— Где ты опять была? Ты же вроде только вернулась…)))
— Во Франции!)))
Запах корицы, сдобы, ванили так гармонировал с перезвоном колоколов на башне церкви Сент-Блондин, через дорогу от которой находилась дверь в мою гостиницу.
— Где ты опять была? Ты же вроде только вернулась…)))
— Во Франции!)))
Запах корицы, сдобы, ванили так гармонировал с перезвоном колоколов на башне церкви Сент-Блондин, через дорогу от которой находилась дверь в мою гостиницу.
Не соответствовало этому теплому и праздничному аромату совершенно пустое, оловянное небо. Оно было покрыто неопрятными пятнами, которые за игривые облака, что так украшают пейзаж, принять никак не получалось.
Не получались и фотографии. Т. к. что ни говори, а изображения — это игра света и умение его запечатлеть. А какая там игра, если за все три дня солнце лишь в утро, когда обещали безжалостный дождь, пыталось прорвать плотную завесу. Но и эта попытка не завершилась успехом. Казалось падающий зимний свет растворяется по пути, не достигая земли.
Вот и Лион, в котором мне хотелось игривого, как пузырьки шампанского, предрождественского времяпрепровождения, был скорее похож на кладбище перевернутых яхт, где морем служило пепельное небо, а килями фасады домов.
История.
Город был сер, болотной была Сона,
и на противоположном конце моста Сен-Жорж тосковала колокольня одноименной церкви.
Но Старый город, входящий в лионский аррондисман Vaise со счастливым для меня номером 5, в отличие от бледного Прескиля, хоть и не блестел румяными боками, но его отштукатуренные в охристые тона стены, создавали ощущение уюта, сулили мелкие пасторальные радости и всякие интересности.
Дома там стояли, как книги. Какие-то из них были живыми, другие уже «отошли» и их никто не читал.
Церковь Сен-Жорж (Святого Георгия) была закрыта, зато открытым оказался Кафедральный собор Сен Жан (Иоанна Крестителя).
Частично он оказался на реставрации, но через чудесные розы в боковых трансептах лился, пусть и не щедрый, но свет. Прекрасные витражи, торжественность старых камней. А большего от французских соборов я уже и не жду.
Стены Сен Жана, наверное самые старые в городе, т. к. на строительство его в XII веке пошли камни от древнеримских построек.
Ну вот мы и добрались до римлян, которые не могли пройти мимо, раз уж они отметились и в Туманном Альбионе.
По имени населявших местность галлов район назвали Галлия, а по наименованию, которое носил тогда уже город Лион — Лугдун, Лугдунская. От того времени остались не только вещи эфемерные: трансформированное название города милионника, и наименование единицы деления округов — аррондисман, но и вполне осязаемые: четыре акведука,
останки Театра Фувьер и Одеона, на которые смотрит, словно из иллюминаторов, абстрактный и абстрагировавшийся от реальности галло-романский музей, выглядящий, как капсула времени. В нем артефакты той эпохи: сосуды, бронза, камни и главное — великолепные мозаики.
Свет.
За неделю до моего приезда в Лионе был праздник света. И хотя сейчас у основной массы посещающих Лион ассоциируется со львом, но изначально Лугдун — это свет на холме, а бог Луг, был покровителем именно его и почему-то ворон, вернее воронов, а это согласитесь существенная разница.
Мне же досталась лишь вечерняя подсветка, но и она, поверьте, стоит целого праздника, и трудно представить что может быть что-то еще великолепнее. Но праздник — это праздник, и наверное все так оно и есть — роскошь и необузданность пусть редких, но напоминающих о себе из год в год посланий того древнего бога.
Впадающие в Сону влажные, зыбкие отражения зданий, раскрашенных светом.
Выстроившиеся в рядок колокольни Сен Жака, Сен Жана и Сен Поля.
И конечно немного странный абрис Базилики, венчающей один из 3-х Лионских холмов, Базилики Нотр Дам де Фувьер.
Там, на набережной я зависла часа на два, как всегда выпав из времени. Минута за минутой время падало высохшим листом платана и можно было бы услышать, как моргает в норе маленькая мышь.
