Когда я открыла папку с фотографиями того майского дня, что провела в Брюгге и Дамме, на меня вылился совершенно неистовый, беспощадный в свой яркости сине-зеленый свет.
Когда я открыла папку с фотографиями того майского дня, что провела в Брюгге и Дамме, на меня вылился совершенно неистовый, беспощадный в свой яркости сине-зеленый свет.
Почти непрозрачное, кисельной густоты кобальтовое небо и нефритовый изумруд травы и листьев создавали полное ощущение нереальности, неестественности и зафотошопленности до умопомрачения. И нечастый в моей практике случай, когда цвет скоренько пришлось делать приглушеннее и спокойнее по колеру для пущей естественности и натуральности.
Расстались мы с вами прошлый раз в Дамме, недалеко от церкви Богоматери — Онзе-Лиеве-Врувекёрк (кто ж такое название-то придумал?).
Церковь не кажется доминантой и с площади перед ратушей её не видно. Я вроде и читала про Дамме, но то, что там можно обнаружить такое огромное сооружение, а по сравнению с самим городком так вообще циклопическое, не предполагала.
Понять почему и зачем в поселении на 500 человеческих душ такая гигантская церковь помогает сама история Дамме. Когда в XII веке каналы Брюгге обмелели и в них не смогли заходить крупнотоннажные корабли, прорыли канал Брюгге-Дамме, где товары перегружались на посудины с более мелкой посадкой и вот на этом-то «посредничестве» Дамме богател и расцветал в противоположность своему ближайшему соседу.
Но все течет и изменяется, и уже Дамме, как порт, не актуален и ходит по его каналу, судя по всему, лишь тот пароходик «Ламме Гудзак», на котором я приплыла. И содержание такой великанской церкви уже к XVIII веку местные сочли не рентабельным, а может отношения с Богом стали менее напряженными, но как бы то ни было, а выгода взяла верх и помещение между непосредственно церковью и башней было разрушено. Оставлены лишь несущие стены с просветами неба меж ними.
Если поразмыслить, возздев в небосвод очи, над странными позывами человеческих поступков, то в голову придет масса аналогий и сопоставлений, приводящих к неожиданным сочленениям и связям, что происходят в жизни места ли, человеческой особи ли… Но…
День был такой яркий. Зелень была молодая, задорная, чистая и немного липкая, как неприсыпанные тальком складочки на младенческих ножках-ручках, что думать о судьбах человечества и даже своей, собственной, гораздо более родной и дорогой судьбе было совершенно не охота. В церковном дворике гуляло несколько семей, радующихся тому же чему и я в это послеполуденное время.
Солнце ощутимо припекало и я нырнула в прохладные церковные сенцы. Церковь скромная, но априори, из-за своего почтенного возраста, ценная-драгоценная, уже просто своими стенами. Но там есть еще и сокровища: статуи апостолов XIII века и крест, найденный местным рыбаком на дне канала, который выносят раз в год во время той самой процессии явления народу реликвария с Кровью Христовой, на которую я так неожиданно для самой себя попала в Брюгге.
Но меня заинтересовали фигуры перед входам в исповедальню.
Почему вот всегда, если женщина, то какая-то, прости Господи, прости-господи. И лиф-то у неё отсутствует, и руки она не заламывает лишь потому, чтобы не обнажить то, что уже обнажено (а одежку натянуть не пробовала, так и молиться сподручнее). Тогда как мужичок, рядом стоящий, и благообразен, и от девы в расхристанных одежках отворачивается, хотя вполне вероятно, что пришли они один и тот же грех замаливать. В общем, я как всегда в таких случаях в недоумении, с другой стороны прагматизм там, где правят художественный замысел и вымысел, вещь, прямо скажем, не нужная, однако то что не полезная — еще не факт.
Остыла я среди массивных стен, вышла в предбанник без крыши и вижу, стоит там мужчинка и вопросительно на меня смотрит, но молчит. Ну думаю, может кто из посетителей и пошла на выход, не заострив на этом факте внимания. А зря!
Да, при церкви кладбище есть. Но оно такое было… ну в общем никакое. Без тайны и загадки. Прямолинейное, аккуратненькое, ясное, что даже я, не смотря на маниакальную привязанность к подобным местам не задержалась там больше, чем на пару минут.
Потом я пообщалась в даммскими петухами и пошла дальше по дороге, заприметив чуть в далеке горбатый мостик.
А раз есть мостик, то и вода должна быть поблизости, что в этот знойный день было весьма кстати. Я даже не предполагала, что меня ждет рядом с этой протокой, по которой, как наверное, когда-то челноками сновали барки, а сейчас по грунтовой, хорошо укатанной дороге, туда-сюда носятся на гораздо большей, чем у лодок скоростью, разновозрастные велосипедисты и велосипедистки.
То что касается случившейся неожиданности. Нет, на меня никто не напал: ни бандит с ножом, ни страшный зверь с острым зубом. Чуть в отдалении паслись коровы. Из звуков до сознания доносилось только шебуршание листвы и прибереговой бурной растительности. И даже велосипедисты куда-то подевались.
