Человек обычно не знает, что ему уже хорошо. Для того чтобы он понял, что ему было хорошо, нужно чтобы стало плохо. Я теперь знаю, что летом было хорошо, дурацкая эпидемия создавала мелкие неудобства, но не более того. Потом началась война в Арцахе и стало плохо. Про это писать не буду, потому что получается матом, а матом на Туристере писать нельзя.
По идее нужно написать, сочинение «Как я провел лето», но писать, что ни будь системное неохота. Лучше напишу лирическую, ни к чему не обязывающую, повесть, такую чтобы лирики было много, а повествования мало. Так неделя из жизни великовозрастного бездельника, в декорациях восточной Юты.
Давним-давно был такой фильм, под который грустила специфичная группа владельцев Восходов (старинный дешевый мотоцикл). Специфика этой грустной группы мотоциклистов заключалась в том, что она имела доступ в Красные Текстильщики (Москва) или Иллюзион (Ленинград) (эстетские клубы, в которых показывали вражеские фильмы). Сейчас, все эти фильмы смотрятся наивно, тогда, пятьдесят лет назад, мчащейся по горным дорогам Харлеи были ярким откровением, ну и музыка конечно помогала.
Не так чтобы в те времена я мечтал прокатиться на мотоцикле по дорогам Невады или Юты. Это была бы не мечта, а тяжелый бред, но фильм оставил глубокий след в памяти и в восприятии действительности. По словам Андрея Плахова «каждый, кто посмотрел в своё время этот фильм, ощутил спазм, который бывает у пленника, глотнувшего свободы». Нет, конечно, вранье, выдумал позже, для красоты. Сколько не ори «I born to be wild», все равно завтра на комсомольское собрание идти.
Мы свое место знали, мы могли через решетку посмотреть, у остальных окна были запечатаны наглухо. Мы смотрели маленькие картинки, которые показывали нам по праздникам, что-то вроде диафильма на уроке физики (диафильм — покадровая проекция на экран, популярная в эпоху исторического материализма). Это были странные инопланетные диафильмы про другие миры, про другую жизнь и другую музыку.
Будучи просвещенным комсомольцем, я хорошо знал, как сложится моя жизнь до самой глубокой старости, но кто-то шепнул об этом Богу и вот я пью пиво в баре посередине замученной солнцем пустыни, где-то на границе Юты и Аризоны. Хозяин бара настойчиво предлагает взять напрокат мотоцикл и прикид. Я все больше завожусь и тут вспоминаю о непреодолимом препятствии.
— Слушай у меня в правах нет категории на мотоцикл.
— Ни у кого нет.
— А как все ездят?
— Совершеннолетние ученики Школы Мотоциклетного Мастерства имеют право тренироваться самостоятельно.
— Где я возьму справку из школы?
— Вон в том сарае, там у нас такааая учительница.
Учительница была опытная и это читалось в ее глазах. Кожаная одежда подчеркивала объемные формы. Некрашеные, седоватые косы, переплетённые цветными кожаными лентами и характерный запах присущий последовательным райдерам, не оставлял сомнений в ее взглядах на жизнь.
— Привет! Ты учительница?
— Ты догадливый, хотя все говорят, что во мне легко узнать учительницу. Давай чирик. Нельзя ездить по ночам и возить пассажиров. Вопросы ко мне есть?
— Ты в маске целовалась когда-нибудь?
— Вопрос хороший. Нет, но какие мои годы, еще попробую. Тебе попутчица нужна?
— Так ведь мне нельзя возить пассажиров?
— Не надо путать понятие «пассажир» и «инструктор».
В каменном веке инопланетяне летали не каменных блюдцах
Поржали… Выяснив на чем я ездил в детстве, тетка добавила несколько, на самом деле, полезных советов по вождению тяжелого мотоцикла. Переоделся, сделал пару кругов по деревне и оказался в другом измерении.
Автомобиль превращает водителя в стороннего наблюдателя. Развалившись на автомобильном сидении, он смотрит на дорогу свысока, как из наблюдательного пункта с остеклённой будкой. Водитель мотоцикла не драйвер какой-нибудь, он райдер — наездник, он сливается с дорогой в единое целое.
Ехать по хайвеям с обычной, разрешенной скоростью было очень страшно. Я сразу почувствовал себя экстремалом и поехал в Моаб. Моаб — это город в Юте, где собираются все экстремальные водители. Он стоит между двумя национальными парками и двумя парками штата. При чем ни в одном из этих «парков» практически нет никакой растительности, даже травы. Участки, на которых никто не охраняет природу выделены под экстремальное и просто веселое катание на вездеходах и мотоциклах. Варианты есть самые разные, при чем ездить не очень страшно, потому что много благожелательного народа и всегда помогут.
Скала справа называется башмак
По паркам кататься тоже хорошо, потому что красиво и все ездят медленно. Одна проблема — мотоцикл очень громко орет и народ шарахается. Было заметно, что посетители парков меня совсем не любят. У самого мотоциклиста, из-за музыки в шлеме и единения с дорогой, свое внутреннее замкнутое пространство, но на окружающих он воздействует сильно. Когда слезаешь с мотоцикла и снимаешь шлем, с тобой готовы дружить, но, когда ты верхами, чувствуешь, что по тебе не скучали. Не случайно реднеки так не любили Беспечного Наездника.
