Заметки шурави

Увы, из текущих сообщений прессы мало что можно почерпнуть о жизни Ирана. Заголовки примерно таковы: «Иран угрожает нанести превентивный удар по Израилю», «Иран угрожает разрывом отношений с МАГАТЭ», «Иран наращивает свою ядерную программу» и т. д. Не сомневаюсь в том, что все это правда. И я совсем не в восторге от перспектив обретения Ираном ядерного оружия. Но, начитавшись подобного, оказываешься в стране, смотришь по сторонам со страхом, ожидая увидеть до зубов вооруженных людей, подозревая, что под черными одеяниями женщин скрываются пояса со взрывчаткой… Но тебе приветливо улыбаются, приветствуют на английском и фарси, танков и ракет что-то не видно — и ты успокаиваешься. Разве что вздрогнешь, заметив табличку: «Улица шахида имярек». Но тоже успокаиваешься, вспомнив, что изначально шахид — праведник, а применение этого почетного звания к террористам-смертникам — современный ребрендинг. Правда, смущают расставленные повсюду монументы — призывы к миру во всем мире. Обычно это голуби, держащие земной шар. От взгляда на корпулентных — в два человеческих роста — птичек становится не по себе: такой клюнет — мало не покажется.

На огромных плакатах, развешанных во всех городах — портреты тысяч и тысяч молодых людей в военной форме — память о погибших в ирано-иракской войне. Достойное отношение к памяти павших.

Достоинство проявляется во многом. В Иране почти нет нищих: семья, соседи не допустят, чтобы кто-то побирался, это недостойно. Если вы попали в затруднительную ситуацию — любой вам поможет, решительно отказавшись от предложенных денег. Продавцы в бесчисленных лавках на базарах и просто на улицах не хватают прохожих за рукав — встречают, если зайдешь, со спокойным достоинством. Иранцы ругают президента США Буша и его политику (впрочем, своих властителей тоже не слишком жалуют, предпочитая не замечать), но приветливо здороваются с американскими туристами, проводя четкую грань между народом и правителями. Очень естественное и достойное желание — жить спокойно, в дружбе с окружающим миром, но независимо, по своим собственным представлениям.

Все лестницы, пешеходные переходы оборудованы пандусами; нередко встречаешь в парке молодую семейную пару, толкающую инвалидную коляску с престарелой родственницей — и это проявление заботы о стариках и инвалидах тоже свидетельствует о достоинстве народа. Наконец, чистые улицы, урны на каждом углу, поразительная опрятность городов и людей — проявление все того же качества.

Словом, нечасто я оказывался в столь приветливой, доброжелательной, я бы сказал — цивилизованной, среде. Это главное впечатление от знакомства с Ираном. А теперь обо всем по порядку.

Под зеленым знаменем Пророка

Машхад — столица провинции Хорасан, город на северо-востоке страны, у границ с Туркменией. Город древний, с богатой историей (как и весь Хорасан, явивший миру Омара Хайяма и Фирдоуси), но сегодня в это как-то слабо вериться. Строительный бум, охвативший весь Иран, в Машхаде особенно активен, новые современные (и временами даже красивые) здания отелей и банков вытеснили старину, придали городу вполне американский лоск. Но одно остается неизменно: практически со всех улиц Машхада виден купол усыпальницы имама Резы, святого места всех шиитов.

Али ибн Мусса, известный как имам Реза («да будет мир с ним!», как непременно добавит любой мусульманский источник) родился в 765 г. Он был сыном имама всех шиитов и после смерти отца унаследовал имамат, став восьмым имамом шиитов. Хорасан в тем времена был под властью арабских халифов, шииты подвергались притеснениям и неоднократно восставали. В самом халифате дела обстояли тоже не лучшим образом, а потому халиф Мамун решил привлечь имама на свою сторону и объявил его своим наследником. Но Реза, хоть и принял с некоторыми оговорками титул, принципам своим не изменил, продолжал борьбу с безнравственностью чиновников халифата, еще более сплотил вокруг себя шиитов. Мамуну это, разумеется, не понравилось и в 817 г. по его приказу имам Реза был отравлен в городе Шахретус, пригороде нынешнего Машхада. Здесь же и был похоронен. А название Машхад означает место, где свершился шаходат — мученическая смерть за веру. Гробница имама несколько раз подвергалась разрушению, восстанавливалась вновь. В XV веке, когда уже возник Машхад, останки были перенесены в новый город, возведены нынешняя усыпальница с золотым куполом, а рядом с ней — красивейшая мечеть под бирюзовым куполом.

