Любим: ласковый кусочек северов (08.05.2011)

В Данилове немного холоднее. До электрички на Буй примерно час, мы толкаемся у расписаний на железнодорожном вокзале и автостанции. Оказывается, из Данилова можно попасть в Пречистое, Кукобой, Пошехонье, Середу, Николу-Гору. Эта информация нам непременно пригодится для планирования будущих поездок!

На маленьком чистом вокзале покупаем билеты до Любима на 8.48 (30 руб.) и спешим на перрон. Буйский поезд забавный, всего 2 вагона, старых, но больших и добротных, с удобными мягкими креслами с высокими спинками, на удивление чистым WC. Муж вспоминает, что такие раньше в Москву ходили, может, именно про эти вагоны острословы сочинили некогда популярную загадку: «Длинное, зеленое, пахнет колбасой»? Я, правда, этого не помню, в моем детстве за продуктами в столицу мы ездили на машине.

В вагоне народу мало, проводники проверяют билеты — все серьезно, это вам не по дачной электричке от кондукторов бегать:). Природа за окном северная: на небе появляются тучки, едем по одноколейке мимо дремучих лесов, округлых, поросших низенькой травкой холмов да крошечных деревенек. Живописную в своей наивной безмятежности местность органично дополняют очаровательные названия станций: Лунка, Соть, Жарок, на которых сходят бородатые люди с удочками и рюкзаками.

В 9.46 электричка пребывает в Любим. Ну, здравствуй, ласковый кусочек ярославских северов!

ПРЕДАНИЯ ОБНОРСКОЙ СТОРОНЫ

История будущего любимского края, как и всей Ярославской области, неразрывно связана с финно-угорскими племенами меря, населяющими нашу территорию с первого тысячелетия нашей эры. О тех далеких временах нам напоминают названия главных любимских речек — Обноры и Учи.

Так, по версии замечательного сайта www.lubim.yarregion.ru, название «Обнора» родилось от «об» — «снег» и «нор» («нар», «нер» — древний термин, входящий в многочисленные речные и озерные названия Евразии) — «вода», «река». Таким образом, Обнора на языке мерян именовалась «Снежной рекой», что доказывалось близостью к соседним северам.

А у речки Учи тоже интересная история: ее имя произошло либо от древнего термина «ухча» («ухта») — «река», либо от сказочного «учи» («уччи», «ачи»), что в финно-угорской мифологии обозначало «враждебные людям лесные существа, обладающие зооморфными чертами».

Правда, интересно?! А сколько еще загадок хранит старинная Обнорская сторона — будущая любимская земля…

Быстрее, чем воды северных речек текло время. И вот уже мерян сменили славянские племена. Все ближе подходим мы к истории современного Любима. Здесь уместно привести легенды происхождения названия города. По одной из них, название произошло от распространенного в давние времена мужского имени Любим (как тут вновь не вспомнить красивые древнеславянские имена Лель и Лада — олицетворение весны, молодости, любви). По другой — название города связано с пылкой любовью царя Ивана IV (Грозного) к соколиной охоте, проводимой в тех местах. Дескать, любо было монарху предаваться забаве в красивых лесах милых северных земель. Если честно, ни одна из версий не кажется мне достаточно убедительной, хотя о связи Грозного с Любимом я не могу не рассказать.

Но пока речь пойдет не о неоднозначном царе (где только мы не встречали его имя в своих краеведческих поездках, не удержусь, скажу, что только по экскурсиям по русским городам можно и нужно учить историю страны!). Ко времени основания Любима княжич Иван был еще маленьким для соколиной охоты, хотя в этих же местах любил отдыхать его отец. Посему своим рождением город более обязан матери будущего монарха, красавице-литовке Елене Глинской, второй жене Великого князя Василия III, впрочем, недолго пробывшей регентшей при малолетнем царевиче (по некоторым данным она была отравлена). В те далекие времена земля русская страдала от вражеских набегов, в том числе казанских татар. Посему, основание Любима в 1538 году (к этой дате относятся первые сведения о городе) и его назначение были связаны с организацией очередной северной крепости. Кстати, и сейчас об оборонительной функции Любима молчаливо свидетельствуют земляные валы да глубокий ров.

Небольшое расхождение в датах: согласно грамоте царя Иоанна Васильевича город-крепость был основан в «1546-м году, августа 6-го дня» и «начало свое возымел по просьбе в окружности обитавших дворян для убежища от набегов татарских». Так или иначе, Елена Глинская или Иван Грозный основали «любимую крепость», в окрестностях которой любил охотиться молодой монарх, а, может, был еще в этой истории какой-нибудь красавец-русич по имени Любим. Но, согласитесь, название города очень красивое!

