул.

Но персиковый закат придал ему тот нежный оттенок, которым золотятся щеки, после проведенного на пляже дня. Мимо замка герцогов Бретонских я ходила каждый день по 2 раза, до железнодорожного вокзала и обратно до аппартаментов и в этот день решила в него зайти, тем более, что прогуляться во внутреннем дворе и даже подняться на крепостные стены можно совершенно бесплатно.

С внутренним двором не очень повезло. Хотелось почувствовать его космос, заключенный в периметр аллебастрово белых стен. Но внутри сооружали что-то из фанеры и пластика для передстоящего концерта и удивительно мне это, что другого места не нашлось? Тем более что резонанс от усилителей вряд ли полезен старым стенам.

Замок начал строить в самом начале XIII века герцор Ги де Туаре, желая получить надежное убежище от постоянно нападавших на Бретань норманнов. Выбирая место для постройки, он остановился почему-то не на своих землях, а совершир рейдерский захват принадлежащих местному эпископу Жоффруа. Святые отцы сопротивлялись, но в противостоянии победила власть светская.

Быстренько вырыли ров и как только первое жилое помещение было возведено, герцог со всем семейством перебрался в Нант из замка Боффей.

Естественно, замок претерпел массу реконструкций, но то что мы видим сейчас было построено при Франциске II Бретонском, папе нашей дважды французской королевы Анны, которая также много сделала для родового гнезда, часто сюда наезжала, жилые помещения при ней приобрели более изысканный вид в стиле Ренессанс.

В часовне замка она венчалась со своим вторым мужем Людовиком XII. Одета она была в белое платье, и это был первый такой случай (ранее белые одежды являлись для королев траурными), от которого пошла экипировка невест на последующие века.

Анна, выходившая за муж за француза (первым ее мужем был французский король Карл VIII) первый раз по принуждению, а второй по салическому закону, оказалась в обоих браках счастлива. А второй муж ее просто обожал и позволял многое и в политической сфере тоже. Разврат, царивший при французском дворе, уступил свои позиции, т. к. в королевской спальне воцарила моногамия.

Любая постройка, особенно такая громоздкая, требует больших вложений и в какой-то момент власти это становится не по силам, или не по карману, или требования к комфорту возрастают. Функционально помещения не соответствуют заявленным удобствам, да и жить там уже некому. Но самыми разрушительными как всегда становятся периоды религиозных распрей и революционных потрясений.

Именно времена прОклятой Великой Французской революции стали самыми разрушительным для этого замка в частности и для всей Франции вообще. Присвоив из соображений равенства и братства этот символ королевской власти, революционеры, помимо наживы от разграбления интерьеров решили набить карманы продав замок городу за пол-миллиона ливров. Мэрия денег таких собрать не смогла и строение стали использовать как: тюрьму для монахов, роялистов и прочих дворян, казарму и арсенал.

Нахождение последнего в Испанской башне замка превратилось в катастрофу. В 1800 году там взорвалось 3 тонны пороха, при этом пострадали не только замковые постройки, но и близлежащий Кафедральный собор св. Петра и Павла, куда я направилась после пробега по замковым стенам.

В анфас Нантский Кафедрал очень схож с Нотр Дам де Пари и судьба у него не менее драматичная, если не более. Она напоминает дурную мыльную оперу, типа «Санта-Барбары», не имеющую ни конца, ни края. И вроде вот уже все должно закончиться хорошо, но новый поворот событий вводит кривую истории в очередной коллапс.

Уже в новейшую историю, во времена ВМВ в 1944 году, когда Нант был сильно разрушен бомбардировками союзников, собору опять досталось по самое не могу. Поэтому внутри уже мало осталось от той главной реконструкции, которую затеяли в честь ознаменования окончания Столетней войны два Жана: герцог Жан V и епископ Жан де Малеструа.

Я в собор шла по одной причине: хотела увидеть надгробие родителей нашей Анны: Франциска II и его второй жены — Маргариты де Фуа. Стоит заметить, что там не только останки четы, но и первой жены Франциска — Маргариты Бретонской. До 1727 год там же, в золотом саркофаге хранилось и сердце самой Анны по её завещанию. Но вскрытый в этот год ковчег оказался пустым, да и сам он, выполненный из золота в 1793 г. пламенные революционные борцы чуть не отправили на переплавку. К счастью этого не произошло и сейчас ковчег-сердце без сердца находится в музее Нанта.

Во время революции надгробие и останки, которые ранее находилось в капелле монастыря Кармелиток прятали, тайно разобрав и зарыв в монастыре Урсулинок (там сейчас Ботанический сад Нанта). Потом, когда отрыли, фигуры хотели использовать для украшения цоколя памятника Наполеону. Но сложилось, к счастью, все так, что мы сейчас можем видеть это чудо полностью сохранным.

Надгробие совершенно волшебное. Редких пропорций и холодной мраморной красоты.

Помимо великолепных фигур Франциска и Маргариты, льва в натуральную величину и грейхаунда, приковывают к себя внимание 4 женские фигуры по углам. Это Справедливость, Храбрость, Умеренность и двуликое Благоразумие.

Крутилась я там долго, но усталость взяла свое и я поплелась во-свояси.

Да, в соборе хранится гвоздь из распятия Христа. Не поленилась полазить-посмотреть, сколько их по миру. Оказалось в западной Европе 14 и один в России, в соборе Христа Спасителя. А может еще где и неучтенные болтаются.

Для удобства туристов в Нанте на асфальте и брусчатке нарисована зеленая линия, прогуливаясь по которой вы можете обойти все его достопримечательности. У меня со «всеми» не сложилось, но это лишь от того, что были другие приорететы.

Ну, вот тут мы и остановимся. Нант большой, оживленный и молодой. Когда в городе есть университет, это говорит о многом. Подъезжая в день прилета к своей гостинице в 12 ночи, я увидела толпы юношества у дверей в питейные заведения. В остальные дни картина эта повторилась.

Вообще Бретань запомнилась многолюдством. Возможно повлияли выходные, а может это действительное положение дел в этом французском регионе. Вот куда точно еще раз наведаюсь. Будете смеяться, но я даже открытки там купила, чтобы на них медитировать. Ранее таких «подвигов» за мной не водилось.

Теги: Самостоятельные путешествия