Алтай – Золотые Горы. Часть 7. Лунные похождения на Земле, жизнь теленгитов и карликовые березки в сумерках

Курганы и керексуры:

Мы въехали в долину реки Чаган-Узун в очень интересном месте — ее высокие берега сложены из белой глины. Это донные отложения находящегося здесь когда-то древнего моря, того самого, в результате прорыва природной дамбы которого сформировались катунские террасы.

Местами на склонах отчетливо видны горизонтальные слои, а кое-где потоки талой и дождевой воды сгладили эту рельефность и придали поверхности рисунок «застывшей» морской ряби. Но даже здесь, в этой глуши, сапиенсы умудрились оставить воспоминания о своем пребывании. Уверена, что это делали отнюдь не homo. Очень хочется надеяться, что со временем дождь смоет их следы.

Сейчас сухо, под ногами глинистая корка крошится в пудру и, словно школьный мелок, набивается во все складки и щели обуви и одежды. Я стараюсь повыше поднимать ноги, чтобы поменьше пыли собрать на кроссовки и брюки — все ведь в машину принесу с собой. Но вот интересно, когда здесь мокро… Мне кажется, что поверхность становится скользкой как мыло в бане. Наверное, можно кататься на попе на «ледянках»!

Но нам надо двигаться дальше. Саша встал на «дорогу», где отчетливо были видны следы протектора недавно прошедшей машины и, скорее всего, не одной. Но, вероятно, какие-то чудаки просто дурачились, катаясь по белым глинистым холмам. Двигаясь по их следам, мы несколько раз взлетали на очередной холм и спускались по его противоположному склону. Эта «дорога» приключений закончилась ничем, ее продолжения не было — на вершине очередного холма видны круговые следы: машины развернулись и поехали обратно. Что ж, пришлось и нам повторить этот путь «по долинам и по взгорьям», пока не нашлась истинная дорога, которая привела нас на высокий берег Чаган-Узуна.

…

Излучина реки Чаган-Узун

— У тебя какой угол? — спрашивает по дороге Саша.

-17 мм, но есть и фишай.

— Пойдет,- удовлетворенно кивает Саша и высаживает меня из машины.

Я стою на высоком берегу реки Чаган-Узун. Отсюда открываются ошеломляющие виды на просторы: в излучине голубеет река, выше меня — только синее небо без единого изъяна. Легкий ветер ласкает лицо, перебирает встрепанные волосы на моей голове. Я почти ощущаю, как постепенно освобождаюсь от бесконечных переживаний, беспокойств и суеты. Их то ли выдул ветер, то ли оттянули на себя необъятные просторы. Я чувствую, как все, что внизу казалось важным и необходимым, вытеснено из моего сознания.

Думаю, что подобное состояние испытывал и Саша. Он вышел из машины и удобно примостился на огромном валуне.

Я бы тоже с удовольствием развалилась где-нибудь на камушке, нагретом жарким солнцем, и распалась на атомы и молекулы. Но в чувство меня в очередной раз привела «жаба» — она не давала покоя и гнала, и гнала вперед. Понукаемая ее немыми взываниями, взваливаю на плечи свой фоторюкзачок и оправляюсь на прогулку.

Далеко внизу я вижу пасущихся на берегу реки яков (скорее всего, это именно полудикие алтайские яки — сарлыки), еще дальше — небольшой дом, стоянка. Вот бы заглянуть туда, узнать, как живут алтайцы!

Мои мысли материализовались довольно быстро — буквально через несколько минут я встретила женщину, ведущую за руку малыша чет четырех-пяти. Они шли оттуда, снизу, именно от этого дома и направлялись к своим баранам, которые паслись где-то неподалеку. Саша быстренько собрался: поход к баранам отменился, и вскоре все вместе мы уже ехали в гости на эту стоянку.

Сначала я подумала, что дом — летняя резиденция, и что на зиму семья перебирается куда-нибудь в ближайшее село. Но я ошиблась — семья живет здесь круглогодично.

В доме две комнаты. В первой находятся обеденный стол, шкаф-буфет с кухонной утварью, газовая плита, в углу — стоящие друг на друге два деревянных сундука. Татьяна — хозяйка дома, рассказывает, что сундуки — ее приданое. Вторая комната — спальня, с шерстяными коврами на стенах. Между комнатами нет сплошной стены и дверей, а расположена большая печь, обогревающая сразу оба помещения, поэтому в них одинаковая температура. Печь топят, в основном, кизяками — высушенным овечьим и ячьим навозом, его складируют аккуратными стопками на дворе. Тепло в доме удается сохранять благодаря низким потолкам. Мне моего роста хватило, чтобы ходить и не пригибаться, а вот Саша своей головой периодически прикладывался к потолку. Электричество — от солнечных батарей на внешней стене дома.

Татьяна все время что-то рассказывала. Но как я ни прислушивалась — так и не смогла понять, о чем она говорит. Вроде бы и на русском языке говорила, но я улавливала только отдельные слова. Саша же, как мне казалось, общался с ней полноценно.

— Как тебе удалось разговаривать с Татьяной? Она говорит очень тихо и быстро, до меня долетали только отдельные звуки и слова. Я ничего не понимала, — сказала я Саше позже.

— Не переживай, я тоже ничего не понял, — отвечает он. — А говорили мы каждый о своем.

