Кижи

Похожий на козу, протяжённостью пять с половиной километров, в самом широком месте остров всего восемьсот метров. В наш приезд он традиционно продувался ветрами и принимал моросящий непрекращающийся дождь. Для островов — это норма. Здесь ходит поговорка — лето удалось, но я в этот день работал и всё пропустил. Тем интереснее выглядит официальная версия — остров населяли финно-угры (что вообще не удивительно для Карелии), но потом сюда пришли славяне и им понравилось. И они остались на острове. Что может понравиться славянам, забредшим с теплых берегов Днепра на продуваемом промозглом острове? Вопрос риторический.

Скорее всего, отличная всхожесть. Популярный сувенир острова — кусочек камня шунгита. Кижи — единственное место, где камень выходит на поверхность, почва в Заонежье потому теплее. Шунгит нагревается, придавая полезное свойство здешней почве. Возможно, поэтому в не самом теплом крае себя отлично чувствуют гадюки. Шунгит используют как сорбент для нейтрализации токсичного ракетного топлива, и заодно на сувениры. Вот такое предназначение. В целом, сувенирка острова — значительная часть туристического кластера Петрозаводска. Сам город мало похож на деревянную структуру острова, разве только погода в нём такая же — моросяще-дождливая.

От вокзала в Петрозаводске до причала — идти прямо вниз. С городами у воды всегда так. Утренняя столица Карелии пустынна. Широкие проспекты, частые памятники и вездесущие информационные таблички — город ухоженный, с богатой историей и колоритом. Если топать пешком, обязательно несколько раз наткнёшься на карельский орнамент, возведенный в узнаваемый символ. Если поехать на автобусе — этот орнамент будет в интерьере салона или рекламе. Но будет.

Широкие центральные улочки пересекаются лучами узких городских дорог. На них могут вырастать площади с грандиозными сооружениями Советского периода, или прилипнуть пустыри с возведенными спортплощадками. Как и любой провинциальный город, Петрозаводск богат на разбитый асфальт дворов и переулков, а также на уютные зеленые дворы. И как в любой губернской столице здесь любят и дополняют памятными знаками достояния республики.

Набережная Онежского озера в городе отстроена недавно, появились памятники, скульптуры и зоны отдыха. Но главной достопримечательностью остаётся тихая водная гладь, как бескрайнее зеркало притянувшее к себе серое небо. Недвижимый свинец Онеги проглатывает редкие попытки окрестных уток расшевелить могучего гиганта. Или так погода давит, что озеро становится тягучим? Не понять. Дождь гонит туристов по набережной к причалу в сухой салон ракеты.

Пути на крылатом катере — час. Для меня вопрос — подобные катера ушли в прошлое, не угнавшись за прогрессом или попросту некуда гонять на быстроходных суднах? Час это много, внутри обшивка гудит и дребезжит, а убранство показывает — транспорт кажется чем-то уникальным и крутым. На деле — автобус, только быстроходный и по воде. Ближе всего к разрешению вопроса, наверное, ценник на судно — четыре тысячи за билет туда-обратно. Продают в оба конца — потому что оставлять без «обратно» на Кижах туристов никто не собирается. Практически 88% туров рассчитаны на трех-четырех часовые прогулки и возвращение в Петрозаводск. Остальные проценты имеют шанс заночевать, но структура к этому не располагает.

Структура располагает к погулять, рассмотреть и перекусить. Если бы в Кижах расположить удобный отель, пиши пропало — залюдили бы 10 000 гектар за сезон. А сейчас жить здесь удобно местным жителям и работникам музея. С причала по тропе выходишь на простор, напоминающий классическую заставку Windows. Вверх поднимается пологий изумрудный склон. По нему сверху скользит редкий прохожий, вдалеке виднеются колья забора. Взгляд выхватывает несколько домиков — служебные структуры. Дальше только деревянное зодчество, ветер и Русь былинная. Туриста от работников (считай, жителей туристической части острова) отличить легко. Вторые носят костюмы кижан времён девятнадцатого века. В них рассказывают, в них проводят мастер-классы и работают на благоустройство. Удивительная вещь — простые, не вычурные праздничные, рубахи сочетаются с местом лучше любого непромокаемого дождевика Columbia, например. Есть в этом что-то милое и справедливое. Остров невысокий, с хребтом посередине, будто та самая коза выгнула спину из Онеги, продрогнув под моросью. Климат и здесь сыграл роль — колючий ветер полирует с двух сторон полюбившийся древним славянам остров.

