«Потсдам — загородная резиденция Гогенцоллернов, расположенная в 30 км от Берлина…», — примерно это написано на страницах девяноста процентов путеводителей. В результате в своем большинстве народ едет в Потсдам, надеясь увидеть некий аналог Пушкина, Павловска и прочих околопитерских дворцов. Гуляет по потсдамским паркам, заходят во дворец Сан-Суси в гости к Фридриху Великому, высказывается в духе анекдота про нового русского и Эрмитаж, — «бедненько, но чистенько», — и уезжает, оставляя за собой город с удивительным настроем, свидетельство столетней дружбы между Романовыми и Гогенцоллернами, город-гарнизон, город-интеллигент, город-курорт, — неоткрытым.
Сейчас Потсдам спит, терпеливо дожидаясь весны, парки и дома плотно укрыты снегом, а немногие туристы, пробивающие себе дорогу по заснеженным аллеям, вслух или про себя нервно интересуются, кой-черт занес их на эти галеры. Стоит чуть-чуть подождать, — Потсдам прекрасен с марта по октябрь.
Загородная, никуда не денешься от этого избитого путеводителями слова, резиденция, которую прусские монархи любовно обустраивали с конца XVII века до конца Первой мировой войны, где бережно возводились архитектурные проекты, переданные в дар российским императорским двором, Потсдам в ХХ веке был городом, исторический центр которого был разрушен за полчаса 14 апреля 1945 года в результате американской бомбардировки, был местом переговоров стран — победителей во Второй мировой войны, был городом, где стояли советские войска, а рядом проходила Берлинская стена… По сравнению с большинством немецких городов с населением в 100–150 тыс. человек на Потсдам пришлось колоссальное количество мировой истории и культуры, и это очень ощущается. В то же время Потсдам — это такой типичный город-интеллигент девяностых: воспитанный в хорошей семье и хранящий традиции, он очень хорошо умеет себя подать. Маркетинг Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО, объекты которого в изобилии разбросаны по Потсдаму, здесь поставлен чрезвычайно удачно, вообще отрасль туризма в Потсдаме организована не в пример лучше, чем в близлежащем Берлине (впрочем, в Берлине исходные хуже — это город-мозаика, в то время как практически весь Потсдам — большой музей под открытым небом, как Прага или Париж). В центре маленькие домики с мансардами. Булыжные мостовые. Маленькие кафе на три столика — например, «Гуам», где готовят только чизкейки, но зато пятнадцать сортов и по семейным рецептам. Или «Хундертвассер» с его эльзасским фламмкухеном и сезонными мясными блюдами. Или «Клостеркеллер» — старейший ресторан Потсдама «Монастырский погребок», туристический насквозь, где, тем не менее, кормят ну совершенно не фаст-фудом. Я уже не говорю о ресторане во дворце Цецилиенхоф, где сидишь в бывшем обеденном зале кронпринца и кронпринцессы в креслах, повторяющих форму кресел на Потсдамской конференции (которая была тут же, за стеной), а со стены тебе улыбается хозяйка — Цецилия Мекленбург-Шверинская, билингва, дочь русской великой княжны, бой-баба, одна вырастившая в Цецилиенхофе шестерых детей и, в противоположность кайзеру Вильгельму II и его сыну, сумевшая договориться с правительством свежеиспеченной Веймарской республики.
Узы, связывавшие Потсдам с Россией, весьма разнообразны и чрезвычайно изящны, что ли. Это и трогательная история о русских пленных, захваченных немецкими и французскими войсками в России и оставленных в Потсдаме (из которых далее были сформированы хор и войсковое подразделение, которое с триумфом дошло до Парижа…нет, когда-то нужно все-таки прерваться), для которых была построена деревня Александровка — «идеальная деревня», построенная на базе планов Карла Ивановича Росси для аналогичной «идеальной деревни» Глазово в Павловске. И история женитьбы Николая I. И планы совместных прусско-российских придворных торжеств (скажем, на индийскую тематику), которые вынашивались несколько лет: создавались эскизы, шились костюмы, писались сценарии, а потом два правящих дома в лучших традициях нынешних ролевиков встречались и все это разыгрывали. И блокгауз Никольское — загородная чайная возле переправы на Павлиний остров, тоже созданная по планам Росси для Глазова. И храм при Александровке, невероятно гармоничный, с моей точки зрения, вершина сотрудничества российских и прусских архитекторов — изначальный проект авторства Стасова был «доработан» замечательным Карлом Фридрихом Шинкелем. Летом на обочинах непыльных улиц Александровки, пересекающихся крест-накрест, продают только что собранную черешню из местных садов. Жители собирают и продают. Можно идти к храму Св. Александра Невского и плевать в высокую траву косточки. Знаете, как это запоминается, — что ты идешь по русской деревне в Потсдаме и выплевываешь косточки в траву?.. А вокруг стрекочут кузнечики. А за углом звенят трамваи. А впереди на склоне холма церковь, а за ней, на вершине того же холма Миненберг, — Бельведер, творение «архитектора на прусском троне» Фридриха Вильгельма IV. До него редко кто доходит, и очень жаль — громадный, гармоничный, симфония лестниц, башен и балюстрад, он, безусловно, стоит того, чтобы ради него сделать крюк, посмотреть на отражение в зеркале внутреннего водоема и подняться на самую высокую точку Потсдама. Вот он какой:
