Я помню

В Квебеке определенные политические силы давно ратуют за отделение провинции от Канады. Зачем? Им плохо живется? Нет. Кого-то здесь ущемляют в правах? Тоже нет. Так зачем же? Нам, боюсь, этого не понять. Для этого, видимо, необходимо было родиться квебекцем-франкофоном. Или хотя бы быть определенной политической силой.

В пункте аренды машин черноволосый молодой сотрудник в белой рубашке и с активной жизненной позицией, узнав, что я из России, тут же спросил меня:

— А Вы за Путина или против?

(«И тут политиканство!» — подумал я).

Сомневаюсь, что ему действительно хотелось услышать от меня ответ на этот вопрос. Скорее, он просто старался занять клиента досужим разговором, пока оформлял документы на машину.

— А Вы за отделение Квебека от Канады или против? — спросил я в свою очередь. Мне тоже не был интересен его ответ. Я просто хотел чем-нибудь заняться, пока жду машину. Он сильно растянул рот в улыбке и ничего не ответил.

Вообще радужно улыбаться клиентам гораздо лучше получалось у его коллеги — худощавой женщины средних лет. Улыбаться она умела со всей той искренней неестественностью, которая заставляет тебя оценить сервис, и в то же время не забывать, что ты за него платишь.
Клиентура в пункте проката в этот ранний утренний час собралась интернациональная как сам Монреаль. Толстый стареющий араб ждал своих документов, потел и волновался. Раз за разом перечитывал договор на аренду машины, как будто силился найти там либо какую-то удручающую неточность, либо откровение свыше. Очевидно, не находя ни того, ни другого, он шумно выдыхал, вытирал лоб платком и погружался снова в чтение. Рядом со мной серьезный афроканадец в длинном расписном африканском халате с пристрастием расспрашивал неестественно искренне улыбающуюся сотрудницу об условиях договора — на какие случаи распространяется страховка, что будет если он попадет в ДТП, что делать, если проколется шина… В общем, старался предвосхитить все случаи нашей непредсказуемой жизни, как-будто до этого с ним случалось только все самое худшее. Искренняя сотрудница подробно отвечала ему на каждый вопрос с таким притворным энтузиазмом, как-будто она всю жизнь мечтала рассказывать людям, куда звонить, если на трассе закончится бензин.

Вот, наконец, формальности оформления десятидневной аренды автомобиля закончены, и мы c «политиканом» подходим к Dodge Avenger, предназначающемуся мне.

— А в России тоже есть машины с автоматической коробкой передач? — спросил он, злорадно улыбаясь. Это, видимо, была его месть за мой вопрос об отделении Квебека.

…

Через Монреаль, никому не мешая, проходят скоростные шоссе. Обычные городские улицы пересекают шоссе либо «под», либо «над», так что никаких светофоров и затруднений. Попасть на шоссе с обычных улиц тоже весьма просто, так что, долго ли, коротко ли, и мы с женой уже мчались на нашем Додже в направлении нашей первой канадской автомобильной амбиции — Квебек-Сити.

Кстати, как-то мимоходом (не помню уже как) я узнал, что Je me souviens — значит, «я помню». Интересно, а что помню? Почему помню?
Поначалу проносящийся за окном пейзаж не меняется. То есть, его попросту нет. Шоссе, что сказать. От него все человеческие жилища спрятаны, дабы не раздражало оно своими звуками и запахами. Так что мы особо по сторонам не смотрим. Мы присматриваемся к указателям — нам бы случайно куда-нибудь не туда не свернуть! Обычное для водителей в непривычных странах опасение. Впрочем, свернуть куда-то не туда сложно (хотя на обратном пути нам это все-таки удалось) — шоссе плавно извивается прочь из Монреаля прямо вдоль реки Святого Лавретния к северу. А там следующий большой пункт назначения только один — Квебек-Сити.

