Расположено село Терновое на правом берегу реки Ведуга, выше по течению от села Губарево, с которым я Вас уже знакомил. Село основано в конце 16-го века под названием Большое Терновое. В 19-м веке село состояло из двух частей: Терновое, расположенное на правом берегу и Терновое-Гудовка на левом берегу реки. В 1900 г. село имело 395 жителей, 65 дворов, общественное здание, школу, лавку. В настоящем времени в селе сохранились Свято-Богоявленский храм и усадьба.
Первая деревянная церковь в селе Терновое была построена в 1737 году.
В 1769 году на месте прежней церкви была выстроена Богоявленская церковь — прекрасный образец архитектуры барокко с элементами русского средневекового зодчества.
С приделами Дмитрия Ростовского (правый) и Николая Чудотворца (левый).
Церковь расположена на северо-восточной окраине села, на высоком правом берегу реки Ведуги, при автодороге (Терновой улице), к которой обращена южным фасадом.
В 1880-е церковь была приписной к Богоявленской церкви в селе Губарево, хотя имела свой причт. К храму относилось 560 прихожан из села Терновое и хуторов Гудовки и Удобного. Церковь имела 33 десятины пахотной земли и 2 десятины усадебной земли. Причт получал проценты с капитала и 1000 рублей — билета от почётного потомственного гражданина Якова Ивановича Нечаева, владевшего усадьбой в Терновом.В 1900 году храму принадлежало 36 десятин пахотной земли. К церкви относились 1133 прихожанина из 174 дворов. В 1918–1924 годах Богоявленский храм состоял на учёте в Отделе по делам музеев Главнауки Наркомпроса как наиболее ценный памятник архитектуры Воронежской губернии.
В 1950-е около разрушенного в годы Великой Отечественной войны храма был снят эпизод пленения советских военных в фильме Сергея Бондарчука «Судьба человека».Мы приехали сюда после обеда. Храм был закрыт. Нам очень хотелось попасть внутрь и увидеть то место где снимались кадры знаменитого фильма. И случилось чудо, мы нашли сторожа с ключами. Он любезно открыл нам храм.
По сюжету фильма именно здесь молодой верующий парень не желающий осквернить храм погиб вместе с другими пленными от немецкой автоматной очереди.
Напомню краткое содержание того великого фильма, если кто-то не видел или забыл:
«С началом Великой Отечественной войны шофёру Андрею Соколову приходится расстаться с семьёй. В мае 1942 года он контуженным попадает в фашистский плен. Соколов переносит ад фашистского концлагеря, благодаря своему мужеству избегает расстрела и наконец бежит из плена за линию фронта к своим. В коротком фронтовом отпуске на малую родину — в Воронеж — он узнаёт, что жена и обе дочери погибли во время бомбёжки Воронежа фашистскими самолетами. Из близких у него остался только сын, который стал офицером. В последний день войны 8 мая Андрей получает известие о том, что его сын погиб.
После войны одинокий Соколов работает водителем полуторки вдали от родных мест — в Урюпинске (Сталинградская область). Там он встречает маленького мальчика Ваню, оставшегося сиротой: мать мальчика погибла во время бомбардировки, а отец пропал без вести во время войны. Соколов решается сообщить мальчику, что он — его отец, и этим даёт себе и мальчику надежду на новую счастливую семейную жизнь».
- Эпизод, в котором Сергей Бондарчук говорит что после первой не закусывает, снимали в конторе карьера «Северный» Репнянского карьероуправления. Второй эпизод, где каторжане добывают камень, также снимался в этом карьере.
- Эпизод прощания Соколова с погибшим сыном снимался в Калининграде (на заднем плане видны руины Королевского замка Кёнигсберга).
- Эпизод прощания с женой на вокзале — на железнодорожном вокзале города Тамбова.
Награды:
- Лучший фильм 1959 г. по опросу журнала «Советский экран».
- Большой приз на первом Московском международном фестивале (1959).
- Большой приз на X международном кинофестивале в Чехословакии.
- Большой приз на кинофестивале в Минске 1960 года.
- Главный приз «Хрустальная ваза» на кинофестивале трудящихся в Чехословакии 1959 года.
- Призы на международном кинофестивале в Мельбурне, Сиднее и Канберре.
