Поездка получилась совершенно спонтанной. В среду я открыла Гугл новости и увидела анонс экскурсии в Иорданскую долину на ближайшую пятницу. Обычно организованные туры проводятся по субботам, я это не особенно люблю, т. к. на следующий день нужно идти на работу, а тут, видимо из-за карнавального разлива праздника Пурим, решили добавить еще один экскурсионный день.
Опять же, оргэкскурсии — совсем не мой формат, но всю неделю лил дождь, дом стал влажным, стылым и «промерз» до + 18. Сидеть еще одни сутки дыша фреоном из кондиционера совсем не хотелось, да и сказалось сожаление из-за отмены поездки в Венецию, связанной с болезнью.
Всю ночь капало на крышу крыльца и слыша этот ксилофон сквозь дрему, старалась вновь засыпать, не давая разыграться сожалению. Утро положения не изменило и муж сказал:
— Может не поедешь?
Но собранный с вечера рюкзак и заряженные аккумуляторы фотоаппарата тянули за душу, мечущуюся между теплым пледом и новыми впечатлениями. Автобус обещал забрать меня почти у дверей и я махнув рукой: «Биля-не биля», вышла в холодное, мокрое утро севера Израиля.
Расположившись единолично на 2-х сиденьях и разместив с комфортом тушку и поклажу, я глядела на все прибывающих и прибывающих соэкскурсантов. С последней партией автобус оказался заполненным под завязку, и мне пришлось потесниться, т. к. рядом села девушка Наташа.
— Настоящих буйных много, — сказал муж на мое сообщение, что автобус заполнен до отказа.
После сбора организатор тура Авнер, невероятно похожий на Винсента Касселя, разве что уменьшенная копия, собрал с нас денежку (стоимость где-то 55 долларов), а на выезде из Xайфы эстафету подхватила экскурсавод Рина, начавшая рассказ бодрой, не лишенной интереса скороговоркой.
Тем временем дождь то останавливался, то принимался с новой силой, хотя и Рина, и Авнер хором твердили, что в Иорданской долине будет сухо и солнечно.
Во что верилось с трудом, т. к. хоть мы и ехали с крайнего севера на «Дальний восток» страны, но расстояние-то это совершенно мизерное — 150 км.
Обилие зеленого и яркие пурпурные иудины деревья радовали сердце. Глаз слепили заплатки канареечного рапса. Его было так много, что временами приходилось прикрывать веки.
Если бы светило солнце, смотреть на него можно было бы только через солнечные очки.
Но светило показываться не желало, а накрахмаленные облака висели так низко, что казалось шуршали и царапали крышу автобуса.
Ехали мы по Израилевой долине, вдоль горы Гильбоа, где в битве с филистимлянами пали три сына царя Саула, а сам он, видя смерть детей своих, покончил жизнь, напоровшись на меч. Царь Давид, правда тогда царем он еще не был, будучи дружен с сыновьями Саула (с самим Саулом у него были сильно натянутые отношения) проклял гору: «Не падут на тебя ни дождь, ни роса, не вырастут цветы и деревья».
И вроде как проклятию уже 3 тысячи лет, но не смотря на дожди, а в этом году особенно обильные, не растут на Гильбоа леса, в отличие от других израильских возвышенностей. Как не бъется природоохранная организация с неблагозвучным для русского уха названием «Какаль», хотя это всего лишь аббревиатура «Керен кайемет лэ Исраэль», но не приживаются там деревья. И как только наступает жара, высыхают трава и цветы, становится она голой и лысой.
Из небольшой пещеры в горе Гильбоа вытекает источник — Мааян Харод, впадающий в Иордан. На арабском он называется Эль Джалуд. Джалудом арабы так же называют самого известного филистимлянина — Голиафа, которого победил будущий царь Давид. Было это еще до гибели Саула и его сыновей. Не страна, а иллюстрация почти ко всем священным книгам мира.
Автобус остановился на заправке для перекуса, на попить и пописать, а я поскакала в поля, снимать цветочки-василечки,
где перемазалась как свинья в мокрой глине, собрав ее на ботинках в огромные комья. Пришлось потом в луже отмываться.
Повернув на Афулу, поехали к крайней оконечности Израилевой долины, городу Бейт Шеан (рассказ про Бейт Шеан здесь), в прочем в него не заезжая. А жаль, я бы полазала в этих Израильских Помпеях, также законсервированных в свое время землетрясением.
Подъехали к Маавар Бекаа (пропускной пункт) со шлагбаумами, солдатами, автоматами, бронежилетами. Мы въезжали в Палестинскую автономию, дистрикт «С». Их — дистриктов в автономии 3: первый — «А», где полностью управление и полиция палестинские, «В» — самоуправление палестинское, полиция израильская, а то место куда попали мы полностью управляется израильскими властями.
