Мехелен. Малиновым звоном по бездорожью и разгильдяйству

Итак, заезжаем в Мехелен с трассы на Антверпен. По указателю Мехелен Норд. На север, то есть. Только в город, тут как тут большая кольцевая развязка. Какое-то здание под вокзал заточенное, но не вокзал. И рядом на площади красуется Мак Дональдс. В зелёных обновлённых фирменных расцветках. Отдельно стоящее здание. Мимо не промахнётесь, потому что видно его с любого конца площади или с любой точки автострады.
Итак, вводные данные.
1. Мы в пути.
2. Мы голодные.
3. Искать что-нибудь приличное времени сильно нет.
Поэтому заходим и тупо обедаем.
Про еду, думаю, сильно можно не распространяться. Типовой гамбургер, он хоть в Москве, хоть в Амстердаме. Вкус одинаковый. Как и у картошки фри или у колы в среднем стаканчике.
Я, кстати, спорол Биг Тейсти, а жена двойной Чисбургер. Потому что он меньше, а фигуру нужно беречь. Зато добавила карамельное мороженое. Классика…
— А дальше?
Дальше голод улёгся и можно отправляться на осмотр городских достопримечательностей. Они там все в шаговой доступности. Многого искать не нужно.

Упираемся в каменную стену. Причём это явно не остатки городских укреплений. Это больше похоже на большой массивный забор. Чтобы что-то интересное скрыть от глаз проходящих мимо. Но глаза наши любопытные, а ум пытливый. Ищем щёлочку, чтобы подглядеть. Хотя знаете, замочную скважину высматривать не обязательно. Нужно забор таки обойти. Он тут не вечный. Ровно через квартал заканчивается.

Теперь, собственно, о нём. О заборе. Это не что иное, как ограждение Большого Бегинажа. Помните, когда я писал о Брюгге, рассказывал, что это такое. Прочитать, кто хочет может здесь https://www.tourister.ru/responses/id_23345

Кто не хочет, не беда. Напомню так:

— Бегинаж по сути своей не что иное, как сборище одиноких баб.

Но не тех, кто отдал себя и душу свою Богу. Те обзываются монашками и с ними всё понятно. Там полный отстой.

В Бегинаж же слетаются те, которые по каким-либо причинам временно или уже постоянно остались без пристального мужского внимания. Типа, муж ушёл на рыбалку и не вернулся. То ли под льдину затянуло, то ли из запоя, стервец, выйти не может. День нет. Два нет. Неделю нет.

— Как узнать куда делся?

Телефонов нет. Телеграф в средневековье тоже ещё не придумали. Вот и пойми не пойми:

— То ли суженый счастливо сдох, и я теперь весёлая вдова, то ли ждать ещё пару лет нужно…

Такие леди в непонятках сбивались в стаю, селились рядом и образовывали колонию строгого режима. Собственно это и есть Бегинаж. Вернее то, что обычному человеку нужно о нём знать.

Забор высокий, кстати, тоже играл не последнюю роль. Он, как комендант в женском общежитии, пытался разделить внутренний женский мир от внешнего. Чтоб не подглядывать. Чтоб ни-ни… Муж из лесу вернётся, если повезёт, тогда угу. А на других охотников не засматриваться…

Женское поселение в Мехелене, типичный пример Большого Бегинажа. То есть это когда не просто отдельные разрозненные участки и дворы, а целый комплекс. Жильё с кельями и комнатами, непременная часовня или целая церковь, обязательный внутренний двор, который использовали то как полисадник, то как огород. И, понятное дело, стена. Говорят, что здесь даже был ров с водой. Чтоб особо рьяные особи к монашкам не лезли. Хотя разве это когда останавливало? Пьяным любое море по колено, не то что ров.

Существуют летописные заметки, что когда некто Карл Смелый в 1467 году решил посетить эти места, то его приветствовали 900 бегинок.

— Прикиньте, какой цветник?

Мужик, правда, попался чувствительный. Потому что те же летописи утверждают, надеюсь не голословно, что после этого Карл на других баб вообще не засматривался и до конца был верен своей жене.

— Прикиньте, как реального пацана напугали?

То-то же. Это Вам не шахский гарем. Здесь бои без правил. Европа, однако.