Из этого состояния меня выдернул голос. Речь французская, вид африканский. Огромный, под 2 метра молодой негр что-то вежливо говорил. Интонация была просительной, фигура смиренной. Что ему было от меня нужно, я не поняла. Может денег. Но вдруг до меня дошло, что уже 8 вечера, на набережной я одна одинешенька и только бегуны в коротких штанишках и длинных гетрах пролетают мимо.
Правда брать у меня кроме фотоаппарата на тот момент было нечего. Сказав, что не говорю по-французски и получив в ответ вежливый «пардон мадам», царственно удалилась, даже не прибавив шагу.
Безопасность.
Наверное надо было испугаться. Но Лион, не смотря на недавние печальные события в Страсбурге, ни на секунду не дал усомниться в том, что прогулки по нему и даже в темное время могут быть как-то опасны. По городу, особенно рядом с вокзалами: Пар Дье и Перраш (не далеко от последнего в аппарт-отеле «Qualiti Suites Lyon Conflluence» я жила и с чистой совестью могу его рекомендовать), ходили бравые камуфляжные патрули в баскских беретах. И как у них уши не мерзли?
Почему-то по узким тротуарам, а не по проезжей части, прогуливались конные полицейские и приходилось вставать на приступку крыльца, чтобы их пропустить.
Единственный обнаруженный Рождественский базар, а не обнаружить его было не возможно, т. к. квартировал он рядом со старейшим железнодорожным вокзалом Лиона Перраш, и ходила я через него 2–4 раза в день, был обнесен алюминиевым забором. Перед входами вас общупывали по периметру тела: тетенька-девочек, дяденька-мальчиков. За этой процедурой наблюдали обавтомаченные юнцы военного патруля, поделенного по национально-шахматному принципу: три мальчика беленьких, три черненьких. Они были такими юными, что невольно возникал вопрос: а стрелять-то они умеют?
Вообще-то я ждала базара на площади Белькур. Уж что-что, а размер ее территории и инфраструктура с колесом обозрения просто жаждали его устроения на ней (как-то двусмысленно звучит). Но огородить это хоть и голое, но огромное пространство… Наверное заборов не хватило бы во всей Франции.
Может от всех этих мер, а может от того, что все-таки французам не свойственен это разудалый дух Рождества, который так безудержен в Германии, Чехии и странах Балтии, ощущение праздника в Лионе не возникло.
Нет, конечно, были украшены витрины, и морванские елки стояли караулом у входа в рестораны, брассери и бушоны, шарики висели. И лионцы, особенно вечером, шопились или только присматривались к ценам. И даже на том охраняемом Рождественском базаре были покупатели. Но было все как-то… без огонька короче.
Дух Рождества.
Но был один момент. На площади Кордельеров, одну из сторон которой занимает великолепнейшее здание Биржи, стоит церковь со странным названием — церковь Святого Буэнавентуры.
Тот кто немного знаком с итальянским знает, что «буэна вентура» означает «счастливая судьба». Так благословил мальчика, которого от рождения звали Джованни Фиданца, Франциск Ассизский. Ну, наверное, для того времени, стать знаменитым теологом и признанным отцом церкви, после смерти в 1274 году причисленному к рангу святых — судьба действительно счастливая.
Церковь принадлежит францисканцам, а Джованни был генералом ордена. Имя Буэнавентура было ему официально присвоено при вступлении в общину. Умер он во время 2-го Лионского собора, который созвали и провели ради идеи воссоединения католической и православной церквей в Кафедрале Сен Жан. Мощи были захоронены в лионской церкви св. Франциска, но трагический дух Революции не только утопил город в крови, не поддержавших ее лионцев, но и разметал по ветру прах и простых смертных, и королей, и святых.
Я же зашла в притвор церкви, увидела в ее глубине хор и ни на что не надеясь, толкнула входную дверь. Разноцветные, как в калейдоскопе, пятна света от огромных витражей лежали коврами на полу. Атмосфера была эфемерная, мистически возвышенная и непорочная.
Мне никто не сказал ни слова и осмелев, я стала продвигаться в глубь и тут на меня полилась стройная музыка десятков детских голосов, исполняющих канон «Аве Мария». Я как пригвожденная рухнула на скамью и просидела так еще три песни.
