Точка невозврата

Десять центов у молодого человека никто не просил, он и не выглядел как человек готовый дать кому ни будь десять центов. Ключей от квартиры, где деньги лежат тоже не было. В кармане было 43 доллара. Как ни удивительно, он был богат, но странные традиции его страны предполагали, что твои деньги, они не до конца твои. Они еще и народные. Выезжать из страны можно было только налегке, взяв с собой не более пятидесяти долларов, а остальное следовало оставить «народу».

Не сказать, чтобы он сильно волновался по поводу своего материального неблагополучия. Во-первых, он всегда легко зарабатывал деньги, во-вторых, Нью-Йорк был городом его студенческих друзей. Друзья давно разбогатели и при желании он мог воспользоваться неограниченным кредитом, но пока не хотелось. Не хотелось, чтобы кто ни будь начал объяснять ему этот город и вообще, как он должен жить, чтобы правильно. Нужно было побыть одному, среди двадцати миллионов абсолютно чужих людей, чтобы понять. Понять, то ли это что тебе нужно или ты ищешь чего ни будь другого. На всякий случай в кармане лежал билет до Москвы с открытой датой.

Размышляя о предстоящей встрече с друзьями, молодой человек сидел на лавке и курил Беломор. Подошел полицейский и сказал, что курить нельзя. Все вокруг курили и запрет полицейского был обиден… С друзьями ровно десять лет назад он расстался НАВСЕГДА. В «предолимпийские» годы, уехали практически все выпускники кафедры Прикладной Математики. Кстати, не только евреи, как принято считать. Лучше сказать, люди готовые формально признать себя евреями для того, чтобы уехать из Союза.

За прошедшие со времени отъезда друзей десять лет, он видел много бед и смертей, но никогда он не видел ничего страшней того расставания. Полутемные, серые, огромные, пустые, мрачные залы только что отстроенного Шереметьева. Приглушенный бабий вой… Пара совсем молодых людей, его друзей, подходит к полупрозрачным дверям. Двери открываются, пара проходит, двери закрываются автоматически. За матовой дверью видны удаляющиеся тени, люди исчезают из твоей жизни НАВСЕГДА. Через неделю, другую ужас повторяется.

Даже это вспоминать было уже не интересно и не страшно. Что-то самое сильное перечеркнуло прошлое. Прошлое стало несущественным. То, что когда-то было самым важным, стало даже просто бессмысленным. Что бы стало повеселей, молодой человек придумал образ кандидата в члены республиканской партии, обрадовался свежей мысли и громко заржал. Полицейский подошел поближе.

Четырех дней на предварительный осмотр самого дна Америки показалось достаточно. Там не было той злости, которую он ожидал увидеть и это порадовало. Там не было эстетства и юродства, характерного для дна московского и это огорчило. Самое главное, что это было нечто абсолютно новое.

За первые четыре дня пребывания в Нью-Йорке молодой человек понял, что все что он слышал об этом месте раньше неверно и что он уже знает о Городе больше, чем те, которые так много про него рассказывали по телевизору. При чем, нового и непознанного здесь еще осталось на всю жизнь. Все, разведка закончена, на оставшиеся из прошлой жизни двадцать пять центов «звонок другу».

Проведённый в Нью-Йорке 1990 год, был очень полезен для общего развития. Молодой человек перелинял, сменил свое черное ястребиное оперение, на белое, под «голубя мира», но из очень прочных синтетических материалов. При более внимательном осмотре Нью-Йорк оказался дверью не столько в Штаты, сколько в мир. Получилось, как минимум интересно.

Двадцать лет спустя.

В районе двух часов самого длинного дня 2009 года, со стороны города Нарьян Мара, к Нью-Йорку приближался человек, кавказкой наружности, лет пятидесяти отроду. У него не было ни каких дел в этом городе. Даже смотреть Город было ему неинтересно, он слишком хорошо его знал. То, что он собирался сделать, можно было легко реализовать на южном берегу Ледовитого океана, но что-то гнало сюда. Он хотел подумать здесь, в Нью-Йорке.

Еще пару лет назад думать было не нужно и некогда. Приходилось работать в стиле канадского лесоруба, не до дум. В России возрождалась нефтяная промышленность, одну за другой в управление передавали слабые замученные безденежьем и воровством нефтяные, компании. Нужно было поднимать их из разрухи переходного периода. Было интересно, да и с оплатой не обижали. И вдруг опять: «Ты за кого?», «Ты чей?», а уже не хочется, уже видели, чем это кончается. Что там в этой ситуации кричал с берега Верещагину товарищ Сухов?

