Столица древнего Пинского княжества

Его предшественник, первый пинский вокзал, построенный в 1882 году, тоже, наверное, имел презентабельный вид, раз году в 1904 произвел на Якуба Коласа (то есть на его почти автобиографического литературного героя Андрея Лобановича) определенное впечатление. В известной трилогии «На росстанях» это описано так: «Перед Лобановичем возникали ещё не виданные им картины Пинского полесья… Ему и совет дали, как добраться до Выгонов. Для этого нужно только попасть на Каралинский рынок, а там, наверное, будут выгоновские крестьяне и за весьма сходную цену, а то и просто даром, довезут… С чемоданом в руке медленно двинулся Лобанович на станцию в густом человеческом потоке. Богатый, красивый зал первого класса он прошел с безразличным видом бывалого человека, для которого вся эта красота и роскошь совсем не в диковину, хотя не мог не обратить внимание на несоответствие своей собственной одежды и своего дешевенького чемоданчика с убранством зала и видом тех шикарных господ, которые так важно сидели за пышными столами. Он чувствовал себя человеком, попавшим не на свое место, его собственная персона казалась ему здесь слишком ничтожной и незначительной. Вот почему он начал быстрее протискиваться к выходу, держась поближе к стене, чтобы не мешать никому, чтобы не вернул его обратно этот высокий и грозный швейцар в блестящих галунах. И, только пройдя весь зал и очутившись в коридоре, он вздохнул с облегчением.»

Что касается моих ощущений, то, за 120 исторических лет произошло много разных событий, после чего и мои бабушки были избавлены от «комплексов» несоответствия каким-то «господам» на вокзалах, и я при прохождении по залам вокзалов чувствую себя вполне внутренне комфортно.

«Засада» поджидала в другом — в деле сдачи сумки в ячейку для хранения. Перед тем, как попытаться воспользоваться ячейкой, надо было обратиться в «окошко» к определенному человеку. Обратилась. Ответили, что все ячейки заняты. Ну, может быть. …Что ж, к счастью, ячейки бывают не только в здании вокзала, но и в некоторых других местах.

8—9 ноября в Пинске проходил «Марафон единства», и перед входом в здание вокзала был стенд с информацией о том, что 9-го в 11.00 на вокзале состоится «Знаковая встреча» с историком Вадимом Гигиным, командой «МАЗ-спортавто», еще с кем-то. 9 ноября я уже была в Бресте, но спасибо «марафону» за то, что явился косвенным поводом для того, чтобы я всё-таки побывала на Полесье, в Пинске, в одном из центров древнего Турово-Пинского княжества.

Между железнодорожным и автовокзалом стоит давняя водонапорная башня.

Автобусик «Пинск — Давид-Городок» напомнил мне о том, что Полесья-то я и не знаю. Хотя могла бы. Но это уже истории не совсем про путешествия.

А настоящая достопримечательность пинского привокзалья — 63-й домик на улице Ивана Чуклая. Если перевести с белорусского, то «В этом доме в 1912–1915 годах жил великий поэт белорусского народа Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич)». А меня здесь ожидало «привокзальное» испытание, технически-гаджетное. При включении Sonьку (фотоаппаратик-«мыльницу», моего давнего «дружочка-подельника») заклинило после выдвижения объектива. И что мне, гуманитарию, делать? Вспомнила древний рецепт ленивых сисадминов, заключающийся в слове «перезагрузка». «Перезагрузка» в данном случае могла быть произведена только одним кардинальным способом. Я открыла отсек с картой памяти и аккумулятором (кстати, скорее всего, дело в том, что он стал неплотно закрываться), извлекла аккумулятор, вставила назад, закрыла и… фотоаппарат начал со мной «общаться».

