Осенний Иерусалим

И тут я вспомнила, что обещала самой себе съездить в этом году в Иерусалим. Хотелось сделать это зимой: тогда и туристов поменьше и погода получше, не жарко.

Но февраль с январем прошли, а ждать декабря долго, и эти 4 выходных подряд… Посмотрела гостиницы, оторопела от количества нулей и поняла, что нужен спонсор. Таковой в лице мужа нашелся очень быстро, как оказалось и его все достало, и вот мы уже сидим в поезде Хайфа — Тель-Авив. Выходим на остановке Тель-Авив Совигдор Мерказ, пересаживаемся на 480 автобус и через 50 минут в столице нашей Родины: его исторической, а моей новообретенной по обстоятельствам. (Вообще-то Тель-Авив и Иерусалим связывает помимо автобуса еще и железная дорога, но уже почти пол-года там идет ремонт. Впрочем автобусное сообщение очень удобное, транспорт идет раз в четверть часа. Быстро и комфортно. 16 шекелей билет в одну сторону.)

Заселение в BDY Nachlaot Apartment, которые с чистой совестью рекомендую (аппарты большие, новые, 3 спальни, 2 ванны, кухня), предполагалось в 15–30, а приехали мы в начале одиннадцатого. Чтобы потратить время с пользой, решили дойти для начала до Музея Израиля. Шли легко, не смотря на рюкзаки за спиной. Дорога, пролегавшая мимо зданий различных министерств, очень нарядного розового сада, привела нас к Кнесету, напротив которого виднелось искомое.

Музей был вне сфер моих интересов в этот приезд, но посмотреть само место и площадь перед ним, очень затейливо изукрашенную различными инсталляциями, хотелось. Тем не менее являлся он скорее ориентиром, т. к. главной целью был Монастырь святого Креста, дислокацию коего никак не получалось обнаружить. А время поджимало, т. к. в первой половине дня, религиозные институты Иерусалима открыты в основном до 12 часов.

Дорогу к монастырю указал охранник у въезда на стоянку музея. Если пойдете по моим «хлебным крошкам», то когда Кнесет у вас останется за спиной, поверните на лево и до ближайшего перекрестка, затем на право под 90 градусов. В наш приезд там что-то рыли, укладывали и утрамбовывали. Пылища вилась мини-торнадо.

В непосредственной близости к Центральной автобусной станции почти вся территория — строительная площадка. Возводят элитное жилье. Дома напомнили мне Сталинский ампир. Расцветка не маркая — цвет беж, монументально и солидно. Не знаю точно цены на квартиры, но то что подбирается к паре миллионов баксов — определенно. Видимо по этому жизнь там пока еле теплится и инфраструктура еще не завелась.

Монастырь.

Монастырь расположен довольно далеко от старого города и Масличной горы, где происходили основные события драмы, послужившей началом нынешнего летоисчисления. Вокруг него высится новый город, Правительственный квартал и Музей Израиля. Вокруг хилая роща и штабеля брусчатки, которой мостят дорогу. В пыли вечнозеленая редкая роща, выжженный безжалостным иерусалимским солнцем пустырь. Лишь растопленным сливочным маслом мягко светятся стены монастыря, больше похожего на крепость.

Дата его основания точно не определена, разброс идет на два с половиной столетия. Есть версии причастности к строительству св. Елены равноапостольной, иберийского царя Татиана, и наиболее вероятная — Византийского императора Ираклия (610–641).

Он, после победы над персами, стал лагерем в этом месте, почитаемым тем, что на его земле выросло дерево (или деревья), ставшие материалом для Креста, на котором римляне распяли Иисуса. Сама же эта война с персами была, по сути, первым Крестовым походом, предпринятым для освобождения именно Креста Господня, который Ираклий вернул на Голгофу. В честь события монастырь и был основан.

Интересна и история древа. По преданию, которое писалось и переписывалось в связи с конъюнктурой с IV по XVII века, дерево, породу которого определить не возможно, и расскажу почему, появилось здесь еще в библейские времена праотца Авраама. Бог (заметьте иудейский) в лице 3-х ангелов, следующий истреблять Содом, выдал Аврааму 3 посоха, по числу визави: кедровый, из пинии и кипариса. Спасшийся праведник Лот совершил грех инцеста с двумя своими дочерями ради продолжения рода человеческого. Исповедуясь, он обратился к Аврааму за советом, как сей грех искупить. Праотец отдал Лоту посохи, велел воткнуть в землю и поливать водой из Иордана (50 км. на минуточку). Лот поливал и посохи дали побеги, и выросли в триединое дерево.

Как же я люблю эти притчи. Все так складно. И по большей части на троих.

