В Вену, несколько лет назад, собрались неожиданно, негаданно, не особенно вдумываясь в причину этого, вдруг оформившегося желания. Ну, куда еще лететь, чтобы почувствовать Рождественское настроение!
Конечно, многие тут же начнут перечислять места, куда как раз слетать и можно! Но ведь именно в Вене, в Венской опере, ежегодно проходят знаменитые рождественские балы! И еще! Первое января, у нас в семье, вот уже много лет начинается с телевизионной трансляции из Вены Штраусовского концерта в исполнении Венского филармонического оркестра… Нет! Тогда сомнений не было! Летим в музыкальную Вену, которая в преддверии Рождества сверкает огнями, наслаждается тортом Захер и пьет на улицах глинтвейн с корицей.
5
Прилетели, оставили вещи в гостинице и помчались покупать билеты на оперетту Штрауса «Летучая мышь»…
Сразу могу доложить, что банальную программу «минимум» мы тогда выполнили, хотя «Захер» на понравился, глинтвейн тоже, ресторан «Розенбергер» — просто ужас! Но мы ничуть не унывали! Музыкальная Вена звала нас именно в то путешествие, о котором я как раз мечтала и вот здесь все было отлично!
Известно, что в XIX веке, для того, чтобы претендовать на звание знаменитого композитора, исполнителя, нужно было покорить одну из признанных музыкальных европейский столиц — Вену или Париж. Но и до того, как это мнение утвердилось, Вена не дремала, а дарила миру свои щедрые приношения. Знаменитая Школа венских классиков: Гайдн, Моцарт, Бетховен, — это же основа западноевропейской музыкальной традиции, которая долгое время, в связи с европоцентристскими традициями, вообще-то считалась даже мировой!
Но не будем умничать в период ожидания праздника! Венцы — народ веселый. Знаменитый народный музыкант, некий Августин, о котором сложено немало легенд, радовал венцев своими песнями даже тогда, когда в городе свирепствовала чума. Конечно, он любил приложиться к спиртному, так что однажды не дошел до дома, и упал в могилу, где хоронили чумных, однако, на утро пробудился, выбрался и снова пошел радовать венцев своими песнями. Оптимизм помогает в самых трудных ситуациях, веселый нрав и, конечно же, веселая песня (под добрый бокал, конечно!) К слову сказать, венцы поставили знаменитому Августину памятник, — здесь почитают музыку и музыкантов, хотя от этого они (музыканты, композиторы), не становились счастливее, но если бы случилось им снова выбирать, разве кто-то выбрал бы другой путь!
Когда-то рассказывая о своем путешествии в Вену я уже упоминала о таком замечательном явлении, которое вообще-то наблюдалось только в Вене. Когда утренние новости еще не печатались в газетах, а передавались устно — в Вене существовала своеобразная «музыкальная газета». Специальные люди, которые собирали «жареные факты» складывали их в стихи и распевали под собственный аккомпанемент, на улицах. Героями новостей были не только и не столько простолюдины. Непостижимым образом узнавались новости и из жизни высокопоставленных особ: кто кому изменил, кто дрался на дуэли… Кроме того, можно было узнать и о том, где случился пожар, какой муж побил жену (и наоборот). Люди выходили на улицы «послушать городские новости» в музыкальном исполнении…
(Вот сейчас бы так на нашем телевидении, которое, кажется, погрязло в обсуждениях чьих-то бытовых подробностей, мелких сплетен. Все веселее было бы!)
Вену часто называли «столицей лоскутной империи», здесь всегда жили люди самых разных национальностей — австрийцы, немцы, венгры, румыны, чехи, цыгане и далее, далее. Русские тоже были — не случайно в оперетте «Летучая мышь» И. Штрауса, главная интрига закручивается на балу русского графа Орловского… Такое многоязычие не могло не сказаться плодотворно и на музыке, которой жила Вена. Улицы Вены — питательная среда для любого музыкального уха!
Тогда я ничуть не пожалела, что выбрала спектакль не в Венской опере (которую, конечно же тоже посетила — только с экскурсией), но пошла в один из трех старейших венских театров — Фолк оперу.