Через протоку разлегся досчатый мостик. Я на него поднялась и… нет не упала в воду. Я провалилась куда-то, совершенно не могу понять куда, но то что из текущего вокруг меня времени я выпала — это совершенно точно. Нет, мне не чудились ни древние цивилизации, ни прошлое места, где я сейчас стояла, ни даже собственная жизнь, что обязана была пронестись перед глазами. Я плыла с этой чешуйчатой от солнечных бликов болотной змеей времени и… обнаружила, что у меня лишь одна фотография этого места.
Это для меня самой, да думаю и для большинства здесь собравшихся — самый весомый аргумент того временного коллапса, что у меня случился. Но при всем при этом я все отчетливо-приотчетливо помню. Ощущения свои помню.
Не забудем такой маленький момент, что приплыла я в Дамме в половине третьего, а обратный, причем последний на сегодня пароходик предполагался в 17–00. И если на него не успеть, то обратно в Брюгге или пешком, или на такси, которых в окрестностях не наблюдались. Так что вот вам расписание, чтобы и у вас все было под рукой.
А меня из моего плавного течения выудило мычание. Смачное и густое, как самые жирнопроцентные сливки — коровье мычание. Покрутив головой и наверное именно тогда сделав ту фотографию, которая единственная, я пошла смотреть на источник звука и увидела их.
Вот фотографий коров у меня гораздо больше. Боже жь мой! Что это были за коровы. Это были готовые стейки, выпуклые, пухлые и лишь обтянутые лоснящейся шкурой и смотрящей влажными, длиннерисничными глазами (определенно я скоро стану вегетарианкой). Стейки посмотрели на меня чуть встревоженно и не уловив угрозы, занялись привычным жвачным делом.
А по другую сторону от стейков гулял шашлычок в мягкой шерстяной шкурке. Очень мне хотелось эту шкурку помять, потискать и пожамкать. Но ловить её было уже некогда и я отправилась на выход из этого временного портала, полного совершенно новых, а может хорошо забытых старых, но определенно очень свежих впечатлений.
И тут, когда в просвете между гигантскими деревьями, сплошняком увитыми зеленющим плющем,
я увидала ту церковь Богоматери с не для русского языка названием, то поняла какую ошибку совершила. Там по периметру её башни гуляли крошечные человеческие фигурки.
Так вот чего дожидался тот дяденька в предбаннике у входа в церковь. Он ждал меня. Он думал, что я захочу залезть на башню и поэтому так вопрошающе на меня смотрел! А я… Блин, вот дура-то! А какие виды меня оттуда ожидали. Но было уже поздно и лезть, и смотреть, и восторгаться.
Оставив за спиной игрушечную реальность Дамме
и имея какой-никакой запас времени, т. к. пароходик еще не показался, я решила перейти мост и дойти до мельницы, что так приветливо помахивала красными, на просвет стрекозиными крыльями.
В палисадниках, на кряжистых черешнях уже вызревали ягоды, пройдя стадию молочной спелости. Эх, еще бы неделю такой погоды и можно было бы вороватым движением стащить пару ягод. Но пока еще рано. Зато боковым зрение была увидена открытая дверь под мельницей, а значит можно зайти.
В мельнице сидел молчаливый детина лет 45 и по статям, и цветам очень подходящий на роль пушкинского Балды. Пока лазала я, а за моим заразительно-дурным примером еще пары две китайских туристов, он молчал, лишь поводя изредка взглядом. Видимо опасаясь, что мы потырим какие-нибудь исторические шестеренки.
В мельнице было интересно. Вот вроде и смотреть нечего, а все равно, какой-то дух занятный, такой игривый полтергейст там витает. И виды через её открытые проемы были симпатичные, о чем говорит опять же лишь одна кривая фотография. Определенно, какие-то временные сдвиги в этом Дамме присутствуют.
Но вот уже шумит, хлопая лопастями водяного колеса задорный «Ламме». Мне пора.
Отплывая, увидела человека, он удил рыбу. Просто стоял в проеме между камышами и смотрел на поплавок удочки, топорщящийся среди плоских кувшиночных листьев.
Ни стульчика, ни какой иной оснастки. Казалось он вышел из соседнего дома, где уже подготовил сковороду для жарки. Сейчас за пару минут выловит рыбешку, почистит и на огонь. Мысль о том, как живется в таких реалиях, опять промелькнула в голове и уплыла.
На обратном пути я уже не металась между бортиками парохода, не выходила на корму. День скатывался к вечеру. Жара пошла на убыль и было приятно-приятно и лишь шлёп-шлёп-шлёп, постукивало водяное колесо. Да дума, какой дорогой вернуться к центру Брюгге, время от времени тревожила гладь мозга.
Конечно, хотелось пройтись тем путем, что я шла к порту в Дамме, тем более, что кроме чудесного парка, там стояли 4 роскошные мельницы, но все ж — таки в одной мельнице я уже побывала и появилось желание просто побольше увидеть в Брюгге, причем желательно там, где туристического люда не набито как в последней лодке для терпящих кораблекрушение
И я взяла не левее, а правее, прошла мимо этого странного здания, у которого фасад как-то очень сюрриалистично свернут на бок, что сейчас я уже и не могу представить, как же это выглядит на самом деле в утилитарном плане.
