Золото дьявола от вулкана Иджен

Если речь заходит об Индонезии, в первую очередь на ум приходят залитые солнцем острова, специально созданные творцом для расслабленного отдыха в тени пальм у бассейнов с бирюзовой водой или, что еще лучше, для томной неги на песчаных пляжах, куда лениво гонит волну прибой. Лежи себе, наслаждайся, пока не расплавишься сахарком под жарким индонезийским солнцем. Мечта!…

Только во вторую очередь припомнится, и то не факт, что Индонезия — страна активных вулканов и один из лидеров по числу извержений с многочисленными людскими жертвами.

А вулканов на островах, действительно, много. Из четырехсот по всей стране 120 обосновались на густонаселенном острове Ява, там один вулкан приходится на 1 миллион граждан. И ладно бы вулканы молчали, так нет. Тридцать вулканов считаются действующими, а самой опасной огнедышащей горой, извергающейся с неизменным постоянством один раз в 7 лет, — вулкан Мерапи в многомиллионном округе Джокьякарты. Его название то и означает — гора огня. Вот такая арифметика вулканов с острова Ява.

В семье действующих вулканов Индонезии вулкан Иджен в Восточной Яве по своим параметрам выглядит скромно, не выделяется ни высотой, ни силой извержения, тем не менее, он особенный, давно известен в собственной стране и в мире по уникальному в своем роде озеру в кальдере.

Неповторимость Иджена заметили в ЮНЕСКО, и в 2023 году вулкан включили во Всемирную сеть геопарков под эгидой этой почтенной организации. Сеть объединяет объекты геологического наследия планеты, выдающиеся с точки зрения их редкости и представления, как складывалась геологическая история нашей планеты на протяжении многих миллионов лет.

А раз природный объект в определенном смысле выдающийся, он не может не интересовать туристов со всех концов света. Вот и наша небольшая группа россиян оказалась среди страждущих самим убедиться, чем вулкан так необычен и в чём его уникальность.

Мы выехали в геопарк затемно из небольшого городка Баньюванги в 40 километрах от вулкана. Ночью веет холодом, так что лучше одеваться теплее, на ноги — надежные «треки», в руки — палки, незаменимые при ходьбе по уклону. Все поеживались, согреваясь перед выходом на тропу чашечкой горячего кофе в одном из многочисленных кафе парка. Не по разу проверили, не забыли ли прихватить с собой респираторы. Обычные медицинские маски, к чему привыкли за время пандемии, не спасут от ядовитых паров на вулкане. Всё на месте, можно трогаться в путь, а он не из легких, особенно поначалу в кромешной тьме, едва подсвеченной фонариком.

Нырнув в темноту, мы тут же в ней растворились, высвечивая широкую тропу слабым светом налобного фонаря, правда, мне помогал мало. Шла фактически вслепую, прощупывая ногами землю, поднимавшуюся вверх всё время с уклоном. Уклон по ощущениям крутой, и каждый последующий шаг стал даваться с трудом, через 20 метров следовала остановка. От своих почти сразу отстала — вперед ушли. Одной идти жутковато, и, когда впереди замелькали чьи-то ноги, поспешила пристроиться к ним. Незнакомый народ также медленно, как я черепашкой, с остановками плёлся понуро в гору.

По бокам в темноте ощущались неясные очертания густой растительности, за ней пропасти. Только на обратном пути передо мной открылись чудесные панорамы, которые скрывала в ночи темнота. Этими картинками и проиллюстрирую свой путь на вулкан, иногда вкрапляя ночные кадры.

Темнота отступала медленно. Где-то вдали заполыхала красная зарница восхода, и планам встретить зарю на вершине вулкана, на что я опрометчиво рассчитывала накануне. увы, сбыться не суждено.

Расстояние, какое предстояло пройти, всего три километра. Ерунда, если идешь по ровной без уклона вверх местности, минут сорок хорошим шагом, но эта местность слишком «уклончива», отсюда и расчетное время подъема — часа три.

В какой-то момент меня охватило смутное предчувствие — если так задумчиво ползти, до вершины и к вечеру не добраться. Ноги всё больше тяжелели, не слушались, заплетались, словно шла в кандалах годами на каторгу.