Именно красота, а пели дети под аккомпанемент живого оркестра по-ангельски, делает в моих глазах факт божественного начала всего сущего — действительностью.
Но песнопения-песнопения, увлажненные глаза — сущность восприимчивой натуры, а обед по расписанию. После церкви я пошла в брассери.
Еда.
Она повиливала девичьим, узким задком, ловко пробираясь между столами с десятком сверкающих стаканов в руках, четко осознавая собственный профессионализм. Пококетничала с сидящими за соседним столом чисто французскими мужчинками и на просьбу порекомендовать основное блюдо, безапеляционно обрушила на меня поток фраз:
— Вы первый раз в Лионе?
— Тогда вы обязаны попробовать лионскую кухню. У нас есть лионское меню. Вот, рекомендую «pike».
На что я ответила твердым:
— Нет!
Этот самый «пайк» я ела только вчера.
Не забываем о времени обеда. С 12 до 14. Потом только сендвич или в лучшем случае салат. Вот и я торопилась в первый день, скатываясь с холма Фувьер, успеть пообедать в это золотое двучасье.
Увидав знакомую площадь и фасад бушона, фигурирующий на множестве фотографий, искать что-то другое не стала. Нырнула в тепло крошечного ресторанчика, где хозяйничали две женщины. Помоложе и постарше.
Во Франции кухня — место не для женщин. Ну там манная каша, если они ее едят, или омлет, может и доверят мадам на домашней кухне, но то же самое уже в ресторане — это прерогатива мужчин. В отличие же от всей остальной страны кухня Лиона — кухня женская. Она пошла от тех матушек, которые готовили еду для своих домашних, занятых на тяжелом труде ткацких фабрик. Лион — город ткачей, слоган, прошедший через века.
Вот этот мой первый бушон был именно таким местом. Еда там была простая, вкусная, домашняя, как и атмосфера. Немного путано, безо всякой утонченности. Огромные хлеба, хранящиеся в ящике, наверное старинном. Малюсенький туалетик для всех разом, но не скопом, где мне пришлось пригнуться у входа. Меню-де жур: 19 евро — однако.
Но я выбрала именно лионское меню. Ну луковый суп, наконец-то правильный, т. к. правильным для меня он был везде кроме Франции и тот самый «Pike».
— А что такое «пайк»? — спросила я.
— Что-то вроде суфле, — оветила мне женщина, та что постарше.
Ну суфле, что мы суфле не ели. А да, она меня спросила еще,
— С курицей или рыбой?
Выбор остался за пернатой и я ожидала мисочку, где между 2-мя слоями воздушного суфле будут находиться куриные части. Подали мне какую-то упитанную колбасу, по консистенции похожую на чешский кнедль, но гораздо вкуснее. Я тщетно искала внутри нее кусочки курицы. Не нашла. Как они умудрились разобрать курицу, ну если не на молекулы, то хотя бы на ощутимые языком части, я ума не приложу.
Вкусно-то оно вкусно, но на завтра, в той брассери «d Abel», где крутила попой молоденькая официантка, которое своим библейским названием унесло в мой обетованный край с огромными порциями, я решила попробовать что-то другое, хоть и из «Лионского меню».
Я не хочу сказать, что меня что-то насторожило, или что-то не понравилось, но я бы на второй день посоветовала местное меню не заказывать. А что точно рекомендую, если вы любите белые вина, так это из местного аппеласьена «Cote-du-Rhone» — Belleruche. Оно есть и в дьюти-фри Лионского аэпорта Сент-Экзюпери.
Десерт, входивший в комплексное меню, был по карте. Я выбрала мусс из белого шоколада и опять ожидала мисочку с оным. Зацените подачу!
Наевшись и отогревшись я пошла… за колбасой.
Скажете, что бакалейно: сыр-колбаса — это тоже еда, и будете совершенно правы. Но пошла я за ней на рынок, который до недавнего времени был под патронажем самого известного лионца последних лет — повара — полного лауреата Мишленовских звезд — Поля Бокюза.
Горожане.
