Берёза и тайна красных казарм

«Путешественник» и карта подсказали идти прямо — по улице Карла Маркса. Частный сектор с попадающимися квартирными двухэтажками. Пять кварталов до упора (в улицу Суворова) и еще чуть-чуть. Перешла улицу Свердлова, повернула налево, квартальчик по Свердлова и опять налево — на улицу Ольшевского.

В районе улицы Ольшевского находится один из мостов через разделяющий город на север и центроюг ручей Кречет. Точнее, даже два моста. С «главного» я сфотографировала пешеходно-прогулочный мостик и часть улицы Тышкевича с еще сохранившейся природной зеленью.

За мостиком по улице Ольшевского буквально через один-два квартальчика находится Свято-Петропавловская церковь (1775 г.). Кстати, считай, это уже центр города.

Около церкви (по адресу Советская, 1) можно было бы повернуть на Советскую и через квартал-два прийти к административному и историческому центру Березы (к райисполкому, а затем и на главную улицу Ленина). Но достопримечательности в Березе «разбросаны» весьма широко… Я хотела прогуляться от местных древних руин к главному пункту данной поездки и, затем, к местам обычной современной жизни города. И еще куда-нибудь. Поэтому сначала пошла на запад. Как раз туда заворачивала улица Ольшевского. Один квартал. Затем перешла улицу 17 Сентября и повернула налево, чтобы через квартальчик перейти на улицу Пушкина, по которой удобно напрямую прогуляться до бывшего монастыря картезианцев.

Если честно, тем, кто захочет начать путешествие по Березе с картезианских руин, я бы посоветовала сразу за железнодорожной станцией взять (вызвать) такси и быстренько доехать. Но предыдущий (он же первый) раз я была в Березе в вирусном 2021 году, часто надевая-снимая маску и т. п. … Поэтому сейчас мне было в удовольствие как бы «переиграть» знакомство с городом, прогуливаясь расслабленно, заходя в магазинчики с открытым лицом и беспрепятственно дышащим носиком. Хотя при этом с еще большим удовольствием я бы… вернулась хотя бы в лето 2021 или в февраль 2021, а еще лучше (ааа, если бы!) в 2006 или в 2009 годик, в те мои денечки. Но это уже не про Березу.

Просторная улица Пушкина по частному сектору привела к постройкам бывшего мужского католического монастыря картезианцев (1689 г.). Территория его была большой, например, гораздо больше территории замков. Сейчас от картезианского монастыря остались руины (хоть и живописные), но въездная брама отреставрирована.

Порекомендую это место для фанатов всего древнего, а также для любителей фотографироваться на фоне загадочных, но «неизбитых» локаций. Правда, в ноябре и марте—апреле там, наверное, слякотно-грязненько. Лучше лазить летом. В морозную часть зимы тоже должно быть красиво, но важно быть внимательными и смотреть под ноги. Буквально. Потому что, например, в том «холмике», с которого я делала следующее фото, несколько глубоких узких дыр, выложенных кирпичом. Мне повезло, я заметила это до того, как увлечься выбором того, что взять в кадр.

«Навестив» сию историческую точку, по улице Комсомольской я уходила от нее южнее. Неожиданно обратила внимание на «памятник» какому-то устройству. Оказалось, это двигатель. Что перед мотороремонтным заводом вполне логично.

Прочитала на постаменте: «Березовский мотороремонтный завод основан 22 февраля 1965 года». И левее: «Этот двигатель Д-54 отремонтирован в день основания завода». Беру в рассказ. Мой дядя («самых честных правил» и, к счастью, вполне крепкого здоровья) с юности до пенсии проработал только на одном месте работы — на моторном заводе. Когда у мотороремонтного завода в соседней области был установлен этот «моторчик», дядя в деревеньке еще мальчишкой-школьником был. Но все же моторы — его темка. Или судьба его. Минский завод, минская жена, дети. Квартиру получил (при Союзе еще). Хотя через несколько лет после пенсии все равно в деревеньку потянуло, в город только «на зиму» уезжает, на ноябрь—март (и то только потому, что жена уезжает и хочет, чтобы и он уезжал). По некоторым причинам ему в деревне спокойнее, психологически комфортнее. Иногда такое впечатление, что его истинной судьбой было бы шофёрить не в столице на предприятии, а в деревне или в райцентре каком, жениться на первой любви… А в моторах он в любом случае «сечёт» хорошо.