Я видела «Летучую мышь» несчетное количество раз, в своей жизни, но после того спектакля, не могу слушать оперетту Штрауса в каком-либо другом исполнении! Это был полный восторг! Эти ауфтакты — вздох перед началом такта. Взмах дирижерской палочки, кажется не для оркестра, а для твоего сердца, которое замирает и вновь начинает биться с первыми звуками. Это было восхитительно! А публика! Нигде и никогда я не встречала пожилых мужчин в военной форме времен австро-венгерской империи… Они, с галунами и эполетами, словно сошли со сцены, из других оперетт Кальмана, Легара, но почему-то расположились со своими седовласыми дамами в зрительном зале, а потом, после спектакля, благополучно, вместе с толпой, пошли к метро. Это сколько же им лет! Наверное все же костюмы достаются по наследству.
Но обратимся к музыке и к ее создателям!
Веселое и печальное всегда рядом. Жизни гениев не бывают счастливыми. А уж Вена была щедра на музыкальных гениев!
Вот, хотя бы Бетховен!
2
Если нет интереса — можно легко пройти мимо этого дома-музея Бетховена! Да там особенно и смотреть ничего. Ну что могло сохраниться после смерти великого музыканта! Он был небогат (не потому что денег было мало, а потому, что не слишком придавал значения быту). К тому же, свои жилища менял часто. Почему? Признаюсь, о таких деталях я узнала только в Вене!
1
Бетховен был нездоров и терпел страшные боли, — это известно, но оказывается он не прибегал к обезболивающим средствам. Он был уверен, что музыку нужно писать только с чистым сердцем и трезвой головой, чтобы не оскорбить ее величество — царицу искусств! Но поскольку боли были невыносимые, нередко он, в процессе написания музыки, хватал ведро ледяной воды и выливал на себя, что на какое-то время помогало. Соседи на нижнем этаже, конечно же были не в восторге, от постоянных протечек на потолке, а если учесть тот факт, что еще в 26 лет Бетховен стал глохнуть, а посему играл на фортепьяно очень громко — это умножало желание соседей поскорее избавиться от неудобного жильца. В связи со странностями характера, которые соседи и хозяева, музыканту не прощали, говорят, что он порою, снимал одновременно две и даже три квартиры, так что его друзья не могли его отыскать. Это ли не свидетельство того, что Бетховен не был человеком, который еле-еле «сводил концы с концами» — во что я привыкла верить с детства, доверяя учебникам по музыкальной литературе. У Бетховена действительно были настоящие друзья — высокопоставленные особы, которые по-меценатски щедро и безвозмездно выплачивали ему суммы, дающие возможность свободно заниматься творчеством.
Пожалуй, это случилось сразу же со времени его переезду в Вену, где он, после смерти матери, собирался, под руководством великого Гайдна, привести в порядок свое небрежное и несистематическое музыкальное образование.
Тогда же Князь Лихновский взял его к себе в дом, граф Разумовский предоставил в его распоряжение свой квартет, а князь Лобковиц — свою капеллу. Сочинения молодого музыканта хорошо оплачивались. Так он получал 600 флоринов в год от князя Лихновского, а с 1809 даже 4000 флоринов от эрцгерцога Рудольфа и князей Лобковича и Кинского.
Это были не бедные люди.
1
Я прохожу мимо их дворцов, читаю таблички, мимо которых довольно равнодушно пробегает толпа туристов и понимаю, что здесь играл Бетховен, здесь нередко случались его премьеры… Для меня это важно.
3
Несмотря на свои дружеские отношения с князьями, эрцгерцогами, несмотря на их материальную помощь, Бетховен был совершенно независим и всю жизнь оставался республиканцем, борцом с тиранией, так что тема борьбы, была одной из главных в его музыке.
Бетховен не был красавцем, каким мы его видим на многих портретах.
1
Его лицо, было изрыто оспой. Кроме того, он не слишком обращал внимание на свою внешность: немытые волосы, неопрятность в одежде…
Однажды князь Лобковиц попробовал переодеть его для концерта, который давался в честь высокопоставленных особ, но получил отпор.
Каким стихийным мог быть этот отпор мы можем догадываться уже по одному известному документальному свидетельству. Однажды, Бетховен, почувствовал, что кто-то в публике его невнимательно слушает: разговаривает во время звучания музыки. Он прекратил играть и ушел из зала бросив: «Таким свиньям, я играть не буду».