Вот проползающая мимо окружающая среда позеленела и ожила — наш усердный Додж выполз из Монреаля. Выполз, потому что особенно быстро в Канаде лучше не ездить. Максимальная разрешенная скорость — 100 километров в час. Дальше — штрафы, из которых минимальный, по-моему, сто пятьдесят долларов. Но начинают штрафовать только за превышение разрешенной скорости на 20 км/ч, поэтому я ставил круиз-контроль на 115 км/ч и ехал себе спокойно вместе со всеми. Попадались, конечно изредка лихачущие личности, но они появлялись уж очень нечасто и почему-то в основном на БМВ и Мерседесах. Может, это наши траги-герои из девяностых прямиком в Канаду переселились? Не знаю.

А ездить по шоссе слишком быстро в Канаде бывает опасно. Из-за животных. Вдоль шоссе — постоянно предупреждающие знаки о возможном выскоке на шоссе оленей (а дальше — в районе Тысячи Островов — о выползе черепах!), и, к сожалению, довольно часто попадаются сбитые машинами бедные еноты.

Никакой особенной музыки мы с собой не взяли, поэтому приходилось вылавливать радио. А радио, очень приятно удивило. Если у нас 90% всех радиостанций можно смело объединить под общей вывеской «Попса-Шансон», то в Канаде, где бы мы не ехали, везде мы находили отличный рок или джаз. В крайнем случае, хороший кантри.

Нарезав пару-тройку кругов около центра Квебек-Сити, мы важно припарковались у нашего отельчика Manoir Charest, найденного давеча на booking.com. В нем все скромно, по-домашнему. Фанерные крашенные белой краской двери номера, ключи и замки, сохранившиеся, видимо, со времен романов Джека Керуака, небритый дружелюбный парень за крошечной стойкой ресепшена, включающий крошечный электрочайник, говорящий: «Я выйду покурить и заодно покажу вам, где лучше припарковаться»… Пришла мысль, что в Европе за такие деньги все было бы хоть немного попафоснее. Хотя нам пафоса как раз совсем не надо. Тут все нас устраивает. Разве что, могло бы быть и подешевле. Ну да ладно.

На всю ширину номера по-хозяйски развалилась двуспальная кровать. Умывальник стыдливо примостился в углу комнаты, видимо осознавая, что в современном мире он должен располагаться в другом помещении. Но это отдельное помещение, скрываемое жалюзиобразной пластиковой шторкой, уже занятно крохотной душевой и наглым белым унитазом. В общем, все, что нужно наличествует.

Вот такое глубокое легкое чувство посещает меня каждый раз, когда я, наконец, добираюсь до места и переступаю порог очередного гостиничного номера — чувство внезапного ожидаемого счастья. Ожидаемого, потому что номер уже давно ждал и предчувствовал, и внезапного, потому что это моя первая встреча с этим уютным временным домом. Домом, может быть, только на одни сутки, но все же по-родному приютившим меня. Мне кажется, гостиничные номера мне улыбаются. Они бывают неказистые на вид, но раскрывают объятья как старые друзья. И с них начинается новая страна, новый город, новые заметки, жизненные страницы, пройденный путь… На них приятно оглядываться. Махать им рукой, как давнишним знакомым. Вот только писем им не напишешь. Но можно написать о них. Их сложно сравнивать. И неприятно. Не хочется. Зачем? Лучше вспомнить города, которые начинались с них.

Не долго думая и совсем не отдыхая, мы ринулись в центр! К Старому городу! Посмотреть на настоящих французов! Или хотя бы на их североамериканских потомков.

Улицы Квебек-Сити серыми нитями ползли на вершину холма — к Старому городу — где сплетались в клубочек улочек заботливо обрамленных крепостными стенами. Я где-то читал, что Квебек-Сити — единственный город Северной Америки, обнесенный крепостной стеной. Вот туда-то — к стене — мы, оставив немногие пожитки на попечение заботливому номеру, устремились пешком, карабкаясь по вьющимся, щурящимся на солнце улочкам, по крутым немилосердным лестницам.

— Hey guys, you don’t need to climb up here! There’s an elevator! I’ll show you!

Не в меру радостный и в меру хмельной лохматый парень увлек нас куда-то прочь от очередной немилосердной лестницы. Лестница, кажется, осталась недовольна. Но мы не обращали особенного внимания на лестницу — обещанный парнем лифт показался нам привлекательным предложением. Мы, привыкшие путешествовать по странам третьего мира, отвыкли уже, что кто-то может что-то бесплатно показать или объяснить в незнакомом месте, но загоняли это чувство подальше.