Кстати, улица Чуклая — одна из многих улочек, отходящих от вокзалов в сторону исторического центра города (в южном — юго-восточном направлении). Некоторые из них полутупиковые. Поэтому для пути к центру посоветую выбрать улицу Чуклая, Черняховского или Космодемьянской. Небольшой зеленый треугольничек между улицами Брестской, Горького и Космодемьянской (улица Космодемьянской, правда, на этом скане карты не подписана) — место, где недалеко от бывшего древнего Пинского замка установлен памятный знак в виде часовни.

Правда, у меня в Пинске был другой план. От вокзалов я сначала съездила «вверх» по Первомайской на улицу Центральную (которая уже, пожалуй, ближе к Северному микрорайону) на некоторую точечную шоппинг-разведку. Заодно увидела памятник партизанам Полесья.

А затем на автобусе по Первомайской, Белова, Завальной или Горького (не помню), кажется, Кирова и улице Иркутско-Пинской Дивизии подъехала к северо-восточной части парка Днепровской Флотилии, к историческому «микрорайону» Леще. Зачем? Мне хотелось оттуда пройтись к центру приблизительно тем путем, которым однажды году в 1905 прошёл Якуб Колас (или, по крайней мере, его почти автобиографический персонаж Андрей Лобанович).

Это в 1912 году Якуб Колас (тогда еще «просто» Константин Мицкевич) работал в самом городе Пинске и, женившись, стал жить на улице Водопроводной (нынешней улице И. Чуклая). Но до этого у него было еще два полесских периода жизни. В 1902–1904 годах будущий писатель работал в деревне Люсино теперешнего Ганцевичского района Брестской области. В книге первой «В полесской глуши» трилогии «На росстанях» Люсино описано как Тельшино. В Тельшино главный герой трилогии Андрей Лобанович влюбляется в юную соседку — Ядвисю Баранкевич (прототипом стала Ядвига Баранцевич). Когда Ядвися, рано потерявшая мать и мечтающая вырваться из семьи, где отец с тяжелым характером обижает и мачеху., уезжает на службу куда-то в далекое имение, «на следующий день Лобанович написал прошение о переводе в другую школу». Как раз наступали летние каникулы. …В реальности, вроде как, у Коласа произошло еще прозаичнее. Отец Ядвиги Баранцевич считал крестьянского сына и скромного начинающего учителя Константина Мицкевича не очень достойной и «перспективной» партией для Ядвиси, отвез дочь в Новогрудок и выдал замуж за шляхтича…

С осени 1904 по начало 1906 года Константин Мицкевич (будущий писатель Якуб Колас) жил и работал в другом месте Полесья — деревне Пинковичи немного восточнее Пинска. Это уже не «глушь» — ведь близко Пинск. Но более отдаленная от того же Минска часть Полесья. В трилогии про Андрея Лобановича (в книге второй «В глубине Полесья») Пинковичи описаны как деревня Выгоны. И оттуда он порой ходил в Пинск пешком. Прогуляюсь «по следам».

«С крутой излучины возле села Высокого, где Пина поворачивает в сторону заречных болот, очень хорошо видна южная часть Пинска. Огромный белый монастырь, построенный иезуитами в XVI веке, и монастырский дом, где прежде жили монахи, а теперь помещается духовное училище, возвышаются над гладью болот, составляя самый крайний южный выступ Пинска.

Чем-то грозным и угрюмым веет от этих старинных стен; монастырь имеет вид неподкупного стража отживших религиозных традиций старины. Как нерушимая скала над морем, стоит над болотами этот молчаливый великан, оглядывая необъятные просторы Пинского Полесья на далекие десятки верст.

… Лобанович не может забыть последний разговор с Ольгой Викторовной. Они условились встретиться вечером в субботу возле монастыря на пристани. Здесь неподалеку находится квартира, где изредка происходят тайные, подпольные собрания.

… Осенний мрак надвигается быстро, сужая горизонты и наваливаясь на онемелые дали. В крестьянских дворах снуют люди, делают свои хозяйственные дела, заканчивая заботы короткого дня.