Сибарит и гидонист, любитель жизни во всех ее проявлениях покинул этот мир в 2016 году. Но как это… дело его будет жить в веках. Не берусь судить такими категориями, но переняв эстафету у ткачей, кинематографистов (именно в Лионе братья Люмьер придумали синематограф), воздухоплавотелей — братья Монгольфьер и незабвенный Экзюпери и многих-многих знаменитых и известных личностей, славу этого города сейчас составляют повара.
(Если вы хотите разглядеть всех знаменитых лионцев разом, то в самом конце Прескиля, на берегу Соны, находится фреска — «Знаменитые лионцы». Там вы их и подсчитаете и поиграете в викторину: «кто есть кто». Я не дошла.)
Ну, а «хорошая кухня — это хорошие продукты», как говаривал Бокюз.
Рынок, который взять под патронаж попросили Бокюза сами лионцы, называется «Less hаlles de Lyon». Видок у него слишком урбанистический, мог бы быть как-то более, ну не знаю, затейливым что-ли. Но содержимое очень содержательное.
Во-первых, под его крышей собрано несколько десятков бистро, и надо бы было мне по хорошему пообедать там.
А во-вторых, это конечно лавки, пусть и не очень многочисленные, но невероятно живописные. Там каждый угол имеет свой цвет и запах: радужные цукаты, мраморные, в червивых плесневых прожилках пахучие сыры, розовато-корралловые колбасы, сохранившие аромат моря устрицы и прочие океанические гады.
Меня же, как фетишистку, потянуло на амбре нестиранных портянок и изнанки стоптанных кирзовых сапог, источаемое этими колобками, брусками и шайбами.
Естественно я прикупила: колбасы побольше, сыра поменьше. И последнего просила что-нибудь не очень «ароматного», в дорогу все-таки. Но благородная «тухлятинка» все же давала о себе знать. Носы чутких граждан косились в сторону моего чемодана.
А вот с колбасой меня постигло разочарование. Я пока открыла только один батон, вот тот, что подлиннее на фотографии: ну я вам скажу… краковская моего детства. Может вкус и поблагороднее, но так и цена не 3 рубля.
Цена вопроса.
И да, Лион — город очень дорогой. Зато изобилие всего. А какие в нем магазины. Я не говорю о рю де Републик. Там демократичные марки, которые есть в любом уважающем себя торговом центре. Идите к площади Терро. В непосредственной близости от нее, нет не эти вездесущие Армани и Гуччи, сделанные очумелыми дальневосточными ручками, а качественные французские марки. Какая кожа, какой кашемир, обувь… И да, француженки носят дубленки.
И раз мы уже на площади Терро, то скажу о трех потрясениях Лиона, первое из которых находится именно на ней.
Незабываемое.
Если честно, то фонтан Бартольди я искала почти 2 дня. Карты в эту поездку у меня хоть и были, но я решила ходить «без руля и без ветрил», по принципу: куда ноги принесут. А на площадь эту, где мне нужно было сразу 3 вещи: вышеупомянутый фонтан, отель де Вилль и музей изящных искусств, они — ноги меня не выносили.
И только ближе к вечеру второго дня, когда тухлый денек сменился раззолоченным подсветкой вечером, я попала на площадь Терро.
Тут я и остолбенела. Четыре коня, да что там коня, каких-то совершенно инфернальных, мощных, взмыленных, мятущихся дьявола неслись на меня, блестя потными крупами и разбрызгивая клочья пены. А наверху, совершенно не прилагая усилия, пухлыми ручками их направляла… не чертовка, не суккуб, а сама матушка-Франция.
Ну это сейчас она — Франция, а четыре коня — реки её. Изначально же ее задумывали, как Гаррону — реку совершенно безумного нрава, на которой стоит город Бордо и ему же фонтан был предназначен. Но бордоссцы «пожидились» и скульптурную группу перекупили лионцы. Дураки первые и молодцы вторые. Более живой, динамичной и… даже сказала бы устрашающей композиции я не встречала. И фонтан Жирондистов в Бордо не идет ни в какое сравнение с «фонтаном 4-х рек» по эмоциям и накалу. Хотя, в общем-то, тоже очень себе красавчик.