Влетели мы на территории на всех парах, лишь немного замедив ход, на что наша гид сказала, что рано радуемся: «Туда-то вас впустят, а вот обратно погодят».
Прямо у пропускного пункта, в огороде копошилась арабская семья из 5 человек. Участок был не большой, соток 12. Проехали некоторое количество арабских деревень. Грязь, мусор, стихийные помойки и маленькие торнадо из пыли и песка в эти дождливые дни. Ни зелени, ни кустика.
Мне все-время говорят про менталитет и твердят про то, что это их земля. Ну даже если оставим в покое спорность второго постулата и скажем: «Да, это ваша земля», так что же вы загаживаете ее как… ну свиньи такого замутить не смогут.
А вот потом началась красота. Бархатные плавные, как вдох-выдох холмы, которые скорее были оврагами. И казалось что находимся не на Ближнем востоке, а где-то в шотландско-ирландских прериях.
Дорога тянулась вдоль границы с Иорданией по тому самому Иордану. По прямой длинна границы 120 км., а длинна реки 255, т. к. петляет она, как сильно подвыпившая особь, выписывая кренделя своим течением.
С израильской стороны Иорданская долина лежит у подножия Иудейских и Самарийских гор. В Иордании уже свои горы и видно их хорошо абсолютно невооруженным взглядом.
Минули стоянку автомашин, от которой начинался трекинг по живописнейшему ущелью. Если честно, мне хотелось вылезти из автобуса и отправиться в след за туристами и я теперь жалею, что этого не сделала.
Тем временем мы подъехали к израильскому кибуцу Аргаман, что также аббревиатура из имен двух израильских офицеров: полковника Арье Регева и капитана Гада Менела. Погибли они во времена «эрец нидрасим» (земля преследуемых), наступившего в 70-х годах прошлого века, после того, как входе войны 1967 года эта территория из иорданской стала израильской.
Нидрасим эти были палестинскими террористами, пробирающимися с сопредельной стороны с соответствующими недобрыми намерениями. Только в 1968 году ими были произведены 3170 нападений на израильские поселения. Если интересно, почитайте про «Черный сентябрь» в связи с войной Иордании против Организации освобождения Палестины (и я не ошиблась). А я не буду отвлекать вас от пасторалей.
Тут наш автобус и еще несколько автомобилей начал сопровождать джип. Через минут 10 мы приехали к цели.
Когда я подошла к обрыву, то без преувеличения, задохнулась от неожиданности, мгновенно вылившейся в восторг. Эффект был душераздирающий и душевозвышающий.
Внизу раскинулось море. Море перистых крон финиковых пальм.
Человек из джипа оказался невысоким мужчиной по имени Эйаль (олень). И правда в нем было что-то кроткое. В манере говорить читались добродушный нрав и ровное здравомыслие.
Его сын все время пытался подобраться к краю обрыва, чтобы пошвырять камушки, и так ярко пылала на фоне темно-изумрудных пальм и жемчужного неба его тициановая шевелюра, что я не могла не сфотографировать, естественно испросив разрешения у родителя.
Впрочем рассказ Эйаля бы весьма скучен, что-то про Африканский разлом, а дальше я cлушать не стала. И оторвавшись от коллектива отправилась в поля холмы, далеко, в прочем, не уйдя по причине ограниченного времени и изрезанности ландшафта.
Но дорога там была и как же мне хотелось по ней убежать от всех.
Чтобы слушать музыку трав и ветра. Дышать совершенно непередаваемым воздухом. И забыть о цивилизации, чтоб ее, хотя бы на четверть часа.
Но до слуха донесся нестройный гул голосов «сокамерников». Пора было возвращаться в автобус.
Последний взгляд на поразивший меня пейзаж и трусцой, почти последней плюхнулась на свое место. Каково было мое удивление, что наш организатор Авнер появился со своей подружкой из-за этих холмов только через 15 минут, после того, как мы все расселись. Я негодовала и завидовала.
Поехали мы вниз, к этим самым пальмам, на которые смотрели с высока. Долина теперь имеет еще одно название — Эрец Тамар (земля финика). На иврите финик — тамар, и это женское имя в стране очень распространено. А вы думали оно грузинское?
Помнится в школе, классе пятом, когда изучали систему землепользования древних славян, всплыло понятие двуполья. Что неожиданно, в разведении фиников много-полье тоже имеет место быть. При въезде на плантацию обратила внимание на то, что у некоторых корневищ, близко к стволу находятся емкости похожие на кашпо, из которых торчат крохотные, тоненькие пальмочки.
Вот так, почкованием их забирают от материнского дерева и высаживают в почву на место выкорчеванных старых, 70-80-ти летних. Но отслужившие деревья не идут на свалку. Их переселяют в парки и скверы.