- Приз на XII международном кинофестивале в Карловых Варах 1970 года.
- Приз на международном кинофестивале в Джорджтауне 1976 года.
Да…
Теперь такие великие фильмы не снимают!
А может эпизод того фильма снимался с этого ракурса?
Не каждый знает что этот фильм С. Бондарчук снял по книге великого советского писателя Михаила Александровича Шолохова.
Вот по книге что происходило в той церкви:
«…Ночью полил такой сильный дождь, что все мы промокли насквозь. Тут купол снесло тяжелым снарядом или бомбой с самолета, а тут крыша вся начисто побитая осколками, сухого места даже в алтаре не найдешь. Так всю ночь и прослонялись мы в этой церкви, как овцы в темном катухе. Среди ночи слышу, кто-то трогает меня за руку, спрашивает: „Товарищ, ты не ранен?“ Отвечаю ему: „А тебе что надо, браток?“ Он и говорит: „Я — военврач, может быть, могу тебе чем-нибудь помочь?“ Я пожаловался ему, что у меня левое плечо скрипит и пухнет и ужасно как болит. Он твердо так говорит: „Сымай гимнастерку и нижнюю рубашку“. Я снял все это с себя, он и начал руку в плече прощупывать своими тонкими пальцами, да так, что я света не взвидел. Скриплю зубами и говорю ему: „Ты, видно, ветеринар, а не людской доктор. Что же ты по больному месту давишь так, бессердечный ты человек?“ А он все щупает и злобно так отвечает: „Твое дело помалкивать! Тоже мне, разговорчики затеял. Держись, сейчас еще больнее будет“. Да с тем как дернет мою руку, аж красные искры у меня из глаз посыпались.
Опомнился я и спрашиваю: „Ты что же делаешь, фашист несчастный? У меня рука вдребезги разбитая, а ты ее так рванул“. Слышу, он засмеялся потихоньку и говорит: „Думал, что ты меня ударишь с правой, но ты, оказывается, смирный парень. А рука у тебя не разбита, а выбита была, вот я ее на место и поставил. Ну, как теперь, полегче тебе?“ И в самом деле, чувствую по себе, что боль куда-то уходит. Поблагодарил я его душевно, и он дальше пошел в темноте, потихоньку спрашивает: „Раненые есть?“ Вот что значит настоящий доктор! Он и в плену и в потемках свое великое дело делал.
Беспокойная это была ночь. До ветру не пускали, об этом старший конвоя предупредил, еще когда попарно загоняли нас в церковь. И, как на грех, приспичило одному богомольному из наших выйти по нужде. Крепился-крепился он, а потом заплакал. „Не могу, — говорит, — осквернять святой храм! Я же верующий, я христианин! Что мне делать, братцы?“ А наши, знаешь, какой народ? Одни смеются, другие ругаются, третьи всякие шуточные советы ему дают. Развеселил он всех нас, а кончилась эта канитель очень даже плохо: начал он стучать в дверь и просить, чтобы его выпустили. Ну, и допросился: дал фашист через дверь, во всю ее ширину, длинную очередь, и богомольца этого убил, и еще трех человек, а одного тяжело ранил, к утру он скончался.
Убитых сложили мы в одно место, присели все, притихли и призадумались: начало-то не очень веселое… А немного погодя заговорили вполголоса, зашептались: кто откуда, какой области, как в плен попал; в темноте товарищи из одного взвода или знакомцы из одной роты порастерялись, начали один одного потихоньку окликать. И слышу я рядом с собой такой тихий разговор. Один говорит: „Если завтра, перед тем как гнать нас дальше, нас выстроят и будут выкликать комиссаров, коммунистов и евреев, то ты, взводный, не прячься! Из этого дела у тебя ничего не выйдет. Ты думаешь, если гимнастерку снял, так за рядового сойдешь? Не выйдет! Я за тебя отвечать не намерен. Я первый укажу на тебя! Я же знаю, что ты — коммунист и меня агитировал вступать в партию, вот и отвечай за свои дела“. Это говорит ближний ко мне, какой рядом со мной сидит, слева, а с другой стороны от него чей-то молодой голос отвечает: „Я всегда подозревал, что ты, Крыжнев, нехороший человек. Особенно, когда ты отказался вступать в партию, ссылаясь на свою неграмотность. Но никогда я не думал, что ты сможешь стать предателем. Ведь ты же окончил семилетку?“ Тот лениво так отвечает своему взводному: „Ну, окончил, и что из этого?“ Долго они молчали, потом, по голосу, взводный тихо так говорит: „Не выдавай меня, товарищ Крыжнев“. А тот засмеялся тихонько. „Товарищи, — говорит, — остались за линией фронта, а я тебе не товарищ, и ты меня не проси, все равно укажу на тебя. Своя рубашка к телу ближе“.