Время шло. Уже минули угрозы татарских набегов, отгремела Литовская война (1558—1583 гг.), во время которой «Любим стал местом ссылки знатного пленника — гроссмейстера Ливонского ордена Вильгельма Фюрстенберга». Не обошла городок стороной и уничтожающая все на своем пути Смута. Любим восстановился, но вел тихое провинциальное существование.

С 1777 года Любим упоминается как уездный город, относящийся к Ярославскому наместничеству. А с 1796 года официально становится уездным городом Ярославской губернии.

XIX век облагодетельствовал Любим регулярной застройкой. К этому же времени относятся данные о том, что любимцы держали трактиры да кабаки в Санкт-Петербурге, а, значит, видимо, неплохо жили, имея прибыльный столичный промысел. А потом захлестнула городок красная революция, превратив его в обычную советскую провинцию, мало чем примечательную, с разоренными святынями и обязательным памятником Ильичу…

Сегодня Любим называют наименьшим по численности населения городом в области, где, однако, еще существуют небольшие заводики, фабрика, есть железнодорожная станция. Любим действительно мил. И очень хочется надеяться, что его будущее будет ярким и светлым. У города, основанного суровым монархом, города с таким теплым именем, обязательно должен быть потенциал!

Герб Любима (принят 20 июня 1778 года): «Щит разделён пополам: из зелёного поля, разделенного чёрным на несколько частей, выходящий медведь в серебряном поле, доказывая, что сей город принадлежит Ярославскому наместничеству».

ПРОГУЛКА ПОД МАЙСКИМ ДОЖДЕМ

Выйдя из вагона, мы на мгновение обомлели. Тихо, тепло, крошечный вокзальчик, народу — никого, деревянные домишки, словом, обычная деревня. И куда нас занесло?!

По длиннющей Советской улице долго топали до центра городка. Деревянные домишки разбавляли симпатичные бирюзовые двухэтажки. Ближе к центру увидели особнячки примерно начала прошлого века, достаточно подновленные, яркие. Несколько обескуражили почти симметричные кучи мусора на протяжении всей Советской улицы. Потом догадались: наверняка в городе идет месячник благоустройства, вот жители и избавляются от накопившегося за зиму хлама. В Любиме много продуктовых магазинов с наивными названиями «Мечта», «Сказка». Народу немного, а те, которых видели, по-свойски ходят в халатах и спортивных костюмах. По дороге проезжают с деловым видом велосипеды, мотоциклы, тракторы. Встречаются вполне симпатичные и ухоженные домики с кружевными наличниками. Еще одна особенность любимской деревянной застройки — очаровательные резные балкончики на крыше, явное влияние северов, живо напомнившее милую Вологду. А вот еще одна замечательная картинка, открывающая всю сущность российской глубинки: неказистый домик на краю залитой весенней водицей канавки, на котором красуется новенькая спутниковая тарелка. Вот так современные технологии смело идут в провинцию:).

А вообще общее впечатление о Любиме — тишина. Непривычная, утренняя, сельская. Будто жизнь здесь замерла. А вокруг запахи липы, костров и коров. Хочется раскинуть руки, зажмуриться от майского солнышка и, растянув губы в по-детски счастливой улыбке, сладко протянуть: «Деревняяя!».

Впрочем, в небольшом городке Любиме есть немало интересных достопримечательностей, одни из которых находятся в плачевном состоянии, другие — вроде как восстанавливаются, а третьи — просто забавны. Почти все они расположены в центре города. Впрочем, обойти весь Любим за полдня не составит труда, город действительно крошечный.

Центр Любима — одновременно торговый, административный и исторический. С него мы и начали осмотр городских достопримечательностей.

Около центральной площади мемориал бойцам, погибшим в Великой Отечественной войне. А мы как раз накануне Дня Победы приехали. В Любиме это целый скверик, посередине на высоком постаменте с датами «1941 — 1945» фигуры двух советских солдат, один из которых сжимает автомат, а другой, стоящий на коленях, держит венок. Такой внушительный и скорбный обелиск. И как-то особенно трогательно смотрится среди красных и синих флагов кумачовый стяг с серпом и молотом, словно живо еще советское прошлое, словно совсем недавно отгремели кровавые бои. Вокруг памятника стоят столбики с именами и портретами погибших земляков. Трепещет на майском ветерке алое пламя Вечного огня. А чуть поодаль более современный знак — плиты с надписью «В память воинам, погибшим во имя служения России» и строчками К.Симонова «В нас есть суровая свобода, на слезы обрекая мать, бессмертье своего народа своею смертью покупать». Аккуратная плитка, яркие цветы, сочная травка — так приятно, что любимцы заботятся о памяти своих предков, причем, не только накануне праздника.

