О жадной Бухаре замолвлю я слово…

Но где же в Краснодаре найти настоящий плов? Нигде. На днях именно свежезаваренный мятный чай неведомым образом привел меня к воспоминаниям о Бухаре. И сразу я вспомнила и своё возмущение, и своё восхищение, и тот когнитивный диссонанс, не покидавшие меня всё время пребывания там. Бухара, несомненно, один из самых красивых городов, которые я видела. И самый противоречивый. И самый жадный. Жадный до красоты, жадный до тени, жадный до денег. Этот город всё хочет забрать себе и ни с кем не делиться.

А началось всё с очень долгих уговоров нашего водителя и ангела-хранителя Фарруха. Абсолютно безотказный и легкий на подъем парень вдруг напрочь отказался ехать с нами в Бухару. Сначала он уговаривал вообще никуда не ездить. Зачем? Регистан в Самарканде — самый красивый, вот и оставайтесь в Самарканде, на природу поедем, закажем шашлык и плов с перепелиными яйцами, чай будем пить… Но я упорно хотела в Бухару. Фаррух предлагал разные другие варианты поездок. Пугал тяжелой дорогой, но всё было напрасно. Зов Бухары становился всё сильнее. Последний аргумент был — в Бухаре очень жадные люди, не люблю туда ездить… Фарруху никто из нашей компании верить не хотел. И очень даже зря. К тому, с чем мы столкнулись, никто из нас не был готов.

А началось всё ещё при подъезде к городу, когда выяснилось, что спустя почти 4 часа пути по пыльным ухабам (язык не поворачивается назвать трассой), все мы дружно проголодались, но у всех нас почти нет местных денег и надо бы их обменять. На первой же стоянке такси и маршруток мы попытались разузнать — где самый выгодный курс и где вкусно кормят. И сразу же были ошарашены — за любую помощь надо платить. Один совет-ответ — 5 тысяч местных денег. Потом нас пытались обмануть при обмене денег.

Потом мы попали в рекомендованную за деньги едальню и с горем осознали — в Узбекистане умеют очень плохо готовить и порции бывают очень маленькими, и ещё пытаются обсчитать на досуге. На фоне всего того гостеприимства и радушия, с которым мы столкнулись в Ташкенте и Самарканде, такое вопиющее «египетское» отношение к приезжим просто обескураживало. В голове не укладывалось, как же это так, мы вроде бы в Узбекистане, а обмануть нас пытаются так, как будто мы в Тунисе. Фаррух, ощутив себя правым и мудрым Улугбеком, не стал доливать масла в огонь — я же вас всех предупреждал — и просто молча повел нас гулять по городу.

Надо сказать, что на Бухару у нас были самые грандиозные планы. Ещё дома мы составили маршрут, где постарались самым подробным образом рассмотреть историю города. А история здесь, конечно, впечатляющая. В 1997 году Бухара отпраздновала своё 2500-летие. За 6 лет до этого, в 1991 году, Бухара была внесена в список Мирового наследия ЮНЕСКО как один из главных городов Великого Шёлкового пути. И по утверждению самых авторитетных путеводителей, мест, достойных внимания любознательных туристов, здесь более 200. Понятно, что и целого месяца экскурсий не хватит для близкого знакомства с городом, что уж говорить об одном неполном дне? Но мы всё же решили попытаться, хоть и были деморализованы столкновением с корысти ради старающимися местными жителями.

Итак, озираясь по сторонам в попытках найти тень (а тени там нет от слова «совсем» и жара адская), мы подошли к первой нашей достопримечательности — Мечети Калян. По своему статусу, несомненно, она должна быть главной мечетью города и носить название — Джума-мечеть (т. е. Пятничная мечеть), но получила статус всего лишь Великой мечети. По площади это самая крупная мечеть в Средней Азии (127 на 78 метров — около 1 га). В её пределах может молиться около 12 тысяч правоверных.