(Вот сейчас бы его к нашей публике, с мобильниками)…
Известно и другое. Вначале, Бетховен, разделявший идеалы французской революции, преклонялся перед Наполеоном, даже посвятил ему свою симфонию № 3. Но, когда тот провозгласил себя императором, разорвал титульный лист. Так что симфония пришла к нам с названием «Героическая». Когда же в имении князя Лихновского, ему было настойчиво предложено поиграть для офицеров наполеоновской армии, он покинул усадьбу, много километров прошел под проливным дождем, а утром отправил знаменитое письмо:
«Князь! Тем, чем я являюсь, я обязан самому себе. Князей существуют и будут существовать тысячи, Бетховен же — только один!»
После того, как он окончательно оглох, он вообще перестал обращать внимание на быт, для него ничего не существовало в этом мире, кроме Музыки, так что ей он отдавался всецело.
Однако его музыка — это не только борьба с какими-то внешними силами, но в первую очередь с личными невзгодами: «я схвачу судьбу за глотку! Совсем сломить меня ей не удастся!»
1
А сколько замечательных лирических страниц написано композитором! Какие мелодии! Всю жизнь он мечтал создать произведение, в котором человечество через невзгоды и борьбу приходит к единственному решению достичь вселенской любви! Десять лет он работал над своей последней симфонией и завершил свое гениальное творение финалом на стихи оды Шиллера «К радости»: «Обнимитесь, миллионы! Слейтесь в радости одной!»
Вот здесь я запечатлела удивительный момент — завершение фестиваля самодеятельных хоров в Барселоне «Поющий мир». Тогда весь зал встал и вместе с хором на сцене стал петь бетховенское «Обнимитесь миллионы. Слейтесь в радости одной»! Люди пели на разных языках, но музыка была едина — она объединяла. Это было потрясающе!
Интересно ходить по Вене и «читать» историю музыки, которая творилась здесь много лет назад, но не по учебникам, а по знаковым местам…
Меня всегда тревожила история взаимоотношений Бетховена и Шуберта, с которым они жили в одном городе, но так и не встретились…
В отличие от Бетховена, Шуберт был робким человеком и уж совсем не борцом. Лишь однажды он совершил, можно сказать, жизненную революцию. Вопреки желанию родителей — добропорядочных бюргеров, далеких от понимания того, что музыкант — это тоже профессия, он прекратил заниматься учительством, пошел на разрыв с семьей, благополучной жизнью и стал «свободным художником», но свободным не только ДЛЯ творчества, но и ОТ какого-либо заработка.
Вначале он жил в дешевых мансардах, вместе с другими такими же, как он богемными художниками, музыкантами, поэтами, философами, — они помогали друг другу и жили творчеством. Однако постепенно приходила зрелость и молодежь, остепенившись, уходила в другую, добропорядочную жизнь.
Я представляю, как одинокий Шуберт, ходил по Вене, слышал свои замечательные песни, которые звучали из окон разных домов, и знал, что если бы он спросил исполнителя-любителя, — а кто написал эту музыку? В ответ услышал бы неопределенное: неизвестно… просто все поют…
2
Его не издавали, не исполняли в концертах, у него не было даже фортепьяно (!) так что свою музыку он слышал только «внутри себя». Он написал девять симфоний (!) И ни одну не услышал в живом исполнении. Никогда!
Всю жизнь он мечтал встретиться с великим Бетховеном, чтобы показать ему свои произведения, но каждый раз не решался.
1
Ему казалось, что он еще не достоин этой встречи и его главные произведения, достойные внимания маэстро, пока не написаны. Однажды, он все же отправил письмо с просьбой о встрече и получил положительный ответ — встреча была назначена, но когда он, трепеща от волнения, пришел в предложенное время, по заветному адресу, — Бетховен только что скончался…
Шуберт — один из первых представителей нового направления в искусстве — романтизм. Мечты и их неисполнимость, — одна из тем их творчества. К сожалению, это противоречие поощрялась и питалась самой жизнью.
Мы сидим в кафе и салфетки под чашечками с кофе имитируют листы нотной бумаги с авторскими набросками. Это же Вена!