Причал с «ракетами» — не единственная пристань Кижей. Мостки натыканы за кустами, используются для нужд персонала и по берегам в деревне. Лодки в основном простенькие, с мотором или без. Раз в год, и по праздникам с берегом сходят местные лодки «кижанки». Нет ничего удивительного, что конструкция местных лодок уникальна. Суровый климат и неспокойное онежское море, длительный путь и характер северных крестьян, всё впитала в себя лодка. В каждом крае — своя уникальность. Здесь лодки, которые в итоге стали центральной фигурой отдельного фестиваля, собирающего зрителей из России и других стран — заплыва на кижанках. Судно должно быть крепким, стойким и вместительным. Для крестьян тех времен обыкновенная лодка, идентичность и название «кижанка» приобрела в современности. Несколько дней пути от острова до большой земли — не просто развлечение, в кижанках гоняли вместе со скотом, будь то путь на ярмарку или на соседние острова для выпаса.

Видимо, соседние острова не были так густо заселены и вспаханы, чтобы ворчать по поводу дележки пастбищ. Площади позволяли. Для раскиданных по окрестностям деревень — Кижи стали ориентиром с появлением Церкви Преображения Господня. Её величие и красота необъятны. Посмотрите, она со всех сторон одинаково красивая — ни к кому не поворачиваясь задним входом или боковой частью. Проснувшись утром в любом из сёл окрестных островов, крестьянин видел величественный храм Божий. Ровно такой, как видели другие. Так задумано.

Говорят, что повторить церковь невозможно, потому что Нестор с окончанием стройки бросил топор в озеро. Но это сказка, кои густо нарастают на все значимые строения Руси. Хорошо, что миф о выколотых глазах не прижился на Кижах. И без домыслов, церковь Преображения Господня, имеет богатую историю. Например, такое чудо может построить талантливый, но вполне обыкновенный мастер прошлых лет. Без наук и чертежей, «на глаз, как мера и красота скажут» — не доказательство зодческой темноты, а пример широты мысли, иного сознания и определения, не балованного всяческими дальномерами. Или кажущаяся чудом — стройка без гвоздя. Лукавство — были гвозди и в этой церкви, но штучно на каких-то перемычках. Связано не с желанием построить особенную церковь, а вполне разумными мотивами. Гвозди — дорого для крестьян, тяжело для общей постройки, вредно для дерева. И вообще, церковь без гвоздей — не чудо ни разу. Это отдельное искусство, основанное на науке и не более. В деревянном зодчестве гвозди не жалуют. Чудом Преображения Господня я бы назвал лемешинки — чешуйки на куполах церкви. Нет ни одного одинакового, каждый создавался под угол наклона и своё место в куполе. Менялись такие чешуйки каждые тридцать лет. Вот они тянут на чудо человеческого разума.

Реже обновлялась сама церковь. Совсем недавно — в прошлом десятилетии, церковь поднимали и заменяли сруб, сохранив лишь тридцать шесть процентов брёвен. Грандиозная стройка, которая двигала церковь, позволила сохранить памятник. Стройка наполнила историю духовно — сохранив уникальную музыку перезвонов.

Мастера, когда ездили за наукой в близлежащие города, в монастыри и лавры, слушали звон колоколов. Звон — завораживает, проникает внутрь и переворачивает мысль, ощущения. Мастера не могли простить себе, если бы забыли мелодии звона. И чтобы запомнить, перекладывали на наигрыш, который приносили с собой на Кижи. Мелодия оставалась в наигрышах крестьян, приходила в работу, быт, праздник. Вместе с СССР прили смутные времена для церкви. Колокольный звон запретили, забылся огромный культурный пласт, а кантольные наигрыши сохранили и продолжали звучать. Их никто не запрещал. Кому какое дело, что рабочий крестьянин себе под нос напевает?

Помимо наигрышей, крестьяне привезли цветастые настилы, яркие цвета построек — мода на город уже тогда захватывала деревню.

Церковь и ансамбль зданий вокруг окружены стеной. Назвать Кижским кремлём пространство не получится — сама идея стены совершенно не бьётся с кремлёвскими. Ни кирпичика не заложено ради защиты. На острове оборона строится по-другому. Стена отделяла церковь и кладбище от селян. Так было нужно.