Строили её несколько раз, а началось всё в далёком 12 веке, ещё до нашествия монголов. Первая версия мечети была разрушена при Чингиз-хане, как и почти весь город, оказавший сопротивление великому воину. Краем уха я услышала легенду, что якобы во дворе этой самой мечети Чингиз казнил 800 человек, отказавшихся признать его власть. Мечеть, конечно, роскошная, и не без загадок. Поговаривают, что на фасаде среди мозаичных узоров всех оттенков бирюзы знающие люди могут прочесть тайные надписи. Мы таковыми не являлись и ничего не прочитали, но в мечеть нам всё равно хотелось попасть.

И вот тут на нашем пути возникло препятствие в виде очередного жадного человека, который возник перед нами у входа в мечеть и потребовал заплатить за вход. Мы точно знали, что до недавнего времени вход был свободным и посетители по желанию оставляли пожертвования, а не покупали билеты по 6 долларов. Но мало ли, вдруг что изменилось… Но на беду нехорошего человека нам потребовались билеты: «билетов не выдаем», «а на каком основании тогда берется плата»? Этот вопрос вогнал бухарского Остапа Бендера в тупик. Пока он придумывал очередную финансовую махинацию, мимо него совершенно свободно в мечеть вошла группа товарищей местного вида. «Почему они без билетов проходят?» — ехидно поинтересовался Фаррух. «Это верующие» — был нам ответ. «Мы тоже верующие» — возмутилась моя подруга. Блюститель финансового благополучия собрался было потребовать доказательств, обернулся к возмущенной барышне, и застыл с открытым ртом, с изумлением глядя на источник возмущения. Дело в том, что удивительным образом моя Диана была похожа на местную поп-звезду так же по имени Диана. Это сходство заметили местные жители ещё во время нашей поездки в Хазрат-дауд, они буквально пялились на неё, а самые смелые подходили с просьбой сфотографироваться. И вот эта самая Диана стояла перед входом в мечеть и с укоризной смотрела на вымогателя…Пока тот приходил в себя, мы благополучно проследовали в здание.

Дальше мы хотели попасть в медресе Калян, во дворе которого была надпись об освобождении жителей Бухары от некоторых налогов и выплат, но в здании шёл ремонт и попасть не удалось. Было очень досадно, любопытно было бы взглянуть, ради чего хан, строивший минарет, продал в рабство 3000 персов. А дальше была моя мечта мечт — забраться на минарет Калян и посмотреть на Бухару с высоты птичьего полета. Но на месте выяснилось, что с 2012 года вход наверх закрыт. Оставалось нам только облизываться, глядя на главный символ города. Вообще-то, учитывая год постройки минарета (1127), неудивительно, что на самый верх нельзя подняться — ещё развалится башня. А история у минарета очень интересная и окружена кровавыми легендами.

По одной из них, всех нерадивых архитекторов казнили за то, что минарет никак не мог быть достроен и всё время разваливался, и только один из них — Усто Бако — остался в живых. Дело в том, что от всех архитекторов требовали скорейшего возведения минарета. Технологии в те времена не позволяли строить быстро и надежно, поэтому каждый раз всё заканчивалось падением сооружения. Усто Бако же поступил хитро. Он подмешивал в раствор яичный белок, который делал цемент почти железным, но требовал много времени на застывание. Так вот, после возведения очередного яруса архитектор исчезал в неизвестном направлении на пару лет. Пока разъяренный хан искал его по всем окрестностям, раствор благополучно застывал, башня не падала, архитектор возвращался и повторял фокус снова.