Но этим дело не кончилось: вокруг храма продолжал разрастаться мемориальный комплекс. Сейчас он занимает более 70 гектаров. Тут и больница, и исламский университет, и библиотека, и музей. Многочисленные внутренние дворики и площади соединяются друг с другом проходами, украшенными арками… Невзирая на то, что возраст построек столь различен, весь комплекс удивительно гармоничен. Но самое удивительное — не архитектура, а инженерные и технические решения. Гробница имама расположена в центре города, к ней сходятся все магистрали. Казалось бы, транспортный коллапс неизбежен. Ан нет. Громадная транспортная развязка находится в туннелях под комплексом!

Гробница имама Резы ежегодно привлекает в Машхад до 12 миллионов паломников (в основном весной, в Навруз, но также и в Рамадан, да и обычные непраздничные месяцы). Во время молитв все дворы комплекса застилаются коврами и заполняются верующими. Немусульманам разрешают пройти на территорию, но все вещи придется сдать в камеру хранения, включая фотоаппараты — фотосъемка запрещена (а раз так, то я счел себя вправе использовать в качестве иллюстраций открытки и плакатик, полученные мной в информационном центре для иностранных паломников). Женщины, входящие в комплекс, обязательно должны быть одеты в соответствии с самыми строгими правилами — в «полное мусульманское укрытие», как гласит плохой перевод с фарси на русский в местном путеводителе. Это означает темное (обычно черное) до пят одеяние (что-то вроде халата с капюшоном), чадор (большое черное покрывало, окутывающее фигуру). Все это легко можно купить долларов за 15–20 на окружающем мемориал базаре.

А вот внутрь самой усыпальницы немусульманам вход вообще запрещен. Можно посетить информационный центр (где приветливо встретит русскоговорящий сотрудник, одарит брошюрами, богословской литературой и диском с видеофильмом — всё на русском (хотя паломников из России у них и не бывает почти, чаще — из Туркмении, Азербайджана). Стоит заглянуть в музей, посмотреть на старинные двери (с одной стороны — серебряные, с другой — золоченые), гробницы имама (этакие клетки, их меняют время от времени, отслужившие — в музей сдают), а также монеты, спортивные медали (обнаружился даже диплом Украинской федерации карате) и прочую всячину вплоть до ракушек и сушеных рыб.

Там, куда пускают неверных, можно наблюдать великолепие расписной керамической плитки, где травы и цветы бесконечно вьются по стенам, колоннам, куполам, сплетаясь друг с другом в прихотливый узор. Традиционные для иранской архитектуры «сталактитовые» структуры наверший михрабов и арочных сводов входов в мечети. Словами описать это сложно: можно только бесконечно долго рассматривать неповторяющийся рисунок. Внутри стены мечетей подчас выложены мозаикой из зеркал — стиль, впервые появившийся во дворцах XVIII века. Иногда это бывает действительно празднично, ярко и гармонично (особенно в сочетании с ганчем — резьбой по алебастру). Увы, в недавней постройки залах комплекса имама Резы работа грубовата, а тут и там вмонтированные в стены модерновые неоновые часы в сочетании с сотнями тысяч крошечных зеркал настраивают отнюдь не на возвышенный лад. Даже закрадывается мысль: вот когда отринет Иран религиозность, обратится к светским удовольствиям — будет здесь самая большая в мире дискотека. Интерьер именно к тому и располагает.