… Комсомольская вывела к перекрестку с улицей Ленина — главной центральной улицей Березы, идущей через город с юго-запада на восток и являющейся, по сути, городской частью трассы Р2. Я перешла через сию улицу и повернула налево (на восток, в данном случае), в сторону парка. Называется он Старинный парк. Не знаю, возможно, он и старинный. А что касается жилых домов через дорогу от парка — они, можно сказать, современные. На одном выложено «2001», на другом «2005».

В самом парке расположен духовно-патриотический комплекс. К тому же летом здесь красиво, да и в октябре еще можно увидеть свежие цветочки.

Обращает на себя внимание храм святого архангела Михаила, построенный в память о воинах, погибших в Афганистане.

Затем настало время вновь перейти улицу, к недавно упомянутым жилым домам. Прогулялась мимо трех домиков. А потом — вот эти.

Поблизости находится реконструированный в сентябре 2021 года памятник. Памяцi ахвяр польскай акупацыi Заходняй Беларусi 1921—1939 гг. Канцэнтрацыйны лагер у Бярозе-Картузскай 1934—1939 гг. Я знаю, о чем речь. А для тех, кто не в курсе, поясняет надпись на обелиске: «Здесь с 1934 года по сентябрь 1939 года находился концлагерь Береза Картузская. В нем все эти годы томились и подвергались пыткам тысячи революционеров Западной Белоруссии, Западной Украины и Польши — борцов за социальное и национальное освобождение трудящихся». Перед памятником уложена шестигранная плитка-трилинка. Такую плитку изготавливали узники концлагеря.

Территория устроенного польскими оккупационными властями концлагеря включала две давние трехэтажки из красного кирпича (они на предыдущем фото), пару других построек, внутренний двор трехэтажек и некоторое пространство левее здания, стоящего параллельно дороге.

Две трехэтажки из красного кирпича издавна назывались «красными казармами». Они были построены примерно в 1894–1895 годах для размещения солдат 151-го Пятигорского пехотного полка. Так за этими зданиями и закрепилось название родом из их первоначального предназначения. … Во времена польского концлагеря в том здании, что расположено параллельно улице, находилась, в основном, концлагерная администрация. Сейчас в нем, похоже, торговый центр, магазины. Камеры для узников концлагеря были в соседнем здании, которое стоит перпендикулярно дороге. Вот его боковая сторона.

Со двора, как и в 2021 году (когда я приезжала сюда впервые), видно, что в здании расположены кафе-пиццерия, детско-юношеский спортивно-эстетический центр, детская библиотека, в дальнем торце центр ремесел, где, среди прочего, изготавливают местную березовскую достопримечательность-оберег — щеповую (деревянную) птичку. О птичках щеповых еще вспомню. А пока возвращаюсь к той боковой стороне здания, которая на фото.

Видимый со стороны улицы Ленина боковой вход был ожидаемо открыт. На втором этаже расположилась галерея искусств, где, как я поняла, есть и постоянная экспозиция, и «гостевые» выставки. На третьем этаже — даже… ArtHotel и еще «Бизнес-инкубатор». Хочется верить, что бизнесы оттуда, определяя внутрикорпоративные правила, не (!) будут привносить в них «правила» бывшего польского концлагеря… Но меня интересовало то новое, что появилось на первом этаже. А на первом этаже в 2022 году открыли то, что надо было открыть в этом месте давно (еще при советской Белоруссии) — музей концлагеря Береза-Картузская.

Билет(ы) в музей продаются на втором этаже (в кассе галереи искусств). Музейчик (по замыслу или пока что) небольшой. После входа из тематически оформленного коридорчика сначала видны двери в «Карцер» (налево) и в «Камеру» (направо). А дальше, по коридорчику и направо, оформлен основной информационный зал.