Парень же излучал счастье и энергию быстро проносящегося праздного летнего дня — дня уносящегося и больше не возвращающегося. Но остающегося навсегда радужным беспамятством. Беспамятством, запечатляемом в деталях. Ради которого, возможно, и стоит жить.
За три тенистых минуты пути до лифта лучистый парень рассказал нам уйму всего. Что его зовут Филип («О! Неужели вашего сына тоже зовут Филипп!»), и что его сейчас ждет его подруга («А откуда вы, кстати, приехали?»), и что он просто невероятно счастлив встретить, наконец, туристов аж из самой из России («О, я просто шокирован! Это просто потрясающе!»), и что он уже достаточно пьян («А вечером будет большой музыкальный праздник на улице такой-то»). Мы не запомнили название улицы, двери лифта неспешно скрывали от нас Филипа, мы слали друг другу пожелания прекрасного дня сквозь сужающийся проем. Позже, уже наверху, куда донес нас лифт, Филип проехал мимо нас на запряженной лошадью повозке (в Квебек-Сити это обычное туристическое явление) и закричал нам, махая руками: «Ээээй! Россия — это супер!»

Около парламента провинции Квебек активисты беззаветно митинговали, а влюбленные безмятежно сидели в фонтане.

Вообще влюбленные разного возраста, да и просто счастливые в Квебек-Сити — на каждом углу!

Фортификационные, так никогда и по-серьезному и не пригодившиеся (они были построены в начале XIX века, а американцы больше не нападали), сооружения Квебек-Сити. Люди ходили по стене. Или сидели на фоне огромного неба. Такие одинокие и гармоничные.

Пройдя внутрь окруженного стенами Старого города мы сразу же обволоклись франкоязычной эйфорией позапрошлого века. Вывески ярко кричали, зазывали, здания притягивали взгляд средневековой каменной текстурой, благодушные извозчики и равнодушные лошади приглашали в повозки. Туристы кто оптом, кто в розницу позли по мощеным улицам и глазели, переговаривались, пропадали в темных дверных проемах магазинов и ресторанов, потом выныривали, снова глазели, снова переговаривались.

Булыжные мостовые вели к доминанте Старого города — замку Фронтенак — построенному в конце XIX века в лучших традициях французского замкостроения. С одной стороны тяжелый и неприступный, с другой изящный и возушный, он безучастно взирает на реку Св. Лаврентия далеко внизу.

Снизу — откуда-то с Parc de la Cetière (нет, никогда я не привыкну к французским названиям! понятия не имею, как это произносится!) доносились звуки скрипки. Скорее туда!

Но туда можно попасть только спустившись по Côte de la Montagne и пройдя через Place Royale. А через очарование Place Royale с возглавляющей ее Église Notre-Dame-des-Victoires (1688 года постройки) мимоходом пройти невозможно!

А в дальнем конце Place Royale — как раз где начинается Parc de la Cetière сидел слышимый по всему Старому городу скрипач-певец. Казалось, его рот только открывался, а пели его глаза. Они то, проникновенно закрывались, то щурились, смеясь, то закатывались к небу, то по-свойски останавливались попеременно на каждом случайно выбранном зеваке. Сам музыкант в такт мелодии притоптывал каблуками и постукивал ложками. В перерывах между куплетами он давал волю скрипке, а в динамиках приглушенно бубнил контрабас.

Рядом с музыкантом веселым болванчиком вприпрыжку скакал вдохновенный пьяный гражданин, а жена гражданина — толстая, серьезная, положительная — тактично и убежденно (но тщетно) пыталась увести его прочь. Остальные вольные и невольные зрители и слушатели стояли и сидели кто близко, кто поодаль, кто всецело проникая в незамысловатые мотивы, кто мельком прислушиваясь и проходя мимо.

Из его песен я не понял ни слова, но уличные музыканты ведь всегда привносят что-то в твою интерпретацию окружающего — особенно в путешествии! Музыкант вливался в городские переливы Старого Квебека так плавно, так мелодично… «Так по-французски» — с уверенностью подумалось мне, хотя имею ли я право на такую мысль? Я ведь не бывал во Франции.