Далее судьба древа такова: во времена постройки Соломоном 1-го храма растение упало само по себе. Балки изготовленные из него были приготовлены для строительства, но не подошли и оказались выброшенными, как проклятые. Якобы из них и соорудили тот самый Крест. Вот только Первый храм был разрушен в 586 году до н. э. И на каком складу эти стройматериалы хранились 6 веков?

Но оставим неуместную в данном случае логику и дедуктивный метод. Вера не требует доказательств и идет своим путем: для кого-то извилистым, для кого-то прямым.

В первом десятилетии XI века монастырь был разрушен бесноватым аль-Хакимом, но вскоре начал восстанавливаться при поддержке византийских императоров Михаила IV и Константина IX Мономаха (1042–1054). Работы начали на средства иберийского царя Багратиона III, а выполнял их иберийский монах Прохор.

Во времена крестоносцев православные монастыри были перепрофилированы в католические и Монастырь св. Креста не избежал этой участи. После их изгнания из Святой земли для монастыря наступил период процветания. Сюда был послан поверенный царицы Тамары. Кто? А сам Шота Руставели. В это время, по старым фрескам, поновляются росписи церкви, что обновлялись вновь и в XVII веке. На первой колонне справа изображен сам Руставели.

Было еще много взлетов и падений, переходов из одной патриархии в другую. В течении 53 лет, до 1908 года там была известная богословская школа с 6 сотнями учащихся. Но все проходит. Со времени закрытия школы, и это был последний период расцвета, наступила безвестность. Но все это время посторонние в монастырь не допускались. И лишь в 1995 году его открыли для посетителей.

Нам очень повезло. Бродили мы в помещениях монастыря в одиночестве.

Никто за нами не ходил, да там и было-то 2 человека, араб в церковной лавке, которому мы заплатили 15 шекелей с человека, да монашка, говорившая только по-гречески и сказавшая, что свечки стоят доллар или 3 шекеля. Я взяла 2, она добавила мне еще 3.

Когда мы уже уходили из монастыря и еще один арабский служитель кланялся и благодарил, вдалеке, на подъездной дороге показалась первая увиденная нами в Иерусалиме группа паломников во главе с крупным батюшкой, вооруженным солидным фотоаппаратом. Они шли плотным клином, неумолимые в своей правоте.

Проверив дорогу до геста и махнув рукой на какие-то жалкие полтора километра, отправились по тропе, проложенной maps.me. Иерусалим ни разу не плоский Тель-Авив. Хайфа, конечно, даст фору, но и тут нам пришлось хорошо идти в горку. Добравшись до геста без приключений, очутились в типичном еврейском местечке средней Европы, с той только разницей, что керосиновое «ноу-халяу» тех времен, вытеснило электричество, вьюнами оплетающее внешние стены строений.

Из приоткрытых дверей неслись молитвы. Напечатанные на принтере листочки с названием синагог и ешив висели через два здания на третьем.

Мишка сказал, что жить мы будем в «учебном квартале».

Временами строения напоминали латиноамериканские фавелы.

Но было тихо, не смотря на то, что многие дома начинали перестраивать, выковыривая старую начинку и заполняя её современным содержимым, каким оказался и арендованный гест, в который нас заселили на 3 часа раньше.

Избавившись от рюкзаков, отправились в расположенный буквально за углом рынок Махане Иегуда.

Рынок.

Это один из первых «торговых павилионов», возникший за стенами старого города, а именно в 1887 году. Старый город переполнен, а выходить за стены страшно. Иерусалим того времени — это не Европа. Разбойники, пришлые люди не всегда с добрыми намерениями, бедуины не толерантные. По ночам шакалы воят. Говорят даже тигры 150 лет назад в этих краях водились.

Но невероятная скученность внутри крепостной стены заставляет людей строиться недалеко от неё. Так в 1885 году возникает район Бэйт Яаков, а через 2 года район Махане Иегуда. Разумеется, людям надо есть. Рынок (шук на иврите) возникает, как естественное развитие инфраструктуры.

Оставим ступени и этапы развития. Просто туда зайдем.

Восточный базар. Что ни говори, Израиль — это Восток. А Иерусалим — восток в абсолютной величине. Поэтому здесь все очень ярко, пряно, душисто и шумно.

Халва, фрукты-овощи, сыры, мясо-рыбы, противни восточных сладостей, барханы бейгелей разных размеров и вкусов. Солености, мочености, оливки, масло из оливок. А орехи, а финики… Размером со среднюю грушу. Да и не перечислишь всего.

Глаза разбегаются, кошелек открывается, начинаешь скупать и остановиться очень трудно. Отрезвляет лишь то, что понимаешь: в городе ты будешь еще только день и тащить это все придется обратно домой, в Хайфу. А дома есть все точно такое же, но процентов на 25, а то и больше, дешевле. Хочу предупредить, что Иерусалим город очень не дешевый. Хотя смотря с чем сравнивать.