В основном зале представлены карты (геополитические, в смысле), документы и выдержки из документов, имеющих отношение к концлагерю, фотографии некоторых узников, информация о них, вещи, написанные воспоминания… На всякий случай я обратила внимание на имена-фамилии и места рождения — на случай, если среди данных некоторых заключенных повстречался бы кто-то из Кореличчины, Мирского сельсовета, Столбцовщины. Около противоположной входу стены размещен макет лагеря. Территория его не ограничивалась внутренним двором «красных казарм», а заходила туда, где сейчас некоторые из соседних жилых домов (слева от казармы, которая ныне торговый центр). У кого-то и окна выходят на бывший концлагерь. Хотя, возможно, знание этого — дополнительный стимул к тому, чтобы вечером расслабленно лечь спать на свою кровать, а не на общие нары для 20–30 человек (а то и больше); к тому, чтобы утром облегчиться спокойно (а не под надзирательский счёт «…- „три“ — „четыре“» на польском) и порадоваться новому дню; к тому, чтобы заниматься рабочими, домашними, личными делами, получая удовольствие от таких, казалось бы, простых вещей, как беседа, обсуждение, возможность идти (а не бежать), присесть в течении дня, не зависеть от прихоти «пана жаунежа»…

В том же основном зале музея есть изображение «красной дорожки» с ползущим по ней заключенным. Предыстория такая. В концлагере находились не только белорусские, украинские, польские коммунисты, комсомольцы, социалисты, «сочувствующие» или просто явно не согласные с какими-либо «правилами» панского капитализма люди. Были и заключенные, далекие от идей социализма. В частности, националисты. И «просто» уголовники. При этом концлагерное руководство и надзиратели к радикальным националистам (таковые были больше из Западной Украины, чем из Белоруссии) и к уголовникам относились лучше (если это слово как-то применимо к данному месту), чем к коммунистам и им сочувствующим. Интересно, если бы «паны» заранее знали бы про Волынскую резню (которую над поляками учинят совсем не (!) коммунисты…), они всё равно больше издевались бы над людьми социалистически-коммунистических взглядов?.. В общем, однажды в концлагере одному из уголовников, стремящихся заслужить некую лояльность поляков и возвыситься в глазах руководства концлагеря, к сожалению, пришла «творческая» идея. Сделать во дворе длинную дорожку из битого кирпича, по которой коммунисты периодически должны на коленях «идти» (ползти) якобы «к своему Сталину», «раз хотят в БССР». И… «панам» эта идея понравилась. Так в концлагере появилась «красная дорожка», красная в том числе от кровоточащих колен или рук, когда опираться только на колени не было сил. В основном, сходятся на том, что эта дорожка была во дворе примерно параллельно зданию с камерами. Но были и другие воспоминания узников о ее местоположении. Возможно, такая дорожка была не одна.

Если в прямом физическом смысле заключенные и оказывались на сбитых окровавленных коленках, то в переносном смысле «поставить на колени» и, например, заставить кого-то выдать или добиться отречения от КПЗБ, в основном, не удавалось… «Они не стали на колени» — так и называется вышедший в 1966 году сборник воспоминаний (узников) и документов о концлагере Береза-Картузская.

Я вошла в «Камеру».

Надо сказать, что в концлагерных камерах заключенных было, конечно, не по двое. Просто для музейной наглядности, понятное дело, не стали «набивать» туда несколько десятков манекенов. А что окно заколочено досками от проникновения дневного света — это там так и бывало зачем-то.

В концлагере «на бумаге» был режим-распорядок, но на деле и в нем могли быть издевательские «сюрпризы» надзирателей себе на забаву…

В «Камере» слева можно прочитать о некоторых из местных «правил». В данном концлагере узникам было запрещено общаться, разговаривать и даже переглядываться, подавать знаки другим узникам. …А я сейчас не «помолчу», еще расскажу кое-что из известного. В устроенном польскими оккупационными властями концлагере было запрещено ходить, передвигаться было разрешено только бегом (быстрым или медленным — но бегом). А если в дневное время никуда не бежать, а оставаться на месте, то только стоя (сидеть запрещалось). В «Камере» один из заключенных-манекенов сидит на корточках. Я уточнила: «А присесть можно было только так — на корточки?». «Вообще-то, на корточки тоже запрещалось…». Правда, не выдерживали, присаживались. Но за это (и еще очень-очень много за что) наказывали.