2
Я тогда припомнила, как Шуберт нередко тоже пил кофе за соседним столиком с Бетховеном, а тот, не обращая внимания ни на кого, что-то писал на салфетке… Иногда эти салфетки, исписанные нотными знаками, он оставлял, за ненадобностью, и Шуберт забирал такую реликвию, ибо она была для него священна! Но он ни разу не решился приблизиться к маэстро. Судьбы человеческие, судьбы, которые помнят камни старой Вены.
Эти старые камни однажды могут и сами запеть, как это случилось в соборе св. Стефана. Днем я не могла на него наглядеться на его кружева.
2
А вот когда стемнело, включилась не просто подсветка, но настоящая «светомузыка» и снаружи, и внутри… Я ходила по собору как завороженная и вспоминала, что здесь звучал ангельский детский голосок великого Гайдна и юного Шуберта, здесь отпевали Моцарта, а Бетховен, которого в советском искусствознании любили выставлять богоборцем, в своем Гейлигенштадском завещании писал «О, люди! Как вы ко мне несправедливы!… О, Божество! Ты смотришь с высоты, Ты знаешь мое сердце»… Этот крик отчаяния мог быть исторгнут и в этом соборе, как молитва, а уж потом уложиться на бумагу, в самый трудный и решающий час.
2
В соборе стоят наряженные елки, а древние стены поют, переливаясь необыкновенными сочетаниями света и красок. Можно присесть и слушать эту музыку бесконечно…
3
Музыкальная Вена многое помнит, вспоминаю и я. Вот к примеру Густав Малер. В замечательном музее Вены — Доме музыки, о котором я писала когда-то, многим выдающимся композиторам посвящены отдельные экспозиции. Входишь в комнату Гайдна, Бетховена… Будто входишь в их мир. У Густава Малера тоже есть своя «комната» в этом музее. Мне интересны фотографии. Но мне не свойственен фетишизм. Вещи, которые принадлежали великим людям, не слишком тревожат мое сердце, главное — почувствовать «дыхание» отошедшего, отзвучавшего, чтобы лучше понять.
1
Вся жизнь Малера запечатлена в его музыке, но иногда она выплескивалась и в слове. Вот запись в дневнике, которая поражает каким-то воплем отчаяния и одиночества в этом мире.
«Я чех среди австрийцев, австриец среди немцев и еврей во всем мире»…
География жизни Густава Малера довольно точно раскрывается этим образным высказыванием. Стремительное движение по спирали с творческой кульминацией в Вене, при этом два противоположных и напряженных броска в пространстве — Россия и Америка. Подобная схема драматургии жизни Густова Малера в чем-то близка его симфонизму с поиском всечеловеческого единства.
Он достиг славы еще при жизни. Говорят, что в Вене его знали многие. «Когда он шел по улице, то даже извозчики, оборачиваясь ему вслед, возбужденно и испуганно шептали: Малер!» — вспоминал дирижер Бруно Вальтер, однако при этом он не был любим.
В России, где был с гастролями трижды, он, по его словам, нашел самую отзывчивую публику, но жить здесь не хотел бы. Соединенные Штаты оказались вотчиной, особенно близкой его сердцу, но он не смог осуществить свой переезд за океан, зная о неизлечимой болезни сердца.
Малер говорил: «писать симфонию — значит всеми средствами имеющейся техники строить новый мир. Всю жизнь я сочинял музыку лишь об одном: как я могу быть счастлив, если где-нибудь еще страдает другое существо».
Однажды беседуя с учениками Шёнберга, посоветовал самому маэстро: «Заставьте этих людей прочесть Достоевского! Это важнее, чем контрапункт».
Он любил Достоевского, был прекрасным интерпретатором Чайковского, но при этом оставался Малером. Экспансивным и философичным, притягательным и отталкивающим, знаменитым и непонятым, одиноким миссионером, осознающим свое предназначение.
3
Он мыслил как симфонист, в нем рождались не мелодии, а уже оркестрованные темы.
«Становишься, так сказать, только инструментом, на котором играет Вселенная… — писал Малер. — Моя симфония должна стать чем-то таким, чего еще не слышал мир! В ней вся природа обретает голос… Представьте себе, что Вселенная начинает звучать и звенеть. Поют уже не человеческие голоса, а кружащиеся солнца и планеты».
По словам Стефана Цвейга, Вена в то время была «великолепно оркестрованным городом», а значит, была тем местом на земле, куда композитор и дирижер Густав Малер должен был стремиться.