Следующая история, которая произошла в 1578 году, тоже штрих к портрету просвещённой и исключительно демократической Европы. То, что женщин сжигали на кострах в розницу, к этому все уже привыкли. Все они ведьмы по сути своей. С этим даже в наши цифровые времена никто не спорит. А жена мне так и говорит регулярно:
— Если ты, козлик, будешь свинячить, превращу в крысу…

Нет, ну не ведьма ли?

Так вот. В Мехелене пошли дальше предшественников.

— Большой Бегинаж спалили оптом.

Сделали это по прямому приказу бургомистра города в целях борьбы с вражеским войском. Для того, чтобы под стенами города не было, где спрятаться неприятелю. С одной стороны, мысль здравая и по-военному стратегическая. С другого боку, куда при этом дели всех девчонок, не уточняется. Видимо о них при принятии решения никто и не вспомнил. Десятком меньше, десятком больше? Главное, что сами живы остались.

Те виды, которые мы можем наблюдать сегодня, это результаты восстановления обители после тех драматических событий. То есть большая часть оставшихся до селе зданий, включая церковь, это всё производства семнадцатого века.

Сейчас уединение в подобных общинах не в моде. Последние бегинки покинули наш мир лет сорок назад, а территория, дома, садики и скверики перешли в частные руки. То есть теперь это жильё коренных горожан. Или не совсем коренных, которые «понаехали» и получили квартирки по договору социального найма. Однако улицы чистенькие, домики ухоженные. Закон и порядок чувствуется во всём.

Тишину и спокойствие Бегинажа через десять минут размеренного хода сменяем на суету и гвалт большого ярмарочного дня. Добрались до центральной площади города под названием:

— Grote markt.

Надо ж такому случиться, что по субботам с раннего утра и примерно до полудня каждый раз ратушную площадь Мехелена оккупирует приезжая из столичного Брюсселя ярмарка. Я не знаю, есть ли в городке на восемьдесят тысяч коренного населения хоть один супермаркет, но так уж завелось, что каждую субботу, независимо от погоды и политических катаклизмов все жители стекаются в центр города. Ходят по продуктовым и скобяным рядам, что-то, наверное, покупают. Остальное время сидят в близлежащих ресторанчиках. Пивко потягивают. Кто помоложе, кофе или колой перебиваются. Общаются. Шумно и весело. Насколько это вообще можно при европейской размеренной жизни. В смысле без традиционных для наших широт драк и кулачных ярмарочных боёв стенка на стенку.

Я это к тому, что мы, волей или скорее неволей, попали в город именно в первой половине дня и именно в субботу. Так что красота народного гуляния по-мехеленовски открылась для нас в полный рост.

По сути, Гроте Маркт оккупировала самая настоящая выставка-продажа выходного дня. Каждая торговая точка исключительно мобильная. Грузовик. Или фургон прицеп. Откидывает боковые створки. Под ними витрина или холодильник. Выкладываем аккуратно и обязательно красиво в неё продукцию. Продавца-водителя за прилавок. Всё. Можно торговать.

От момента парковки до момента готовности точки к использованию проходит минут пятнадцать. Практически время на развёртывание системы противовоздушной обороны. По-военному быстро, чётко и слаженно. Оно и понятно. От быстроты и слаженности действий зависит количество огреблённого бабла. Как говорил бородатый Маркс:

— Капитализм и конкуренция повышают производительность труда.

Представлены на прилавках в основном продукты питания. Причём строгое распределение по группам и сортам. Если сыр, то весь прилавок завален сыром. Если мясо, то грузовик посвящён мясу, только мясу и ничему, кроме мяса. Отдельные точки, где торгуют только оливками. Солёными. Мочёными. Зелёными. Чёрными. С наполнителями и без. Выпечка непременно будет в хлебном отделе. И никто со свиным рылом в калашный ряд соваться не будет.

— Вот, что значит дисциплина!

А вообще, сдаётся мне, что каждое место для каждого торговца заранее расписано и утверждено. Лишних людей нет. По принципу:

— Чужие здесь не ходят.

