Путешествие в Колумбию в 2015 году до сих пор остается одним из любимых, равно как и собор в небольшом городке Сипакира недалеко от столицы, оказавшийся самым неожиданным из всех ранее виденных сооружений, где могут проходить богослужения. А поскольку скоро пасха, не грех будет вспомнить его.
О соборе совершенно случайно, уже по прибытии в Боготу, услышала на ресепшене отеля с рекомендацией непременно на него взглянуть хотя бы потому, что сами колумбийцы считают собор этот первым среди других национальных чудес. В подробностях, в чем его уникальность, переспрашивать не стала, чтобы окончательно не запутаться в словах, но советом решила воспользоваться. Так поездка в маленький городок Сипакира, название которого до встречи с ним ни о чем не говорило, оказалась спонтанной, в сплошную, незнакомую неизвестность.
Из двух вариантов как доехать — автобусом или по железной дороге, по совету работника отеля был выбран первый вариант, подтвердивший на практике, что даже с пересадкой путь от Боготы до Сипакиры занял часа полтора. Впрочем, сейчас уже не важно, как ехала и чем, но, возможно, с тех пор ничего не изменилось. И всё тот же автобус с номером В74 также мчится по Миллениуму, выделенной линии городских автобусов TransMilenio, курсирующих по улицам Боготы в определенное время, до конечной станции Portal Norte. А оттуда уже другой автобус, с табличкой «Zippa», везет своих пассажиров на автостанцию Сипакиры в конец города.
Проверять, где этот конец, особого желания не было, иначе пришлось бы прилично топать назад к улице, ведущей в исторический центр, потому знаками показала водителю, где хотелось бы с ним расстаться. Водитель без сопротивления и недовольства, мол, остановки «тута» и «здеся» нет, открыл «по требованию» двери у начала пешеходной улицы, махнув напоследок в глубину уходящей в перспективу улицы, намекая жестом на нужное направление. И, действительно, улица, непривычно для такого маленького городка широкая, с множеством магазинчиков и с торчащими веером пальмами вскоре вывела на центральную площадь.
Названий у площади, которая помнит и Симона Боливара, и 13-летнего мальчика Габриэля Маркеса, мерявшего её шагами до иезуитского колледжа, где учился будущий Нобелевский лауреат, оказалось два. Одно, вполне традиционное для Южной Америки, не удивляет — Главная площадь (Plaza Mayor). Нет, наверное, в Южной Америке городков, где бы площадей с таким именем не было. Зато другое название, менее привычное, — площадь Коммунаров (Plaza de los Comuneros) заставляет задуматься, кто ж такие коммунары, неужели те самые? Но нет, французы оказались здесь не причём.
Так называли обычных горожан — креолов и метисов, ставших постепенно выражать свое недовольство наместниками из метрополии, которые пользовались большими привилегиями, чем первые. Недовольство ширилось, кипело и в итоге вылилось в движение «комунерос», восставших в 1781 году с намерением потеснить испанцев у властной кормушки. И тут такое началось, что не обошлось без обильной крови.
Шеститысячная армия комунерос, захватив несколько городов, полчищем саранчи двинулась на Боготу, основательно напугав её. Правительство в панике пошло на уступки, но радость победы была недолгой. Быстро оправившись от испуга, испанцы разорвали подписанное соглашение и силами 500 солдат восстание сумели нейтрализовать — схватили и казнили всех его предводителей. Вот в память об этих казненных площадь и стала носить второе название.
Кстати, площади южноамериканских городов, что больших, что малых, в Перу или Боливии, где ранее была дважды, по своей планировке, привнесенной испанцами, очень схожи. Обязательный по центру сквер в окружении колониальных строений по периметру украшает обширное пространство, но значительно сужает его.
При обустройстве площади в колумбийской Сипакире, видимо, решили отойти от этого основополагающего принципа, оставив «скверную» площадку практически пустой. Вряд ли можно считать полноценным сквер, в котором сиротливыми свечками торчат несколько парочек красавиц-пальм посередине площади напротив собора. Выбор пальм в качестве декора показался более чем странным.
Доминирует на площади величественное каменное здание, при взгляде на которое никаких не возникает сомнений, что это собор. Но ошибкой было бы думать, что это и есть тот собор, который манит сюда туристов. Признаться, поначалу так и подумала, что это тот самый искомый собор. Поэтому, когда заметила закрытые двери, легкое разочарование постигло меня. Как? Неужели придется вернуться ни с чем. Заблуждение быстро рассеялось.