Всякая надежда доползти до верха с каждой минутой растворялась по капле и готова совсем исчезнуть, как из тумана с улыбкой доброго джина выплыл мужичок с ноготок, кативший перед собой громоздкую коляску. Довезем до точки на тачке! Сил не было удивляться. А почему бы не воспользоваться, рискну! и, особо не раздумывая, плюхнулась к «джину» в кресло, проехав значительную часть пути с ощущениями нарастающих приступов «инвалидности» и внезапно поразившей немощности. Да, с таким комфортом на вулканы еще не поднималась, будет что потом вспомнить с улыбкой, как у развесёлого «джина».

Такую заботу яванцы проявляют не из любви к туристам, а из желания заработать, затаскивая на тележке обессиливших или не желающих идти на вулкан своим ходом. Не самый, скажем, легкий труд, если учесть, что мужички на вид хлипкие, невысокие: потащи-ка в горку тётку килограмм под 80, к примеру. Как правило, волокли с пассажиром тачку парами — один тащит спереди лямкой, другой подталкивает сзади. Судя по количеству взбиравшихся на вершину подобным способом, услуга пользовалась большим спросом. Было бы предложение — спрос найдется.

Пройдена половина пути — остановка. Мужички, те, что с тачками, усаживаются на манер бандитов 90-х на корточки и с блаженством курят цигарки в затяжку. В воздухе от их сигарет разносился знакомый резкий запах, сразу не понять, какой. Оказалось, индонезийские цигарки из местного табака на 1/3 заполнены гвоздикой, кретек называются.

У нас эта специя используется для маринования, в Индонезии — для курения. Гвоздику заправляют «особым соусом», содержащим до сотни различных компонентов, включая иные специи, фрукты, кофе. Пока яванские «бурлаки» отдыхали, нанюхалась до дурноты той гвоздики с особым соусом, вдобавок к ней примешался доносившийся с вершины гнусный запах серы, и моя голова поплыла, пошла кругом.

Остаток пути прошел в дурмане: в глазах свербит, резкости никакой, в голове вата, одна мысль пульсирует, когда же этим «мучениям» конец. Потихоньку рассвело, но неясные дали яснее не стали.

Вокруг повсюду клубился туман. Он завоевывал всё новые и новые пространства, заглатывал согнувшиеся деревья, крутые, почти безжизненные склоны, превращая их в еле угадываемый смутный призрак.

Вершина вулкана встретила меня разношерстной публикой и рассеявшейся по округе серой мглой.

Опять мало что видно, но различить мешал не туман, а облако паров с отвратительным запахом протухших яиц.

Ветер, меняя направление, выносил из жерла адскую смесь газовых испарений, распространял по окрестностям вонючку и плевал ею прямо в лицо. Кто смрада не выдерживал, поспешно натягивал на физиономию маску. Я пока крепилась, авось рассеется, рассосётся.

Как только ветер стих, стало легче дышать. Облако сконцентрировалось и просело, открыв обзор на кальдеру глубиной 200 метров, шириной с километр. Только тогда можно рассмотреть верхушку вулкана и наконец-то выдохнуть со вздохом явного облегчения — ох! — при виде застывшего озера в кальдере. Могла бы, конечно, возопить расхожими штампами — «дух захватило», «дыхание спёрло», «крышесносно», но не буду. Если чего-то там внутри захватило, где-то спёрло и снесло «крышу», то только от сшибающих с ног зловонных «ароматов» и удушающих спазм в горле.

А если серьезно, озеро стоит того, чтобы выкатить глаза в пять советских рублей в восхищении от представшей перед глазами картинки, правы в ЮНЕСКО — озеро уникально. Этот вулканический полупрозрачный резервуар с бирюзовым оттенком и красивым именем Кавах-Иджен — главный природный подарок от вулкана Иджен туристам. Впрочем, есть и второй, о нём позже.

В зависимости от активности цвет озера может меняться в течение дня, становится то ярко бирюзовым, то с молочным оттенком. Мне досталась нежная бирюза!

Таким цветом бывает морская вода где-нибудь на Мальдивах или Бали. Но в этом озере не вода, а горячая 60-ти градусная концентрированная смесь серной и соляной кислот с примесями различных металлов. На глубине температура поднимается еще выше — до 180–200 °С. Разве что сумасшедшему придет в голову окунуться в такую «воду», через полчаса ничего от того сумасшедшего, наверняка, не останется.