С недавнего времени на рынке открылось множество едален и питейных заведение. Понравилось одно, где продается только иерусалимское пиво. Почему-то не купили. Зато приметили киоск с «фишь энд чипс». В первый день поесть в нем не получилось, а вот на второй своего счастья мы не упустили.

Рынок примыкает к одной из центральных улиц города — улице Яффо. Думаете Яффо есть только в Тель-Авиве? А вот и нет. Любой уважающий себя израильсий город таковую имеет. Впрочем набор уличных названий неизменен, за редким исключением, во всех городах отдельно взятой страны.

Единственно, не забывайте заглядывать в Яффские переулки. Вот один из них венчается площадью Москвы и стоит на ней Русская церковь. А на против церкви суд и тюрьма предварительного заключения. При нас заводили в ворота оранжеворубашечника, скованного одной цепью от рук до ног. Грела ли его близость православной церки?

Улица.

Но нет, про улицу Яффо я рассказывать больше не буду. Хочу только сказать, что она длинная, шумная, на ней масса магазинов, полно народу всех религиозных конфессий, толпа разноязыкая и по ней ходит трамвай. По улице, а не по толпе. Хотя если зазеваться…

Но сдвоенный и переполненный трамвай легонько позякивает, предупреждает. После тихой, провинциальной Хайфы Иерусалим претендовал на имперское, но больше походил Вавилонскую башню.

Мы же идем на улицу Мамила. И если базар-шук-рынок Махане Иегуда — это восток, то Мамила — кусочек Европы, ну с ближневосточным колоритом. Не без того. Вроде и ничего особенного: первые этажи магазины, которые есть в любом торговом центре, на втором ресторанчики, вдоль витрин скульптуры, которые можно купить. Но есть в Мамила какой-то нездешний флер, такой «ветер странствий».

Она идет от Яффских ворот и была первой, которая вышла за стены. Раз есть улица, то должен быть и источник воды, водопровода тогда не было. Источник предполагает какие-никакие подземные ключи, но Мамила пул — собирал воду дождевую и этим улица жила. Представлете, не проточный, не обновляемый, в нашу летнююю жару… бррр. От заразы мамилову водицу спасала нефтяная пленка и пахла она керосином.

В недавние времена, довольно долго Мамила стояла в разрухе. Финансовые дрязги, права на землю. Золотая тут землица, пусть и в переносном смысле, но золотоносные жилы стоят порой дешевле, чем иерусалимский суглинок. Судили, рядили, а может все и к лучшему, что не с наскока зареставрировали. А то соорудили бы что-нибудь не потребное, а сейчас любо-дорого.

Некоторые дома для сохранения и «аутеньтизьма», в буквальном смысле, по кирпичу разобрали, пронумеровали, потом собрали, как пазл. Остальные в таком-же порядке перенесли с других улиц.

Даже церковь посередине есть. Нарядная вся из себя. Как зовут не знаю. В сети не нашла. На ступеньках молодеж сидит.

Рядом весьма колоритный музыкант играет совсем не религиозное. Все очень не напряжно.

Как и должно быть в таких местах.

И еще там чисто! В Израиле вообще с чистотой проблемы — менталитет. Промахнуться мимо урны — святое дело. А в Иерусалиме — это больше чем проблемка, проб-ле-ми-ща. Когда я жаловалась на грязь его улиц, приятельница сказала:

— Арабы, досы (религиозные иудеи), что ты хочешь!

Время обеда. Во Франции, правда, поесть нам бы уже не удалось, но в наших городах голодными вы не останетесь. Кормят от завтрака до заката, без перерыва на обед.

Ну и мы… люди поди. Сели в кафе «Римон» (гранат). Ну не сказть, чтобы очень прям вкусно, но нормально. Рядом сидел мужик, курил. Спросили официантку: Можно ли ему нас обкуривать? Она ответила:

— Можно, но если мешает, он должен перестать.

— Да, нам мешает, — возрадовались мы.

Но она извиняясь стала говорить, что мол он расплатился, сейчас уходит, сейчас уходит. И смотрит так жалобно. Не хотелось девочке вступать в перепалку. Ну ладно. Мы же ж понимаем. Смена и у неё к концу. Зачем человеку лишний конфликт.

Выходим с улицы, а там вазоны такие симпатичные, в них оливковые деревья ростут и тут гляжу, стайка: две девчонки и парень в кипе, лет по 14. Те самые досы. И он в этот вазон кидает пластиковый стакан из-под сока. Вот тут я сказала все, что о нем думаю и так сказала, чтобы как можно больше людей об этом услышало!

Потешив душу борьбой за правопорядок и перейдя дорогу, мы через Тедди парк оправились в район наверное с самой дорогой недвижимостью города Иерусалима — Йамин Моше.

