Остаться в Копенгагене. Или нет?

…

Мой фоторюкзак никогда не был таким тяжелым. Конечно, это потому что я бегу. Бежать совсем не хочется. Но бежать надо. Причем, бежать надо гораздо быстрее, чем я бегу. А я ведь хотел еще чего-нибудь купить. Тут рядом были прелестные сувенирные киоски. Но теперь уже не до покупок! И не до стоящих тут рядом мечтающих яхт. Даже не до Русалочки, печально взирающей на медленно сползающиеся к ней вереницы туристов…

…

Копенгаген встретил нас солнцем, ветряками и чайками. А еще привычным — ни то уже родным, ни то уже опостылевшим завтраком. Нет, все-таки родным. Жена брала арбузы и дыни. Я брал рыбу. Мы ели, смотрели на море, а потом, счастливые встречались глазами. Мы улыбались и о чем-то говорили.

— Твой чай воняет хлоркой, — говорила жена — неужели ты снова понесешь его в каюту?
 — Нет, сегодня не понесу. Скоро сходить на берег — нас ждет Копенгаген — город епископа Абсалона и Русалочки. Кстати, мой чай пахнет ромашкой.

Потом приходили Олег и Рита Ивановы. Их всегда было легко узнать издалека — на Олеге всегда было надето два больших фотоаппарата, а на Рите один небольшой.

— Мы уже все тут изучили, маршрут составили, сначала пойдем…, — привычно говорил Олег, — Хотя зачем я буду рассказывать? Там где-нибудь все равно встретимся!

Да, мы всегда расходились в разные стороны. Мы с Ивановыми вообще старались держаться подальше друг от друга. Ведь мы знали, сколько бы мы ни держались подальше, все равно, в конце концов, встретимся. И все равно проведем уйму времени вместе.

— Вы пойдете вечером слушать Юлю? — например, спрашивали мы (а Юля была солисткой судовой джаз-банды).
 — Мы не пойдем, — однозначно отзывались Ивановы, — это невозможно слушать! Она «Proud Mary» поет в до-диезе вместо ля-бемоля!
 — А мы, возможно, пойдем, — говорили мы, — Хотя, посмотрим. По настроению. Она ведь все-таки в до-диез мажоре поет.

И что же вы думаете? Ну, конечно, в означенный срок и мы, и Ивановы вместе слушали Юлю! Точнее, слушала только Рита. Аня снимала на видео, я на фото, а Олег и вовсе в один микрофон с Юлей пел «Proud Mary». И, между прочим, что самое непростительное, в до-диез мажоре!

На суше происходило то же самое. Начав понимать в Амстердаме и окончательно поняв в Эдинбурге, что мы живем в разных скоростных поясах, мы с Ивановыми постановили, чуть ступив на сушу, разбегаться в разные стороны! И все равно встречались. Сначала мы созванивались, потом поняли, что в этом нет необходимости — в любом случае, мы и так найдемся.
…

Зачем же я так надолго задержался в Христиании? И почему же я думал, что путь до причала гораздо короче? Эти бессмысленные мысли пульсировали в голове, не давая останавливаться ногам. Я бежал через Нюхавн. А ведь хотел еще тут пофотографировать! Спина уже вся мокрая. И зачем я еще купил большую бутылку кока-колы? Лишняя тяжесть! Но выбросить жалко. На судне-то с напитками не так уж хорошо. Хотя о чем я думаю? Мне бы сейчас успеть на это самое судно! Иначе останусь я тут один в Копенгагене. С бутылкой кока-колы, фотоаппаратом и мокрой спиной.
…

Доброе утреннее датское солнце зовет нас углубиться в пока еще таинственный Копенгаген, и мы с Ивановыми сходим на берег.

— Сначала нужно идти смотреть дворец Росенборг, — говорит Олег, — так как начинать осматривать Копенгаген нужно непременно с детищ Кристана IV — кого же еще?!

— Зачем? — говорю я, — сначала надо смотреть Русалочку. Благо, она тут рядом! А потом непременно — дворец Амалиенборг. Благо, он тут по дороге. Там ведь аж со времен пожара 1794-ого года каждую зиму живет королевская семья! И там всегда почетный караул!
 — Это можно и на обратном пути, — жестикулируя, восклицает Олег, — Сначала в Нюхавн! Там утром особенно хорошо! А вечером, говорят, там толпа! Там Андерсен жил аж в трех домах!
 — Если ты так уважаешь Андерсена, зачем же ты собираешься в парк Тиволи? Андерсен-то совсем не одобрял его создание.
 — Так там теперь его памятник стоит как раз напротив входа!
 — Ну и что? Он бы и памятник не одобрил!