Лобанович минует выгон, выходит в поле. …На дороге тихо и безлюдно. Вот он минует Альбрехтово, где раскинулось огромное поместье пана Скирмунта, где работают его сукновальня, литейная мастерская, винокуренный завод. Возле поместья, словно копны сена, разбросаны по полю довольно высокие копцы — земляные насыпи, где хранится картошка, заготовленная для производства водки. Неподалеку от дороги начинается огромное гумно, крытое камышом. Гумно тянется от дороги до самой Пины, его длина саженей двести.»

Однажды Колас помог крестьянам написать петицию Сигизмунду (Зигмунду) Скирмунту насчет его незаконного пользования их затонами и сенокосом на Пине. После чего был переведен подальше от имения Скирмунта и вообще от Полесья.

Сейчас Альбрехтово — восточный микрорайон Пинска. Можно было бы доехать и начать прогулку с него, но это был бы уже слишком амбициозный по расстоянию, нагрузке и времени план. …Поэтому на улице Иркутско-Пинской Дивизии (которая за Альбрехтовом перетекла бы в Лунинецкую) я вышла из автобуса немного раньше.

«За Альбрехтовом, уже возле самого города, видна небольшая деревенька Леща, где есть церковка и поповская усадьба. Уже темно, но широкие кроны высоченных лип и вязов еще довольно отчетливо вырисовываются на сером небе».

Сейчас Леще — один из прибрежных «микрорайончиков», бОльшую часть которого занимает парк имени Краснознаменной Днепровской Флотилии. Деревья в нем есть и высокие, но местный черно-белый пёс «прорекламировал» мне одну аллейку-полянку для фотозарисовок.

Что касается церковки, то она есть, хоть и не та, которую видел Якуб Колас. Впрочем, он тоже видел не самую первую из лещанских церквей. К 1263 году относятся первые упоминания о православном мужском Лещанском (Лещинском) монастыре. Первая деревянная церковь в нем была освящена в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Якуб Колас, скорее всего, упомянул Успенскую церковь в Леще. Она была построена в 1740-ых и сгорела во время сильной грозы в 1905. …В 2008 году на месте древнего монастыря в восточной части парка построена новая церковь Рождества Пресвятой Богородицы. Архитектурное решение редкое — в форме ротонды.

В парке имени Днепровской флотилии можно увидеть не только кораблик, но и военно-патриотическую площадку с более широким спектром экспонатов.

Самая главная природная достопримечательность Леще и всего Пинска — слияние реки Пины со Струменем и Припятью, в форме как бы стоящей на «ножках» буквы «К». «Официально» — рек Пина и Припять. Но, как подсказывает сайт пинского горисполкома, «старожилы по-прежнему считают, что к Пинску со стороны Украины подходит не Припять, а ее приток — Струмень." «Соприкоснувшись с Пиной и подпитавшись ее водами, он отворачивает от города и становится судоходной Большой Припятью, в то время как «похудевшая» Пина продолжает свое плавное течение мимо парка, Альбрехтово, Вишевич, Пинкович и Высокого до самой Ясельды…" На фото параллельно набережной течет Пина, примерно в центре кадра в нее вливается Струмень-Припять, а затем слева за кадром Припять отходит от города. Летом это, наверное, очень живописное место.