Вообще же, Машхад — отличное место для наблюдений за религиозной жизнью Ирана. Да, здесь трудно найти атеиста, иранцы — народ весьма и весьма религиозный. Но религиозного фанатизма я что-то не видел. Да, отправляются в паломничества к святым местам (к той же гробнице имама Резы), регулярно ходят в мечеть. Да, в любом отеле в каждом номере прибита стрелочка, указывающая направление на Мекку, куда следует повернуться, совершая намаз, лежит обязательно свернутый коврик для молитв. Но что-то не видел я, чтоб, заслышав азан (призыв муэдзина), спешно расстилали молитвенные коврики и совершали намаз: кому надо — идет в мечеть, остальные продолжают заниматься своими делами. Да и слышен азан не шесть раз в день, а всего дважды — в полдень и около шести вечера.

Веротерпимость вполне имеет место. В разных городах можно встретить не только зороастрийские храмы (о них речь впереди), но и христианские церкви, даже синагоги. Правда, похоже, что не все так гладко: так, в Ширазе армянская церковь прячется за глухим забором и железными воротами — видимо, страшновато.

Повсюду висят портреты усопшего аятоллы Хомейни с жестким фанатичным взглядом и его наследника — нынешнего аятоллы Аль Хаменеи (с виду, вроде, вполне интеллигентен, но тоже не голубь). Их предпочитают не замечать. И к усыпальнице Хомейни — огромному храму неподалеку от Тегерану (в аккурат по дороге в аэропорт его же имени) паломники не стремятся, людно бывает только в официальные праздники.

… Вообще же в Машхаде царит радостное оживление. Радостны паломники, радостны и местные жители: город активно строится, развивается промышленность. Население стремительно прирастает за счет сельского люда. Недавно еще было 2 млн жителей, теперь — от 4 до 6 миллионов. Улицы чистые, ухоженные и зеленые (это в городе среди пустыни!), тротуары в центре вымощены аж мрамором… Наверное, действительно радостно жить в таком городе.

Туриста удручает одно: кроме усыпальницы имама Резы смотреть в городе и окрестностях почти нечего (несколько гробниц шейхов в городе и окрестностях заслуживают разве что беглого взгляда). Можно съездить в древний Тус (ныне это крупная индустриальная зона) к мавзолею Фирдоуси. Мраморная усыпальница выполнена в зороастрийском, а не мусульманском стиле и с соответствующей символикой. Строение новое, внутри — современные же барельефы — иллюстрации к «Шахнаме» и цитаты из поэмы-эпоса. Почти все на фарси, но вдруг вижу табличку с пояснительным текстом — на русском. Не слишком благозвучный перевод повествует о несчастливой судьбе поэта, гласит, что умер он «в бедности и огорчении». А теперь сидит мраморный Фирдоуси среди березок у берега пруда и смотрит на собственный мавзолей.

Невдалеке от мемориала — еще одна достопримечательность: Харуние. Когда было построено это здание с высоким куполом из саманного кирпича — неведомо, непонятно и его предназначение. По одной из версий — усыпальница кого-то из знатных последователей Пророка, по другой — зороастрийский храм.

Еще дальше Туса, в Нишапуре похоронен великий Омар Хайям. Путеводители и гиды наперебой рекомендуют съездить в Торкобе (16 км от города) — живописный городок на склоне горы, центр всяческих ремесел. Я поддался на доводы и съездил. Как оказалось, зря: живописным местечко можно назвать лишь по сравнению с окружающей пустыней, «охота за сувенирами» там не более продуктивна, чем в любом другом месте. Разве что посидеть в одном из многочисленных ресторанчиков, образовавших целую улицу прямо за городом. Сочные шашлыки, тень от могучих платанов и журчание воды в фонтанчиках весьма располагают к двухчасовому отдыху и чревоугодию.

Кажется, других достойных посещения мест в Хорасане нет. Жалею только, что не было возможности добраться до города с замечательным названием Кошмар. Неужели действительно кошмар?