Мы с Олегом вообще очень много спорили. Мы ведь знали, что все равно, в конце концов, согласимся.

…

Начиная от церкви Святого Албана и фонтана Гефионы, мы устремились в зовущий, манящий, притягивающий нас Копенгаген. В этом, между прочим (пусть на этот счет существуют и другие мнения), тоже романтика круиза — что на один город у тебя обычно только один день. Или и того меньше. Честно говоря, это было совсем не в нашем стиле. Но приходится приспосабливаться к стилю, который провозит тебя сразу по пяти странам за две недели! И, удивительно, нам это нравится. Приходится выжимать концентрат впечатлений из каждой стоянки! Приходится часто бегать или, по крайней мере, ходить очень и очень быстрым шагом. Приходится что-то пропускать (но не так ли и в самой жизни?). Приходится чему-то уделять лишь беглое внимание. Но главное (и это хорошо), приходится выделять, что же здесь самое главное, самое важное, самое неповторимое. В чем квинтэссенция. Что здесь нельзя не увидеть, и ради чего сюда непременно стоит вернуться.

И при этом всем не забывать о самом главном — собственном удовольствии! Ведь что за радость будет, если мы все пробежим, и чувства никакого не поймаем. А чувства — они ловятся только в расслабленном состоянии!
…

Давно же я так не напрягался! Со школьных времен ненавижу всякий бег. И вообще физические нагрузки. А тут я бегу. Причем совсем не из абстрактного спортивного интереса. А из весьма осязаемого интереса оказаться на судне до того, как оно отчалит и оставит гостеприимный остров Зеландия за кормой.

Блин! Надо было побыстрее выбирать покупки! И в том кафе надо было, однозначно, поменьше сидеть! А аквавит и вовсе не стоило пить! Да что там пить, его и покупать-то не следовало!

Ну, вот, наконец, снова Нюхавн. Уже недалеко. Переведу дух. А вечером, прав был Олег, здесь действительно уж очень многолюдно.

…

…

— Почему эти солдаты не маршируют, а просто прогуливаются? — мы дошли до дворца Амалиенборг, и Аня рассматривала почетный караул.
 — Такой, видимо, у них устав. Не маршировать, а гулять, — отвечал я. — Все равно они достаточно строгие. Ты погляди на другие признаки свободной Европы в этом городе. Здесь все следуют четким правилам, и все же их нарушение строго не карается.
 — Вот, например, у нас «по газонам не ходить», «на земле не сидеть», а у них вот везде можно и ходить, и сидеть, и лежать.

— Да, в Нюхавн утром так хорошо! Так романтично! Может, мы все-таки пойдем дальше, и ты не будешь слишком уж много фотографировать?
 — Да, пойдем!

Я вспомнил, что мы с Олегом вообще старались слишком много не фотографировать. Все равно ведь, в конце концов, слишком много нафотографируем!

…

Главная пешеходная улица Копенгагена — Стрёгет — на нас почему-то совсем не произвела впечатление. Ну, улица и улица. Пешеходная и пешеходная. Туда-сюда бродят толпы людей, периодически заходя в расположенные вдоль улицы дорогие магазины. Ладно, была б какая-то старина, какая-то история. Так ведь нет.

Единственное, что хорошо — что Стрёгет проходит через несколько очень примечательных площадей. Первая — Амагерторв с фонтаном Аистов.

Вторая — Гаммельторв с фонтаном Милосердия. Гаммельторв (Старая площадь), кстати, была центральной (и рыночной в одном лице) площадью средневекового Копенгагена. По мне так она и сейчас центральная!

Но для жены в минуты моего любования площадями важнее было другое. В те дни в Копенгагене проходила неделя высокой моды. Мне-то все равно — хоть высокой моды, хоть низкой. Но жена убеждала ей что-нибудь купить! И сколько я не принимал позу библейского пророка и не возглашал ей, что все это тленно и «сгниет от употребления», она была неумолима. Я, наконец, согласился ей что-нибудь купить. Тем более что в Бергене мы ей ничего не купили (если не считать кофточки, которую мы купили только за тем, чтобы разменять норвежские деньги и сходить, наконец, в туалет). Вообще мы старались побольше всего покупать! Ведь знали, что как обычно почти ничего и не купим.