И знаете, мне повезло. Я почти не встретила туристов.
Лишь опереточные экипажи да редкие велосипедисты, шурша обрезиненными колесами, разъезжались по своим делам.
Безлюдие. Только мини-взрывы удивления от цифр на фасадах: 1458-й, 1532-й. Эта незыблимость и непотопляемость старой Европы. Её дома, мосты, каналы, церкви. Такая добротная, немного флегматичная основательность.
И тут я поняла, что Брюгге очень не маленький город. Вот туда, за мост, направо я даже не пошла из-за нехватки времени. И знаете, я в Брюгге заблуждалась. Не в плане мыслей, а в самом прямом. Не могла найти правильной дороги. Вот стою, знаю где стою, а куда идти, без малейшего понятия. Все ж таки, прогулка на кораблике в Брюгге жизненно необходима в самом начале дня. Будешь помимо просто приятности водной прогулки, по-крайней мере знать, куда потом идти.
И уже где-то я подгребаю к центру. И опять это мое извечное желание жить рядом с водой. Но вот жить в такой непосредственной близости — это как?
Почему-то мне хотелось увидеть парк княгини Астрид, расположенный практически в самом центре. Я люблю парки. Но, наверное, в Брюгге, особенно если вы ограничены во времени одними сутками, искать его в хитросплетении переулков, смысла не имеет. Парк-как-парк. Деревья высокие.
Церковь в уголке. По виду новодел. Не старше сотни лет.
Фонтан, беседка. Все как везде. Ничего особенного. Только сумасшедший ходил по парковым дорожкам то бурча, то по петушиному что-то выкрикивая.
Вот лопухи бельгийские меня в восторг привели. Сорт что-ли какой особый. Прям зонты. И дом рядом с парком очень занятный. Он мне почему-то напомнил не город, не страну, а Ост-Индскую компанию. Такой фьюжен приятный глазу, особенно на контрасте с близстоящими домами.
Было смутное, но явное в осознании его невыполнимости желание остаться с Брюггге наедине.
Но куда там. Тех кто приехал с утра, сменили те кто приехал после обеда, да еще и решил остаться на ужин.
И не смотря на то, что народ все же, в основном, толпился на пятачке рядом с башней Белфорт, площадями Бург и Маркт, но и в подворотнях неожиданно скапливалось опреденное количество человеков. Как, к примеру, во дворе музея Грюнинга, возле этого горбатого мостика имени св. Бонифация, выглядящего старым-престарым, а на самом деле ему всего-то чуть больше ста лет. Но народу на нем из-за его фотогеничности столько, что пришлось его нещадно обрезать.
А это там же — вид от моста (чтобы не искать в случае если туда попадете).
А еще там рядом площать с 4-мя Всадниками Апокалипсиса. Знаковое для Брюгге место. И всадники очень харизматичные.
Кружила я тут, кружила и потеряла свитер. Как бы и ладно. Не велика потеря. Но свитер этот был — верный товарищ. Я и купила-то его в Бергамо и где он только со мной не побывал. И поди ж ты, отвязался от сумки и пропал. Не поленилась, сделала еще круг от того места, где помню, он был. Не нашла. Как думаете — это примета какая-то?
А время на излете.
Вообще в этой скульптуре странная для Брюгге тематика. Что-то в этой повозке есть от Одессы, рассказов Бабеля или от Шагаловского полета. Не бельгийская таратайка. А тени все глубже. А солнце к закату.
У Бегинхофа, в пруду с берегами, усеянными их перьями, как снегом, укладываются спать лебеди.
И последняя повозка уплывает по знойному миражу, который явственно виден у поверхности дороги после жаркого дня.
Еще пол-часа не можешь оттащить себя от озера Минневатер, на дне которого, по преданию, похоронил свою возлюбленную Минну, её избранник.
Хотела уехать последним поездом, но вспомнила, что в моей гостинице в Генте меня предупредили, что если я собираюсь вернуть после 11 вечера, то ключ надо взять с собой. Я не взяла. Надо было приехать раньше.
Брюгге я не досмотрела. Хочется еще зайти и в Госпиталь св. Иоанна с музеем Мемлинга.
Зайти в музей Грюнинга. Залезть на Белфорт. Увидеть Бург и Маркт без трибун посередине и сидя там в кафе, выпить наконец-то без спешки бельгийского пива. Зайти в церкви св. Сальвадора, Иерусалимскую да много еще куда. Да и просто побродить после заката, когда уйдет последний поезд и Брюгге наконец-то затихнет. Успокоится.
Теперь последний абзац. Брюгге многие не то чтобы ругают, а как-то считают слишком туристическим. Якобы все на потребу. Без затей, как недорогой, пестрый сувенир. Вот право не знаю. Мне так не показалось. Да, глупо не пользоваться спросом. Глупо не зарабатывать на этом. Но брюжцы делают это красиво. Изысканно, я бы даже сказала. В запруженном толпами городе чисто, опрятно и предусмотрительно. И еще там чертовски красиво.