Смотришь на кресты, раскиданные по небольшому двору, и кажется — не так уж много жило кижан на острове. Или же мерли они крайне неохотно и редко. На самом деле война стёрла много имен из истории Кижей. Пришедшие финны были настолько суровы к местным жителям (считающих их оккупантами финских земель), насколько уважительны к святыням и культуре острова. Благодаря отношению финнов экспонаты музеев Петрозаводска и святыни Кижей гоняли на выставки в Европу, а потом благополучно возвращались на вражескую оккупированную землю. Потому что принадлежали ей. Поразительно ревностное и почтенное отношение.

К людям у финнов такого отношения не было. Канули в Лету целые фамилии и династии, оставив редкие кресты тех, кого смогли идентифицировать и вернуть имена на таблички. Вот так объясняется просторный погост Кижей.

Только здесь я услышал интересное определение, сшивающее древний уклад и современные представления — изба-студия. И правда, гуляя по избам в различных музеях деревянного зодчества, задумывались ли мы, что там практиковался принцип студии. В первую очередь, конечно, это было связано с численностью семей, устройством быта и предназначением печи (как правило, для всего на свете), однако — это не умаляет точности определения. И если уж применять современность, то в избе всё стояло по фен-шую — красный угол по диагонали или напротив печи (символизируя огонь и опасность печи, уравновешенные светлым Красным углом). Стол, лавка, женская часть — одинаковы для любой избы. Тут же сени с лодкой кижанкой — традиционно такие избы лучше любого элитного ЖК, в них можно жить и не выходить на улицу. Это не домострой, это — веками выверенная практичность при дефиците света, тепла и избытке воли, обязанностей, ритуалов.

А за стенами избы продуваемый остров скрипит частоколом, крутит онежский ветер крылья мельницы, неестественно тяжело висят колокола часовни, волнится высокая трава, набегает озеро, быстро плывут облака. Девчонки в наряде вышивают крестом карельские узоры. Особенность в том, что узор вышивается непрерывно и красавицы держат в уме огромный массив ходов долгого монотонного процесса. Что там чертоги памяти Шерлока Холмса? Непрерывно, стежок за стежком на поле выбегают олени и оказываются в хороводе. Считается, что девушки учились сызмальства вышивать, а когда приходило время выходить замуж, парни подглядывали за мастерицами — кто из них умнее, у кого узор ложится ровно, словно песня поётся слово за словом…

Впрочем, мы предположили, что продуманные парни выбирали как раз таки девушку наоборот, которая с трудом справлялась с непрерывной нитью. Она же девочка — зачем её эти математические ходы, пусть лучше в голове царствуют любовь, забота, а не планирование за мужем успешной карьеры.

Мельком дополню интересный факт про «свечу держал» — раз уж заговорили, что парни обращали внимание на вышивание девчонок, то делали это профессионально. С малых лет в обязанность мальчишки входило обеспечить дом освещением. Так что выражение абсолютно точно про любовь, и никакой похабщины здесь нет. Только история.

Не одним достоянием Преображения Господня славятся Кижи. Маленькие церквушки, кажется, что в них особенного? Насмотрелся русский турист на деревянное зодчество. Но здесь — остров. Это как Австралия со своими эндемикам, или Британия с абсолютно другой культурой, иди Мадагаскар…

Стоит посетить небольшую церквушку, со скрипучими полами ради «икон неба» — вписанных в изнанку купола лепестков. Говорят, что форма лепестков заставляет по-другому читать сюжеты икон. Говорят, что иконы неба светятся, если смотреть под определенным углом на них. Говорят, такие иконы есть только на Кижах. Что толку слушать, когда лучше увидеть островное чудо небес собственными глазами. А венцом окажется широкий иконостас в церкви Преображения Господня.

Тот самый простор, который читается с первыми шагами по кижской земле, обозревается с высокой колокольни, находящейся рядом с церковью. И непонятно — что завораживает и восхищает больше. Поднимаясь по деревянным ступеням, сбиваясь со счету в метрах над уровнем Онеги, оказываешься под куполом. А тут церковь Преображения Господня словно проплывает рядом, видны лепестки, будто медленно кружатся купола, чувствуешь себя птицей. Масштаб сооружения, обозреваемый не снизу, когда возвышается храм, а рядом, лицом к лицу, когда вокруг расплываются воды, нитка дороги, поля и луга, соседние острова, всё — создаёт необычную картину и ощущения. Не раболепства или возвеличивания храма, площадку с колоколами будто накрыло волной простора, необъятного пространства и солнца. Оглянись, и простор вокруг церкви раскинется до далёкого горизонта, сквозь зелень лесов и синь Онеги. До мурашек.