Это был епархиальный собор Святого Антония Падуанского в честь францисканского монаха, запомнившимся своим современникам в 13 веке искусным ораторством. Я даже обрадовалась, что имя монаха мне немного знакомо: припомнила шествие почитателей и последователей Антония Падуанского на Филиппинах, когда оказалась в их странной толпе на каком-то празднике. Когда-то на месте этого собора, с 1604-го стоял другой, францисканский.
Заново строили нынешний собор, строгий и мрачноватый, на удивление долго — более ста лет, вписав сей факт в историю архитектурного долгостроя. Наконец, в 1916-м его массивные двери открылись для заждавшихся благословения прихожан. Это можно объяснить только тем, что начало строительства как раз пришлось на очередное смутное время, погрузившее Колумбию в пучину гражданской войны.
Впрочем, так страна называется сейчас. А тогда это была Новая Гранада, испанское вице-королевство, объединявшее несколько соседних стран. Начало южноамериканской смуте положил своими не правовыми действиями никто иной, как смутьян Наполеон Бонапарт, хотя сам-то он так, разумеется, вряд ли считал. Он заставил короля Испании в 1808-м отречься от престола и на освободившееся место ловко взгромоздил своего брата. Когда два года спустя волна испанского возмущения докатилась до Новой Гранады, она преобразовалась в цунами, захлестнувшее всю страну.
Началось, как водится, шатание и брожение. Одни — за федерацию, другие — за централизацию, а третьи так вообще сами по себе, хотят жить, никому не подчиняясь, отдельно от всех. Провинция, куда входили нынешние Богота с Сипакирой, как раз из этого числа. В 1811-м она объявила себя независимым государством Кундинамарка, просуществовавшим несколько лет. Понадобилась сильная и жёсткая рука Симона Боливара, чтобы поставить строптивцев на место. И площадь Сипакиры снова обагрилась кровью расстрелянных, отчего её еще называют площадью мучеников. Вот не до соборов и было.
В эту грусть и печаль многострадальной площади единственно радостные нотки вносили стройные ряды двухэтажных домиков, убеленных вековыми сединами. Среди них доминировало воздушное здание городской ратуши (Alcaldía Municipal de Zipaquira) с башенками, сверкавшей на солнце стёклами зашторенных окон.
Свадебная белизна отличала и скромную церковь, взиравшую на меня с высоты ближайшего холма. Вот он, искомый объект! Но церковь оказалась не тем, что так упорно искала. Оставалось с мольбами взывать к прохожим наставить на истинный путь. Да, путь к Храму никогда не бывает простым и полон всяческих испытаний…
Дорога привела к другому холму, куда наверх тянулась длинная лестница. Почему-то в моем представлении было твердое убеждение, будто собор находится на вершине, но и наверху не увидела его. Каково же было изумление найти собор…. под землей. Вернее, в многометровой толще соли.
Именно там находится самый необычный собор Колумбии, без мозаик, росписей, фресок и другой знакомой всем церковной атрибутики. Необычность и в том, что его построили в отработанных шахтах не из дерева или кирпичей, как принято повсеместно, а из непривычного архитектуре природного материала, какой является соль. Структура соли такова, что она сама создаёт рисунки не хуже росписей.
Мощные пласты соли сформировались в восточных Кордильерах давно, десятки миллионов лет назад, и, когда человек, заселив эти места, обнаружил соль, методично стал её добывать.
Специалисты склоняются к тому, что соль в Сипакире добывают с 5-го века, а она всё не кончается. Колумбийские соляные месторождения и по сей день считаются крупнейшими в мире, нередко в них находят изумруды, которые по своим качествам высоко ценятся у любителей разного рода драгоценностей.
Вход в собор начинается с тоннеля, расцвеченного флагами разных стран и плавно нисходящего на шокирующую глубину. Программу посещения собора можно было скомпоновать самому. Пенсионерам вне зависимости от государственной принадлежности экскурсия (собор + рабочая шахта + поезд) в 2015 году обходилась в 11 долларов, тогда как остальным иностранцам на 5 долларов дороже. Изменились ли с тех пор цены, не знаю, но вот доллар точно.
День сразу исчез, превратившись в вечную таинственную ночь. Время уже не ощущалось, тепло растворилось, дыхание Земли стало почти ледяным. Слух обострился и начал улавливать знакомую мелодию «Ave Maria», тихо льющуюся откуда-то из тёмных недр.
Прежде чем очутиться в самом соборе, посетители проходят подземными коридорами долгий путь, имитирующий тернистый путь на Голгофу.