В садах Шираза

Современный Шираз приветлив, просторен и уютен. Все достопримечательности легко было бы обойти за полдня. Маленькая крепость с уютным двориком и музеем с нехитрой экспозицией. Музей персидского искусства в изящном шестиугольном павильоне (среди экспонатов запоминается картина современного художника: на облаке Иисус пускается в пляс, услышав газели Хафиза). Несколько мечетей, в том числе усыпальница весьма почитаемого брата вышеупомянутого имама Резы (неверным вход воспрещен, но если очень попросить, то могут и впустить), изящная и нежная мечеть Насыр-ол-Молк, где разноцветные лучи солнца, пройдя через витражи в окнах, причудливо перплетаются с разноцветьем ковров.

Наконец, могилы двух великих поэтов — Саади и Хафиза. Каждый иранец считает своим долгом посетить место упокоения Хафиза — молодежь читает над могилой стихи этого лирика. Говорят, что в каждом доме обязательно есть две вещи: Коран и томик Хафиза. И еще неизвестно, какая из книг более почитаема.

И это было бы всё, если бы не сады. Сады, в которых можно бродить часами, наслаждаясь покоем и прохладой. Лучший и самый известный — Эрам (Бах-е Эрам — Райский сад, невозможно не согласиться с названием) с изящным павильоном-дворцом XIX века, кипарисовыми аллеями, апельсиновыми и гранатовыми рощицами, золотыми рыбками в прудах… Сидеть бы тут в тенечке у журчащего фонтана и потягивать сладкое и терпкое вино, коим знаменит был некогда Шираз. Увы, вина того нет, приходится довольствоваться соками и молочными шейками. Что не вредит не только здоровью, но и очарованию сада. И ничуть не мешает наслаждаться расслабляющей атмосферой Шираза.

Вообще то, уже и этого было бы достаточно, чтоб посетить Шираз. Но это не все. Меньше часа на такси… И две с половиной тысячи лет… Персеполис. Тайная и таинственная столица империи Ахменидов, построенная Дарием и Ксерксом. Персеполис был разрушен Александром Македонским (пытаюсь вспомнить — и не могу: а хоть что-то было создано, а не разрушено этим легендарным воителем?), но и то, что сохранилось — потрясает. Особенно рельефы на стенах и колоннах — сотни и сотни фигур, столь тщательно вырезанных в камне, что кажутся работой ювелира, а не скульптора. Сейчас они серые, а представить, что когда-то были тщательно отполированы… Дух захватывает. Но более всего поражает масштаб сооружений, поистине циклопический. Дворцы выстроены из каменных блоков на огромном едином фундаменте — рукотворной террасе из обтесанных глыб.

Ворота, через которые проходили посланцы подвластных народов и государств, охраняют крылатые быки, быки и мифические птицы с хищными клювами — повсюду, олицетворяя мощь и воинственность империи. И еще один, многократно повторяющийся мотив — лев-весна, побеждающий быка-зиму. Но не похоже, чтобы древние правители (да и строители этого чуда света) были всерьез озабочены проблемой течения времени. Круговорот, олицетворяемый битвой льва и быка, это лишь фон для непреходящего величия государства и его властителей. Те люди жили не в VI веке до н. э., они жили в вечности, когда вчера было равно сегодня, а сегодня не могло измениться в завтрашнем дне. (Помню, подобные мысли посещали меня в музее анатолийских цивилизаций в Анкаре перед хеттскими рельефами — не менее величественными).

Я не историк и не могу в деталях рассказать про Персеполис — для того есть научная литература, есть и путеводители. Вряд ли смогу передать и то чувство, которое охватывает любого среди этих монументальных руин. Но меня поймут те, кто был у пирамид в Гизе, на арене Колизея или среди гробниц Петры.

Кстати, о Петре живо напоминают и высеченные в окрестных скалах гробницы (две — в непосредственной близости от Персеполиса, но самые знаменитые — Дария, Ксеркса, Артаксеркса — на некотором удалении). Размах крестообразных вырезов в отвесных скальных стенах компенсирует лаконичность архитектуры, но главное чудо — барельефы ниже гробниц и в стороне от них. Настолько живыми выглядят сцены двухтысячелетней давности, настолько изящно высечены малейшие детали — вплоть до прихотливой игре ветра на плащах царедворцев! Кстати, тела царей, как и простых смертных, согласно зороастрийскому обычаю в склепы не помещали, а оставляли расклевывать хищным птицам на вершинах скал. И только уже омытые дождями, высушенные солнцем кости переносили в усыпальницы. Впрочем, об этом речь дальше.

