«Не выходя со двора, можно познать мир…
Чем дальше идешь, тем меньше познаешь.
Поэтому совершенномудрый не ходит, но познает все.
Не видя вещей, он проникает в их сущность.
Не действуя, он добивается успеха».
(Лао Цзы, «Дао дэ Цзин»)
Назидательный эпиграф для путешественников, переживающих нынешнюю пандемическую эпоху. Зачем жаловаться, что мы не можем куда-то поехать? Можно никуда не ездить, но познавать всё. Для этого надо стать совершенномудрым. А чтобы стать совершенномудрым, надо съездить в Китай. Можно не прямо сейчас, а в прошлом. Если в прошлом вы съездить не можете, можете съездить в будущем. Ведь будущее есть противоположность прошлого, а, как мы знаем, противоположности инь и ян взаимопроникаемы, значит, будущее уже есть в прошлом. Таким образом вы не только можете предсказывать будущее, но и находить мудрость из будущего в прошлом. На первый взгляд это кажется сложным, но для всякого, овладевшего «Книгой перемен», это очевидно.
Нам «Книгу перемен» изучать необязательно, так как мы в Поднебесную съездили еще в 2007-ом году. Тогда мы еще не утратили веру в турфирмы и пользовались их услугами. И как-то так вышло, что у нас все экскурсии были персональными. Это странно — олигархами-то мы никогда практически не были и даже ими не притворялись. А тут сразу с порога милая гидша Наташа на несколько дней завладела нашими душами.
Наташа была чистой китаянкой, хорошо говорившей по-русски, хотя в России никогда не была. Тогда вообще, по-моему, китайский народ еще не начал коллективно колесить по планете, так как КПК еще не выпустила такое постановление. Мы нашу «Наташу» хотели было называть ее настоящим китайским именем, но когда она сказала, что ее зовут Хуё, все же согласились на Наташу.
Пекин сразу показался непомерно большим. Огромным и размашистым. Даже по сравнению с Москвой. Понятно, что находясь в конкретной точке города, ты не можешь сделать объективный вывод об истинных размерах города, но в Пекине этот вывод делался как-то сам собой. Хотя особо концентрированные толпы нигде в глаза не бросались (может, китайцы концентрируются в толпы только в других странах?), но было ясно, что людей здесь живет колоссально много, а город настолько просторный, что вмещает всех без скученности.
Такой же огромной и от этого немного пустоватой оказалась и площадь Тяньаньмэнь. Мне кажется, если встать на одном краю Тяньаньмэнь и посмотреть в сторону другого ее края, можно заметить, как закругляется земной шар.
На главной площади китайской столицы сразу лицом к лицу встречаются китайская историчность и китайская революционность. Встречаются «лицом» в прямом смысле слова, так как на воротах Небесного Спокойствия висит портрет председателя Мао. Смотрится немного странно. Да, на нашей Красной площади тоже написано «Ленин», но ни его, ни Путина портрет пока на Спасской башне не висит.
Ладно, Мао, так Мао. Мы, кстати, спросили у Наташи, как она лично и вообще прогрессивная китайская молодежь относятся к Великому Кормчему? Она, конечно, ответила, что он был офигенный, очень много классного сделал для народа, любил детей, предвидел будущее, то-сё, пятое-десятое, и они его за это до сих пор сильно любят и почитают, как папу. Да, у него были ошибки — культурная революция, большой скачок, всякая такая фигня, несколько миллионов погибло, но у кого ж не было ошибок?
А нам всякие генсеки и диктаторы не очень нравятся. То ли дело императоры. Императоры, правда, тоже были диктаторы еще те, но на то они и императоры. И при императорах время было другое, и человечество еще не доцивилизовалось до понимания, что автократия — не самая гуманная форма государственного управления. Но императоры хотя бы создали прекрасный Запретный город. Правда, если бы императорскую власть не свергли, сейчас бы этот город так и оставался бы закрытым, и фиг бы мы с вами в него попали. Но мы живем в такое прекрасное время — императоров уже нет, а их дворцы еще есть.
Наверное, про Запретный город знают все. Это императорский дворец — то есть, даже целый квартал, — куда не мог входить никто, кроме императора, его семьи и всяких служащих, приближенных и чиновников. Примерно как у нас Кремль сейчас. В Запретном городе куча всяких дворцов, храмов, покоев, кабинетов и площадей.
Признаться, у нас возник вопрос: а где, блин, вся роскошь и величие? У нас правитель не считается особенно великим, если не построил что-нибудь самое большое или самое дорогое. Например, Кремль, или Санкт-Петербурх, или Сочинскую олимпиаду. А в Запретном городе всё такое деревянное и малоэтажное. Да, там, конечно, резьба красивая, росписи, узоры и тому подобная дребедень красота, но хотелось спросить: «Скажите, а тут точно император жил?» Но мы, к счастью, не спросили. Мы тогда были молодыми, и восточно-азиатских мудростей еще не знали.