Торговые ряды — типичная постройка для российских городков. Когда-то на этом месте находился «деревянный гостиный двор на 50 лавок», где, как водится, торговали «суконным, шелковым, бумажным, шерстяным, крашенинным, нитяным, кожевенным, меховым, овчинным, железным, пеньковым, мочальным» товарами, «сахаром, маслом, кофеем, сальными и восковыми свечами, мылом, медом, дегтем, маслом», а также «деревянною, глиняною и стеклянною посудой, коренною рыбой, икрою, виноградными винами, разными фруктами и съестными припасами» (описание неизвестного автора 1802 года). Здесь же проводились еженедельные базары и ежегодная июньская ярмарка. Думается, тогда жизнь маленького Любима была по-своему интересна и насыщена.

В середине XIX века на этом месте появились дошедшие до нас каменные торговые ряды, небольшие, приземистые, с типовыми арочными проемами. Сейчас главная торговая достопримечательность Любима выглядит обшарпанной и жалкой, правда, сохранившей свое назначение. Не особо изящные (не в пример Костромским), маленькие, грубоватые торговые ряды заняты различными магазинчиками, ассортимент которых мы изучали во время очередного майского дождика. Жаль, что их уродуют современные аляповатые вывески. Привлек внимание магазин самообслуживания, где мы приметили невиданные доселе разнообразные коктейли, на поверку оказавшиеся редкостной гадостью.

Пошли в «административную» часть площади. Унылое здание администрации с припаркованными УАЗиком, велосипедом и джипом (прямо ребус какой то: угадай, кто здесь работает, а кто — посетитель). Напротив — очередной зеленый сквер с обязательным памятником Ленину. Постамент — серый, высоченный, лаконичный, а Ильич — маленький, покрашенный серебрянкой и от того блестящий на весеннем солнышке, протягивает руку к зданию местного райкома, за горожан, наверное, просит, но, видимо, напрасно.

Идем по мощеной плиткой дорожке, в скверике обнаруживаем еще два памятных знака, более современных, такие невысокие постаменты с портретами в обрамлении металлических дуг. Присматриваемся и понимаем, что они символизируют книги. Это и понятно, любимцы чтят память своих земляков-поэтов. Здесь я остановлюсь поподробнее. Не только потому, что это — важнейшая часть истории Любима и имена их — всенародное достояние. А для того, чтобы люди знали и помнили. Мне самой стыдно, что имени поэтессы Юлии Жадовской я не знала вовсе, да что там, Леонид Трефолев ассоциировался лишь с одной из ярославских улиц. Да, мы — потерянное поколение, лишь только ближе к тридцати начинаем интересоваться своей историей. Ладно так, а те, которые моложе, им это будет нужно, интересно?..

Жадовская Юлия Валериановна (1824 — 1883 гг.), портрет хрупкой барышни на постаменте и строчки из стихотворения «Я в мире промелькну падучею звездой». Она — поэтесса, женщина непростой судьбы, дворянка по происхождению, родилась без кисти левой руки, рано потеряла мать, воспитывалась у бабушки и тетки. Последняя наставница и побудила девушку к поэзии. Самый счастливый момент в жизни — любовь между Юлей и ее преподавателем, Петром Мироновичем Перевлевским, который оказал значительное влияние на творчество поэтессы. Бывший семинарист, а ныне — педагог, Перевлевский всячески развивал вкус Юлии, подбирал ей литературу. Не удивительно, что вскоре молодой человек признался своей ученице в любви. Но их отношения разорвал строгий отец Жадовской, такой неравный брак по тем временам был невозможен. Любовь к своему избраннику поэтесса пронесла через всю жизнь, а замуж вышла исключительно ради того, чтобы избавиться от чрезмерной опеки строгого отца.

Не слишком удачные попытки писать прозу, да и лирика Жадовской не очень отличается от произведений дам той эпохи. В каждой строчке неразделенная любовь, тоска и слезы, разлука и верность, сюжеты повторяют собственную жизнь поэтессы, да и героини списаны с себя:

«Ты скоро меня позабудешь,

Но я не забуду тебя;

Ты в жизни разлюбишь, полюбишь,

А я — никого, никогда!».

«Я все еще его, безумная, люблю!

При имени его душа моя трепещет;

Тоска по-прежнему сжимает грудь мою,

И взор горячею слезой невольно блещет.».