Язд — глиняный город

Приехал я туда вечером, в темноте. Тут же, на автобусной станции сел в разваливающийся и дребезжащий «пекан», изображавший местное такси, назвал водителю почерпнутый из путеводителя адрес: Malek-o-Tojar Hotel. И мы поехали. Улицы как улицы — ничего примечательного. Но вот машина неожиданно сворачивает в какой-то боковой проезд и, едва сбавив скорость, катит по… Что это: крытая улица, широкий коридор? Позже выяснилось, что едем мы по крытому базару, мимо закрытых уже лавок. Это целый лабиринт улочек под одной крышей. Машина тормозит, водитель подхватывает мои сумки и чуть не бегом (едва поспеваю за ним) устремляется в узкий боковой проход. Один поворот, другой… И вот ничем не примечательная дверь в глиняной стене. Еще несколько секунд и мы оказываемся в очаровательном прямоугольном дворике старинного двухэтажного дома. В середине — бассейн с золотыми рыбками, деревца в кадках, столики и покрытые коврами тахты. Это и есть отель… В мою комнатку на втором этаже надо подниматься по крутой винтовой лестнице, дверь запирается на разболтанный крючок изнутри и висячий замок — снаружи. Окон в комнате нет — свет поступает через купол с маленькими застекленными окошечками-иллюминаторами. Впрочем, есть кондиционер. Но не работает… Что, в общем то, скорее добавляет очарования этому не слишком старательно отреставрированному, зато бережно сохраняемому двухсотлетнему дому.

Таков весь Язд: дома-ячейки из саманного кирпича (обожженная на солнце глина вперемешку с рубленой соломой), обращенные окнами внутрь, во двор, а глухими глиняными стенами на узкие улицы. Стены регулярно подновляют, обмазывая все новыми порциями самана. Разогретые солнцем, они чудесно по-домашнему пахнут глиной. К ним приятно прикоснуться, ощутить уютную шероховатую поверхность. От дома к дому то тут, то там перекинуты арки — назначение их осталось для меня загадкой, а иногда улица и вовсе укрыта сводом — непрерывной чередой небольших куполов все из того же материала. Подозреваю, что все это неспроста: древняя архитектура Язда удивительно технологична и функциональна.

Повсюду, над крышей почти любого дома возвышается узкая башенка — бадгир. Обычно прямоугольная в сечении, но может быть и шести-восьмиугольная. Это — вентиляционные шахты, прототип кондиционеров. Сверху — воздухозаборник, под трубой-шахтой — крошечный бассейн. Башня создает ток воздуха, над поверхностью воды он охлаждается. Для прохлады во всем доме недостаточно, но, встав под бадгир, легко ощутить свежий ветерок, отдохнуть от жары и сухости.

В засушливом Иране особое внимание, разумеется, воде. В Язде даже есть музей воды (точнее — водоснабжения), но куда лучше просто оглянуться вокруг. Нет рек, нет озер, не видно и оросительных каналов. А вода из предгорий на равнины поступает по системе рукотворных подземных каналов — канатов по-местному. Их рыли и роют вручную, пробивая в глинистой земле тоннели — по ним спокойно проходит взрослый человек. Излишки грунта удаляют через вертикальные колодцы, через них же можно и зачерпнуть воду из подземного ручья. Конусы вынутой земли напоминают огромные кротовины — их цепочки, пересекающие пустыню, хорошо видны с самолета. А в самом Язде кое-где можно спуститься в канат (на глубину метров 15). Проще всего это сделать во дворе Пятничной мечети, заплатив несколько риалов служителю. Вода грязная, затхлая, но — вода! А во всем Иране протяженность канатов составляет 50 тысяч километров — подвиг, сравнимый со строительством египетских пирамид.