Фокус этого воздействия был обусловлен пусть и не единственно, но в основном — временем суток. Сравните дневное изображение! Так что во-время я попала к фонтану. Чего и вам советую.
Вторым по списку, но первым по посещению из пункта «незабываемое» в моем рейтинге идет — Базилика Нотр Дам де Фувьер.
И даже серое небо, под которым фасад того французского серого, стал просто серым, не умолило его вызывающей роскоши. «Для Богоматери не может быть ничего слишком»… Кажется так ответил на возражения критиков ее архитектор.
Но если вы сказали «Вау», увидав фасад, наберите в легкие побольше воздуха. То что находится внутри поражает. Хозяйка Медной горы с ее неприхотливыми малахитовыми завитками — деревенская простушка.
Благородная бирюза и старое золото. Серая друза фасада скрывает искрящиеся кристаллы мозаик, медных люстр и разноцветных витражей.
Я там час провела. Все мозаики рассматривала. Шикарные. И сюжетные. Конечно древние-то древнее, но эти помимо красоты, еще и информативные. Читаются как книги.
Ну и как в сказке, третья сестрица… площадь Якобинцев. Какие восхитительные пропорции. Отходящие от нее лучами улицы с угловыми домами, в которых закючена квинтессенция французскости. И еще один фонтан.
Он совершенно умиротворяющий. И вода там не бесится, а очень нежно шелестит. Я все не могла понять откуда такой звук: шик-шик-шик. А это моторчики гонят маленькую вертикальную волну. Ночью он такой же бирюзовый, как и интерьер де Фувьер.
И вот рядом с этой рафинированной, зефирной красотой стоит телега из супермаркета, нагруженная какими-то сраными неизвестно чем набитыми пакетами, вонючими тряпками и на всем этом табличка: что-то там и либерте. Какое на-фиг либерте. А если там патроны. Нет, серьезно. Туда взрывчатку запихать — раз плюнуть. Но ни одного полицейского и никто эту рвань оттуда не уволок.
Люди.
Очень все вежливые. Даже бомжи, которых не мало. Много негров. Может столько же и арабов, но негры в глаза бросаются сильнее.
Все говорят по английски. Не только нос не воротят, а прям к тебе на встречу летят помочь. А кто не очень силен в заламаншевском наречии, тот предупреждает и на пальцах объяснит красноречивее, чем языком.
И эти постоянные «бон жорне» — приятного путешествия.
***
Так почему же «два с половиной дня, а не три»?
Была я Лионе 4 ночи и 3 полных дня. Нет, я не заболела там, хотя и холодно было. Но на во второй половине третьего дня, после того, как я вышла из музея изобразительных искусств, что на площади Терро, я поняла, что вот не хочу больше Лиона. Ресторанов его не хочу, оловянного неба не хочу, домов красивых и площадей роскошных. Купила сумку. В супере яиц, помидоров и салями и наевшись непритязательных явств, провалялась вторую половину дня в гостиничном номере, читая книжку.
День вплелся тонкой нитью в ткань времени.
— Хочу домой, — сказала себе, засыпая.
Загадка.
Если бы так отчаянно не устала от города, от чего мне обидно за него и за себя, т. к. он красив, достоин не только внимания, но и искреннего восхищения, то в 3-й день, с утра отправилась бы опять на холм Фувьер. В тот первый день, когда я пролезла всю лестницу ногами, не прибегнув к помощи фуникулера, то встретила здание.
На штандарте было написано — Лоретта. Лоретт я уже повидала и в самой Лоретте, и в чешском Румбурке, но тут, я так поняла, находился музей какой-то дамы, чье имя фигурировало в названии. Как я не гуглила, находясь еще на месте, никакой информации не нашла. Поэтому боясь напрасного истязания при подъеме, решила все же не рисковать.
Но любопытство меня гложет неимоверно. Я знаю, что есть у нас люди, которые собираются в Лион в конце месяца… А вдруг?
P. S. Уж извините, не придерживалась я ни путеводительности, ни последовательности, ни информативности особой. На сайте есть прекрасные рассказы Кати, Бориса и Леночки Сариевой, в которых имеется все вышеперечисленное и на много больше. А я может еще и напишу что-то про Лион, но не скоро!