Наверняка у каждого фургона заранее оплаченное разрешение от Мехеленовской мэрии, куча сертификатов и сопроводительных бумаг. Европейская канцелярия умеет писать…

Теперь о самой ратушной площади. Пока ярмарка не собралась, увидеть её в полный рост не получиться. Вся брусчатка заставлена торговыми палатками и фургонами. Но вот как только продавцы соберутся и уедут, можно насладиться архитектурой старого города.

Стиль подобен крупным соседям. Я сейчас о Брюсселе и Антверпене. Принцип тот же. Домики высокие и узкие, чтоб много места не занимали. С традиционными фламандскими фасадами. Одну сторону периметра занимает собственно, ратуша, остальные дома богатых горожан или клубы по интересам. В основном по профессиональным.

Булочники отдельно. Часовщики сами по себе. Мясники держатся в сторонке.

— Как определить, где чья вотчина?

Да очень просто. Если на крыше флюгер в виде упитанной свиньи, то явно где-то здесь притаились свинопасы.

— Лиса нарисована?

Наверняка пушных дел мастера в комнатах обитают. Или просто хитрецы.

— Курица золотая на чердаке?

Или подушки перьями тут набивают, или золотники и ювелиры попрятались. Золото же…

Но вот что означает справляющий малую нужду ангел? Блин, тут даже моя буйная фантазия в кому впала! Жена, правда, пришла на выручку:

— Неужели общественный туалет?

Так что, дорогие читатели, объявляется конкурс на самую правдоподобную угадайку…

Ратуша. В Мехелене она не простая, а составная. Если встать по центру площади и повернуться лицом к главному городскому зданию лицом, то не заметить, три в одном, просто невозможно. Это как три составляющие части марксизма-ленинизма, или христианская Троица в одном лице. Включая Святой Дух.

Косим очи влево. Одноподъездная четырёхарочная пламенеющая готика. Колоннами и пилонами устремлённая ввысь. По центру образ, типичный, скажем, для Гента или Антверпена. То, что справа, вообще не поддаётся никакой классификации. Просто небольшая малоэтажная пристройка, в стиле типовой Фландрии. Чтобы заполнить свободное пространство на площади.

Вся эта катавасия должна читаться под единый ансамбль.

— Должна, но не читается.

Хотя все три здания не три здания, а одно. Это и есть Мехеленовская ратуша.

Я так понял, что смешение стилей произошло по причине слишком долгого строительства. Начиналось всё века с четырнадцатого. Город процветал благодаря торговли пряжей. На просторах Большого Бегинажа одинокие тёлки мыли и щипали шерсть. Потом уже в прядильных мастерских получали правильную нить, из которой делали неплохое для того времени сукно. В Европах всю жизнь было холодно, поэтому правильная одёжка всегда была в цене.

Мехелен богател. Жирел. А от излишних денег приходят дурные мысли.

— Давайте построим на площади Дом Суконщика?

Скинулись. Стали строить. Тут, как назло, кризис жанра грянул. Соседние города станков новомодных понаставили. Промышленная революция, однако. Бегинки за техникой шерсть полоскать не успевали, потому что ручки свои от холодной водицы берегли.

— Они ж не железные?

Деньги кончились. Дом суконщиков остался недостроенным. Я так понимаю, это та часть ратуши, которая стоит по центру. Потом уже её многократно перекраивали. Достроили башни. Украсили под барокко.

— Я не сильно его отличаю и понимаю, что это такое, но слово красивое. Не правда ли?

Готику пристроили намного позже. Чиновничьей бюрократии резко понадобился дворец для городского совета, вот его и забацали на месте суконного недостроя. Получилось красиво. Истинный дворец.

Мы тем временем смотрим, что-то возле него затевается. Коренные жители города радикально тёмного цвета, практически, если по-европейски, по-толерантному их называть, то афромехеленцы, собираются в кучу. Все ряженые. В национальных ярких одеждах. Да в таких, что от пестроты и цветочного колора аж в глазах рябит. Подходим ближе. Видим, там свадьба затевается.

Оказывается, в городской ратуше на первом этаже есть специальный зал для свадебных церемоний. И роспись происходит по напонадобию наших ЗАГСов. День сегодня субботний. Праздничный. Вот народ и гуляет.

Гуляет народ под звон колоколов. И вот теперь скажу, что мы добрались до самого главного.

Каждому русскому человеку, хоть слегка владеющим родным языком известна сакральная фраза:

— Малиновый звон.