«Любви не может быть меж нами:

Ее мы оба далеки;

Зачем же взглядами, речами

Ты льешь мне в сердце яд тоски?».

«Сопливое нытье» — так бы оценили любовные переживания Жадовской наши современники. Молодое поколение интересуют исключительно деньги и развлечения, им ни к чему сердечные тревоги, да и кисейные барышни давно уже не в моде. «Повелевай миром», «Ненавидь весь мир», «Бери от жизни все» — вот лозунги поколения next, а не то тебя объявят эмо и обвинят в излишней эмоциональности.

Тем не менее, у Жадовской очень трогательные стихи о природе, правда, они тоже наполнены грустью:

«Тихо я бреду одна по саду,

Под ногами желтый лист хрустит,

Осень льет предзимнюю прохладу,

О прошедшем лете говорит.

Говорит увядшими цветами,

Грустным видом выжатых полей

И холодными, сырыми вечерами, —

Всей печальной прелестью своей.«;

а иногда и тоскливой ностальгией:

«Ах, бабушкин сад!

Как счастлив, как рад

Тогда я бывал,

Как в нем я гулял,

Срывая цветы

В высокой траве,

Лелеял мечты

В моей голове…».

Юлия так и не смогла примириться с несправедливостью жизни. Ей казался чуждым этот мир, отнявший у нее все:

«Меня гнетет тоски недуг;

Мне скучно в этом мире, друг;

Мне надоели сплетни, вздор —

Мужчин ничтожный разговор.

Смешной, нелепый женщин толк,

Их выписные бархат, шелк, —

Ума и сердца пустота

И накладная красота.».

Стихи Жадовской можно называть банальными, бедными, интересными лишь для особо чувствительных особ, в них трудно найти глубинный смысл. И на фоне остальной любовной лирики так необычно, сильно звучат такие протестующие, смелые строки:

«Нет, никогда поклонничеством низким

Я покровительства и славы не куплю,

И лести я ни дальним и ни близким

Пред тем, что я всегда глубоко презирала,

Пред чем, порой, дрожат достойные, — увы! —

Пред знатью гордою, пред роскошью нахала

Я не склоню свободной головы.

Пройду своим путем, хоть горестно, но честно,

Любя свою страну, любя родной народ:

И, может быть, к моей могиле неизвестной

Бедняк иль друг со вздохом подойдет;

На то, что скажет он, на то, о чем помыслить,

Я, верно, отзовусь бессмертною душой…

Нет, верьте, лживый свет не знает и не смыслит,

Какое счастье быть всегда самим собой!..».

После этого стихотворения трудно не начать уважать эту хрупкую женщину с такой нелегкой судьбой.

Леонид Николаевич Трефолев (1839 — 1905 гг.), к портрету интеллигентного бородача подобраны такие строчки «Не я пою, народ поет. Во мне он песни создает». Он — уроженец Любима, поэт, краевед, переводчик. На его произведения оказала большое влияние поэзия Н. А. Некрасова. Значительная часть стихотворений посвящена беспросветному крестьянскому бытию, тяготам жизни простого народа:

«Макарам все не ладится. Над бедными Макарами

Судьба-злодейка тешится жестокими ударами.».

Безысходностью, падением вниз пронизаны строчки Трефолева, нищим, голодным, спивающимся предстает в его стихах русский мужик:

«В старом вицмундире с новыми заплатами

Я сижу в трактире с крезами брадатыми.

Пьяница, мотушка, стыд для человечества,

Я — паяц, игрушка русского купечества.».

В то же время глубоким сочувствием наполнены строки о незавидной доле русской женщины:

«Красные руки, рабочие руки!

Много узнали вы горя и муки,

Много трудились вы ночью и днем

В страшной заботе о „милом“, о „нем“.».

Его знаменитые «Дубинушка» и «Песня о Камаринском мужике», так легко положенные на музыку, можно назвать негласным гимном угнетенного народа. Причем, трудно найти ярко выраженные протесты или революционные призывы. Поэт будто принимает как факт сложившееся положение, не выражая надежду что-либо изменить в лучшую сторону. Не потому ли в длинных стихах Леонида Николаевича, чем-то напоминающих плач, звучат темы смерти, страданий, боли, слез.

Даже в стихах о природе присутствуют мрачные аккорды:

«Ох, лесочки бесконечные,

Пошехонские, родимые!

Что шумите, вековечные

И никем не проходимые?».

«Ох, деревня! Печально и ты

Раскидалась вдоль речки за мостом,

Щеголяя обширным погостом…

Всюду ставлю кресты да кресты… «.