Обычно готовилось два списка: одних заключенных отправляли на работы (на изготовление той же плитки-трилинки), других — на «гимнастику» во дворе. Но это не было обычной гимнастикой, физкультурой или спортом. Это было многочасовое выполнение изматывающих действий: бегать, ползать, прыгать как «жабки», ходить по-утиному, опять бегать.

При групповом посещении так называемой уборной с несколькими дырками в полу не все успевали на «раз, два, три», многим оставалось «делать» прямо на пол. После чего заключенных-дежурных надзиратели заставляли убирать фекалии голыми руками.

Про карцеры. Карцера боялись. Впрочем, были нюансы. Сотрудница музея рассказала, что иногда череда обстоятельств, связанных с работами, «гимнастической» муштрой и надзирательскими издевками складывалась для заключенного так, что человек… хотел на время в карцер (даже при тамошнем голоде и ночных «поверках» каждые два часа). Но! При этом главное было не перестараться и вместо карцера в здании не попасть в самое страшное место — в какой-либо из восьми «полевых» карцеров. «Полевой» карцер — это холодный каменный мешок 2×2×2 во дворе, где узники порой заболевали (от простуд до куриной слепоты), начинали терять ориентацию во времени и событиях и даже сходить с ума.

…Когда в сентябре 2022 года открывался данный музей, одним из первых вместе с журналистами его посетил скромный пожилой мужчина. Говорят, он не задавал вопросы, внимательно слушал, иногда смахивал слезы. Федор Трутько был сыном бывшего узника этого концлагеря — Степана Трутько. Я пишу «был», потому что, к сожалению, в сентябре 2023 года в возрасте 95 лет Федор Степанович ушел из жизни. Что ж, хорошо, что он еще застал тот год, когда открыли данный музей, то время, когда с новой силой пробудился интерес земляков, журналистов, сограждан к письменным воспоминаниям его отца и к его собственным воспоминаниям о польской оккупации до сентября 1939-го, о скорой немецкой оккупации в 1941 и партизанском детстве, о постепенном послевоенном налаживании жизни…

В музее я видела одну из тетрадей, в которых Степан Алексеевич Трутько (1896–1966) еще в 1960-ых аккуратным почерком рассказал о своем жизненном пути. Кстати, часть его воспоминаний была включена в упоминавшийся сборник «Они не стали на колени». Родился Степан Трутько в деревне Огородники (нынешнего Березовского района) в семье крестьянина-бедняка. Рано привык ходить на заработки. В 1915-м был призван в солдаты, воевал на фронте Первой мировой, был ранен, перенес операцию на ноге. В сентябре 1918-го вернулся домой. В мае 1925 года вступил в подпольную Коммунистическую партию Западной Белоруссии (КПЗБ). Было это «в Берёзе, за церковью, в густом ольшанике, на берегу небольшой речушки Кречет…». А ведь и я теперь немножко знаю это место — Свято-Петропавловскую церковь за Кречетом… Степан создал ячейку в Огородниках, и в паре других деревень. Распространяли политлитературу, вывешивали красные флаги, расклеивали листовки, пару раз помогли местным крестьянам и лесорубам добиться выполнения забастовочных требований к помещику. «По ходу действия» женился, рождались дети. Но не обходилось и без попадания в тюрьмы. А в сентябре 1937 года — в концлагерь Береза-Картузская.

Из мемуаров Степана Трутько известно, что уже в первый день пребывания в концлагере «полицейские начали гонять и бить." «Гоняли и били долго. Потом направили к коменданту блока. Велел за три минуты раздеться и разуться. Я разделся наголо. Он приказал мне повернуться несколько раз кругом и, обращаясь к полицейским, заключил:

— О, еще можно!

И полицейские вновь начали меня истязать. …Они избивали меня, а потом загнали в большую пустую камеру и приказали, чтобы я лег на цементный пол, сложив руки на груди, и не шевелился.

В этом положении я пробыл около часа. Затем пришел полицейский и начал меня муштровать. Он заставил прыгать вприсядку и сопровождал палочными ударами. Я изнемог и упал. Утром, примерно в шесть часов, я услышал топот множества ног. Это гнали арестованных. Пробегая., они несколько раз открывали волчок и подбадривали меня:

— Держись, товарищ!

На следующий день меня одели в костюм из мешковины, на который нашили номер 1221, и перевели в общую камеру.