Жители таких отдаленных и изолированных стоянок рады любым гостям, никогда не отпустят их без угощенья. Как бы мне ни было трудно улавливать смысл сказанного Татьяной, но вот про чай и ячье молоко я все поняла с полуслова, и мы с Сашей с удовольствием угостились!

А нам предстоит дорога дальше — из долины реки Чаган-Узун надо подняться в горы, чтобы на одной из вершин встретить закат.

…

Короду — Черная гора

— Саша, где же дорога? Я ее не вижу! На стоянке ведь сказали, что здесь есть дорога!

А Саша мне в ответ:

— Я научился не только разговаривать с алтайцами, но и понимать их. «Есть дорога» означает «можно проехать».

Но разве тут можно проехать? В лучшем случае дорога напоминала тропу, петляющую среди огромных камней. Часто это и была тропа, только конная. Но, в основном, мы ехали напрямки — по буеракам, по камням, кочкам и ямам от многочисленных нор сурков или сусликов. Может, кто и покрупнее нарыл здесь ямы и овраги.

Рыже-ржавое — это заросли карликовой березки. И мы ехали по ним напрямки!

Мы стремились забраться на вершину, с которой надеялись увидеть залитую заходящим солнцем долину реки Чаган-Узун. Конечно, мы забрались на эту вершину и, конечно, на машине, но лично я бы предпочла зайти на нее ногами, чтобы не трястись от страха сверзнуться с какой-нибудь крутизны. Но, к сожалению, эта гора не обрывалась вниз, как мы рассчитывали, а ярусами постепенно спускалась в долину. И эти ярусы перекрыли нам весь вид на нее.

Саша говорит: «Вот так маршруты и складываются. Теперь я знаю, что на закат сюда ехать не надо. Вот соседняя вершина, скорее всего, подойдет. Со следующим туристом ее и проверю».

А нам ничего не оставалось делать, как возвращаться назад, в кэмпинг в Тыдтуярыке.

День клонился к завершению. Но всем известно, что Саша не ищет легких путей и проторенных дорог. Раз ему сказали: «есть дорога», значит, можно проехать туда, куда он наметил. А поскольку возвращаться он наметил иным путем, а не тем, которым приехал сюда, то теперь мотаемся по склонам в поисках той самой «дороги», по которой «можно проехать». А солнце вот-вот скроется за вершиной хребта.

Мы стоим в зарослях карликовой березки и внимательно вглядываемся вдаль, а Саша рассуждает, разговаривая вслух сам с собой.

— Так, здесь мы проедем, напрямки конечно (прим. ГГ — через россыпь разнокалиберных камней, торчащие скалы, ямы и ухабы, кажется, и болотца мне там мерещились!). Дальше мы должны проехать, я так думаю. А вооон там видишь юрту? Туда нам как раз и надо. Вот только есть ли там к этой юрте съезд со склона? Я не уверен…

Парнишка мотался по горам на своей лошади в поисках другой своей пропавшей лошади. Не помогли ему — не видели его лошадку:

— Поедем назад, поедем назад, поедем назад, — бубню я про себя, — к той стоянке, где нам сказали, что есть «дорога». Ведь если мы сюда по ней доехали, значит, и обратно сможем. Но я не поддаюсь своей внутренней панике и спокойно говорю:

— Саша, нам бы на дорогу какую-никакую встать, солнце вот-вот сядет, а в потемках трудно будет ориентироваться.

Слава Богу! Он оказался с царем в голове!

— А давай не будем рисковать и вернемся прежним путем. Теперь эта «дорога» покажется тебе автобаном. Скоро стемнеет, а в темноте все равно мало, что увидим.

Боже мой, если бы только Саша представлял, каким бальзамом пролились в мои уши эти слова! И мы стали на проторенную нами же пару часами раньше дорогу. И теперь она мне не показалась такой уж ужасной. Не автобан, конечно, но проехать можно!

В уже сгустившихся сумерках, когда еще хоть что-то было видно, я все же упросила Сашу тормознуть, чтобы хоть немного поваляться в зарослях карликовой березки.

Черной ночью возвращались мы в кэмпинг. Так же, как и вчера, полностью доверившись Саше, в кромешной темноте находившему дорогу домой, я уже не силилась понять, где именно мы едем, не контролировала путь, а закрыла глаза и провалилась в воспоминания событий и переживания сегодняшнего дня. И лишь когда почувствовала, что машина едет по ровному — по Чуйскому тракту — вернулась в реальность…

Другие мои рассказы про путешествия по Алтаю:

АЛТАЙ — Золотые Горы. Часть 1. Новые приключения Г. и К°

АЛТАЙ — Золотые Горы. Часть 2. По Чуйскому тракту. Китайская грамота и пирожки с хреновиной

АЛТАЙ — Золотые Горы. Часть 3. По Чуйскому тракту. Вдоль Катуни и Чуи

АЛТАЙ — Золотые Горы. Часть 4. По Чуйскому тракту. Про гейзеровое озеро и искушение повернуть «налево»

АЛТАЙ — Золотые Горы. Часть 5. Клям, марсианские пейзажи и мясо на камне

АЛТАЙ — Золотые Горы. Часть 6. Про памятник в степи, озеро с пупком и долину 100 лиственниц с единственным деревом

Теги: Культурно-познавательный туризм