Интересны фольклорные направления в лирике Трефолева. На глазах оживают Мороз-Синий нос и Мороз-Красный нос, словно символизирующие угнетателей бедноты. Герои славянской мифологии из стихотворения «Нянины сказки» Кащей, Змей шестиглавый, Баба-Яга противостоят маленькому мальчику, что «пугливее лани», лишь в грезах представляющему себя бесстрашным Иваном-королевичем, чувствуя, что темные силы намного превосходят слабый голос поэта. И безответным вопросом в злую пустоту бытия кажется последнее четверостишие «Няниных сказок»:

«Солнце, как факел, дымит, не блистая;

В сумрак вечерний народы одеты…

Марья-царевна, свобода святая,

Зорюшка наша! Да где же ты? Где ты?».

Таких произведений, депрессивных, горьких, унылых — большинство. И тем интереснее читать строки стихотворения «К свободе», в которых слышны тихие отголоски несогласия, стремление сделать шаг вперед:

«Незримая для русского народа,

Ты медленно, таинственно идешь.

Пароль мой: „Труд, желанная Свобода!“

А лозунг твой: „Бодрее, молодежь!“

Свободное слово, опять ты готово…».

А еще меня до глубины души поразили строки произведения Л. Н. Трефолева «Буйное вече» («Из „Записок“ земца»), словно поэт смог заглянуть в будущее, будто писал о наших днях, нашей политической действительности. От пророческих откровений поэта по коже бегут мурашки:

«За столом сидели умные „особы“

И решали плавно, чинно и без злобы

О хозяйстве сельском хитрые вопросы.

Это были „наши“. Это были „россы“.».

Ничего не напоминает?..

Вот такие вот небанальные памятные знаки есть в Любиме. Судьбы и стихи поэтов, казалось бы, совершенно не похожи, но в произведениях обоих сквозят горечь, грусть, безысходность и тоска, может, поэтому обелиски уроженцам земли любимской и установлены рядом.

Скверик с памятными знаками поэтам-уроженцам земли любимской ведет к детскому парку с игровым городком, качельками и лавочками. В столь ранний для городка час там были лишь юная мамочка с коляской и активно общавшийся с ней молодой человек в характерном для определенных слоев прикиде: спортивном костюме и кепочке. Впрочем, главными достопримечательностями площадки все же следует считать 3 скульптуры прошлого века, обшарпанные, изрисованные местными «живописцами», но такие трогательные. Это грустный лев, милая девочка с книжкой и несколько истощенный волк. Мы немного посидели на лавочке, понежились на теплом солнышке, я, как водится, опробовала качели, вдруг вспомнив беззаботное детство. Хорошо!

Решили оставить «историческую» часть центральной площади, представляющую собой древние валы и парк. «на потом» и отправились осматривать еще одно украшение Любима — знаменитый мост через речку Обнору. Мост забавный, длинный такой, под ногами скрипят деревянные доски, а над головой — стальные тросы. Речка даже в весеннее половодье выглядит мелковатой, местами густо засоренной ветками. Но какое-то печальное очарование хранят густо-синие воды с отражающимися в них пушистыми облаками в обрамлении сочной молодой зелени кустарников.

Прошлись по некоторому подобию набережной Обноры, представляющей обыкновенную проселочную дорогу. А все-таки, пейзажи с речного берега открываются крайне симпатичные. Чем-то родным, близким и светлым веет от них. Мимо деревенских домишек доходим до строгого здания прокуратуры. Впрочем, не оно нас интересует. В этот момент начинает накрапывать наш первый дождик.

Храм Рождества Иоанна Предтечи (1769 г., набережная Обноры, д.7). Если бы не адрес и дождь, мы наверняка бы прошли мимо этих грустных развалин, хотя церковь значилась в нашем списке любимских достопримечательностей. А когда-то Предтеченский храм украшал восточную часть Любима при въезде в него со стороны Костромы и Буя. Сейчас церковь разорена, обезображена, утрачены колокольня, пятиглавие, часть кровли, а от «декора, свойственного «московскому барокко», не осталось и следа. Однако разошедшийся дождь словно привлек наше внимание к развалинам святыни. Прячась среди высоких облупленных стен, мы с грустью рассматривали чудом сохранившиеся остатки синеватой росписи, хрустели под ногами груды кирпичей и обломки шифера. Не похоже, чтобы здесь велись реставрационные работы. Стало вдруг грустно и обидно, что никому нет дела до погибающей святыни, прекрасного образца православного зодчества. Наивно взывать к совести любимцев, предлагая собраться всем городом и спасти Предтеченскую церковь. Спасибо, что хоть помойку в святых стенах не устроили. Но, может быть, найдется какой-нибудь меценат (кажется, это явление вновь сейчас входит в моду), который пожелает увековечить свое имя в памяти потомков и вернуть им красивейший храм. Дождь неожиданно перестал, мы выбрались из руин. Пошли назад, а я все оглядывалась на это грустное место и очень хотела, чтобы церковь Рождества Иоанна Предтечи восстановили.