Тут же в памяти всплывает православная атмосфера, то с колокольным набатом, то с пе6реливом мелкой звонницы. И звук этот должен быть чистым, ярким, несущимся в высоту вселенной, побуждающим к светлым чувствам и деяниям. Это и есть наш родной российский Малиновый звон.

— Что я про него вспомнил?

Сейчас объясню. Начну с того, что к ягоде малине, которая всех к себе манила, он, звон, не имеет абсолютно никакого отношения. Этимология слова произошла от названия города Малин, где и отливались лучшие и самые звонкие колокола в мире. А Малин это и есть наш Мехелен. Только произнесённый не на фламандском, а на французский манер.

Итак:

— Стоя на главной площади Мехелена мы наблюдаем родину малинового звона.

И слышим его в полный рост.

Колокола бьют с высокой, широкой и довольно уродливой на мой капризный взгляд башни, возвышающейся над старым кафедральным собором. Имени Святого Румбольта. Для русского уха это название немного странное и никакой смысловой нагрузки не несёт. Поэтому долг чести выяснить, кто такой этот Святой Румбольт, чем прославился и почему именно в честь него церкву назвали.

Завожу в поисковик:

— Святой Румбольт.

Офигевший Гугл выдаёт:

— Собор Святого Румбольта. Город Мехелен.

Причём одно и то же в тридцати вариантах от различных туристических сайтов. Блин, я и так знаю про собор. В конце концов я стою напротив него и уже готов в двери зайти. Вы мне лучше про жизнь и деяния Святого расскажите?

Болт там ночевал. В смысле нету ответов в русском секторе всемирной паутины.

— Орешек знанья твёрд, но мы не привыкли отступать.

Нам расколоть его поможет упрямый факт «Хочу всё знать!».

Смело проникаем внутрь собора и ищем хоть какую-нибудь надпись, касающуюся имени этого Святого. Долго искать не приходится. Алтарную часть храма с мраморными колоннами венчает скульптурное изваяние Святого. С крестом и посохом. А под ним ларец чёрного цвета с надписью на латыни:

— Sanctus Rumoldus.

Сто пудов это он и есть. Дальше остаётся только набрать нужные знаки, благо латиница не санскрит. В этот раз удача с нами. Информации, конечно, не завались, но хоть что-то. Как понял, передаю своими словами.

Вообще о Святом Румбольте по большому счёту кроме жителей Мехелена никто практически не знает. И то только потому, что он является Святым покровителем города. Почему? Да потому что именно здесь, в этих местах он проповедовал.

Как занесло в стародавние времена в здешние края ирландского миссионера, остаётся только гадать. Не зря его с посохом рисуют. Странник перехожий. Но во Фландрии почему-то зацепился. Из святых деяний совершённых, ему приписывают предсказание бесплодной женщине рождения ребёнка. А потом и воскрешение этого младенца из мёртвых. Спасение детской жизни, даже единожды, это уже чудо. Поэтому в святости Румбольта нисколько не сомневаемся и верим как есть.

Другое дело, чтобы стать Святым нужно правильно, вернее мученически умереть. С этим делом в средние века тоже проблем не было.

Проповедники, они что? Они любят народу нравоучения читать. Учить правильной жизни. Будто мы и без них законы Божии не знаем?

— Знать то знаем! Да только как выполнить заповеди, если вокруг столько соблазнов?

Да и фильтровать нужно, когда и кому нотацией на мозг давить. Одно дело, когда поп подсаживается к тебе в таверне, и начинает:

— Покайся грешник! Бросай бухать и прелюбодействовать. Иди лучше домой к жене и детям.

Многие истинно отзываются:

— Виновен, батюшка. Сейчас с Гертруды многостаночницы слезу, и сразу вернусь в семью. Если дойти смогу…

Другое дело, когда в тёмном лесу вечернею порою безоружным докопаться до двух разбойников, обещая им адские муки в загробной жизни. Будто жизнь этих головорезов на этом свете сильно от чистилища отличается.

Реальные пацаны слову пастыря не вняли. Мало того, усекли оттопыренный карман где лежала жертва на храм. Посовещались. Решили, что одна монета звенеть явно не будет, а хороший свидетель, мёртвый свидетель. Короче, Румбольта порешили. И прикопали там же в лесочке от сторонних глаз.