Сначала поехал в свой любимый парк Арки. У меня даже на аватарке уже много лет фотография с Деликатной Аркой — символом этого парка. Тут выяснилось, что смотреть парк путешествуя на автомобиле и на мотоцикле — две большие разницы.
Если смотришь парки на мотоцикле, имеет смысл выбирать участки, которые осматриваются без пешеходных троп, то что можно посмотреть прямо с парковок на дороге. Поставить мотоцикл и дойти в здоровущих ботиках и неудобной одежде до края обзорной площадки, сил хватает, но ненадолго. После пяти-шести остановок вспоминаешь, что ты все это видел пару лет назад и норовишь посмотреть, не слезая с мотоцикла.
После дня в Арчес, переехал в Каньонленд, там намного меньше людей и чувствуешь себя на мотоцикле намного увереннее. Парк не только безлюдный, но и безжизненный и от этого еще более интересный. Что важно, хорошо смотрится издалека.
Парк состоит из трех больших блоков: Иголки, Лабиринт и Небесный остров. На Небесном Острове народа не было вообще. Я периодически звонил на «большую землю» по телефону, чтобы убедиться, что за то время пока я смотрю парк, на планете не вымерли все люди.
Парк Каньонленд — это пустыня в самых чистых ее проявлениях. Здесь совсем мало деревьев и практически нет травы. Иногда, на сколько хватает взгляда, не видишь ничего зеленного.
Деревья очень специфичные, это обычные широко распространенные виды, но их стволы закручены в спираль. Про скрученные в штопор деревья гиды во всем мире рассказывают, что растут такие волшебные деревья только в этом специальном месте, где мы сейчас находимся и показывают мне их гиды по большому блату. Место это является пупом земли, а явление скручивания ствола обусловлено колоссальными подземными силами, которые так и прут. Под воздействием этих сил я могу легко вылечиться и стать таким же умным и образованным как гид.
Реально причина проще, вопрос здесь скорее в недостатке, чем избытке — в недостатке воды. В обычных условиях все корни дерева универсальны и служат как для обеспечения его устойчивости, так и для подачи воды по стволу к веткам. Такая схема допустима, потому что у дерева растущего в обычных условиях, корни достают до воды (почвы насыщенной водой), всасывают ее и по капиллярам подают на ветки, с которыми связаны волокнами.
В условиях дефицита воды дерево не тратит усилий на выращивания многочисленных длинных корней. У него есть десяток коротких опорных корней и этого вполне достаточно, чтобы надежно зацепиться за каменный монолит. При этом есть один длинный, но очень длинный. Этот корень отвечает за подачу воды. Волокна корня водовода оплетают весь ствол дерева по спирали, в местах, где к стволу примыкают ветки пучок волокон, несущих воду, уходит в них по такой же спиральной схеме.
России, по наследству от Союза, досталось восприятие пустыни как большой площади, покрытой песком. Такая картина неверна, точнее она частная. Песчаная пустыня называется дюнами или барханами, при этом большинство пустынь в мире каменистые.
Огромные национальные парки восточной Юты — это монолит выветренного красного песчаника. Забавно, что практически везде можно проследить, что нижняя часть каньонов окрашена в более яркий цвет чем верхняя. Это связано с тем, что все эти песчаники формировались на дне огромного озера, которое много миллионов лет назад находилось в самом центре Североамериканского материка. В связи с изменением климата менялась флора и фауна, обитающая в воде, а как следствие цвет осадочных пород. Более яркие, по сравнению с верхними, цвета нижних горизонтов — надежное доказательство того, что жизнь в Америке ухудшается.
В Каньонленд есть жилье, оно, как и всякая безальтернативная государственная услуга, плохое и дорогое, но какое-то время пользовать можно, особенно если учесть количество звезд, которое там вывешивают на ночь. Ночью можно надеть шлем, включит в нем музыку, налить белое вино в большой, охлажденный в морозилке стакан и смотреть на звезды, не опасаясь, что ударишься головой, когда упадешь. Еду и бензин в парке не продают, за ними нужно ездить за пятьдесят километров на большую землю, но и здесь все не так плохо — дорога красивая.
На неделю в Каньонленд меня хватило безо всякого напряжения. Потом поехал в назад Моаб, к людям. Покатался по трассам, упал пару раз в знаменитую красную моабскую грязь, послушал песен, понял, что на ближайшее время тема исчерпана.
Неожиданная форма путешествия мне понравилась, хотя я вряд ли буду повторять ее на бис. Назад в Аризону ехать на мотоцикле было неохота и я договорился с прокатчиками, что сдам мотоцикл в Моабе. Когда жена приехала за мной на машине, мой внешний вид произвел на нее глубокое впечатление. Она посоветовала в следующий раз взять напрокат головной убор с перьями и пегого мустанга. Наверно правильно… Дурь все это и маскарад, но это неплохо… Во-первых, нерациональное поведение, в отличии от рационально, повышает настроение. Во-вторых, то, что всю жизнь было картинкой из фильма стало реальностью, частью собственной жизни. В целом это полезно, помогает жить, понимать и думать.
Теги:
Самостоятельные путешествия