«В древности говорили: „Ущербное становится совершенным, кривое — прямым, пустое — наполненным, ветхое сменяется новым. Стремясь к малому, достигаешь многого; стремление получить многое ведет к заблуждениям“. Поэтому совершенномудрый отказывается от излишеств, устраняет роскошь и расточительность».
(Лао Цзы, «Дао дэ Цзин»)
Вечером мы отправились гулять, зашли в супермаркет и накупили всего непонятного. Смотрели на прилавки и, если не могли понять, что это, покупали, чтобы съесть. За ужином мы занимались догадками, исследованиями и открытиями. Что-то понравилось, что-то мы есть не смогли. Но смысл еды в нашу эпоху восторжествовавшего потребления не в насыщении и даже не во вкусе, а как раз в исследовании и открытиях, разве не так?
В супермаркете, кстати, играла какая-то попса на русском языке. Мы воодушевились тем, что тут так любят русскую песенную культуру, и решили тоже что-нибудь исполнить. Приняв для храбрости рисовой водки, мы стали ходить по улицам и петь для китайцев «Возле города Пекина ходят-бродят хунвейбины», но нас почему-то никто не понимал. Наверное, потому что в Пекине давно уже нет ни хунвейбинов, ни цзаофаней, да и дацзыбао уже никто не пишет и не развешивает.
Мы удивлялись организованности дорожного движения с отдельными велосипедными дорожками и обилием людей на великах. Велосипедисты как участники дорожного движения для нас тогда были в диковинку. А автомобилей, кстати, было не так уж и много. Даже по сравнению с тем же Бангкоком, в котором мы уже тусили за год до того. И Китай тогда еще был не такой развитый, как сейчас. Эра хунвейбинов и цзаофаней давно прошла, а эра Хуавеев и Алибабов еще не только не наступила, но даже не маячила на горизонте. Никто и не думал, что Китай вскорости действительно «покажет крупный кукиш США и СССРу».
Пекинскую утку мы тоже поели. Хороша! Мы вообще питались там как настоящие… не знаю, как это по-китайски. В общем, такого количества блюд мы до этого никогда не поглощали. На наших столах они появлялись и исчезали с быстротой китайских княжеств в период Сражающихся царств. Причем не только в Пекине, но и в Гуйлине, куда мы отправились потом (но про него будет в отдельном рассказе), и (тем паче) в завершающей фазе нашего путешествия — на Хайнане.
Великая Китайская стена сразу смаштабировала наши представления об огромном. Мы видели только крохотный участок стены — в Бадалине, где большинство туристов ее и видят. Но она с такой уверенностью и основательностью ползла по горам, спускалась в ложбины и взбиралась на хребты, что если б сказали, что она опоясывает весь земной шар, можно было б с легкостью поверить. Воздух был густ и создавал легкую дымку, усиливавшую воздушную перспективу — стена буквально растворялась вдали, подчеркивая свою бесконечность.
Подъем по стене был нешуточный, но мы были так воодушевлены, что устремились вверх с решимостью КПК во время Большого скачка. Когда еще выдастся возможность взобраться на настоящую легендарную Великую Китайскую стену и почувствовать себя в роли стражей покоя империи Мин, зорко охраняющих ее от угрозы попыток возрождения чужеземной империи Юань?
Летний дворец больше напоминал что-то из сказки, чем загородную резиденцию императоров. Подстерегало непознанное и непонятное — все эти статуи львов и драконов ни то с улыбками, ни то с оскалами — они тут поставлены, как игрушки императоров или как их объекты поклонения? Нам что с ними делать — суеверно бояться или весело прикалываться? Лучше все-таки бояться, на всякий случай. Они ведь смотрят как-то недобро. Хоть и не зло, но какая-то древняя сила и превосходство во взгляде.
Вдоль берега умиротворяющего озера вьется расписная деревянная галерея Чанлан — Длинный коридор — соединяющая изящно рассаженные по ландшафту дворцы, павильоны, храмы. Тут к берегу пришвартовалась и мраморная ладья. Не для роскоши и могущества, а для гармонии и успокоения — такова летняя резиденция императоров династии Цин.
«Нужно сделать свое сердце предельно беспристрастным, твердо сохранять покой, и тогда все вещи будут изменяться сами собой, а нам останется лишь созерцать их возвращение… Отсутствие желания приносит покой, и тогда порядок в стране сам собой установится».