Быт деревни уникален и хрупок, рукотерка — для рук, утиральник — для лица. Стол-курятник и просторные сени, ходунки для детей едва ли не тяжелее детей. Быт дома откликается бытом селения. А музей — лишь небольшая часть острова. Другая часть спрятана за холмом, куда уходит нить песчаной колеи. Вьётся нить мимо погоста, по кромке острова под шум озера, мимо пастбищ и футбольного поля (где, к слову, раз в год проходит фестиваль-турнир по футболу), прошивает деревню и в конце полнеет двумя селениями. Дорога-улица, вдоль которой расположились дворы. Каждый с выходом на воду и лодкой. На пятачке общий пирс в виде скрипучих досок, вглубь острова такие же дворы, только воды нет. Зато есть котики и общий туалет.

На Кижах живут едва ли более десятка коренных жителей. Они же единственные, кто имеет право владения землёй. Остальные живут и работают на благо музея. Да, никто не уезжает с Кижей по многу дней. И потому деревня впитала некоторые правила кемпинга, включая уважение к окружающим и окружающему. Этика особенная, но момент очень позитивный. Тут же могут ночевать те редкие туристы, которые не едут в однодневный тур по Кижам.

Природа и тишина в дикой части острова отличается от туристической. Никто не запрещает идти сюда пешком. Просто не тот формат. Без чуда над головой, без лавок и смотрящих. Ветер — есть, простор — это да, молчаливое небо — сколько угодно. Давайте честно — когда едут на остров, ждут ежеминутного удивления, Кижи за холмом — это про единение и простоту. Вот и не имеет смысла огораживать, кто поймёт цимус прогулки — не нарушает магии, пусть гуляет. Кто не выкупит — тот и не суется.

Тем более, что движа на Кижах хватает. Пора про килу рассказать.

Мы не занимались съёмкой игры исключительно потому, что были всецело заняты игрой. А местные фотографы затянули с публикованием фотографий. Поэтому фото килы взяты с официального сайта Кижей и Федерации килы, но давностью прошлых годов.

Конец 19 века, начало 20-го. Промысловый образ жизни ещё преобладает в селе, кижанки используют как транспорт, а не мощный центр фестиваля, Масленица приходит широко, ширше, чем сейчас. На лёд озера у острова к кижанам приходили сенногубы (жители Сенной губы — соседней деревни) и выясняли кому будут принадлежать лучшие рыбные тони (места для ловли). Они, как и сегодня, могут быть богатыми, а могут быть худыми. И вот худые тони — это же бедный год, без достатка. А мест на всех не хватало. Ещё славяне эти понаехали…

Мы привыкли слышать про молодецкую забаву в кулачный бой. А тут играли в килу. Вот уж точно выражение — больше, чем игра. Судьба деревни на кону.

Кила по игровой платформе близка к регби или американскому футболу. Но отличается настолько, что вполне законно считается отдельной забавой. Суть забежать с полуторакилограммовым мячом, набитым шерстью, за черту «города». Можно толкаться, удерживать соперника, ронять его на землю, атаковать игроков без мяча, мяч нельзя с земли поднимать руками — только подкинуть ногой. Небольшой ликбез закончен, напишу только — динамика и зрелищность игры на высоком уровне. И вот такую игру мы почти потеряли…

Об истории и колорите килы на Кижах лучше других расскажет одна из крутейших гидов России — Марина Ноженко. Она же идейный вдохновитель возрождения килы на острове. С её подачи от Федерации килы приехала целая делегация. И играли два дня, собирая вокруг зрителей с глазами, полными восторга.

Раз в год на Кижах проходит кила, обычно соседствуя с гастрономическим фестивалем. Сами килисты такой компании рады — во-первых, уху местную попробуют, во-вторых гостей немало, а кила сейчас нуждается в популяризации, в-третьих, всегда можно перекусить рыбным пирогом. Сказка, а не место!

О киле можно спорить — об аутентичности, о целесообразности, патриотизме. Про килу можно рассказывать — историю, современные турниры, правила и адаптацию. Но лучше всего — в килу играть. Нагляднее любых фраз и метафор.

Дождливый карельский остров растворяется в запотевших окнах ракеты. Впереди дождливая карельская столица и путь домой. Может быть, впечатление скандинавского флёра оставила погода, а в солнечные дни тут совершенного по-иному. Откуда знать? Надо ехать в солнечные дни. Не думаю, что изменится главное впечатление поездки — люди здесь приветливые и размеренные, а утки непуганые.

Теги: Культурно-познавательный туризм, Самостоятельные путешествия, Событийный туризм