В результате, в исписанном граффити магазине мы купили Ане ну просто очень модное пальто! Аня была на седьмом небе и готова была простить мне все. Я еще не знал, насколько мне это пригодится вечером.

…

Я вышел на финишную прямую! Вот и наша «Принцесса Дафна», я уже различаю вдалеке в медленно опускающейся на порт темноте долгожданный трап, по которому я скоро взойду (нет, взбегу!) на судно! Господи, неужели я успел? Я улыбнулся и перешел на усталую трусцу марафонца, который знает, что бежит первым, и никто его уже не догонит. Марафонца перед самым финишем, когда он усталый и счастливый под овации зрителей и вспышки фотокамер готов порвать финишную ленточку. О да! Я успел! И, представив себя таким марафонцем, я на бегу победно воздел руки в сумеречное копенгагенское небо. Несколько мгновений я победно всматривался в это небо — не зажгутся ли первые звезды. Но нет, они не зажигались. Когда я перевел взгляд с неба снова на судно, я увидел, как желанный трап, до которого бежать мне оставалось еще метров сто, медленно и неумолимо втягивался в темное чрево «Принцессы Дафны»…
…

— Вы в Христианию лучше не ходите, — говорили нам «круизеры-старожилы», — там бывали случаи, что к туристам приставали с ножом и отбирали деньги. Фотоаппараты — так те вообще сразу же отбирают. Под предлогом того, что там фотографировать нельзя.
 — А почему нельзя?
 — А потому что там свободно наркотики продают. Вот и боятся, что их «засветят». А что с них возьмешь? Наркоманы, бандиты и отщепенцы! Отвоевали у Копенгагена целый район и живут себе! Уж если они дома захватили, отобрать имущество у туристов — их хлеб. А как же еще?
 — Ну, а мы все равно пойдем в Христианию! — это я, правда, вслух не сказал, только про себя подумал. Из уважения к старожилам.

…

Солнце уже клонилось к закату, и мы с Аней зашли в какое-то кафе. Внутри было по-домашнему уютно, а снаружи был незабываемый вид на Слотсхольмен. Девушка-официантка повела нас куда-то внутрь. Она была в какой-то тельняшке, и я сразу подумал, что звать ее должны как-то очень по-датски. Например, Хельга или, в крайнем случае, Lærke. Спросить, как ее зовут, почему-то не решился.

Нет, это было даже не кафе. Это было какое-то жилище. Какое-то удивительное обиталище. С комнатами, картинами, утварью, диванами… С зонтиками, висящими на двери. Ничего нигде не повторялось.

«Стильно!», — подумал я. Хотя я, в силу своей непродвинутости, в стиле понимаю мало. Но тут было что-то околдовывающее.

Мы с Аней сели на диваны, предложенные Хельгой-Lærke. Полное чувство, что мы зашли в гости к каким-то старым друзьям, и отдыхаем с дороги, пока они готовят что-нибудь поесть.

Лежащее на столике неписаное от руки меню было только на датском. Хельга-Lærke перевела нам некоторые названия блюд, и мы заказали немного рыбы и пива…

…

Когда мы с Аней вышли из кафе, она была уже в последней стадии усталости.

— Слушай, а может, не пойдем в эту Христианию? Может, на судно вернемся? Я устала. Да и поздно уже. Вдруг опоздаем еще.
 — Опоздаем?! — я только посмеялся, — да мы хоть раз куда-нибудь опаздывали в путешествии? Да мы даже в Амстердаме вовремя на судно вернулись, несмотря на дождь и обстоятельства! Нет, давай так: ты на судно, а я — в Христианию.

Жене пришлось согласиться. Я указал ей путь на Зеландию, а сам отправился на Амагер — третий остров, на котором располагается Копенгаген. На нем мы еще не были. Как раз там находится Кристиансхавн.

На полпути между Слотсхольменом и Амагером я (что вовсе неудивительно) повстречал Ивановых. Нет, случайно встречаться в больших городах определенно стало у нас делом привычки.

— Я в Христианию! — приветствовал я их.
 — А мы как раз оттуда. Возвращайся скорее. Вечером после ужина можем, как обычно, на верхней палубе песни под гитару попеть.
 — Хорошо, обязательно! — откуда мне тогда было знать, как этот вечер закончится?

В Христиании, на первый взгляд, живут обычные люди. Только дома у них разрисованы. Нет, конечно, обычные люди. Свободные.

