Всё-таки, почему-то хочется начать словами старой песни: «И пусть вдали от вьюг покоем дышит юг, а мне балтийский ветер — лучший друг».
Всё-таки, почему-то хочется начать словами старой песни: «И пусть вдали от вьюг покоем дышит юг, а мне балтийский ветер — лучший друг».
Наверно, потому что в порывах этого ветра слышится что-то своё, родное, даже если от этого нет желания раскрыться миру, а, напротив, хочется съёжиться, сберегая своё тепло.
Даже если от того, что предстает сейчас перед твоими глазами делается горько.
В то же время в душе рождается не только чувство грусти: глупость и вандализм живучи, но не непотопляемы, — много важнее, что есть возможность прикоснуться к своей истории, к подлинности, которую не заменить привлекательными финтифлюшками.
Да, и красота у нас, не ярко выпершая на жирной почве, а своя, специфическая, «замороженная».
Но, положа руку на сердце, рассуждать об этом хорошо в тепле, удобно устроившись в кресле перед монитором, еще лучше — со стаканчиком глинтвейна после прогулки. А на деле, когда ударили январские морозы, выбираться на Финский залив не было никакого желания, напротив, подобная идея казалась, мягко говоря, безумной. Однако, причины, заставшие принять участие в этом сомнительном мероприятии перевесили мелкие погодные мелочи, о двух из которых стоит сказать.
Неизгладимый след, оставленный посещением Кронштадта этой весной. Город настолько «лёг на душу», что я тогда не уставала задавать себе вопрос: «А что раньше-то не добраться было?», (расстояние — всего 30 км от Петропавловской крепости). И, конечно, как любимое дитя, в этот раз хотелось представить его лично.
Еще одна причина, сходная с предыдущей, связана уже и с историей Петербурга и с моей любовью к системному подходу: что, где, почему? Отсюда уверенность, что без моих комментариев близкие мне люди не смогут правильно взглянуть на то, что видят. Точнее, пока их глаза широко открыты, есть возможность влить им в уши и об истории этих мест тоже. В прогулках по городу сделать это трудно — «за деревьями леса не видно», разве только забравшись на колоннаду Исаакиевского собора, можно лицезреть окружающую местность, где нет резкого контраста между сушей и синеющим вдали мутным морем, а потому легко мысленно представить, что было в далёкие — предалёкие времена. А сейчас как раз к этому (по случаю зимы — белому) морю и отправимся.
На дне Литоринового моря
В интернете гуляют шутки, как определить «коренного петербуржца», среди качеств которого должно быть знание того, что такое «ротонда» и «поребрик», а также если, почуяв запах огурцов, спрашивает «а что, уже корюшка пошла?». Среди прочих утверждений есть следующее: «Вы коренной петербуржец, если при влажности под 90 процентов все прочие хватаются за сердце, а ты расправляешь жабры». В каждой шутке есть доля шутки, поскольку не только Санкт-Петербург молодой, по историческим меркам, город, но и вся местность, где он расположен, не что иное, как относительно недавно появившаяся суша. «Суша как будто только выглянула на свет божий из пучины морской и не вполне еще успела обсохнуть». По сути, город вырос в низине, на дне древнего моря, очертания берегов которого еще можно «прочитать»: с юга — Пулковская возвышенность, с севера — Парголовская. Считается, что если мысленно провести линию с этих высот и наполнить то, что под ней водой, то весь город будет затоплен вместе со своими колокольнями и шпилями. На мой взгляд, о возвышенности в Парголово легче судить по карте, а вот с Пулковских высот город как на ладони. (Хорошо оценить это можно по дороге на Пушкин — Павловск, остановившись где-нибудь в Шушарах. Однако мою молодёжь царские резиденции не интересовали).
Если заглянуть в историю поглубже, то когда-то на месте будущего города лежал ледник. Полагают, что толщина ледяного покрова здесь превышала километр. Но около 12 тысяч лет назад, ледник отступил, оставив после себя не только ледниковое озеро, но и морену из крупных валунов, гальки, песка и глины. Путешествие по следам ледника, будь то Карельский перешеек или Финляндия — отдельная неисчерпаемая тема (к примеру, о «чайниках» Финляндии я уже писала).
Время шло, геологические процессы тоже шли своим чередом, менялись очертания Балтийского моря, случалось даже нашему кусочку Атлантики превращаться в изолированное озеро — Анцилово, восточный берег которого проходил в районе острова Котлин. Всем известный сейчас Кронштадт находится на этом острове, и именно туда мы направлялись. (Я бы не стала утверждать, что берег был там, более того есть факты, что он был восточнее).
Всё это было очень давно, хотя уже на памяти человеческой, чему есть доказательства в виде различных предметов, которые находят, изучают, хранят, делают научные заключения.
В 1913 г. недалеко от Антреа финский крестьянин под слоем торфа обнаружил древнюю рыболовную сеть, оказавшейся древнейшей сетью в мире. Её возраст поначалу определили около 9300 лет. Более поздние исследования радиоуглеродным методом показали, что поплавки из коры значительно старше: 8400–8100 лет до нашей эры. «Сеть из Антреа» хранится сейчас в национальном музее в Хельсинки. Сеть изготовлена из ивовой коры, 30 метров в длину и 1,5 метра в высоту, размер ячеек 6 см. Сеть утонула в бывшем 10 тыс. лет назад Анциловом озере и утянула с собой на глубину 10 метров в донный ил поплавки, каменные грузила, охотничье оружие, костяные инструменты. Мне довелось когда-то бывать в Национальном музее Хельсинки, но сети я там этой не заметила или забыла. Наверно, потому, что не знала тогда ни про Анцилово озеро, ни то, что Антреа- это Каменногорск, находящийся в Лениградской области.