Когда-то дедушка нашего героя перед тем, как начать писать новую картину, ездил в Рим и делал первые наброски на площади Шишки. Похоже в период строительства коммунизма его больше всего расстраивала утраченная возможность поездок за вдохновением. Ах какие бы бюсты Ленина пошли… У каждого свой Ватикан, разница между Быком и Шишкой невелика. Важно, где ты лично можешь поймать большую волну, нет не большую, серферы называют ее хорошей.

Новое в НЙ не удивило, удивило отсутствие старого. Когда-то он любил приглашать особо интересных гостей из России ужинать в верхний ресторан Близнецов. Опять вспомнилась та боль № 9.11, когда в баре в Черногории вдруг побледневший после телефонного звонка бармен, не спросив разрешения, переключил телевизор. Сильно потертые жизнью мужики рабочего кэмпа, слетевшиеся со всего мира на запах санкционной Иракской нефти, молча смотрели поставленную на круг страшную запись. Казалось, попали в тебя.

Приятно поразило отсутствие блатных в центре города. В девяностых они сильно раздражали. Он слышал о великих победах администрации и полиции Нью-Йорка, при этом догадывался, что победа эта держится на мозолистых кулаках его соотечественников. Дело в том, что в начале девяностых «русские инвесторы» решили вложить деньги в развитие Манхеттена. Им показалось несправедливым, что половина Манхеттена — это самая дорогая земля в мире, а вторая половина ни сколько не стоит потому что ее захватили негры.

Наши купили за бесценок права на три первые улицы Харлема и разрешили русским эмигрантам (русскими тогда назывался весь соцлагерь) на два года бесплатно заселиться в квартиры. Гражданам тем к трудностям было не привыкать, видали районы похуже, создали народную дружину, установили дежурства… В такой затяжной борьбе всегда побеждает тот, кто лучше организован.

Успех предприятия был очевиден, уже через год «инвесторы» докупили еще три улицы, а старый жилой фонд начали восстанавливать и ремонтировать. Граница негритянии медленно поползла на север. Наши назло придумывали всякого рода унизительные ограничения, чтобы противник понимал «кто в доме хозяин?». Запомнилось наглое «письмо негритянскому султану», в котором «северяне» уведомлялись, что гулять с орущим магнитофоном на плече (любимое развлечение черных того времени) можно только по улице Мартина Лютера Кинга, на всех других улицах магнитофоны будут конфисковываться.

Было очень забавно наблюдать, как негры побежали жаловаться в столь нелюбимую ими полицию. Побежали жаловаться, значить попали в зависимость, сдались. Письмо не было глупостью, оно было провокацией. Не очень важно, просто вспомнилось. Это как раз то чем ПМЖ отличается от туризма. Турист видит результат, а человек, который живет в этом месте, видит процесс и иногда догадывается о причинноследственной связи событий. Просто читать о причинноследсвенной связи не очень интересно, сказки всегда динамичнее.

На фотографии выше остов Эллис. Здесь решалась судьба миллионов иммигрантов, прибывающих в Штаты. Можно сесть посередине большого зала и решить свою судьбу. Так оно гораздо лучше, чем если кто ни будь за тебя решает. Тем более, что остров Элис ближайший к острову Свободы. Мир большой, выбор не прост, но как хорошо, когда есть выбор.

Все время, выделенное на принятие решения, истекло, жене и детям уже порядком надоело ждать. Человек вышел на улицу через Зал Слез, вытащил беломорину и закурил. Подошел полицейский и сказал, что курить нельзя. За последние двадцать лет был накоплен значительный опыт, многое стало понятнее. Вместо того что бы обижаться, мужик ответил, что это не анаша, а русские сигареты и протянул полицейскому пачку. Полицейский долго и с интересом рассматривал папиросу. Решение было принято. «Оставь себе всю пачку, все хватит, я бросил».

Если еще чуть-чуть подумать про НЙ — это даже не место, которое помогает принять решение, это место, которое помогает решиться. Миллионы людей начали отсюда новую жизнь. Они приехали сюда дранные, чумазые, без копейки денег, ни чего у них не было — изгои им имя. Это нулевой километр дороги из желтого кирпича. Откуда, как не отсюда начинать, куда как не сюда возвращаться.

Тридцать лет спустя.

В районе двух часов самого длинного дня 2019 года, со стороны Остина, к городу Нью-Йорку приближался немолодой человек, кавказкой наружности, лет шестидесяти отроду. Просто так приближался, ему уже не надо было ни решать, ни решаться. Теперь просто хотелось посмотреть со стороны на Город, побыть туристом или притвориться туристом. Посидеть с кружкой пива на берегу реки, которая не река, подумать про город, который давно перерос само понятие город, попытаться осмыслить то что сделано. Продолжение следует.

Теги: Самостоятельные путешествия