Результат его деятельности очень впечатляет: Диаметр минарета в основании составляет 9 метров, и сужается до 6 метров к вершине, а общая высота 45,6 метра. Внутри идет винтовая лестница. Для 12 века это был настоящий небоскреб. Легенда гласит, что, когда великий Чингиз-хан после уничтожения половины города вошел на площадь возле этой башни и посмотрел вверх на минарет, с его головы упал шлем. Ему пришлось наклониться, чтобы поднять его с земли. «Я никогда никому не кланялся», — сказал могущественный воин. — Но это строение настолько грандиозно, что оно заслуживает поклона». Это и спасло минарет от уничтожения. За время своего существования он использовался не только для религиозных целей, но в качестве маяка в пустыне, и в качестве сторожевой башни, и как место и орудие казни осужденных, за что в народе его прозвали «Башня смерти».

Отдав дань минарету, мы поплелись по узким и пыльным улицам искать медресе Чор-Минор. Оно было построено в 1807 году по инициативе богатого купца, торговца лошадьми и коврами туркмена Халифа Ниязкул-бека. Источники утверждают, что после посещения Тадж-Махала в Индии Ниязкул-бек загорелся желанием создать нечто похожее на это потрясающее здание. Он созвал зодчих и астрономов и поставил им два условия, которые они должны были выполнить при постройке медресе по его наброскам.

Первое условие: медресе должно было располагаться на Шелковом пути, чтобы туркмены, путешествующие по этой дороге, обязательно останавливались в нем. Второе условие: архитектура постройки должна была показывать людям, что «все части света равны, как равны все люди планеты, все одинаково приходят в этом мир, ходят по одной и той же земле, дышат одним воздухом и наслаждаются единым небом». Желание Халифа Ниязкул-бека было исполнено: медресе Чор-Минор заняло свое место на Шелковом пути, а его «дарвоза-хона» — входная постройка состояла из четырех башен-минаретов (символизирующих Саманидов, Шейбанидов, Караханидов и Мангытов).

Каждый минарет имеет свою уникальную форму и орнамент облицовки. Бытует мнение, что оформление башен отражает религиозно-философское восприятие четырех мировых религий. По дороге к медресе каким-то непонятным образом мы набрели на Токи Заргарон — древний купольный базар, где в стародавние времена можно было купить любой товар, перевозившийся по Шёлковому пути.

Сейчас тут торгуют сувенирами, выдают на прокат для фото местные наряды, здесь же находится несколько мастерских по изготовлению знаменитой бухарской чеканки. Вокруг полно магазинчиков и простых лотков буквально с произведениями искусства.

Но было так жарко, что искусство интересовало мало, хотелось в тень и пить, и притвориться дохлым тушканом, что угодно, только бы не бродить по раскаленному городу. Но воля — это то, что двигает нас к победе даже тогда, когда разум говорит, что он повержен. Воля помнила ещё о двух важных пунктах осмотра города (их, конечно, было гораздо больше, но тут даже воля была против): это бухарская крепость Арк и одна из городских площадей Ляби-хауз.

Сейчас я уже не помню всех перипетий поиска этих двух пунктов назначения. В голове мелькают флэшбеки каких-то старинных зданий, кафе, уютных и не очень жилых дворов, облезлых котов и розовых кустов. И вот мы оказались перед громадой Арка.

Огромная ханская цитадель, на мой личный взгляд, никак не вписывалась своей грозной мощью в древний торговый город. Не покидало чувство, что не здесь её место, а где-то в городе-завоевателе, где не купцы правят бал, а воины. И тем не менее, Арк был там, где был.

Откуда взялся холм Арка, единого мнения нет до сих пор — то ли останец, то ли искусственная насыпь (по легенде, её построил Сиявуш — персидский богатырь-царевич, оклеветанный мачехой на родине, но нашедший славу и погибший на чужбине), а может быть и вовсе культурный слой. Основателем его считается бухар-худат Бидун около полутора тысяч лет назад, а в 10–11 веках бывали здесь «король врачей» Авиценна, философ Аль-Фараби, основоположник персидской поэзии Рудаки, автор персидского эпоса «Шахнаме» Фирдоуси, известнейший на Западе поэт Востока Омар Хайям… Арк невелик, по периметру всего-то 789 метров (это примерно вдвое меньше больших кремлей типа Казанского), но «на глаз» существенно больше, да и жило в нём к началу ХХ века порядка 3000 человек (из 70 тыс. населения Бухары) — эмир, высшие чиновники и военачальники, их бесчисленные слуги и жёны…