Дальнейшие подвижки суши привели к образованию пролива (в районе Дания — Швеция), и наше Древнебалтийское море оказалось вновь соединённым с Атлантическим океаном. Теперь оно уже называлось Литориновым, а территория будущей столицы Российской империи всё ещё оставалась под водой.
С годами береговая линия сдвигалась, и то что когда-то было дном морским становилось вполне себе обитаемой сушей. Особенно это хорошо видно, если отправиться в Копорье. Стоит средь «чисто поля» средневековая крепость, что выглядит весьма странно, особенно если учесть, что строили это фортификационное сооружение на берегу Финского залива. А сейчас до того берега более 10 км. Что и говорить про те дальние времена, когда в этих землях селились древние племена — сумь, емь, водь, ижора, корелы. Да и стоит ли говорить, если не заниматься специально этнографией? Да, стоит, конечно, чтобы не искать остров в Белоострове (Valkeasaari) и не удивляться, что это царскую резиденцию Селом назвали — первоначально была там Сарская мыза (Saari on myös). Саари — по-фински «остров», но и в нынешнем Пушкине мы острова не найдём.
Хотелось бы ещё порассуждать о городе, где острова — не острова, где река — не река (первоначально, Нева — это пролив, протока между Ладогой и Балтикой) и её устье, где вырос город, — не совсем и устье (в плане её формирования), но пробок на кольцевой дороге не было, и мы уже приближались к балтийскому берегу и к дамбе.
Дамба
Противостояние жителей Петербурга стихии началось с самого момента основания города, и только те, кто живёт под постоянным дамокловым мечом, может понять это. Конечно, те наводнения, которые случались в конце ХХ в., хоть и приносили большое количество неприятностей, были не так сильны и трагичны — город уже мог постоять за себя. Но хотелось уже не только ликвидировать последствия от состоявшихся наводнений, подсчитывая убытки, но и предотвращать их. Было принято решение о строительстве дамбы, отсекающей часть залива от открытого моря.
Проект поистине грандиозный. Это в просторечии «дамба», а на самом деле — Комплекс защитных сооружений. Сколько «копий» было сломано при его обсуждении, тем более начало строительства приходилось на весьма переломные для страны времена — 80-е г.г.
1 октября 1980 г. с северного побережья залива, по направлению к Кронштадту началась отсыпка первой дамбы. В торжественной обстановке с празднично украшенных самосвалов в основание дамбы упали первые скальные породы.
Критики было много, особенно с точки зрения экологии, а потому неудивительно, что в начале 90-х. строительство комплекса было остановлено. Буквально через несколько лет было принято решение о продолжении строительства, но, как это происходило в «лихие» 90-е, многие помнят, и отсрочки и затраты надо возвести в n-ную степень. И всё-таки, 12 августа 2011 г. стало днем официального завершения строительства и открытия Комплекса защитных сооружений Санкт-Петербурга от наводнений. Через 32 года после его начала.
Уместно вспомнить, что первый форт Кронштадта был построен на насыпанном за одну зиму острове. Вот так, ушли шведские корабли к себе домой на зимовку, а вернулись весной — здесь уже мощные русские укрепления только их и ждали. Но это так, к слову.
1-й Северный форт
Достаточно легко доступный для путешественников кронштадтский форт.
Надеюсь, когда-нибудь вернуться к теме фортификационных укреплений Кронштадта, поскольку мне она интересна, но знакома больше с теоретической точки зрения, а с точки зрения практики — почти по нулям. Да, что говорить, это был первый «обследованный» мною форт.
Но и сейчас могу уже сказать, что наиболее мощные укрепления строились с юга. И это логично. Так что полагаю, что если ехать с целью посмотреть форты, то логичнее начать с южных. Но мы двигались с северной части.
Пока самые общие сведения из википедии о 1-м Северном форте:
Построен в 1855–1856 годах (Э. И. Тотлебен), перестроен в 1861–1869 годах (К. Я. Зверев). Тогда остров, на котором находился форт, был соединён с островом Котлин дамбой. Этот форт подвергся наиболее заметной перестройке в 1899 году. Здесь к 1901 году построили батарею для 12 9-дюймовых мортир, дальномерный павильон и прожекторную станцию с автономным дизель-электрическим генератором. До 2002 года форт использовался как склад патронов, а затем брошен.
И о том, как добираться.
Свернув с трассы, и, некоторым образом, двигаясь назад по дороге, идущей вдоль неё, надо помнить, что «у России две беды — дураки и дороги». По крайней мере, я ругала себя, что после новогодних возлияний добром такая тряска не кончится, и не от большого ума я согласилась. К счастью, ехать было недолго, т. к. повернув непосредственно к форту, через некоторое время благоразумный водитель предположил, что дойти пешком будет надёжнее. Несмотря на мороз, это предложение было встречено мною с большой радостью.
Можно было рассмотреть окружающую местность.
И проникнуться к стойкости наших растений не меньше, чем к стойкости людей.
Кронштадт
Город не подкачал. Тем более, что времени рассмотреть бедственное состояние многих и многих его сооружений особенно не было: в быстром темпе я тащила по уже знакомым мне адресам.
Единственными местами, где не торопила, были Собор и Гавань. Мне кажется и там, и там я могла бы стоять часами.
Просто стоять и любоваться. О чём-то размышлять.
Но зимний день короток.