Примерно напротив центра слияния рек на набережной в Леще находится небольшой памятник рыбке, но не лещу или золотой рыбке, а вьюну. Оказывается, в Пинске вьюн — символ удачи. Вот так. Я не могла не вспомнить, как в возрасте трёх с половиной лет на озере за деревней первый раз словила на удочку рыбку — вьюна. Я так обрадовалась — ведь впервые словила. Когда вернулись в деревню, радостно и гордо показала маме: «Смотри, я словила!.." А мама глянула и с отвращением сказала: «Ай! Какая гадость!..». Ну, не понравился ей вьюнчик, его обтекаемое телосложение. Я растерялась, как-то поникла. Лучше бы этот вьюнчик продолжал жить в озерце. Со временем, через годы и десятилетия я осознала еще один обидный аспект этого момента. Если бы года в три-четыре не я словила бы вьюна, а кто-нибудь из моих двоюродных сестер, детей маминых коллег по работе или дочка ее подруги Раечки Ирочка., то моя мама восторженно сказала бы им или их мамам: «Ой, серьезно?! В 3 годика уже на рыбалке рыбку словил(а)! Какая молодец, умничка!» Ну, наверное, потому что «культурный человек» (педагог, в частности) «должен» общаться с людьми мило, эмпатично, говорить комплименты. Это ведь люди, «приличные», «степенные», которые «всё замечают». (Кстати, замечают даже то, чего не было, и клевещут на соседских детей их родителям развлечения ради.) В общем, люди. Не то, что какая-то своя, родная, но… обычная Алёнка, не «степенная». Которая вьюна принесла. И вьюн не «степенный», обычный, без красной или черной деликатесной икры. …Через несколько десятилетий Алёнка увидела на набережной в Пинске вьюна, такого же не «степенного», обычного. Привет, вьюнчик! Я тебя сфотографирую, и мне всё равно, считают ли проходящие «приличные» люди тебя достопримечательностью.

… Можно было бы от вьюна по набережной пройти дальше, вдоль Каролина, вдоль восточной части Старого Города, и нырнуть под мост туда, куда шел литературный герой Коласа. Но Андрей Лобанович шел… интереснее.

«Миновав арестный дом,- причем Лобанович оглядел его очень внимательным взглядом,- учитель вступил на территорию Пинска и пошел по мощенной булыжником Купеческой улице.»

Улицей Купеческой 120 лет назад называлась нынешняя улица Кирова. Она идет параллельно улице Иркутско-Пинской Дивизии, «сверху». Из парка я вышла к перекрестку улиц Иркутско-Пинской Дивизии и Карла Маркса, и поднялась квартальчик к перекрестку улиц Карла Маркса и Кирова (экс-Купеческой), почти к ее «началу», то есть к восточному кончику. В кадре — улица К. Маркса и хатка, которая, возможно, с коласовских времен здесь.

Прошла квартальчик по улице Кирова. На уголке повстречался памятник «железному» Феликсу Дзержинскому. Ведь на другой стороне улицы Кирова — местный городской отдел внутренних дел, милиция. Кстаати, помните, Лобанович прошел мимо «арестного дома»? Что ж, интересно.

В следующем квартале стоит такой давно декорированный домик.

А в последующем квартале — костел Карло Борромео, где сейчас действует концертный зал и, вроде бы, галерея юных художников.

Можно было бы пройти еще квартала 3 до площади Кирова, но я повернула с улицы Кирова на улицу Пушкина, налево, в сторону Пины. А точнее, в сторону бывшего предместья, а теперь микрорайончика Каролин, где раньше был Каролинский замок. Кстати, и Коласу доводилось быть где-то на Каролинском рыночке. … Заодно «попался» один из нескольких корпусов местного Полесского государственного университета.

Каролинский замок был построен в 1690-х Яном Каролем Дольским, но уже в 1706 разрушен шведами. До начала ХХ века еще оставалась часть его руин. Замок тянулся вдоль теперешней улицы Пушкина от Пины почти до улицы Иркутско-Пинской Дивизии. Я пришла туда, где находилась его южная, прибрежная сторона. Кстати, за полуостровным пляжиком к Пине «подкрадывается» Струмень.

Изображение остатков Каролинского замка можно увидеть на одном из домов по улице Днепровской Флотилии, которая идет параллельно набережной.

А домик № 33 по улице Днепровской Флотилии (это уже на границе или даже за «границей» Каролина и Старого города) — здание, где располагалось уездное староство.

Еще до него притягивают взгляд прямые и средневеково-закругленные улочки и пинско-каролинские домики с «бровками» над окнами.