Подрастающий молодняк-это первое поле, второе — вполне себе плодоносящие (пальмы дают плоды в возрасте 10 лет), но еще не в полную силу. Ну, а третье — взрослые деревья, способные дать урожай до 100–120 кг. плодов в год. Но!
Чтобы финики были крупные, их прореживают так, что на одном стволе остается в результате лишь 5 кг.исходной продукции. Причем финики эти органические, а стоят они в общем, совсем не дорого. На экскурсии я их купила за 11 евро килограмм, хотя в розничных сетях они и подороже, но опять же не сильно.
Финики, выращиваемые в данном кибуце. Сорт маджхуль.
Возможно целая плантация и отбивает вложенные в нее средства, но согласитесь 60 евро за урожай с одной пальмы за год — довольно скудный заработок.
Лекцию Эйяля я слушала краем уха, пока бродила среди этого удивительного, высаженного по линейке, леса. Странное дело, в нем ничем не пахло. Ни медоцветами, ни даже обычной свежестью зелени, ломающейся под ногами с хрустом сожаления.
Лишь легчайший аромат шел от цветущих в это время кустов тамариска. Невзрачнейшее растение, отцветая, дает микроскопические сладковатые плоды размером с крупинку манки. Они и называются «ман». Так что кто ведает, может «манна небесная» — это как раз они, плоды тамариска.
Выехав за мощные металлические ворота, мы отправились в другой мошав. Называется он «Орен», что в переводе сосна. Сосны, однако там не выращивают, а специализируются на разведении деревьев аргании, из плодов которой делают аргановое масло, называемое еще марокканским.
Земля в мошаве — частная собственность одной семьи. Раньше они специализировались на выращивании винограда и инжира, отправляя их в основном в Европу. Но из-за очередных санкций европейцы отказались от сельхоз-продукции, произрастающей на, с их точки зрения, оккупированной территории (ничего не напоминает?) и семья осталась с тоннами гниющей продукции.
Поэтому они решили перепрофилироваться на что-то менее скоропортящееся, например производство тех же фиников, какого-то особенного, самого лучшего сорта — бонбоньера, который и продается-то как конфеты в соответствующей упаковке и вот этой самой арагании.
Еще по сей день можно прочесть, что аргания произрастает только в одном месте Марокко, но как оказалось, это не совсем верно. Вернее совсем не верно. В свое время, где-то в конце 70-х годов, марокканцы отбратились к израильтянам с просьбой провести исследование и увеличить производительность деревьев, т. к. с 5–6 арганий получали лишь три четверти литра этого масла.
Процесс его добычи, в прямом смысле, также весьма трудоемок и экзотичен. Сначала на деревья забираются марроканские козы и козлы, съедают плоды, с очень твердой мякотью, которую их желудки усваивают. А вот косточки аргании не в силах переработать даже марроканским козлам, и их из козьих фекалий выковыривают руками марокканские женщины. Потом орехи разбивают, давят ядро и получают масло.
Израильтяне поработали, поисследовали и довели производительность до 0,5–1 литра с 1 куста. Но отношения между странами не заладились. Заказчики отказались не только от результатов, но и от посевного материала. Так в руки израильским империалистам попало и дерево, и плоды, и в конечном остатке масло.
Зародыши плодов аргании, их потом, как и финики, прореживают.
Естественно никто из израильтян в козьих какашках копаться не собирался, поэтому в мошаве «Орен» и придумали то-ли 2-х, то-ли 3-х ступенчатую систему переработки. Все эти знания я почерпнула из рассказа Сильви — хозяйки этих земель и документального фильма.
— А откуда ваша группа? — поинтересовалась она.
— А, ну вы же все в пуховиках, значит с севера, — ответила сама себе.
Не в пример нам она была в футболке и легкой обуви.
Когда наши дамы рванули покупать продукцию настоянную на аргановом масле (а оно как-то особенно живительно для укрепления волос), я вспомнила прическу Сильвии и свое утреннее отражение в зеркале и подумала, что обойдусь пожалуй.
Следующей остановкой была обещана какая-то ярмарка, по сути оказавшаяся торговым центром с парой кафе, ползающими по подстилкам малышами в карнавальных костюмах, сворачивающим шнуры от усилителей местным ВИА и кучами мусора на стоянке.
Пока Наташа, с которой мы рядышком ели свои припасенные из дома бутерброды, пошла искать туалет, я отправилась куда глаза глядят, лишь бы не видеть этого свинарника.
Забравшись на кучку валежника, я смотрела на полосу отчуждения между двумя государствами, где по накатанной дороге не проезжали даже джипы миротворцев. Насколько все-таки привлекательнее земля без человека.