Замолчали они, а меня озноб колотит от такой подлючности. „Нет, — думаю, — не дам я тебе, сучьему сыну, выдать своего командира! Ты у меня из этой церкви не выйдешь, а вытянут тебя, как падлу, за ноги!“ Чуть-чуть рассвело — вижу: рядом со мной лежит на спине мордатый парень, руки за голову закинул, а около него сидит в одной исподней рубашке, колени обнял, худенький такой, курносенький парнишка, и очень собою бледный. „Ну, — думаю, — не справится этот парнишка с таким толстым мерином. Придется мне его кончать“.
Тронул я его рукою, спрашиваю шепотом: „Ты — взводный?“ Он ничего не ответил, только головою кивнул. „Этот хочет тебя выдать?“ — показываю я на лежачего парня. Он обратно головою кивнул.
„Ну, — говорю, — держи ему ноги, чтобы не брыкался! Да поживей!“ — а сам упал на этого парня, и замерли мои пальцы у него на глотке. Он и крикнуть не успел. Подержал его под собой минут несколько, приподнялся. Готов предатель, и язык на боку!
До того мне стало нехорошо после этого, и страшно захотелось руки помыть, будто я не человека, а какого-то гада ползучего душил… Первый раз в жизни убил, и то своего… Да какой же он свой? Он же хуже чужого, предатель. Встал и говорю взводному: „Пойдем отсюда, товарищ, церковь велика“.
Как и говорил этот Крыжнев, утром всех нас выстроили возле церкви, оцепили автоматчиками и трое эсэсовских офицеров начали отбирать вредных им людей. Спросили, кто коммунисты, командиры, комиссары, но таковых не оказалось. Не оказалось и сволочи, какая могла бы выдать, потому что и коммунистов среди нас было чуть не половина, и командиры были, и, само собою, и комиссары были. Только четырех и взяли из двухсот с лишним человек. Одного еврея и трех русских рядовых. Русские попали в беду потому, что все трое были чернявые и с кучерявинкой в волосах. Вот подходят к такому, спрашивают: „Юде?“ Он говорит, что русский, но его и слушать не хотят. „Выходи“ — и все.
Расстреляли этих бедолаг, а нас погнали дальше. Взводный, с каким мы предателя придушили, до самой Познани возле меня держался и в первый день нет-нет, да и пожмет мне на ходу руку. В Познани нас разлучили по одной такой причине….».
Ну кто после прочтения таких строк может обвинить Михаила Шолохова что якобы не он написал свой «Тихий Дон»?
А его бессмертное произведение «Они сражались за Родину»?
Это же настоящее сокровище советской литературы.
Очень хочу побывать на Родине Шолохова в станице Вешенской.
Один итальянец не так давно восстанавил этот храм и спонсирует работы до сих пор.
20 февраля 1995 года указом президента Российской Федерации церковь объявлена объектом культурного наследия федерального (общероссийского) значения.
В начале XXI века началось восстановление храма.
Местные жители рассказали, что часть деньги на ремонт храма пожертвовал армянин, проживающий в Италии. Вроде бы в Терновом он обнаружил могилу своего деда, который погиб в этих краях в Великую Отечественную войну и решил по этому случаю сделать доброе дело.
В 2006 году в крещенский сочельник состоялось первое архиерейское служение.
11 июля 2009 года митрополитом Воронежским и Борисоглебским Сергием храм был заново освящён в честь Богоявления Господня.
Облагороженная территория возле храма. Усадьба в Терновом основана во второй половине XVIII века В. М. и А. С. Лосевыми. После национализации, в 1923 году там разместилась школа, действовавшая до 2014 года. В 2010-е на восточной окраине села построен коттеджный посёлок Лесково.
По переписи 2010 года в селе проживало 113 человек.