Буквально пару слов про парк. Назван он в честь первого мэра объединенного Иерусалима — австрийского еврея Тедди Коллека (1911–2007). Мэром он был с 1965 года целых 27 лет. Его называли «величайшим застройщиком Иерусалима со времен царя Ирода».

В парке солнечные часы, мини музей и несколько фонтанов. Особенно интересен со взлетающими и падающими из основания струйками. В первый наш день он почему-то не фонтанировал, а вот на второй мы видели его в работе. Говорят, с наступление сумерек он становится световым фонтаном. А каждый ли день проходит это светопредставление — не скажу. Не знаю.

На районе.

В Иерусалиме шесть районов, в название которых входит имя Моше. Но все они состоят из 2-х слов и для того, чтобы прийти по правильному адресу необходимо знать оба. Болеее того, даже зная в честь кого этот район назван, вы все-равно не решите проблему, т. к. названы они в честь одного и того же человека — самого известного еврея XIX века (и это не Ротшильд) — Моше Монтефиори (1784–1885). Да-да он прожил 101 год!

Почитайте его биографию, если желание будет. Человек выдающийся. Из семьи сефардов. Но повоевал против Наполеона, закончив войну капитаном. Состояние заработал (при поддержке Ротшильда) основав первое в Британии страховое общество и первую фирму по освещению городских улиц. Развернул широкую компанию за отмену рабства в Британских колониях, ссудив правительство деньгами. Был в 1837 году избран шерифом Лондона, а потом графства Мидлсекс. Королева Виктория возвела его в рыцарское звание, а в 1846 году пожаловала титул баронета. В 1847 году избран шерифом графства Кент.

А вот в России Николай II баронессу Ротшильд за стол с собой не посадил. И где теперь российская монархия? А британская?

Ну, естественно, человек освобождавший рабов, не мог не обратить внимание на соплеменников, живущих, причем живущих весьма стесненно, на исторической родине. В Израиле он был 7 раз и применительно к нашей экскурсии, на его деньги построен первый жилой район за стенами города Мишкенот-Шаананим — «пристанище беспечнах», а затем примыкающий к нему Йамин Моше, куда мы и идем.

В наши дни, дома этого района, их вроде 163, даже не продаются (правда я нашла один), передаются по наследству. А сразу после постройки в 1860 году Монтефиори не только не брал плату с жильцов, он платил им за то, чтобы они там жили. И в начале существования района частенько было видно, как жильцы «новостроек», видимо не такие уж «беспечные», перебегали в старый город, под защиту ворот, закрывающихся на ночь и охраняемых турецким гарнизонрм.

Лишь разразившаяся в Старом городе эпидемия сподвигла большее количество людей переселиться за стены. А потом и ворота на ночь перестали запирать.

Не смотря на то, что в Иерусалиме я жить совсем не хочу, но Йамин Моше мог бы стать тем местом, куда с охотой переселилась из приморской Хайфы. На время! Так там уютно.

Какое-то монастырское уединение. Все в цветах и зелени. Голубые двери, резные ставни. Кое-где фотография перечеркнутого «Никона», запрещающая фотографировать.

— А нам можно, у нас «Кэнон», — сказал муж.

Венчает район мельница Монтефиори. Никогда она по назначению не работала, т. к. ветров, достаточных для приведения мукомольного механизма в действие, в Иерусалиме нет. Но создавая инфраструктуру, в которую входили больницы и аптеки, филантроп не забыл о хлебе насущном. Ну что ж, что не угадал. Зато сейчас она весьма украшает ландшафт и пиво там продают.

А какой там горизонт из окон на Старый город. В сумерках, когда противоположная закату сторона неба выцветает до полного отсутствия какого-либо оттенка — ну совсем нет неба, старые городские стены приобретают тот сочащийся солнцем цвет, за который его прозвали Золотой Иерусалим. Как будто он отдает в ночь тепло и солнечные лучи, под которыми существует уже 4 тысячи лет!

А там, где стена змейкой вьется, уже Палестинская автономия. И где были 4 тысячи лет назад эти палестосы, чтобы им этот город отдать?

Перед возвращением в гест решили заглянуть за Яффские ворота.

Думала, что в половине 6 народу уже никакого нет. Куда там. Было ощущение, что наоборот в Старый город под вечер стекаются все туристы.

Немного прошлись, но поняла, что сил уже нет никаких. Пошли обратным порядком. А надо было не идти, а ехать на трамвае. Организм еле передвигал ноги. 20 км. за день — это я вам скажу…

Сил не осталось даже чаю попить. Завтра по плану Святыни, Старый город, Масличная гора. Пока мне все нравилось.

Теги: Самостоятельные путешествия