Стоящая на берегу Обноры славная беседка с изогнутой крышей, напоминающей китайский фонарик, привлекла наше внимание. Мимо нее мы проскочили, когда искали Предтеченский храм. Немного посидели в ней, оценив живописный вид, открывавшийся на неспешную ленту реки и бархатистые изумрудные берега. Подышали свежим после дождя воздухом. Тихо и умиротворенно здесь.

Центральный парк. Очень интересное историческое место. Он разбит на старинных валах, окруженных рвом, настоящее защитное сооружение. «Земляной город» был насыпан еще в первой половине XVI века, но сохранился лишь в северной и частично в восточной стороне крепости. В парк мы зашли не через центральный вход, а пройдя по маленькому мостику через ров от детского городка. Вскарабкавшись на валы, увидели «современную» часть исторического места с крошечной эстрадой и рядами лавочек, большим стадионом, около футбольных ворот которого беззаботно паслись апатичные козы.

На краю рва стоит хорошенькая, но грязная многоугольная беседка под синей крышей. В ней нам пришлось пережидать второй любимский дождик. Беседка, видимо, служит излюбленным местом отдыха «золотой любимской молодежи», если судить по заплеванному семечками полу, пробкам от бутылок, окуркам и многочисленным накарябанным номерам телефонов, именам и непечатным выражениям. Стараясь не обращать внимание на «антураж», мы от нечего делать съели бутерброды. Размеренную тишину сонного городка разбавляли шум дождя, щебет птичек и звонкие крики петухов. Парк утопал в майской сочной зелени. Мы сидели в беседке, смотрели на обнорский мост и противоположный берег.

Дождик прекратился внезапно, мы прогулялись по чудесной еловой аллее, осмотрели серый обелиск-пирамидку «Павшим в годы гражданской войны» с перечисленными фамилиями героев-любимцев. И, наконец, подошли к старинному соборному комплексу бывшего «Земляного города».

Богоявленский собор (1798 г., Центральный парк) — сердце древнего града Любима, основная его доминанта. Монументальное краснокирпичное здание с отдельно стоящей 35-метровой колокольней типично для своего времени и служило летним храмом. Рядом с ним возведенная в стиле классицизма Крестовоздвиженская церковь (1825 г.). Обе святыни были закрыты в 1930 году и обезображены, сейчас, переданные Спасо-Преображенскому Геннадиеву монастырю, постепенно возрождаются. Среди юной весенней зелени смотрятся величественно и печально, словно немой укор поколению красной революции, да и нынешнему. Богоявленский собор вроде как начали реставрировать, побелили колокольню, теперь дело за возвращением пятиглавия. Жаль, что от внутреннего убранства и росписей ничего не осталось. До обезглавленного Крестовоздвиженского зимнего храма еще нескоро дойдут руки, в краснокирпичных руинах трудно теперь признать некогда центральную святыню. А еще в прежние времена соборный комплекс окружала массивная каменная ограда с железными решетками. Как же хочется надеяться, что Богоявленский собор и Крестовоздвиженскую церковь отреставрируют, и они снова будут украшать центр Любима.

«Камень основания Любима» с памятной табличкой, свидетельствующей о годе основания города (1538 г.), также находится в парке, недалеко от центрального входа. Вряд ли огромный валун стоял здесь с незапамятный времен, такая чисто «туристическая» достопримечательность. У нас в Ярославле подобный камешек есть.

Выходим из парка через арку центрального входа, украшенную серебристыми фигурами коммунистов — крепких девушки и паренька с волевыми комсомольскими лицами и взорами, устремленными в «светлое будущее». Они вызывают улыбку и еще раз намекают на то, что время в Любиме словно остановилось.

Мы покидаем необычный Центральный парк, где древняя история плотно соединилась со временами не такого уж далекого советского прошлого. Около входа в парк на просторной площадке установлена сцена с развевающимися флагами — завтра здесь пройдут торжества, посвященные Дню Победы. От очередного дождя прячемся в сельмаге и торговых рядах.