Ко мне подошел человек — по виду явно турист.

— Я бы на Вашем месте убрал фотоаппарат, — сказал он по-английски, — видите, вон там ребята сидят? Они за всеми наблюдают.
 — Хорошо, спасибо! — отозвался я.

Наверное, он счел своим долгом меня предупредить, так как на шее у меня неприлично болталось аж целых два фотоаппарата. А это как мы помним, как красная тряпка (две красные тряпки) для местных наркоманов и отщепенцев. Я убрал один фотоаппарат в рюкзак. Не могу же я совсем не фотографировать!

Ко мне подошел один из тех крепких ребят — смуглый, лысый, высокий — чем-то похожий на футболиста Зенедина Зидана. Я почему-то сразу вспомнил, как Зидан ударил головой в лицо защитника Матерацци в финале чемпионата мира 2006-ого года.

— Извините, у Вас фотоаппарат, — сказал Зидан. Как-будто я не знал о такой подробности.
 — Да, спасибо, — зачем-то ответил я. Он продолжал идти рядом.
 — У Вас не одета крышечка на объектив, — продолжал он с удивительной для Зидана вежливостью. Как-будто он указывал на какую-то неряшливость в моей одежде, которую я не заметил. Таким тоном говорят, например «извините, у Вас ширинка расстегнута».
 — В самом деле? — ответил я с глупым видом, — И правда.
 — Вы не могли бы надеть крышечку, пожалуйста.
 — Хорошо.

После этого Зидан, не дожидаясь, пока я надену крышечку, оставил меня и присоединился к своей «футбольной команде».

Я был, честно говоря, поражен его вежливость и доверием. А где же нож к горлу? А где же конфискация фотоаппарата? Несмотря на свою непреодолимую фотоманию, я одел крышечку, и больше не снимал ее, пока не покинул Христианию. Ну не мог я обмануть доверие великого футболиста!
…

— Wait!!! Waaaaaaaiiiit!!! — что есть мОчи заорал я и из последних сил припустил за нашей «Принцессой». За спиной у меня смешно прыгал мой фоторюкзак. В нем нестерпимо бултахалась большая бутылка колы. И небольшая аквавита.

Я всегда хотел эффектно повторить что-нибудь из кинематографа. И вот, когда представилась, наконец, такая возможность, я сделал это в высшей степени неэффектно. Помните «Титаник», как Джек и Фабрицио запрыгивают на борт в последний момент, когда трап уже убран? Я мог бы также! Хотя нет, не мог. Вместо жизненной уверенности и легких движений героев фильма, во мне был страх, ужас, отчаяние и неуклюжие потуги зацепиться хоть чем-нибудь за это уже готовое отчалить судно. Члены экипажа, которые помогли мне все-таки «запрыгнуть» на борт, смотрели на меня с такой нескрываемой жалостью, даже брезгливостью, что я понял, что ни на какого героя я никак не тяну. Даже на отрицательного.

…

На лестнице, ведущей на нашу палубу, я увидел свою донельзя взволнованную жену.

— Ну где же ты был?! Я их убеждала не отчаливать, говорила, что ты сейчас придешь! А они говорят, не можем — расписание! Я уж думала все — ты тут остался!
 — И чего было так волноваться? — я неожиданно для себя самого мгновенно приобрел уверенную осанку бывалого путешественника, — Разве я мог не успеть? Я изначально все рассчитал.

Наконец, мы были в родной каюте. Жена была рада, что я успел. Я, в тайне, был этому рад даже больше, чем она. Мы смотрели в иллюминатор на удаляющийся Копенгаген. Потом мы встретились глазами.

— Твой аквавит воняет какой-то химией. Я надеюсь, ты сегодня не понесешь ее на верхнюю палубу? — сказала Аня.
 — Не понесу, — ответил я, — Ивановы не любят аквавит. Кстати, пахнет он тмином.
…

Поднимаясь на верхнюю палубу, я думал про себя, все-таки круиз — это классно! Когда солнце первых дней сменяется балтийским дождем и ветром. Когда на третий день безбрежный горизонт уже перестает радовать глаз, мы входим в туманный Кильский канал. На четвертый день мы приходим в Амстердам, и начинается дождь. Дождь продолжается и в Эдинбурге. Когда на исходе недели мы добираемся до Норвегии, нас опять встречает подзабытое солнце. Это приятно. Круиз — это классно! Главное, случайно не остаться в Копенгагене.

Теги: Культурно-познавательный туризм, Круиз