Отсюда можно было бы пройти по набережной 5–6 кварталов туда, куда шел Лобанович в книге. Но меня опять потянуло вверх. Во-первых, хотелось подняться к площади Кирова, откуда и начинается ранее фигурировавшая улица Кирова (бывшая Купеческая). Даже если, скорее всего, Колас не прошел всю Купеческую. Во-вторых, хотелось заглянуть на (полу)пешеходную улицу Ленина и еще кое-куда.

От «Пельменного дома» с бровками я поднялась по улочке к перекрестку Советской с улицами Ленина и Куликова. Фотографируя забавные домики на перекрестке Советской и Ленина, засняла дальнюю «перспективу» улицы Ленина.

Мимо домика с зеленой крышей я пошла налево, по улице Ленина.

Вскоре можно было бы свернуть направо (по диагонали) на Ровецкую. Наверное, от слова «ров». Эта улица, отходя от Завальной и площади Кирова на юго-восток, была частью границы Старого города. Но я прошла еще один квартальчик по улице Ленина.

На перекрестке с улицей Заслонова стоит памятник. Догадайтесь, кому? Нет, не Заслонову и не Ленину. Ивану Чуклаю (1920–1942), чье имя сейчас носит улица у автовокзала, где стоит дом, в котором в 1912–1915 жил Константин Мицкевич (Якуб Колас). Та хатка из начала рассказа. Иван Чуклай во время войны был партизаном, членом Пинского подпольного обкома ЛКСМБ. 3 сентября 1942 года Иван погиб во время боя, спасая тяжелораненого комиссара отряда.

По улице Заслонова я поднялась на площадь Кирова. Площадь Кирова в Пинске — как настоящий, говоря иностранным сленгом, «хаб». От нее расходятся в разные стороны 6 улиц. На север — Ленинградская. На восток — уже немного известная вам улица Кирова (бывшая Купеческая). На юг — улицы Ровецкая и Заслонова. Между Ровецкой и Заслонова стоит памятник Кирову. Слева в кадре — улица Ровецкая.

На запад от площади идут улицы Завальная (считай, граница Старого города «за валом») и примерно параллельная ей Горького.

«Пройдя несколько улиц и переулков, Лобанович направляется на пристань, стараясь обходить более оживленные и шумные улицы.»

Не знаю, откуда Лобанович пошел «лесенкой» к пристани (к набережной), а я — от площади Кирова. Решила, что, оказавшись на набережной в третий (после Леще и Каролина) раз, пойду прямо на пристань… От площади Кирова пошла по улице Горького.

На перекрестке с улицей Веры Хоружей посмотрела направо и сфотографировала дом с башенкой. Похоже на «сталинку».

А пошла налево. Два квартала — и возвращение на уже известную улицу Ленина. По другую сторону симпатичной улочки боком стоит большой костел Успения Пресвятой Девы Марии (XVII–XVIII ст.). Чтобы сфотографировать его со стороны фасада, я прошла квартальчик по улице Ленина, а затем свернула налево на Комсомольскую (к тому же, как раз в сторону реки). И правильно. Оттуда видна и башня-звонница (XIX в.), и послевоенный обелиск воинской славы.

С той же возвышенности заметила интересный домик примерно 100-летней давности.

Вот и вновь набережная!

«Широкая, длинная, ровная пристань аккуратно выложена гладкими каменными плитами и залита асфальтом, обсажена двумя рядами каштанов. Так же в два ряда выстроились здесь скамейки на ровном расстоянии одна от другой; есть где посидеть в хорошую погоду людям, когда они устанут, пригуливаясь. Пристань крепко сжимает левый берег глубокой и спокойной Пины. Холодные серые волны реки тихо всхлипывают, бьются о гладкий каменный берег, приглушенным голосом переговариваются о чем-то с камышами на другой стороне, слегка покачивают пароходы и пароходики, дубы и чайки, густо облепившие пристань.»

Идя по набережной, я нырнула под мост. За 120 лет здесь появилась еще одна достопримечательность — прибрежный ДОТ.