В полумраке возникали простые композиции, без сложных реалистичных скульптур, как в Боготе на горе Монсеррат. Миниатюрные прожекторы выхватывали из темноты кресты, расцвечивая эту основную деталь. Крестов ровно столько, сколько остановок на своем конечном пути делал Христос. Наш путь был не просто спуском в шахту, а шествием в Собор, потому всё символично.
Впрочем, о том, что здесь были реальные шахты, тоже не следует забывать. В бывших штольнях эти кресты приобретают совсем иной смысл. Своя Голгофа была у каждого, кто работал под землей, ежедневно подвергая свою жизнь смертельной опасности. Случались обвалы, и подземный мир становился для шахтеров последним пристанищем.
Нетрудно заметить, что все композиции с крестами разные, несмотря на их внешнюю схожесть. Их объединяет одно — все они вырезаны из монолитных кусков каменной соли. И не только они. Стены, пол, потолок — всё из соли.
Масштабы бывших шахт не просто поражают, как принято говорить в таких случаях, когда площади простираются на километры. И это не просто тоннели. Это непрерывные переплетения на нескольких уровнях с залами и пространствами, лестничными пролетами, спускающимися почти на 200 метров вниз.
Единственный недостаток — не эта глубина, а тот полумрак, к чему глаза привыкли достаточно быстро. Но вот фотоаппарату эта темнота совершенно не нравилась, и он упорно превращал окружающее в размытые, неясные картинки, лишь с намёками на контуры. А уж охватить масштабы и вовсе не мог, так что большей частью передавал эстафету глазу. На одной из фотографий он все-таки кое-как сумел запечатлеть переплетения тоннелей и эти масштабы. В глубине одного из рукавов видны микроскопические фигурки людей.
Пройдя добрую сотню метров крестным путем, каждый оказывается под синим куполом, который символизирует небо. Даже здесь, под землей, оно существует. Вокруг себя ты ничего не видишь, и только небосвод фосфорически блестит над головой, погружая все твои ощущения в космическую бездну бесконечности. И когда становится тихо, понимание, где в этот миг ты находишься, попросту растворяется, исчезает.
Одна из галерей спускается еще ниже и ведет к храму Богородицы. Идея построить собор в пустых галереях отработанных шахт витала давно. Еще в 1932 году задумывалось возвести часовню, куда рабочие могли бы приходить перед началом рабочего дня, чтобы помолиться деве Марии, заступнице и защитнице горняков.
Началось возведение собора в 1950 году и через три года завершилось. Но, это не тот собор, что видим сегодня. Прежний, длиной 120 метров и высотой 22, мог вместить до 8000 посетителей и просуществовал до 1990-го года, когда из-за опасности обрушения был закрыт. Тогда и решили построить новый храм, значительно больший, на 80 метров ниже в глубину, завершив его строительство в 1995-м. И хотя в соборе проводят литургии, он считается объектом чисто туристическим, не относящимся ни к какой епархии.
Трудно представить, как выглядел старый собор, но новый, невероятно огромный, с умиротворяющей мелодией «Ave Maria», просто выворачивает всю наизнанку от внезапного потрясения, что не можешь подобрать нужные слова своему огорошенному состоянию. Слёзы сами катятся из глаз. Комок подступает к горлу. Внутренняя дрожь пронзает всё тело. И это при том, что сама весьма далека от религиозных страстей. Ни один наземный храм, как бы ни был он богат и роскошен, подобных ощущений не вызывал никогда. В этом соборе всё абсолютно просто, и в этой «солёной» простоте и кроется эта разгадка.
На первый взгляд собор не вписывается в рамки привычной классики и традиционных канонов, настолько он необычен. Архитекторам удалось так органично заполнить пространство, не пользуясь общепринятыми церковными средствами, что детали всё равно соответствуют каким-то определённым христианским символам.
Потому не удивляешься словам гида, что четыре огромные цилиндрические колонны соли, подпирающие своды, символизируют евангелистов Матфея, Марка, Иоанна, Луку.
Эти символы не случайны. В древности люди не просто использовали соль утилитарно, для улучшения вкусовых качеств или сохранения пищи, но вкладывали определенный смысл, наполняя это слово иным значением. «Соль — добрая вещь; но, ежели, соль не солона будет, чем вы ее поправите? Имейте в себе соль, и мир имейте между собою» — так проповедовал евангелист Марк, взывая к людям быть мудрыми.
Как только попадаешь внутрь собора, взгляд устремляется к ярчайшему, словно объятому пламенем кресту, установленному на том месте, где обычно расположен алтарь.
Буквально парящего в воздухе, его отлично видно с верхней площадки балкона. Сюда перенесена украшавшая прежний собор нестандартная фигурка Богородицы. Глядя на нее, невольно вспоминаешь крылатую богиню Нику.