Добыв воду, ее нужно еще и сберечь. Для этого тут и там расставлены яйцевидные высокие купола хранилищ, снабженные бадгирами (четырьмя или шестью на каждый купол). Бадгиров хватает не только на охлаждение, но и на замораживание. В окрестностях Язда можно встретить древние здания-холодильники. Их функциональным ядром является яма — перевернутый конус. Зимний воздух поступает внутрь через бадгиры, дополнительно охлаждаясь, а вода тонким слоем течет по стенкам конуса и замерзает. Намерзшие слои льда скалывают и переносят в хранилища — общественные или частные.

С водой проблема, благодаря канатам, решена. Но что делать со скудными пустынными почвами? Как их удобрить. На протяжении веков в качестве удобрения использовался птичий помет. А чтоб проще было его собирать, строили специальные «голубиные башни». Снаружи — невысокая круглая башня с окошками наверху. А внутри на стенах устроены глиняные полки-насесты для сотен и тысяч голубей. Понятно, что помет скапливался на полу, откуда и доставлялся на поля. Такие вот простые на первый взгляд, но изощренные по выдумке технологии…

Что еще посмотреть в Язде? Мемориальный комплекс Амир Чахмак — трехэтажный ступенчатый голубой фасад с двумя тонкими изящными минаретами (за фасадом — небольшой крытый базар). Можно забраться наверх и полюбоваться городской панорамой — сотами домов, бесчисленными куполами и куполочками. А вечером надо любоваться самим фасадом — красиво подсвеченным. Светлая и уютная Пятничная мечеть.

Пожалуй, все — за исключением одного.

Это исключение составляют зороастрийские святыни. В Язде — самая большая зороастрийская община в Иране (около десяти тысяч адептов), в дни празднеств сюда стекаются паломники и из соседних стран. В первую очередь — в храм Атешкадех на южной окраине города. Неприметной архитектуры храм (кирпичный параллелепипед — и только) построен относительно недавно и, разумеется, увенчан изображением Ахура Мазды — человека-орла, главного божества религии (его многочисленные рельефы можно видеть повсюду в Персеполисе). Внутри, в бронзовой чаше за перегородкой из толстого стекла горит священный огонь. Горит непрерывно то ли 700, то ли 2,5 тысячи лет — мнения расходятся. Поддерживают огонь дровами исключительно из фруктовых деревьях, иное может осквернить пламя (правда, в зороастрийском храме в Азербайджане горит нефтяной факел — и ничего, не оскверняет). Цитаты из Заратустры на стенах, его же портрет (фантазия художника, не более) и больше ничего. Да еще небольшой тихий сад вокруг и круглый бассейн перед входом (противопожарная мера, видать).

Другое святилище — в горах поодаль от Язда. По легенде, парфянская принцесса в самом начале исламской экспансии заблудилась в этих безводных горах и умерла бы от жажды, но ударила жезлом в скалу — и открылся родник (ничего не напоминает?). Стех пор и капает из скалы вода — кап-кап. Отсюда и название места: Чак-Чак. Эта капель звучит в небольшой нише, укрытой сенью старого дерева. К нише пристроили еще одну стену, выложили мрамором пол, под капли поставили металлические чаши, установили светильник. Место получилось без лишней пышности, но уютное и созвучное человеку. А вокруг уже в совсем недавнее время построили корпуса, где могут останавливаться паломники. К святилищу надо долго подниматься по лестницам, но минуты тихого медитативного покоя в прохладе грота того стоят.

Наконец, третье место, важное для зороастрийцев, не столь благостно. Это — башни молчания, места погребения. Они разбросаны тут и там, но обычно туристы ездят к двум, расположенным прямо у городской черты на вершинах небольших горушек. Приземистые стены окружают круглую площадку (около 25 м в диаметре), в центре которой — яма (иногда таких ям много). Зороастрийцы считали тело умершего нечистым (слишком многочисленных грехи человека), а потому нельзя его ни земле предать, ни сжечь, дабы не осквернить землю, огонь, воздух. Альтернатива была найдена зловещая на современный взгляд европейца: тела приносили в башню (а иногда — просто на вершину горы) и оставляли слетевшимся хищным птицам. Орлы-падальщики быстро обклевывали мясо до костей. При этом присутствовал служитель, который должен был заметить, какой глаз покойнику выклюют первым. Если левый — душа будет на небесах, правый — плохи дела умершего. Служители, имевшие дело с трупами, сами считались оскверненными и составляли что-то вроде касты неприкасаемых. Обглоданные птицами, высушенные ветром и солнцем кости складывали впоследствии в яму.