Но увы: ¾ Арка ныне лежат в руинах — в 1920 году вся эта часть Бухары была разрушена артиллерией Михаила Фрунзе, третьего в истории чужемца-покорителя Бухары после Кутейбы и Чингиз-хана. Сейчас Арк, сожжённый то ли советскими аэропланами, то ли отступавшим эмиром, восстановили лишь частью. Сами бухарцы, очевидно, тоже чувствовали несоответствие города и крепости. И не придумали ничего лучше для смягчения военного духа, как устроить у стен Арка торговлю всем, чем придётся.

И вот наконец-то площадь Ляби-хауз. Надо сказать, что «хауз» это отнюдь не англицизм. Никакого отношения ни к английскому дому, ни, тем более, к бухарскому, хауз не имеет. Это пруд, в котором местные жители в стародавние времена набирали воду (большая часть из них была закрыта во времена СССР из санитарных соображений). Соответственно, Ляби-хауз — это не дом некого Ляби, а всего навсего «берег пруда». Сам же пруд называется Диванбеги и был выкопан в начале 17 века. Его размеры 42×36 м, объём — 4000 кубов.

Наверняка в 17 веке здесь можно было наблюдать прелестное зрелище — тонкие и звонкие девушки, наряженные в шелковые шаровары, шли к пруду, грациозно неся кувшины на голове, и монеты позвякивали в их черных косах…А желающие жениться сыновья местных негоциантов присматривали себе невесту, сидя за кальяном и чаем в многочисленных чайных…

Или нет, нежные Зухры и Согдианы, дочери богатейших семей, назначали здесь тайные свидания красивым, но бедным пастухам…Много историй можно придумать в Бухаре, но мне лично очень мешал расслабиться гогот гусей и уток, живущих в пруду и нагло выпрашивающих угощение у всех мимо проходящих, и гвалт толпы, буквально стоящей в очереди для фото с памятником самому знаменитому персонажу Средней Азии — Ходже Насреддину.

Он путешествовал на своём ослике не только по Туркестану, а по всему большому Востоку. Рассказы о нём есть и у персов, и у турков, и даже у арабов. Науке не известно доподлинно, существовал ли в действительности такой человек, но кому тут интересна подлинность? Ходжа Насреддин — настоящий символ Бухары. А конкретно с этим прудом связан следующий анекдот. Однажды в хаузе тонул один знантный чиновник, барахтаясь у самого берега. Народ стоял на берегу и кричал: «Дай руку! Дай руку! Мы тебя вытащим!», на что чиновник ни коим образом не реагировал, продолжая барахтаться. Тут народ растолкал Ходжа Насреддин и сказал: «Люди, вы что? Вы разве не понимаете, что это человек, который привык брать, а не давать, и он не знает такого слова!» — после чего со словами «Возьми руку!» вытянул незадачливого чиновника на берег.

Очередь на фото с эфенди была огромной, в ней были и вездесущие японские туристы, и местные школьники, и даже молодожены. Мы тоже отдали дань уважения, потерли все нужные места на удачу и надеясь на скорое наступление этой самой удачи, быстренько «поскакали» в ставший родным Самарканд.

Бухара так и осталась в моей памяти городом, где мирно существуют несочетаемые вещи, где невероятно красиво и не менее невероятно жарко, где очень невкусный лагман, но куда я очень хочу вернуться и увидеть золотой закат на бухарских крышах. Ну и, само собой, побеседовать с Ходжой Насреддином наедине о стандартах красоты девушек во времена его молодости и прочих вещах, в которых так глубоко разбирался этот весёлый суфий.

Теги: Самостоятельные путешествия