Но Святой, он на то и Святой. Засветилась его могилка пламенем неземным. Будто сотнями светлячков. По сиянию прихожане останки и нашли. Мощи Святого ныне, говорят, хранятся в том самом чёрном каменном сундуке, над алтарём храма, на котором и стоит изваяние Святого Румбольта. С которого я его имя в оригинале и считал. Так что кто хочет мощам поклониться, всегда в собор добро пожаловать.

Художественная ценность церкви тоже не вызывает сомнений. Например, скульптуру всё того же Румбольта лепил один из учеником Питера Пауля Рубенса.

— То-то я смотрю клёво получилось!

По-настоящему. Чётко каждая черта характера читается.

Дальше картина «Распятие Христа», что открывается сразу при входе. Принадлежит кисти не абы кого, а самого Ван Дейка. Так что в собор однозначно зайти стоит. Хотя бы искусства ради. Мало того, на входе, за дверью и налево есть бесплатный туалет. Для страждущих. Озабоченным туристам эта комнатка завсегда в радость.

Теперь новости из серии:

— Приколы.

Точно известна дата, о которой все порядочные мехеленцы помнят до сих пор. 27 января 1687-го года. Холодной и туманно-слякотной ночью выходит один горожанин из кабака, что на Гроте Маркт. Понятное дело в изрядном подпитии. Ноги разъезжаются. Мордой в мостовую. Уж не знаю, сильно ли тот кадр приложился о землю, со звездями или без, но поднимает он глаза, глядь:

— Башня собора наверху горит!

Поднял мужик панику.

— Пожар!

— Горим!!!

И всё такое прочее.

Прибежали мэр и бургомистр. Подняли по тревоге ночной и дневной дозор плюс пожарную команду разбудили. Набрали в бадейки и бидоны воды и бегом вверх, огонь тушить. А там, между прочем, ни много ни мало, а целых 538 ступенек. Да все спешат. Да с грузом и набором огнеборцев… Поднялись на верх, а открытого пламени никакого и нет. Просто луна сквозь туман красит башню в красные огненные цвета, вот с пьяных глаз и показалось.

И забылась бы эта глупая история, но видать гостил в тот час в городе кто-то из антверпенцев. Те с мехеленцами не то, чтобы в контрах, но подколоть случая не упустят. Вернулся источник информации в свой город и давай триндеть на каждом углу, как в Мехелене всю ночь героически луну тушили. С тех пор за жителями города закрепилась кличка:

— Maneblusser. Тушители луны.

Горожане вначале пытались оправдаться. Потом обижались. После привыкли. А в конце вообще гордиться стали:

— Да. Мы такие. Хоть луну, хоть море океан потушим. Не пирогами закидаем, так пивом зальём.

Кстати, один из сортов местного пива, крепкого и оборотистого, так и называется в тон приключившейся оказии:

— Maneblusser.

В принципе, на этой оптимистической ноте можно было бы и закончить сей рассказ о весёлом городке Малин. Название произношу на французский лад, чтобы помнили, откуда чистый звон пошёл. Но есть ещё маленькая ремарка на тему: «А знаете ли Вы?»

— А знаете ли Вы, что в этом самом соборе Святого Румбольта много лет назад пел в церковном хоре некий мальчишка под именем Людвиг ван Бетховен?

Ой, сейчас, чувствую, налетят на меня коршуны от музыкальной грамоты и начнут пинать. Начнут на документах доказывать, что великий композитор родом из Германии и в Мехелене никак не мог напрягать свои голосовые связки. Мало того, я им так и отвечу:

— Истину глаголите!

Композитор Людвиг ван Бетховен родился в Бонне и к бельгийскому городку отношение имел только опосредованное.

— Кто сказал, что я сейчас про автора Апоссионаты вспомнил?

Хотя да. Немного вспомнил. Но в соборе в хоре мальчиков зайчиков пел его дед. Сын потомственного пекаря и полный тёзка великого композитора. Музыкальные гены, настоянные на малиновом звоне, их за два поколения не пропьёшь. Талант только крепче становится. Как выдержанное пиво…

Теги: Культурно-познавательный туризм