В 60-е годы шах Ирана запретил этот способ погребения. Тогда умерших стали хоронить в забетонированных могилах-склепах. Из таких могил состоит современное зороастрийское кладбище у подножия погребальных гор. Кому как, а мне от этого новшества как-то не по себе — если б пришлось выбирать, предпочел бы птичек.

Нежность Востока

От Язда был долгий перегон через пустыню: прямые и ровные (весьма приличного качества) дороги, полыни и солянки по обе стороны от асфальта, редкие оазисы, непременный кебаб с рисом в придорожной «шоферской» забегаловке… И вечером — шумный, наполненный людьми и автомобилями, но еще — скверами, бульварами и парками Исфахан. Сейчас это крупнейший в Иране университетский город и обилие молодежи делает его более европейским и светским. Молодежь едет в Исфахан учиться. Туристы едут, чтобы посмотреть площадь Имама (имама Хомейни, разумеется) — самую большую площадь в мире. Ее огромный прямоугольник окружен крытым базаром, тянущимся еще на пару километров к северу и востоку. С южной стороны — огромная, но изящная мечеть Имама, покрытая синим растительным орнаментом по голубому фону. Пожалуй, это самая красивая мечеть из всех виденных мной — в Средней Азии, на Ближнем Востоке, в Турции… С восточной стороны — мечеть поскромнее с приземистым розовато-бежевым с синим же орнаментом куполом., напротив — дворец с огромной террасой (оттуда — лучший вид на площадь).

Обойдя площадь с ее сувенирными лавками, можно углубиться в бесконечный лабиринт улочек базара — частью крытых, подальше от центра — просто улочек с лавками. Здесь есть банки, гостиницы, медресе, мечети (разыщите необычайно высокий и тонкий минарет одной из них к северо-востоку от площади), здесь можно попить чай и покурить кальян.

Но если говорить о торговле, то главное достояние Исфахана — ковры. Шелковые и шерстяные, любых расцветок и стилей. Ах, как хороши они, как приятно прикоснуться к их необычайно плотному (11 узелков на сантиметр) плетению! Но купить — по карману не каждому: хороший ковер стоит от 4–5 тысяч долларов. Разумеется, цена справедлива, учитывая, что на изготовление среднего размера ковра уходит пара лет. Где-нибудь в Европе его цена вырастет вдвое, но… В общем, ковер мне был не по карману. А вот миниатюры на пластинке верблюжей кости я купил. И не какие-нибудь — мастера Фаллаха Хоссейна, самого знаменитого иранского миниатюриста. В качестве бонуса получил еще и портрет Хафиза, при мне нарисованный мастером тончайшей кистью на фирменном бланке. Растрогавшись, я подарил Фаллаху привезенную из Москвы матрешку — аляповато раскрашенную. Мастер принял дар со снисходительной улыбкой, а его молодые ученицы захлопали в ладоши. Уходя из лавки, я обернулся и сквозь стеклянную витрину увидел, как стар и млад с одинаковым восторгом разбирают и собирают деревянных куколок. Не исключаю, что пройдет немного времени и в Исфахане появятся расписанные в мастерской Фалаха Хоссейна матрешки, а покупателям будут рассказывать какую-нибудь трогательную легенду о персидской принцессе, которая… Впрочем, досочините сами.

В Исфахане издревле (с шестнадцатого века, если не ошибаюсь) много армян. И целых три армянские церкви, в том числе и собор Ванк, построенный в 1605–1655 годах. Архитектура забавна — только в деталях, контурах колоколен можно найти полустертые черты армянской храмовой архитектуры. В остальном здания мало отличимы от мечетей — те же купола (без облицовки и росписи), те же пропорции. Сперва я прошел мимо собора, не заметив небольшой крест на куполе, думал — мечеть. А внутрь заходить слабонервным не рекомендую: стены покрыты довольно аляповатыми росписями, в основном в деталях смакующими пытки и казни, перенесенные праведниками. Через три минуты уже подташнивает от отвращения. Зато в прилегающем армянском квартале можно зайти в одну из многочисленных кофеен и выпить настоящий ароматный кофе, сваренный в джезве — больше нигде в Иране не найти ни такого, ни даже стандартного эспрессо.