Нестандартно смотрелось распластавшееся перед алтарем и мраморное панно, в котором сразу узнаешь фрагмент фрески Микеланджело Буонарроти «Сотворение Адама» из Сикстинской капеллы — «И создал Господь Бог человека из праха земного….».
Но эта нестандартность выдавала руку современного скульптора, использовавшего мотив фрески знаменитого итальянца, как вариацию на тему сотворения. Потому и название композиции почти схожее — «Сотворение человека». Несмотря на свою современность, рельефная композиция вполне органично, классически вписывается в скупой соляной интерьер. Даже не смущает, что лежит она практически на полу, а не украшает какую-нибудь одну из стен. И в этом тоже особенность.
Уже намного позднее заинтересовалась, кто же не побоялся интерпретировать Микеланджело, воплотив тему его фрески в мрамор, как не побоялись в свое время экспериментировать с Моной Лизой Казимир Малевич и Энди Уорхол. Этим смелым автором оказался современный колумбийский скульптор Карлос Энрике Родригез Аранго.
Будет вполне логично отойти на минуту от основной канвы рассказа и поведать чуточку об этом скульпторе. Не так много колумбийских скульпторов и художников мы знаем. Про Ботеро, конечно, многие уже наслышаны и работы его видели, а про Аранго (родился в 1949 году), постигавшего искусство во многих странах — Колумбии, США, Италии, вряд ли кто из россиян слышал.
Разве что слышали жители чувашского города Чебоксары или туристы, оказавшиеся в сентябре 2018 года в санатории «Волжская жемчужина». Там по итогам Международного симпозиума монументальной и парковой скульптуры по камню с актуальным спустя и четыре года названием «Искусство за мир» состоялось открытие парка скульптур «TUS-ARТ» с работами скульпторов из разных стран. В выставке принял участие и Аранго, представив самый лаконичный символ на заданную тему под названием «Надежда мира» — расколотое надвое мраморное яйцо (фото из интернета).
Оно символизировало и тревогу, и надежду на мир, чего, по словам самого автора, так не хватает в этом самом мире. И снова скульптор брал за основу классический сюжет — миф о вселенском яйце, из которого зародился мир. Вот только сомневаюсь, что скульптуры до сих пор там стоят.
Но вернемся из Чебоксар в колумбийские недра. В целом скульптурных композиций в соляном соборе немного, все наперечет. Оно и к лучшему — имеющиеся скульптуры не перегружают восприятие, а потому каждая буквально врезается в память, всплывая отдельными кадрами даже спустя много лет.
Бродить под землей можно было часами, возвращаясь к уже знакомым местам, и снова бродить, открывая для себя новый неизведанный уголок, каким оказалось небольшое озерцо Espejo de Agua — «Водное зеркало», огороженное специально, чтобы случайно в него не свалиться. Глядя на озерцо сверху, поначалу не понимаешь, что внизу вода, но, когда поднимешь руку, на прозрачной, как стекло, поверхности появляется ее тень. А разгадка зеркального эффекта в огромной концентрации в воде соли.
Переходя от одной локации к другой, видишь немало посетителей, но огромные запутанные пространства создают впечатление, что народу почти нет. Пока одни пребывали в умиротворении внутри собора, другие на ощупь пробирались по тёмным лабиринтам штолен, чтобы в одном из углублений попытаться вжиться в роль шахтера — взять в руки кирку, нажать кнопку на какой-то коробочке и вздрогнуть от грохочущих вокруг звуков осыпающейся соляной породы. Собственно на этом вживание в профессию и закончилось.
Бродилки обязательно приведут в кафе или кинозал, где демонстрируется фильм об истории собора и соледобычи, и, непременно, в торгующие изумрудами магазины, куда я заглянула, особо ни на что не рассчитывая, просто из любопытства, чтобы убедиться, что изумруды, ожидающие своих покупателей-толстосумов, еще есть и в немалом количестве. И всё это на глубине 200 метров! Об этом постоянно помнишь, когда пытаешься себя представить в этой солёной толще.
Сколько времени я бродила под землей, уже точно не помню, а когда с неохотой поднялась на поверхность, погода явно испортилась: день помрачнел, небо посерело и местами покрылось серыми тучами, тоскливо зависшими над головой. Но это нисколько не омрачало благостное состояние, в котором пребывала душа. Мимо, громыхая вагончиками, не спеша, проследовал туристический поезд, объезжающий исторический центр. Я проследовала за ним к остановке автобусов, мысленно прощаясь с так понравившимся мне городком, где находится соляной собор, который смело можно отнести к числу удивительных колумбийских чудес…