Однажды меня вызвал полицейский и заставил мыть в коридоре пол. Когда я кончил эту работу, он… вылил мне на голову ушат грязной воды, приказал спуститься на корточках с третьего этажа во двор, а затем, избив, погнал к коменданту блока.

— У тебя, арестованный, есть два выхода: или ты сгниешь здесь заживо, или сможешь сегодня же быть дома…

— Каким же образом, пан комендант, я могу быть сегодня дома?

— О! От вас требуется немногое: подпишите вот такую бумажку: „Я, нижеподписавшийся Степан Трутько, отрекаюсь от Коммунистической партии, презираю ее и обязуюсь быть лояльным в отношении польского государства“.

— Это для меня, пан комендант, не подходит…

— В таком случае, — сказал комендант, — есть еще один выход. Старайтесь и в камере и на работе быть с коммунистами, прислушивайтесь, о чем они говорят, и рассказывайте нам…

— Это тоже не подходит, пан комендант.

— Мерзавец! — крикнул комендант. — Взять его и воспитать как следует.

На такие „беседы“ к коменданту блока попадали периодически все заключенные не реже одного раза в месяц. Весь режим в лагере был построен так, чтобы сломить арестованных и морально, и физически. Но это не удавалось. Подавляющее большинство политзаключенных стойко переносило все пытки и издевательства.

Я был освобожден из лагеря в августе 1938 года. Дома пробыл недолго. Односельчане предупредили, что полицейские хотят заманить меня в лес и убить. Да я и сам стал замечать, что за мной следят. Пришло решение уйти в Советский Союз. Взял я с собой сына Володю (ему тогда исполнилось уже 16 лет), и мы отправились в путь…»

Этот побег в БССР Степану тогда не удался. Но, как известно, через годик, 17 сентября 1939 года произошло воссоединение Западной Белоруссии с БССР. Это была радость и для 11-летнего Федора.

Федор Степанович с детства помнил несправедливость польских властей в отношении большинства белорусских крестьян. Казалось, много лет прошло. Но ведь в детстве человек впитывает впечатления как губка. Федор Трутько в разговорах с журналистами (из «7 дней», и с местными…) вспоминал многое: малоземельность и бедность, подработку пастухом с 7 лет, плату пану за сбор в лесу грибов, ягод и даже шишек (для топки печи). Свои детские обиды: «Все привилегии были у поляков… Попробуй только заговори на русском или белорусском, учитель так исходит указкой по пальцам… Бывало, подойду к пану-учителю, прошу мячик поиграть. Никогда белорусам не давал, только польским детям. Да еще и накажет им, чтобы с нами не водились, что они здесь главные." И положение взрослых, когда полякам почти на любой работе платили в два-три раза больше, чем белорусам…

Времена менялись. В 1940 году Степан Трутько стал заместителем председателя Березовского райсовета. Но позитивная полоса продлилась недолго — до 22 июня 1941 года… Степану было приказано отбыть в Смоленск, затем он воевал. Перед отъездом сказал Феде забрать сестру и идти к дедушке в Огородники. Как в воду глядел. Пришедшие вскоре немцы охотились за семьей Трутько. Расстреляли Федину бабушку (маму Степана), тетю Катю (сестру Степана), жену дяди Аню. До этого в канун войны умерла мама Феди. «Хлебнул» парнишка. В Огородниках, как вы поняли, было так же опасно, как и в Березе. Немцы сожгли дома деда и дяди. Дедушка и дядя Петя в годы оккупации болели и умерли. Федя помогал партизанам, а затем вообще присоединился к их отряду — чтобы уйти от опасного немецко-полицейского надзора (однажды оккупанты уже собирались его расстрелять) и бороться там, где брат Володя.

Дети, внуки, правнуки и другие родственники Федора Степановича гордятся своими предками. И не только они. Федор Степанович, как правило, не отказывал в общении ни журналистам, ни историкам, ни школьникам, рассказывал о былом понятно и от души.

…Однако пора отходить от музея и «казарм». Правда, сначала сфотографировала часть двора бывшего концлагеря с уголка того корпуса, где сейчас магазины.

А еще — покажу давно упомянутую щеповую птичку.