Что же представляет собою вулкан? Иджен высотой 2 769 м классифицируется как вулканический комплекс стратовулканов с множеством кратеров, расположенных в радиусе 20 км вокруг его кальдеры, но в этом скоплении он не самый высокий. Наивысшая точка — 2803 метров у стратовулкана Мерапи (не путать с вулканом Мерапи возле Джокьякарты) на юго-восточном склоне.

Считается, что Иджен по своей активности сейчас пребывает в периоде спокойствия, фактически затухания, и фиксируют минимальные подземные толчки в пределах 1 балла. И всё же вулкан, как любой другой, непредсказуем. Никто не знает, когда он проснётся, а, если проснётся, с каким настроением.

В известную человечеству историю вулкана самым трагическим годом записан 1817-й. Тогда извержение, сопровождавшееся выходом магмы, продолжалось более месяца и выплеснуло кислоту из озера на близлежащие селения вместе селью, разрушившей у подножия дома.

При последующих более слабых извержениях в 1936 году, в том числе в этом веке (2002, 2018), вместо классической лавы по склонам огненными потоками растекался воспламененный сольфатар, так называют испарения вышедших на поверхность серно-углекислых газов с примесью сероводорода, вступивших в реакцию с кислородом.

Температура сольфатар от 100 до 300°С. Горят испарения не красным, а синим пламенем, видимым только в ночи, днем этого не заметно. Вот почему туристы стараются придти на вулкан ночью, чтобы застать всполохи неонового огня. И это еще одна фирменная фишка вулкана. Увы, синих огоньков мы не застали. Мало того, что опоздали, так еще в тот день спуск в кратер туристам закрыт. Пришлось ограничиться осмотром сверху.

Для туристов спуститься в кратер и увидеть эффектное мерцание синего огня — лишь занятное развлечение, экстрим. Для яванцев пламя от сернистого газа — часть их тяжелой 8-часовой работы в ночную смену. Остаётся только представить, как в этих немыслимых, нечеловеческих условиях на берегах кислотного озера работают люди, одно поколение за другим. Долго ли они протянут? Очевидно, возникает вопрос, чем же заняты яванцы здесь с ночи.

Не одно десятилетие вулкан Иджен, как крупное месторождение природной серы, является центром ее добычи. Она образуется из серных газов, просачивающихся из трещин фумарол.

Процесс получения серы отработан годами, он не механизирован, производится вручную. В фумаролы вставлены металлические трубы для концентрации испарений, подогреваемых синим пламенем от подожженной (всё той же сигаретой) вулканической породы вблизи труб.

Из труб начинает выделяться жидкая сера, а когда та остынет и затвердеет, от нее откалывают или отбивают куски. Всё просто. Так что дым, который мы видим, это и результат деятельности человека наравне с природной.

Самая тяжелая работа, на мой взгляд, у старателей, кто добывает сырье внизу. С охраной труда у них особых проблем нет ввиду полного ее отсутствия. Вахтовая работа в течение 50 дней подряд, затем следует «отпуск» с тем же сроком. Защищаются рабочие респираторами, подаренными туристами. И мы отдали им свои с запасными фильтрами, авось кому-то продлят жизнь. У кого респираторов нет, ограничиваются обычной тканью, заматывая ею лицо. Не мудрено, годам к сорока, а то и раньше, с такой охраной труда и здоровья от обожженных легких у старателей ничего не останется, тогда на смену им другие придут.

Еще одна категория рабочих на вулкане — носильщики, они двух разновидностей, как я вычислила. Первая разновидность по моему определению — укатчики-бурлаки, это те, кто «укатывает» туристов в гору, затаскивая их на вулкан классическим способом бурлаков на Волге. С несколькими представителями этой благородной профессии познакомилась в пути и на привале. Милые, в принципе, ребята, надрываются, не жалея сил, но всё им мало, с меня содрали 30 баксов. Ладно, я — тётка добрая, для яванцев не жалко.

Другой вид носильщиков по определению — несуны. Только не тот тип существовавших в Советском Союзе воришек — «несунов», кто тащил с родного предприятия всё, что плохо лежало. Для здешних несунов работает другой принцип — выноси, сколько сможешь, и чем больше, тем лучше. Вот и тащат яванские несуны куски добытой серы из кратера в небольших традиционных корзинках, сдвоенных палкой по типу коромысла.