«Медленно движется Лобанович в сторону монастыря. Угрюмым и страшным кажется теперь древнее монастырское здание, окруженное мраком осеннего вечера. Его центральная часть то здесь, то там выступает из темноты белыми пятнами — это падает свет от окон и фонарей,- а порталы и башни расплываются во мраке.»

Я увидела здание бывшего иезуитского монастыря еще при дневном (ранневечернем) свете.

И речной вокзал. Деревянное голубое здание — его старинный корпус.

Бывший иезуитский коллегиум надо показать и с юго-западной стороны.

Далее у литературного героя Коласа начались уже локальные «бродилки» по окрестностям.

«Ольга Викторовна немного опоздала. Рядом с ней стоял незнакомый высокий парень.

… Они направляются на людную улицу, где светло и шумно, и проходят один квартал. Незнакомый парень круто поворачивает в переулок. Идут долго, минуют улицы и переулки и снова выходят к монастырю, теперь уже с другой стороны. Незнакомый парень останавливается, пропускает вперед Ольгу Викторовну и говорит: „Заходите!“. Лобанович с учительницей входят в тесный, слабо освещенный дворик. Прямо перед ними несколько древних, пришедших в упадок домиков жмутся друг к другу.»

Я обошла здание бывшего монастыря в юго-восточной стороны. Кстати, здание сейчас активно используется в культурном плане. Здесь расположен музей Белорусского Полесья, где помимо постоянной экспозиции, периодически проводятся событийные выставки. А еще есть хореографическая школа и (или) подобные кружки.

С восточной стороны здания установлен трактор «Командир». Тоже труженик Полесья.

А с северной стороны (через улицу) — небольшая композиция «Хлеб».

В этом квартальчике (севернее площади Ленина) на улице Горького (дом 36) нашелся и ныне жилой дом 1917 года.

Начинало смеркаться. Многие говорят, что-то, а хожу я быстро. Хожу быстро. Но, когда я двором вернулась на площадь, уже стемнело, и северо-западную сторону бывшего монастыря я увидела примерно в том стиле, в каком Лобанович в трилогии увидел его южную сторону. Даже прикольно.

А всё же жаль, что в ноябре рано вечереет-темнеет. Потому что уже совсем близко находились самые-самые исторические места Пинска. …Как известно, задолго до того, как Пинск был в составе Российской империи, польской Речи Посполитой и Великого княжества Литовского, древний город белорусского Полесья в XI–XII столетиях был одним из городов Туровского княжества, стал крупным торговым городом, а с 1174 года по 1320 был столицей выделившегося самостоятельного Пинского княжества. Туровское и Пинское были организованными, культурными княжествами с православными традициями.

Древний деревянный Пинский замок располагался между Пиной (с южной стороны), теперешней как бы скрывающейся в большем дворе улицей Чайковского (с западной и северной сторон) и западной частью площади Ленина (где проходила восточная стена Пинского замка). На замковой территории стояла деревянная Дмитриевская церковь — главный храм города того времени. …Получается, что те жители 6 и 8 домов (что на западе площади Ленина), окна чьих квартир смотрят во двор, видят «сердце» своего древнего Пинского княжества, хоть оно и сокрыто под несколькометровым «археологическим культурным слоем». А те, окна чьих квартир смотрят на площадь Ленина и бывший иезуитский монастырь, видят Ильича на фоне большого бывшего центра польско-католической идеологии. Занятно.

Поблизости, по диагонали от площади Ленина, между улицами Космодемьянской, Горького и Брестской в 1997 году в честь 900-летия Пинска установили памятный знак в виде изящной часовенки.

А на квартальчик западнее (не доходя до пересечения Брестской с улицами Завальной и Черняховского) стоит памятник «Пограничникам всех поколений». Брестская область у нас одна из пограничных.

Меня «ждала» (и я на нее успела) электричка в Брест. В наш, белорусский. Кстати, уже знакомый.

Теги: Культурно-познавательный туризм, Самостоятельные путешествия