Всё, вперед на продолжение прогулки по городу! Если кто-то не очень любит исторические места, музеи и сюжеты (или их драматизм) и уже мысленно послал меня «в баню», то на другой стороне той же улицы Ленина мне вскоре попалась и баня. И кое-кто перед ней. «Дед и баба». «Дед и баба» парятся, ни о чем не «парятся».

Кому ближе тема льда, можно буквально через квартал (на перекрестке Ленина и 17 Сентября) завернуть на улицу 17 Сентября направо и немного пройти до хоккеиста. Он там не зря. Поблизости действует небольшой ледовый дворец.

А по Ленина дальше идет квартальчик жилых двухэтажек с магазинами и кафешками на первых этажах.

За перекрестком улицы Ленина и Советской находится здание Березовского историко-краеведческого музея. Кстати, музей в «красных казармах» — это его филиал.

Если по Советской повернуть налево, то через пару кварталов выйдете к Свято-Петропавловской церкви, которая упоминалась в начале рассказа. До этого повстречается райисполком. Хоть он и в центре Березы, но в остальном расположение его там совсем не «помпезное» — не на площади, не на как бы основной улице Ленина.

А для меня он (райисполком) — в числе ориентиров по пути к фирменному магазинчику (или одному из них) Березовского мясоконсервного. Люблю познавать города и районы многогранно и со вкусом в прямом смысле.

И, наверное, можно было бы в этот раз возвращаться назад маячащим известным путем (около церкви, по знакомому мосту и так далее), но… покажу еще несколько мест, объектов и «зарисовок».

Главный вход в Центральный парк (по улице Ленина, между центром и западом, сразу за ручьем Кречет). По сведениям, в нем и около него есть памятники и в честь щеповой птички, и в честь вертлявой камышовки (это тоже небольшая птичка). Вертлявая камышовка достопримечательна тем, что она на планете обитает мало где, и в числе оставшихся мест обитания — речка Ясельда, которая является западной границей Березы. Зашла бы в этот парк, но прогулка начинала приобретать характер «галопом по Березе».

Троицкий костел, построенный в 1998 году (между парком и Ясельдой, за автовокзалом). Река Ясельда там близко, но к ней при желании всё же лучше подходить «через дорогу», с противоположной стороны улицы Ленина, где параллельно улице-трассе с мостом идет узенькая, но культурная пешеходная дорожка с посаженными вдоль нее молодыми березками, продолжающаяся небольшим пешеходным мостиком.

Один из самолетов (МиГ-21С, на перекрестке улиц Свердлова, Северный Городок и Красноармейской). Самолетик этот «Посвятившим себя авиации». Не просто так. «В городе Береза на аэродроме Осовцы с 1955 по 2010 г. базировался Кенигсбергский Краснознаменный ордена Александра Невского 927 истребительный авиационный полк (истребительная авиационная база)». Сказать честно, мне эта достопримечательность попалась случайно. И это еще не все достопримечательности данного перекрестка…

«Березовский валун», дама с собачкой и, наверное, ее поклонник (если от вышеупомянутого самолета перейти через улицу Свердлова). «Березовский валун» — большой местный природный камень, вокруг которого сделана зона отдыха, где свободные скамеечки чередуются со скамейками, которые заняты некоторыми персонажами. Есть местная «дама с собачкой» (но без намеков на литературного персонажа, вполне современного вида) и даже засмотревшийся на нее «поклонник». Наверное.

Что ж, не камышовка, так пёсик повстречался. Мне, правда, больше запомнился другой — живой среднего размера черныш (кажется, его и зовут Черныш), который около ледового дворца (где поблизости хоккеист на улице 17 Сентября) провожал свою хозяйку на работу и ждал, пока она поговорит с пареньком на велосипеде. В наших деревеньках, поселках и даже райцентрах собаки часто сопровождают хозяев куда-нибудь по их (человеческим) делам. Есть в этом что-то милое, местечковое, как из лета в деревне в детстве.

А еще хорошо, что в Березе сделали отдельный тематический музей там, где был устроенный польскими властями концлагерь. Надо было еще в советские годы сделать такой музей, или хотя бы годах в 2006–2009… Но правильно, что всё же открыли музей, умнички.

Теги: Культурно-познавательный туризм, Самостоятельные путешествия