Работёнка, скажем, не ахти. Попробуй-ка по крутизне метров 200 наверх не согнуться под тяжестью веса, чуть ли не превышающего собственный, хотя, кто знает, сколько в реалии переносят за раз, разное пишут, пойди — проверь. Жаль, не попыталась приподнять, хотя подобные эксперименты, насколько у местных жителей тяжела их ноша, проводила в Перу и Непале.

Наверху серу фасуют по мешкам, затем доставляют в пункт приёмки на местном заводе, проделав путь в те же три километра с вершины. И так два-три раза на дню, кто сколько выдюжит. Чтобы кто-то спускался с вулкана с маленькими сдвоенными корзинками, не видела, мне никто навстречу не попался, всё-таки рациональней вывозить мешками на тачке.

Я подошла к «несуну», занятому укладыванием серы в мешок, заглянула внутрь. Вот оно «золото дьявола» из серного ада! Так называют серу сами причастные к ее добыче. И цена этому «золоту» — реальные копейки и загубленное здоровье, но эта адская работа даёт возможность многим, кто проживает в районе вулкана, содержать свои семьи или, по крайней мере, не бедствовать, имея в кармане свои 10–15 долларов в день. По здешним меркам для местного населения это — деньги.

Страдают физически люди, чья работа так или иначе связана с вулканом, страдают растения, а они на вулкане есть. Каким-то непостижимым образом растительность пробивается из уплотненной, омертвелой земли, вырастает и ухитряется приспособиться к выживанию в условиях не прекращающейся ни днем, ни ночью постоянной газовой атаки.

А ей так трудно сопротивляться, если к тому же имел несчастье родиться на кромке обрыва.

Пары обволакивают стволы и ветки деревьев, лишая их последней надежды, последней листвы, и чем ближе деревья растут к пропасти, тем больше и чаще они подвергаются отравлению. Одни выживут, другие — нет, превратившись в бугристые, кривые коряги.

Я прошла вдоль края обрыва и встретила немало искореженных, корявых, а то и вовсе голых деревьев, уставших цепляться за жизнь. На фоне задымленного парами вулкана смотрелись они весьма апокалиптично и сверх художественно, словно сошли с каких-то японских гравюр.

И всё-таки жизнь на вулкане не замерла, не исчезла, она продолжается, упорно просачиваясь наружу через иссохшую, огрубевшую землю.

Чем дальше от обрыва, тем больше растительности, густой, первозданной, много папоротника, разлапистого, с серебристым оттенком. Давно известно, что папоротники способны выживать в самых тяжелых условиях, и после извержения на вулканах они первыми вновь вырастают. Потому не удивительно увидеть их здесь в добром здравии.

Все растения низкорослые, так больше шансов сохранить жизнь. Кустарнички с гроздьями нежных цветков буквально в метрах пяти — десяти от обрывов и удивили и порадовали, прелесть-то какая, но распознать не распознала, жаль, не принюхалась.

Время нашего нахождения на вулкане подошло к концу, два часа пролетели незаметно, пора выдвигаться в обратный путь по знакомому маршруту, каким пришли. Он будет в тысячу раз легче, чем путь наверх.

В момент прощания вулкан по-прежнему пыхтел, ни на минуту не прекращая выбрасывать столб газов. Зловонный аромат, каким Иджен поначалу меня встретил, теперь почти не ощущался, притерпелась. И понемногу стала отходить на второй план дьявольская сущность вулкана, несущего работающим здесь яванцам раннее старение и раннюю смерть. Закрепилось в памяти одно — дымящийся кратер и озеро с эффектом иллюзии лазурной воды!

На нижней площадке геопарка, куда добежала за час-полтора, ковыляя вприпрыжку, заметила вызвавший улыбку памятник — тому ли трудовому люду, что из года в год копошится в кратере, или туристу, идущему в гору по темноте вслепую, не знаю. Как бы там ни было, можно считать, что обоим, и те и другие достойны памятников, пусть и таких.

Теперь в моей туристической копилке вулканов из разных стран прочное место занял и вулкан Иджен с индонезийского острова Ява, как живописнейший вулкан, отразившийся на судьбах и жизни многих яванцев. В каком-то смысле он повлиял и на меня, заставив задуматься в который раз о непростых взаимоотношениях природы и человека, и последствиях этой связи, кто из них в итоге останется в проигрыше, а кому достанется главный приз.  Только вот какой ценой…