(Лао Цзы, «Дао дэ Цзин»)
Вечером в Пекине мы взобрались на холм в парке Цзиньшань — посмотреть как красный, как китайский флаг, закат охватывает небо над Запретным городом. Яркое восточно-азиатское солнце раскрашивало прощальными лучами городскую реальность, будто пытаясь придать ей высшую осмысленность, подобно философам периода Вёсен и Осеней. На закате пекинская огромность и человеческая суета куда-то уходили вместе со светилом, и наступало царство безмятежности и целебного одиночества.
Проведя три дня в Пекине, мы взмыли в воздух на драконе самолете, который перенес нас в Гуйлинь — удивительный, словно бы выдуманный мир островерхих карстовых гор, бамбуковых плотов и рыболовецких бакланов. Гуйлиньские два дня настолько перевоплотили нас в апологетов всего китайского, что про них будет отдельный рассказ.
А после мы переместились на Хайнань — т.н. китайские Гавайи, где… немного разочаровались. После предыдущего не устававшего удивлять Китая мы слишком завысили ожидания от этого морского курорта. А море оказалось вполне обычным — сродни турецкому и уступающее пхукетскому. Может, нам стоило поселиться не в демократичном Дадунхае, а в более элитном Ялыньване? Все-таки олигархи мы или кто? А, блин, не олигархи! И вообще стоило ли ради этого моря лететь так далеко?
Все-таки стоило. Во-первых, как поется в одной песне: «Лучше морь может быть только море, на котором еще не бывал». Во-вторых, экскурсии в деревни народностей ли и мяо, на остров обезьян и на термальные источники оказались неожиданно содержательными. В-третьих, хайнаньская морепродуктовая и фруктовая пища просто снесла нам крышу своим разнообразием, вкусом и дешевизной. В-четвертых, ежедневный китайский массаж на пляже, от которого Аня просто тащилась, и я тоже был не против, был вполне оздоравливающ. Вот плюсы и перевесили!
Море тоже было, в принципе, классное. А самое классное, что было в море — это китайцы. Нас очень веселили здоровые мужики и женщины с ярко-розовыми и желтыми надувными кругами на талиях. Неужели весь Китай не умеет плавать?
Народности ли и мяо — китайские национальные меньшинства — удивляли своей самобытностью и непохожестью. Это для нас все китайцы — просто китайцы, как и для них мы — просто все русские. А ведь и у русских есть совершенно разные народности, которые мы, конечно, между собой никогда не спутаем. Примеров много — например, питерцы и москвичи. Так и у китайцев. Народность ли — воинственная и сильная, больше похожая на индейцев. Народность мяо — добрые и искусные ремесленники.
Деревня, конечно, увы, не жилая, а сплошной туристический аттракцион, но все же зрелищно. Хоть и хотелось жизни, а не представления, пришлось довольствоваться представлением и по нему делать выводы о жизни.
На остров обезьян нас доставила канатная дорога. И чуть ли не больше, чем сами обезьяны, нам зашла плавучая рыбацкая деревня, похожая на аккуратный трудолюбивый муравейник, если бы только муравейники умели плавать в море. Правда, деревню мы видели только с канатки, а очень хотелось в нее зайти, посудачить с рыбаками, обсудить с ними жизнь, но условия экскурсии этого не предусматривали. Потому что узок круг организованных туристов, страшно далеки они от народа. И поэтому мы после этого организованными туристами стараемся по возможности не быть.
Еда на Хайнане стала для нас очередным записным чудом Поднебесной. Каждый вечер мы выходили на огромную площадь, где по периметру стояли пункты продажи питания с аквариумами, прилавками, блюдами, картинками — выбирай, что хочешь, и тебе тут же принесут или приготовят. Там мы пробовали и разную рыбу, и угря, и краба, и морского ежа, и пузатку высокую.
Вернулись домой в Москву мы тогда совершенно китаизированными. С тех пор мы конкретно подсели на две вещи, без которых наша современная повседневная жизнь непредставима — это китайские классические чаи и восточно-азиатская жизненная философия.
Поэтому, попивая улун Те Гуанинь, завершу этот рассказ еще одной цитатой из «Дао дэ Цзин», очень актуальной в нынешние времена вынужденной самоизоляции.
«Поэтому совершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; осуществляя учение, не прибегает к словам; вызывая изменения вещей, он не осуществляет их сам; создавая, не обладает тем, что создано; приводя в движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая что-либо, не гордится. Поскольку он не гордится, его заслуги не могут быть отброшены… Поскольку он, так же как и вода, не борется с вещами, он не совершает ошибок».
(Лао Цзы, «Дао дэ Цзин»)