«Je me souviens» («Я помню»), кстати, официальный девиз провинции Квебек.

Неожиданно мы поняли, что уже давно и безнадежно голодны. Мы присели в ближайшем окруженном фактурными камнями кафе и заказали… А что же заказать в Квебек-Сити? Есть ли местное блюдо? Конечно! Путин!

Нет, к нынешнему президенту РФ оно не имеет никакого отношения. И ударение у него на второй слог. Так вот, путИн (poutine) — это традиционное квебекское кушанье весьма простое в приготовлении. Картофель-фри посыпается кусочками сыра чеддер и заливается мясной подливкой. На мой рабоче-крестьянский (с тонкой интеллигентской прослойкой) вкус это вкусно невероятно! Забегая вперед скажу, что позже в Монреале я ел «Montreal style smoked meat poutine», куда к вышеуказанным ингридиентам добавляют еще и монрельское копченое мясо. Вот это уже черт знает что такое! Все эти дополнения и поправки — от дряблости воображения и от недостатка полета мысли! Смешон мне человек, добавляющий Montreal style smoked meat в poutine! Не знаю как вам, а мне смешон!

Официант, как принято в Квебеке, заговорил с нами по-французски. Поняв, что мы говорим лишь по-английски он не без сожаления (но не теряя дружелюбия) перешел на язык империи, где никогда не заходит солнце. Вроде ничего удивительного — в Монреале официанты поступали по тому же сценарию. Но! Здесь официант, общаясь с нами и зная, что французским мы не владеем совершенно, сначала произносил все по-французски («вот ваш заказ», «вам все понравилось?», «закат сегодня превосходен, не правда ли?»), а затем уж повторял их по-английски.

Еще одна версия происхождения квебекского девиза — что «Je me souviens « — это только первая строка. А полностью девиз звучит так:
«Je me souviens
Que né sous le lys
Je croîs sous la rose»
«Я помню,
Что рожден под лилией.
Но вырос под розой»
Где роза — символ Англии, а лилия, естественно, символизирует Францию.

По Petit Champlain стоит пройтись всем любителям шоппинга. Впрочем, и ненавистникам тоже. Канада представлялась раньше хоккейной (а она такая и есть), северной, ледяной страной. Но булыжные мостовые, рестораны с огромными окнами, где трапезничающие люди видны почти в полный рост, фигурки над улицей, цветы, черепичные крыши, картины на опорах моста автомагистрали…

Вечером я сидел на ступенях нашего отеля. о чем-то ностальгировал. Наслаждался настоящей североамериканской темнотой и думал, думал о чем-то.

Из калитки двора пустующего темного дома справа вышли мальчик и девочка неформальной внешности и того прекрасного возраста, когда все уже можно. Они прошли мимо меня. Скрылись.

— Почему вы ушли?! — крикнул я в отчаянии. По-английски.
Мальчик с девочкой неожиданно быстро снова появились передо мной.

— Мы не ушли! — ошеломленно сказал мальчик.
— Да я вообще-то не совсем вас имел ввиду, — ошарашенно сказал я, — я имел в виду молодые годы!
— А, понятно, — неуверенно сказал мальчик.

Потом помялся немного и спросил:
— А Вы не позвоните в полицию из-за того, что мы во двор того дома заходили?
— Да нет, конечно. Сам же таким был.

Мальчик (а с ним и девочка) еще немного помолчал и сказал:
— Ну, мы тогда пойдем?
— Конечно, идите. Они ведь тоже ушли.
— Кто они?! — спросил он совсем испуганно.
— Молодые годы.

Мальчик и девочка посмеялись (впрочем, без особого доверия) и ушли.

А я сидел и думал, думал. Я вот за тысячи километров от дома, вокруг все говорят по-французски, а я сижу на ступенях отеля (в котором умывальники прямо в комнатах), ночь по-домашнему тепла.
Нет, определенно, я не буду звонить в полицию.

А еще я теперь хочу хоть немного выучить французский. Je me souviens. Я помню.

Теги: Самостоятельные путешествия, Культурно-познавательный туризм