Сквер на центральной площади, расположенный между парком и торговыми рядами, очень симпатичен. В его центре установлен милый круглый фонтанчик, обложенный булыжниками. Рядом в аллее совсем современные скульптуры: худосочный царь Иван Грозный с соколом, забавный мишка, примостившиеся втроем на стволе дерева рысь, сова и еще один топтыгин. Компанию им составляет милая композиция из сидящих на пеньках зверюшек: кошки, ежика и, конечно же, медведя. Прямо-таки какая-то тяга к областному центру, на гербе которого красуется этот лесной зверь!

Часовня Александра Невского (1888 г.), кремовая, небольшая, пышная, похожая на чудесный фонарик, увенчанная острым чешуйчатым куполом с маленькой серебристой главкой. Эта резная шатровая часовня, выстроенная в русском стиле, настоящая «каменная сказка», напоминает о «чудесном спасении» Александра III во время железнодорожной катастрофы у станции Борки, близ Харькова. Подобные «благодатные» святыни в то время возводились во многих городах. В Ярославле тоже есть очень красивая часовня Александра Невского, моя любимая. Часовня оказалась открытой, мы зашли внутрь, поставили свечки.

«Любимский историко-краеведческий музей» (ул. Октябрьская, д.11, тел. (48543) 22–572, время работы: 9–16 час., перерыв: 12–13 час., выходной: воскресенье). Найти его легко, находится недалеко от центра, экспозиция расположена в слегка обшарпанном двухэтажном доме с балконом и колоннами. Жаль, что музей оказался закрыт. Впрочем, выставки вряд ли отличаются от аналогичных провинциальных собраний. Среди экспозиций: «История родного города», «Крестьянский быт», «Орудия труда», «Социализм», «Великая Отечественная война», «Животный мир», «Современный Любим».

Храмы Троицкого прихода на рву (ул. Красноармейская, д.6). Этот замечательный комплекс чудом уцелел на западной окраине города, под поймой речки Учи.

Тихвинская церковь (1786 г.) — наиболее сохранившаяся из всего комплекса, с нее и началась реставрация прихода. Высокая, розовато-белая, украшенная пышными наличниками и кокошниками в стиле «московского барокко» с синими маковками на крепких шейках, в строительных лесах. Хотя церковь оказалась единственной действующей из всего комплекса, внутрь нас не пустили старушка-смотрительница и священник. Они объяснили, что ждут высоких гостей — митрополита Ярославского и Ростовского Кирилла, посему все намыли, начистили, а мы натопчем, наследим. Что же, нам осталось лишь пожелать им успехов в нелегком деле восстановления святынь. Я потом прочитала, что интерьеры Тихвинской церкви не менее интересны, чем ее архитектура. Там не сохранилось прежнее богатое убранство, но так даже виднее «богатая пластика» помещений, сводов, ниш. Кстати, на обратном пути из Заучья мы видели ехавшую с мигалками и сиренами процессию духовенства.

Казанская церковь (1739 г.) — зимняя, маленькая, белая, приземистая, одноглавая. Привлекли внимание синие фрески в кокошниках, полустертые, не разобрать изображений. Зарешеченные оконные проемы, облупившаяся штукатурка, а внутри — «потемневшие росписи конца XVIII века», в том числе «Коронование Богоматери» в верхней части свода. К сожалению, об этом я тоже лишь читала, Казанская церковь была закрыта.

Меньше всего повезло старшей из комплекса зимней Троицкой церкви «что на рву» (конец XVII — начало XVIII вв.). Она являлась доминантой прихода, монументальная, краснокирпичная, с нарядными кокошниками и интересным обрамлением оконных проемов, восходившая к «костромским образцам зодчества». Последнее объясняется тем, что во времена строительства святыни город «в церковно-административном отношении был связан с Костромой». Теперь некогда величественный храм заброшен, обезглавлен, разорен, выбиты стекла, а на крыше нагло прорастают деревца в молодой майской зелени. У природы гораздо больше сил, чем у творений рук человеческих. Сквозь проем вошли внутрь. Груды кирпичей, высоченные потолки, загадочно проникающий через арки свет. Во внутреннем интерьере еще сохранились фрагменты росписей первой половины XIX века, синеватые, почти неразличимые. Так и хотелось крикнуть в этих обезображенных гулких стенах: «Не медлите, восстановите, спасите!..». Мы походили по одной из полуразрушенных стен, поросшей кустарником, между обломков стен под ногами беспечно зеленела первая травка. А нам было очень грустно…

Осмотрев комплекс Троицкого прихода, изумрудными окраинами Любима, мимо маленькой речки Учи, оврагов, склонов да деревянных домиков мы пошли искать последнюю достопримечательность городка в нашем списке.