На проводах, словно крылатая мелочь, сидели крупные орлы, может и стервяники, не орнитолог я ни разу, а в небе, ловя восходящие воздушные потоки завивались спиралью стаи коршунов. Никогла не думала, что это стайные птицы.
У подножия столбов электропередач плескались нежно-бирюзовые лужицы совершенно эфемерного растения. У нас, на севере такая прелесть даже не растет.
Конечным пунктом экскурсии была козья ферма с дегустацией сыров. Анонсировалось это все так: «Вас встретят милые козочки…» и дальше все в том же духе.
Перед глазами встала пастораль. Лужок, беленькие бородатые создания, звенящие нашейными колокольцами. Столы с блюдами, выстланными кубиками сыров, в каждый из которых воткнута деревянная шпажка.
Лужок с разнотравьем там был. Этого не отнять.
Но когда автобус остановился рядом с этим чудом не знаю чьего машиностоения, я почуяла пока еще только неладное.
А когда спрыгнула с подножки… Мне в нос пахнул такой густой дух того, из чего выковыривают аргановые орехи, сдобренное жидкой составляющей идентичного происхождения. Козочек видно не было. Два больших винторогих козла в окружении нестриженных овец втаптывали в землю источник запаха.
Нас облаяла сторожевая собака, что тусовалась с овцами, к счастью за забором, т. к. настроена она было очень недружелюбно.
Проскользнув мимо дедечки, даже скорее дедушки, т. к. я сама уже давно в категории тетечек, в дегустационную, обнаружила там пару дедушки-бабушку с равнодушным лицом, пару колченогих столов и тарелки с такими микроскопическими кусочками сыра, что я бы удивилась если бы в них без потерь уместилась зубочистка.
Корпулентные дамы из автобуса загородили собой столы, наворачивая продукцию и не оставляя шанса протиснуться через их плотные спины.
— Тьфу, — сказала я и выскочила из шалаша.
— А мы кроликов видели и гусей, — сказала молодая пара умильно.
Я посмотрела на живность, так же не сильно ароматную. Попыталась занюхать это цветами памелы
Дедушка спросил меня, как мне у них там все понравилось, не ожидая, видимо, нарваться на ту волну критики, которая изливалась из меня бурными потоками.
Больше всего в визите на эту ферму понравилась его флегматичная реакция, немного остудившая мое негодование.
— Спасибо, — сказал он, — мы постараемся улучшить, следующий раз поставим больше столов.
Но интересно куда он денет эту страшную козлиную вонь, которую не в состоянии заглушить даже сильно пахучие цветы цитрусовых. Отведя душу в позитивной критике, я отправилась искать подветренное место, где можно переждать дегустацию, на празднике жизни которой я оказалась лишней.
Пока я смотрела на заборы пограничной полосы,
ко мне подкрался Авнер и стал меня пытать на предмет впечатлений. Я ему сказала все то, что сказала и дедку. Добавив, что при всей красоте природной составляющей, которую надо холить и лелеять, «Дальний восток» нашей «необъятной родины Земли обетованной» помойка редкостная. И виной тому не пришлые засраланцы, а мы сами, хозяева Земли израилевой.
Он для порядка покивал, поинтересовался сколько я в Израиле живу, понял, что дольше его. И еще раз покивал молча, соглашаясь.
Отвязавшись от его общества, я забралась в местные горы, стараясь не наступить, чтобы не пахнуть в автобусе уже самой.
Как нам сказала гид-Рина, территория Израиля — это 90% горы и холмы. Но даже на 10% царства-государства, которому на карте достается лишь порядковый номер из-за невозможности написать название, полностью обеспечивает себя сельскохозяйственной продукцией и даже ее экспортирует. Гордюсь, что уж говорить.
Загрузились наконец-то и тронулись в обратный путь. Я с тоской и завистью смотрела на арабские семейства, прогуливающиеся на заливных лугах поймы невидимой и загадочной главной реки Израильского и Иорданского государств, которую мы так и не увидели.
На пропускном пункте Бекаа сбылось-таки предсказание Рины и нас досмотрела с пристрастной ленцой пара крепких молодцов в бронежилетах. В паре метров, рядом с военными джипами, болтая, стояли девчонки с автоматами.
Копошащееся на приусадебных без усадьбы сотках семейство не далеко продвинулось от точки, в которой мы их оставили несколько часов назад по дороге туда.
До севера добрались с ветерком. Дождь прекратился и у нас, и выпущенное на свободу солнце старалось изо всех сил. Ах какие пейзажи, бликующие в его лучах, мы проезжали без малейшей надежды на остановку.
Какое-то ботаническо-зоологическое путешествие и соответственно рассказ получились. Ну, чем богаты. Хотя, не смотря на сопутствующие издержки, по большей части, было интересно, несомненно пахуче, а местами просто отпадно.