Все это маленькие туристические радости, но гуляя по Исфахану, припоминая другие города Ирана, я думал о причудливости исламской культуры в ее персидском преломлении. Мы привыкли думать об исламе и исламской цивилизации как культуре строгой, если не аскетичной, преимущественно мужской, суровой. А вот смотришь на купола — и видишь в них женственное, чувственное, эротическое начало (вплоть до навязчивых в иных случаях визуальных отождествлениях с женской грудью). А как нежно они расписаны — будуарные голубые, розовые, бежевые цвета. А ковры — мягкие, узорчатые, ласкающие на ощупь. По ним ходить, что ли? На таких коврах хочется любить, а не молиться. И любить, разумеется, не аллаха, а роскошную персиянку с грудями, как купол мечети Имама. И не платонически, конечно же… А миниатюры, где батальные сцены встречаются раз в десять реже, чем соловьи, розы, нежные томные красавицы… А обилие сладостей? Неужто воители за веру такие сладкоежки?

Казалось бы, хеджаб и чадор призваны изгнать эротизм хотя бы из повседневной жизни. Но темные влажные глаза иранок, вызывающе и обильно обрамленные тушью, тенями и что там есть еще в косметическом арсенале женщин, не дают обмануться. И таинственность, порождаемая длинными одеждами, куда волнительней любых европейских ультра-микро-бикини. Впрочем, современные молодые наследницы Ширин чадор не носят — узкие обтягивающие джинсы, приталенный кардиган, прекрасно подчеркивающий все изгибы тела, небрежно наброшенный на волосы шелковый шарф… А взгляните на декольтированные свадебные платья в витринах (почему-то магазины свадебных платьев попадаются повсюду в огромном количестве)!

Нет, всякие мысли об аскезе — в сторону! Христианство выглядит куда более сдержанным и бесчувственным, а на деле — так и более ханжеским. Мусульмане Ирана — истинные гедонисты, а декларируемые строгости кажутся лишь лукавой игрой.

Столица — она столица и есть

По правде говоря, я не знаю, чем можно заняться в Тегеране. Единственное оправдание для посещения этого города — его неизбежность: скорее всего, вы прилетите в Иран самолетом и приземлитесь в международном аэропорту имени (конечно же!) имама Хомейни на окраине Тегерана. В остальном — довольно безликий, шумный, душный, грязный (в отличие от всех остальных, мной виденных) город. Огромный базар — менее живописный, чем в Исфахане или Ширазе.

Дворец Голестан — богатый и безвкусный, несколько музеев, куда-либо от скуки и безделья, либо в поисках ведомых лишь специалистам исторических и иных фактов.

Несколько парков, где все же можно ненадолго оторваться от пыли и шума. Покрытое граффити бывшее американское посольство, ныне музей шпионажа. Монумент Азади (в честь 2500-летия Персии) — среднее между поздним конструктивизмом и ранним хай-теком, впрочем, довольно красиво подсвечиваемый ночью. Куры в живых изгородях на центральных улицах. Еще несколько дворцов поменьше по окраинам. Места культурного отдыха в предгорьях к северу от города — скопление ресторанчиков на замусоренных склонах, добираться туда долго, дорого, да и незачем. Особо любопытные могут разыскать англиканскую церковь, армянский собор и синагогу. Иностранные посольства за пятиметровыми неприступными стенами с колючей проволокой. (Кого от кого охраняют? Или это в память о Грибоедове?). Административные здания с флагами, изобилие портретов духовных вождей — покойного и здравствующего аятолл. Вооруженные люди у входов в них.

В общем, столица как столица. Отель — такси — самолет.

Теги: Самостоятельные путешествия, Культурно-познавательный туризм