Введенский храм в Заучье (1790 г.) — его мы видели от Троицкого прихода, казалось бы — рукой подать, но пришлось обойти Учу. В этом районе городка было совсем по-деревенски, тихо, размеренно, даже как-то лениво. Вот и церковь, стоящая в глубине старого любимского кладбища. Она была построена на средства местных купцов Сажиных. Из-за малого количества прихожан 10 лет была закрыта, но, видимо, небо благоволило к погосту, даже при советской власти здесь велись службы. Введенская церковь сейчас является наиболее отреставрированной из всех храмов.

Вход на кладбище обрамляют старинные ворота с остатками фресок, стоят сами по себе, отдельно от ограды. От ворот по аллейке идем к церкви Введения Богородицы во храм. Она белая, стройная, лаконичная, увенчанная пятью округлыми зелеными чешуйчатыми главками. Классический вид храма со строгой трехъярусной колокольней не очень похож на другие церкви Любима, сразу притягивает взгляд и создает ощущение полета, устремления ввысь. Введенская церковь оказалась открытой, мы зашли внутрь. Пышный золоченый иконостас, тяжелая старинная люстра, высокие потолки, много икон, горят свечи, а народу — никого.

На обратном пути в центр Любима мы отдохнули на зеленом бережке речки Учи, младшей сестрицы Обноры. Уже никуда не хотелось бежать, спешить, да и вроде бы все мы осмотрели. Облака и прибрежные кусты отражались в синей воде, было красиво и умиротворенно. От дождя не осталось и следа, припекало солнце, высоко голубело небо. Было так приятно просто лежать в густой душистой майской траве и смотреть на золотые головки лютиков.

В центре мы намеревались пообедать в местном якобы пафосном ресторане «Сокол» классического советского типа, но, сколько бы мы к нему не подходили, в любое время он оказывался закрыт. Душная столовая и сомнительного вида бар или бистро доверия не вызвали. Видимо, в Любиме с общепитом проблема. Спасли остатки сухпайка и купленные в торговых рядах конфеты.

Недалеко от центра видели строящиеся типовые пятиэтажки. Почему-то промелькнула мысль, что, это, конечно хорошо, что строят жилье для любимцев, но почему нельзя направить средства на восстановление храмов? Кажется, еще нигде мы не встречали церквей в таком удручающем состоянии. Маленький Любим, городок, безусловно, славный, имеет на своей территории столько памятников старины, а власти ничего не хотят делать для того, чтобы их спасти. Даже не для будущих поколений, а для настоящей действительности, ведь к красивым, отреставрированным святыням можно будет организовывать экскурсии, развитие туризма положительно скажется на бюджете Любима. Я даже не призываю к совести, ответственности, к пониманию исторической и архитектурной ценности памятников. Но неужели так сложно просчитать перспективу? Мне бы хотелось еще раз приехать в Любим и с приятным удивлением осмотреть подновленные, возрожденные, спасенные святыни города!

Дорога на вокзал показалась короче. В магазине «Сказка» купили зефир, который производят на местном комбинате. Мне неоднократно хвалили вкуснейшее любимское лакомство, на самом деле аппетитное (даже при моем абсолютом равнодушии к сладкому), но, как ни странно, только в одном сельмаге мы смогли приобрести зефир, да и то взяли последний пакет.

Недалеко от вокзала с некоторым сожалением посмотрели на ржавую табличку с названием города и гербом. Да, много, очень много предстоит приложить усилий, чтобы Любим обрел свой былой статус, стал красивым и привлекательным городом. Потенциал его огромен, есть история, самобытность, очаровательная природа. Нашлись бы только неравнодушные и заинтересованные люди и, естественно, средства…

* * *

В общем то, весь план по осмотру Любима мы выполнили, посему со спокойной совестью купили обратные билеты до Данилова на 16.28 (30 руб.). Вскоре подошел уже знакомый нам смешной поезд.

Данилов встретил нас серым грозовым небом, лужами и мокрыми деревянными прилавками опустевшего рынка. На ярославской электричке нам еще предстояло ехать в деревню, все-таки майские праздники придуманы не только для путешественников, но и для дачников.

Поездка подошла к концу. А над железнодорожными путями и стоящими на даниловской станции вагонами раскинулась огромным ярким коромыслом семицветная радуга — прощальный подарок ласковых северов.

Фотоальбомы к рассказу

Любим-8 мая 2011

Теги: Самостоятельные путешествия, Культурно-познавательный туризм