Он родился в чешской деревушке Калиште 7 июля 1860 года. С шести лет начал учиться игре на фортепиано, а в 1875 году отец отвез пятнадцатилетнего отрока в Вену, где по рекомендации профессора Ю. Эпштейна тот поступил в консерваторию.
Малер всегда был человеком большой эрудиции, еще в юные годы, наряду с музыкальными занятиями, он посещал лекции по психологии, философии, истории.
Окончив консерваторию, Малер набирает силы и мастерство в различных оперных театрах Европы, чтобы затем в 1896 году вернуться в желанную Вену для выполнения всего того, к чему был призван, чтобы написать свои симфонии и вокальные циклы.
Начав свою деятельность в музыкальной столице Европы — так Вена именовалась в то время, — в качестве третьего дирижера придворной оперы, он вскоре занимает пост директора.
За десятилетие этого директорства с 1897 по 1907 гг. Венская опера заняла среди европейских театров лидирующее положение. Его стиль правления порою был жесткий. Так именно он прекратил порочную практику хождения публики во время спектакля.
Опоздавшие зрители, даже высокопоставленные, не допускались в зал, если опоздали.
Император поддерживал директора и когда ему жаловались (опера была придворной), он отвечал: «я могу выразить желание, но не отдать приказ».
Сегодня Вена чтит Густава Малера, как своего истинного гения. В знаменитом музее — Доме музыки именно его скульптурный портрет встречает вас перед входом на второй этаж, где посетителям предлагается удивительное путешествие в мир звуков, который они сами могут формировать и в котором могут экспериментировать.
В том же Доме музыки есть и отдельная экспозиция, посвященная великому композитору.
В Венской опере Малер также заметен в большей степени, нежели другие великие венцы: Гайдн, Моцарт, Бетховен…
В фойе, где, кстати, проходят репетиции традиционного Новогоднего бала, обращает на себя внимание портрет Малера кисти Р. Б. Китая.
2
Этот портрет когда-то подарил Гилберт Каплан, жизнь которого может быть иллюстрацией того, насколько сильным, магнетическим могло быть влияние музыки Малера на его слушателей и почитателей. Услышав однажды Пятую симфонию Малера, этот простой брокер бросил биржу, стал овладевать искусством дирижера и впоследствии занял свое место в музыкальном мире.
А вот роденовский Малер из черной бронзы, наблюдает, как респектабельная публика в театральном буфете обсуждает увиденное и услышанное за бокалом шампанского.
2
Малер и Вена, о которой он мечтал, которую завоевал и в которой навсегда остался на кладбище Гринцинг.
Он завещал похоронить себя скромно: без речей и музыки. «Те, кто придут ко мне, знают, кем я был, а другим знать не надо».
Музыкальная Вена — это даже не роман — это эпопея! Так хочется рассказать обо всех впечатлениях и знаниях, которые я тогда получила. Но давайте дадим место самой музыке. Ведь это совсем не трудно в наш технический век. Можно слушать не выходя из дома…
Невольно вспоминается и другое, более чем скромное прощание с великим венцем — гениальным Моцартом, которое случилось намного раньше, в 1791 году. И вот уже шелестят страницы книги другой жизни…
Конечно же я побывала в доме Моцарта, в Вене — там сейчас музей. Я смотрела из окна на улицу, узкую, извилистую, не изменившуюся с времен средневековья. Вот такой видел ее и Моцарт…
Его отпевали в соборе св. Стефана, но тайна его ухода из жизни, до сих пор волнует сердца.
1
После того, как второй гений — А. С. Пушкин написал свою маленькую трагедию «Моцарт и Сальери», мир окончательно поверил в то, что великий музыкант был отравлен другим композитором — Антонио Сальери и причиной этого злодеяния была зависть. Но так ли это!
Вот хотя бы вторая часть знаменитой симфонии Малера № 5. В исполнении знаменитого Венского филармонического оркестра.
А пока вы будете слушать — я буду писать продолжение рассказа о Вене и венских композиторах и музыкантах. Ведь мне еще так много нужно рассказать вам, например, о Моцарте и о тайне его ухода из жизни. Об этом уже столько писали, столько исследовали этот вопрос, но, поверьте! Именно в Вене я сделала для себя сенсационное открытие.
